Добротолюбие Гоголя. 118-144. Несчастия, бедность

Добротолюбие Гоголя.

"Добротолюбие Николая Васильевича Гоголя" составлено по его письмам к родным, друзьям и знакомцам.
Две сотницы.


Несчастия, беды, бедность.

118. Всегда жалко, когда видишь человека в свежих и цветущих летах похищенного смертью. Еще более, если этот человек был близок к нам. Но мы должны быть тверды и считать наши несчастия за ничто, если хотим быть христианами. Может ли кто из нас похвалиться несчастиями и испытаниями! Такие ли бывают несчастия! Сколько есть на земле людей, которые, может быть, несчастия наши почли бы только за слабые огорчения в сравнении с другими, жесточайшими! Если мы имели удовольствия и потом потеряли их, мы должны быть за них благодарны и воспоминать о них с сладким умилением, а не сокрушаться о потере их. Мы должны помнить, что нет ничего вечного на свете, что горе перемешано с радостью и что если бы мы не испытывали горя, мы бы не умели оценить радости и она бы не была нам радостью.
Нет, никто из нас не вправе назвать себя несчастным или говорить, что он испытывает долгие или беспрерывные несчастия.
(М. И. Гоголь. <3 октября (н. ст.) 1836. Лозанна.> 1836, сентября 21. Лозана.)

119. В жизни нашей много бед, но все они даются нам как временное испытание, и верьте, что мы никогда не можем знать вначале, какое благодетельное следствие принесет нам то, что нам казалось жестоким несчастием.
(А. А. Иванову. <Средина августа (н. ст.) 1842. Гастейн.>)

120. Будьте веселы и светлы духом и сохраните вечно в себе великую истину, которую я вам сейчас скажу: препятствия суть наши крылья. Они нам даются для того, чтобы сделать нас сильней и ближе к цели. Это вам говорит человек, изведавший сие по опыту.
(А. А. Иванову. Гастейн. Августа 30 <н. ст. 1842>.)

121. Бедность есть первое благо, которое нам посылается.
(М. И. Гоголь. <1 сентября (н. ст.) 1842. Гастейн>)

122. Несчастия, которые мы привыкли называть несчастиями, суть первые блага, которые посылаются нам Богом в доказательство глубокого и чудного. Они не дают заснуть душе и вызывают те благородные и прекрасные движенья, которых не знает человек, награжденный изобильем.
(М. И. Гоголь. <1 сентября (н. ст.) 1842. Гастейн>)

123. Более всего мы должны благодарить Бога за бедность ниспосылаемую, за все то, что безумно называет человек несчастиями, ибо они нас ближе приближают к Богу.
(М. И. Гоголь. <1 сентября (н. ст.) 1842. Гастейн>)

124. Не думайте, чтобы вы были бедны для того, чтобы помогать другим. Для этого не может быть беден человек. Не богатством, не деньгами мы можем помогать другим, но гораздо более мы можем помогать сердечным чувством, душевным словом, воздвигая, ободряя падший дух. И потому, если вы услышите, что где-нибудь страждет благородный душою человек, терпит горе жизни и готов предаться отчаянью, то спешите к нему первые на помощь. Скажите ему прежде всего: он должен благословить свою бедность и несчастья. Они становят человека ближе к Богу; они доставляют ему случай совершить те подвиги добродетели, которые редко доводится совершить человеку, ибо среди бедности, среди угнетений стать твердо, не упасть и совершить благородный подвиг несравненно выше, чем совершить таковой же подвиг среди богатства и довольства, хотя бы для этого даже вздумал человек истратить все свое богатство.
(М. И. Гоголь. Гастейн. Сентября 1/Августа 19 1842.)

125. Благодарите Бога за всякие препятствия. Они необыкновенному человеку необходимы: вот тебе бревно под ноги – прыгай! А не то подумают, что у тебя куриный шаг и не могут вовсе растопыриться ноги!
(М. С. Щепкину. <3 декабря (н. ст.) 1842. Рим.>)

126. Я нищий и не стыжусь своего звания.
(С. Т. Аксакову. <18 – около 20 марта (н. ст.) 1843. Рим.>)

127. Неудачи и несчастия суть учители и посылаются на то, чтобы наводить на ум и на настоящую дорогу.
(М. И. Гоголь. <Вторая половина марта–апрель 1843. Рим.>)

128. Просила ли хоть одна из них, хотя раз в жизни, просила ли она Бога, чтоб он вразумил ее проразуметь смысл и значение насылаемого несчастия, увидеть его хорошую и благодетельную сторону? Нет, об этом никто не заботится, но в ту же минуту и даже как можно скорее стараются позабыть это несчастие, не хотят даже вспоминать о нем и никто не хочет вглядеться в него пристально: отчего оно случилось, не сами ли были виною его, не можно ли было как-нибудь предвидеть и отвратить его прежде, и для чего оно случилось, чего хочет от нас Бог этим несчастьем? Нет, думают, что оно так случилось без смысла, что Бог неразумно делает. Так Богу угодно, говорят обыкновенно. Для испытания, прибавляют другие – и даже не хотят размыслить, для какого испытания, в чем состоит это испытание. Знайте же, что несчастий нет на свете, что в этих несчастиях заключены глубокие наши счастия. Всякий раз, после всякого приключения, какое ни сбывалось со мною и какое называется у иных людей несчастием, очи разума моего становились яснее и в умиленьи душевном я видел, что они суть крылья наши и приближают нас ближе к цели, от которой по-видимому, кажется, как будто отталкивают. Они суть Божии глаголы к нам и все полны мудрости необъятной. Но не думают, не хотят люди вникнуть в значение их, не хотят узнать, что Бог требует деятельности от ума нашего, что для пробуждения нашего посылаются несчастия и затруднения, что всякую минуту вызывает Он ими нас пробудиться от лени, объемлющей нашу душу, что всякую минуту говорит Он ими, что мы не бесполезно и недаром созданы на свет, что строго должны мы обсудить и взвесить себя и узнать, какая есть у нас истинно полезная сторона, не обманывают ли нас очи наши, будто бы уже, точно, нет никакой у нас способности, которую бы могли употребить на благо. Нет бесполезного человека в мире, и горе тому, кто не откроет, на что он полезен, и не молит Бога о том, чтоб уяснил и открыл ему очи увидеть полезность свою. Ужасно был наказан тот, кто получил от Бога талант и зарыл его в землю, а нет человека, который бы не получил какого-нибудь таланта. Тому дано пять, тому два, тому один, тому мало, тому много, но всякому что-нибудь дано на долю, и равное взыскание будет всем. Обращали ли они хоть раз внимание на значение жизни человека? Человек призван в мир, стало быть, он нужен миру. Человек поставлен на этом месте, а не на другом, стало быть, он нужен на этом месте, а не на другом. Если же бы он не был нужен ни на что, он бы не стоял уже на земле, а где-нибудь на воздухе, где бы ни один предмет вокруг него не напомнил ему, что он должен заниматься им…
(М. И. Гоголь. <Вторая половина марта–апрель 1843. Рим.>)

129. Но в одном пороке я должен сделать вам упрек, и упрек равно всем вам. Этот порок есть малодушие и уныние, которому вы все легко предаетесь. Что, в самом деле, вы вообразили себе? Разве жизнь наша рай и должна быть как ровная гладкая дорога, без всяких приключений, для одних только удовольствий да для наслаждений? Так зачем же тогда будущая жизнь нам? Где же вы живете, позвольте вас спросить? Или вы позабыли, что вы живете на земле? Что всякую минуту не только может, но даже должно случиться то, что вы называете несчастием. Мудрый, по крайней мере, помнит это и ставит себе впереди, при всяком начинании всякого дела, и потому не предается ни излишней радости при виде того, что человек часто легкомысленно называет счастием, ни горести при виде того, что человек так же легкомысленно называет несчастием.
(М. И. Гоголь. <Вторая половина марта–апрель 1843. Рим.>)

130. На болезнь нужно смотреть, как на сражение. Сражаться с нею, мне кажется, следует таким же образом, как святые отшельники говорят о сражении с дьяволом. С дьяволом, говорят они, нельзя сражаться равными силами, на такое сражение нужно выходить с большими силами, иначе будет вечное сражение. Сам его не победишь, но, возлетевши молитвой к Богу, обратишь его в ту же минуту в бегство. То же нужно применить и к болезни. Кто замыслит ее победить одним терпением, тот просто замыслит безумное дело. Такого рода терпение может показать или бесчувственный, или упрямец, который стиснет на время рот свой и сокроет в себе боль, чрез что она еще сильнее потрясет весь состав его: ибо, вырвавшись плачем, она бы уже не была так сильна. Нет, болезнь побеждать нужно высшими средствами. Как бы то ни было, ведь были такие же люди, которые страдали от жестоких болезней, но потом дошли до такого состояния, что уже не чувствовали болей, а наконец дошли до такого состояния, что уже чувствовали в то время радость, непостижимую ни для кого. Конечно, эти люди были святые. Но ведь они не вдруг же сделались святыми, вначале они были грешнее нас, они не в один день дошли до того, что стали побеждать и болезни и все. Они стремились и стремленьем достигли до крепости духа, только постоянным пребыванием в этом вечном прошении о помощи окрепли они духом и привели его в беспрестанное восторгновение, могущее все победить в мире. Но в один день нельзя так окрепнуть. Вырастает дерево и на голом камне, но это не делается вдруг, вначале камень покрывается едва заметною плеснью, чрез несколько времени, наместо ее, показывается уже видимый мох, потом первое растение; растение сгнивши приготовляет почву для дерева; наконец показывается самое дерево. Все стройно и причинно. Бог не то, что иной писатель, который поспешит, да всех и насмешит, как говорит Измайлов. Можно и ускорить дело, потому что в нас же заключены и ускоряющие орудия. Умей только найти их. Итак с помощию высшею возможно победить всякую болезнь.
(Н. М. Языкову. Дюссельдорф. Ноябр<я> 4 дня <н. ст. 1843>.)

131. У всякого есть какие-нибудь враги, с которыми нужно бороться: у иных они в виде болезней и недугов физических, у других в виде сильных душевных скорбей. Здоровые, не зная, куда деваться от тоски и скуки, ждут как блага болезней, болящим кажется, что нет выше блага, как физическое здоровье. Счастливей всех тот, кто постигнул, что это строгий, необходимый закон, что если бы не было моря и волн, тогда бы и плыть было невозможно, и что тогда сильней и упорней следует гребсти обеими веслами, когда сильней и упорней противящиеся волны. Все ведет к тому, чтоб мы крепче, чем когда-либо прежде, ухватясь за крест, плыли впоперек скорбей. Есть средство в минутах трудных, когда страданья душевные или телесные бывают невыносимо мучительны; его добыл я сильными душевными потрясениями, но тебе его открою. Если найдет такое состояние, бросайся в плач и слезы. Молись рыданьем и плачем. Молись не так, как молится сидящий в комнате, но как молится утопающий в волнах, ухватившийся за последнюю доску. Нет горя и болезни душевной или физической, которых бы нельзя было выплакать слезами. Давид разливался в сокрушеньях, обливая одр свой слезами, и получал тут же чудное утешение. Пророки рыдали по целым дням, алча услышать в себе голос Бога, и только после обильного источника слез облегчалась душа их, прозревали очи, и ухо слышало Божий голос. Не жалей слез, пусть потрясется ими весь состав твой; такое потрясение благодетельно. Иногда врачи употребляют все средства для того, чтобы произвести потрясенье в больном, которое одно бы только пересилило болезнь – и не могут, потому что на многое не хватает физических средств. Много есть на всяком шагу тайн, которых мы и не стараемся даже вопрошать. Спрашивает ли кто-нибудь из нас, что значат нам случающиеся препятствия и несчастия, для чего они случаются? Терпеливейшие говорят обыкновенно: так Богу угодно. А для чего так Богу угодно? Чего хочет от нас Бог сим несчастием? – этих вопросов никто не задает себе. Часто мы должны бы просить не об отвращении от нас несчастий, но о прозрении, о проразумении тайного их смысла и о просветлении очей наших. Почему знать, может быть, эти горя и страдания, которые ниспосылаются тебе, ниспосылаются именно для того, чтобы произвести в тебе тот душевный вопль, который бы никак не исторгнулся без этих страданий.
(H. M. Языкову. Февраля 15 <н. ст.>. Ница. 1844.)

132. Почему знать, может быть, томления и страдания именно ниспосылаются тебе для того, чтобы ты восчувствовал эти томленья и страданья во всей их страшной силе, чтобы мог потом представить себе во всей силе положение брата своего, находящегося в подобном положении, какого положения ты никогда бы не мог представить себе, если бы не испытал его на себе самом, чтобы душа твоя подвигнулась бы всею силою нежной любви к нему, сильнейшей, чем та любовь, которую мы стремимся показывать, чтобы душа твоя проникнулась [загорелась] всею силою сострадания, сильнейшего, чем наше бледное и холодное сострадание. Голос из глубины страждущей души есть уже помощь великая другому страждущему. Нет, не медной копейкой мы должны подавать милостыню, медная копейка примется от того, кто на выработанье ее употребил все данные ему от Бога способности. А мы разве употребили наши способности? где наши дела? Не часто ли, в минуты бедствий произносит человек: “Господи, за что это приходится мне терпеть столько? Кажется, я никому не сделал зла на своем веку, никого не обидел”. Но что скажет он, если в душе раздадутся в ответ на это такие слова: А что сделал ты добра? Или ты призван затем, чтобы не делать только зла? Где твои прямо христианские дела? Где свидетельства сильной любви твоей к ближнему, первого условия христианина? где они? Увы! может быть, даже и тот, который находится при смерти, и тот не избавлен от обязанностей христианских; может быть, и тогда не имеет он права быть эгоистом и думать о себе, а должен помышлять о том, как и самыми страданьями своими быть полезну брату, может быть, оттого так и невыносимы его страдания, что он позабыл о своем брате. Много еще тайн для нас, и глубок смысл несчастий! Может быть, эти трудные минутки и томленья ниспосылаются тебе для того, чтобы довести тебя именно до того, о чем ты просишь в молитвах, может быть, даже нет к тому иной дороги, нет другого законнейшего и мудрейшего пути, как именно этот путь. Нет, не будем пропускать даром ничего, что бы ни случалось с нами, и будем ежеминутно молиться об уясненьи очей наших. Будем добиваться ответа из глубины душ наших и, что найдем там в утешение себе, да поделимся братски.
(H. M. Языкову. Февраля 15 <н. ст.>. Ница. 1844.)

133. Состоянье души страждущей есть уже святыня, и все, что ни исходит оттуда, драгоценно.
(H. M. Языкову. Февраля 15 <н. ст.>. Ница. 1844.)

134. Несчастия суть великие знаки Божией любви. Они ниспосылаются для перелома жизни в человеке, который без них был бы невозможен; ибо природа наша жестка и ей трудно без великого душевного умягченья преобразоваться и принять форму лучшую. И потому после всякого несчастия мы должны строже, чем когда-либо прежде, взглянуть на самих себя. Что было прежде свято душе твоей, то должно быть отныне святее.
(М. П. Погодину. Франкф<урт>. 20 декабря <н. ст. 1844>.)

135. Блаженны избранники, которых посетил Бог ранее других! Поверьте, что ко многому дотоле не испытанному и не узнанному приводится сими болезненными страданиями человек. Сверх всего прочего, оно приводит нас и к тому, чтобы узнать всю силу братской помощи, которую может оказать на земле человек человеку и, вследствие такой помощи, возлюбить так друг друга, что в любви этой предвкушается уже Сам Бог и зарождается к Нему то неугасимое стремление, которого не дадут ни посты, ни молитвы, ни милостыня, раздаваемая бедным.
(А. О. Смирновой. Франкф<урт. 11 мая (н. ст.) 1845>.)

136. Примем все, что ни посылается нам Богом, и возлюбим все посылаемое, и, как бы ни показалось оно горько, примем за самый сладкий дар от руки Его. Злое не посылается Богом, но попускается Им для того только, чтобы мы в это время сильней обратились к Нему, прижались бы ближе к Нему, как дитя к матери при виде испугавшего его предмета, испросив у Него сил противу зла. Итак, возрадуемся приходу зла, как возможности приблизиться ближе к Богу. Крестом сложивши руки и подняв глаза к Нему, будем ежеминутно говорить: «Да будет воля Твоя» и все примем, благословляя и самую тоску, и скуку, и тяжкую болезнь.
(А. О. Смирновой. 25 июля <н. ст. 1845. Карлсбад>.)

137. Но о недугах не стоит, да и грех говорить: если они даются, то даются на добро.
(С. Т. Аксакову. Рим. 25 ноября <н. ст. 1845>.)

138. Да будет благословенна вовеки воля пославшего мне скорби и все то, что мы обыкновенно приемлем за горькие неприятности и несчаст<ия>! Без них не воспиталась бы душа моя, как следует, для труда моего. Мертво и холодно было бы все то, что должно быть живо, как сама жизнь, прекрасно и верно, как сама правда.
(П. А. Плетневу. Рим. 28 ноября <н. ст. 1845>.)

139. Но воля Божья! Да будет она во всем над нами! Покорность и вера Тому, от Которого истекло все! У Него все исполнено смысла, великого и глубокого смысла; все, что ни дается Им нам в удел, нужно и необходимо. А потому, может быть, возблагодарим потом много и много за наши недуги, и благодарить за это будет высшим наслаждением нашей души.
(В. А. Жуковскому. 1846. Февраль 6 <н. ст.>. Рим.)

140. Богу угодно посылать мне такие недуги, каких прежде никогда не было. Тяжело, тяжело, иногда так приходится тяжело, что хоть, просто, повеситься. Но верю и даже слышу, что все это во благо, и благословляю Бога за все. И в душе, и в голове много оттого выигрышу. Кроме того, и в эти тяжелые минуты не оставляло меня милосердие Его. Как ни сильны были телесные недуги, но душа не болела, и хандра не приходила.
(Н. М. Языкову. Рим. Февраля 26 <н. ст. 1846>.)

141. Насчет твоих собственных недугов говорю тебе: крепись и мужайся! Сердце мое велит тебе сказать это. Все выноси покорно и послушно и благодари вперед за все Того, Кто над нами! Благородную и полную доверенность к Нему – и ничего иного!
(Н. М. Языкову. Рим. Февраля 26 <н. ст. 1846>.)

142. Недуги ваши, верно, дело свое сделали: душа ваша стала, верно, еще лучше и колебалась затем, чтобы сделаться чрез то тверже и крепче, а от нее окрепнет и тело, которое зависит все от состоянья души. Во мне тоже было несколько смущался и колебался дух, затем, чтобы стать покрепче: недаром говорят, что деревья, шатаемые ветром, пускают глубже в землю корни.
(А. О. Смирновой. Франкфурт. Июня 20 <н. ст. 1847>.)

143. А вы успокойтесь, моя страдалица. Сложите тихо руки крестом, как младенец, и предайтесь доверчиво воле Того, Кто посылает вам страданье. Страданья эти только затем, чтобы выработалась получше душа ваша, и когда это совершится, они потом удалятся.
(А. О. Смирновой. Ноября 20 <н ст. 1847>. Неаполь.)

144. Покуда не примиримся мы с мыслью, что жизнь – горечь, а не наслажденье, что все мы здесь поденщики и плату получаем только там за ревностное исполнение своего дела, – до тех пор не обратится нам жизнь в наслажденье, и не почувствуем значенья слов: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть».
(А. С. Данилевскому. Москва. Октября 29 <1848>.)