Творение высшего разума

       Собственно, никуда Карина ехать не собиралась.   Ей и дома было хорошо.   Она привыкла  проводить  отпуск с мужем, с детьми.  И потому смотрела на  всю эту свистопляску со сборами  подружек на Валаам  отстраненно и несколько свысока.
       У них была  дружная компашка.  С утра съезжались к Кремлю, вешали  на шею  карточки гидов,  вкалывали  до пяти, ну, или кому как  повезёт – иностранец то валом валил, то улетучивался в неизвестном направлении.  Друг на друга не обижались – сегодня с тобой пошли на экскурсию, завтра мне удача улыбнется. Случались счастливые дни, в которые  везло всем, даже красотке Кэт.
       После беготни по Кремлю и его окрестностям  девчонки шли посидеть в кафе «Москва».  Карина редко к ним присоединялась. Как-то она выпала из этой тусовки. А: потому что не курила, б: потому что у неё дома всё было хорошо, и  она спешила туда вернуться. 
      А у многих её подружек жизнь не очень складывалась.

      И вот теперь они суетятся и собираются плыть по маршруту Валаам – Кижи – Петрозаводск.  Из Питера.  До Питера – поездом.
      
     Мама её спросила:
     - А ты-то почему не хочешь?  Ведь так интересно!
     - Да ну, - только и ответила Карина.
     Ей интересно дома. Или там, где Володя и дочки.

      За три дня  до  отъезда девчонок  Карина поссорилась с Володей. Как всегда, из-за какой-то ерунды. Но злилась очень.
      А тут ещё  у  Наташи муж отказался ехать.  Да, некоторые девчонки предполагали семейный выезд. Дети, мужья…  Карине это и голову не приходило – дочки маленькие, начнут еще на теплоходе укачиваться – куда их?  Мужа на работе тоже так вдруг, с  бухты-барахты,   не отпустили бы.
      Наташа ходила и спрашивала – никому не нужна путевка?  Тут Карину и тюкнуло – ей нужна!  Возьмёт, да и поедет.
      Дома объявила о своём отъезде мужу.
      - Что так резко? – сухо спросил он.
      - Да так уж вышло.
      
      Позвонила  маме. Мама – без проблем. Сказала, август теплый, с удовольствием посидит с внучками на даче.
      - А Володя не обиделся?
      - Обиделся.
      - И чего? Не пускает тебя?
      - Пускает, - Карина хмыкнула. - Он вас на дачу отвезёт на машине.
      - Отлично. Купи нам с собой мяса, ладно?
      В ссоры  и  обидки  детей  мама  давно привыкла не вмешиваться.

     Карина  уложила маленький чемодан.  Давно она этого не делала, поэтому немножко нервничала, и боялась забыть что-нибудь  важное.
     Без дочек дома  стало пусто и тихо. Володя вернулся, закинув их на дачу, и ходил  по квартире грустный.
     Они, конечно же,  помирились…  Как всегда, мириться было очень приятно.
     Поэтому и Карине было грустно. Уезжать не хотелось.
     «На кой черт я куда-то тащусь? – думала Карина. – Поехала бы сейчас на дачу. До Кремля - что оттуда, что отсюда,  почти одно и то  же. Володька бы на выходные приехал…»
      Володька ходил и тёрся  головой о её  плечо.  Карина наклоняла голову и прислонялась ухом к его затылку.  Они мало разговаривали. По дому разлились печаль и нежность.

     Володя  проводил  Карину  только до остановки, на вокзал она попросила его не ездить, уходя от процесса долгого прощания.  Автобус лениво вбирал пассажиров в своё полупустое вечернее нутро. Карина села у окна и по-детски прислонилась лбом к стеклу. Володя  стоял, и всё никак не  шел  домой, смотрел  Карине прямо в глаза, улыбался и пожимал плечами.
     Больше всего хотелось выскочить из автобуса, волоча за собой маленький чемодан, и пойти вместе с ним, и дома на кухне пить чай до трёх часов ночи.
     Но Карина этого не сделала.  Она же обещала подружкам поехать…

*****

      На вокзале тоска отпустила.  Подружки  казались весёлыми и слегка возбужденными предстоящим  путешествием.  Их настроение передалось  Карине. 
      Попили чай,  улеглись спать. Уже не то, что в юности – все сознательные. В шесть поезд будет в Питере, там заказана экскурсия в Эрмитаж, значит, надо отдохнуть, выспаться.  Да, десять лет назад гудели бы всю  ночь… Гитара, семечки, объятия  при ночном приглушенном освещении… А сейчас и обниматься-то не с кем, одни  девчонки. Только Лариска с мужем.
     Карина отключилась сразу, и часов шесть проспала, как убитая.  Проснулась свежая, бодрая.  Даже подкраситься успела до прибытия.

     С Эрмитажем   повезло – гидесса попалась живая, не занудная, а когда узнала, что имеет дело с коллегами, совсем  растаяла.  Водила их по залам часа три вместо положенных полутора. Рассказала кучу всего интересного. Расставались они почти друзьями.

      Ближе к вечеру  грузились на теплоход.   Он потряс Карину своими размерами – плавучий четырехэтажный дом. Белый, торжественный… Название красивое – «Кронштадт».
      Их каюты  оказались в самом низу.  Не слишком престижно, но ничего, зато, говорят, качает меньше.
      Распределились по трое.  Карине предстояло плыть с близкой подругой  Настей и с красоткой Кэт.  В каюте было все необходимое – душ, туалет, маленький столик.  Они побросали вещи и уткнулись носами в круглые иллюминаторы.  В непосредственной близости от носов плескалась  холодная  августовская  Балтика.
       Все девчонки вроде неплохо устроились.  Ларисе с мужем досталась крошечная  каюта на двоих – как половинка купе, с двумя  полками, одна над другой.  «Не слишком-то прекрасно для романтического путешествия, - подумала Карина. – А может – в самый раз!»
       Потом  ходили друг к другу в гости, пили мартини и коньяк.   Гуляли по верхним палубам. Присмотрели кресла, на которых приятно будет сидеть по утрам…
      Обосновались  всей толпой  в холле. Кому не хватило мест на диванчиках, расселись прямо на полу. Было уютно и весело, все дружили, все всех любили. Муж Ларисы  пел под  гитару смешные бардовские песни,  девчонки им любовались, а Лариса сидела важная и страшно гордилась.
      

        Ночью шли через Ладогу.  Из-за  шторма  многих укачало. Кэт ходила зеленая и страдала.  Лариса  причитала, что её  Саша чуть не свалился с верхней полки. А Карина опять  спала мертвым сном! Что такое?
       На завтрак все явились  дружно, даже те, кого тошнило.  Кормили довольно вкусно.  Официантки  разносили чай и  кофе.  Напитки, в отличие от еды, оставляли желать лучшего.
       
*****

        Валаам  потряс своей  нежной, легкой, прозрачной красотой.  Близилась осень, но и лето ещё не сдало позиций.  Огненные кроны   дубов  соседствовали с сочной зеленью пихт и елей,  золотились  стволы корабельных сосен, шмели  гудели над  полянами разнотравья.  Туристические тропы были сплошь покрыты деревянными настилами.  Отполированные тысячами подошв, они смотрелись вполне органично.  В самом деле, ведь не асфальтовые   дорожки здесь прокладывать.
      Карина сорвала  веточку вереска  и долго рассматривала её - россыпь крошечных розовато-лиловых цветов, миниатюрные заострённые на концах листочки. Фаберже отдыхает – такое совершенство и изящество.
         Им достался  смешной и милый экскурсовод Дима, похожий на молодого священника или монаха, с чистым  аскетичным  лицом и козлиной бородкой, лишь подчеркивающей его юность. Длинные тонкие волосы перехвачены через лоб узкой плетеной ленточкой. Карина пребывала в странной уверенности, что  экскурсоводы в таких местах все истово верующие. Однако Дима оказался  чуть ли не атеистом, правда, отнюдь не воинствующим. 
         - Но у вас такое лицо… такая внешность…
         - А, это вы о бородке?!  Просто лень бриться. И иностранцам нравится! – он засмеялся и сразу стал  обычным мальчишкой. – Нет, я с огромным уважением отношусь к монахам, к их труду, и всё, знаете ли, такое, но сам я… Далек от этого, пожалуй… Я человек светский.

         - Смотри, красота-то действует!  Толпы послушно ходят по настилам! Не только иностранцы, но и наши вурдалаки! – шепнула Карина  Насте. 
        - Ага! И букеты не рвут!  - поддакнула  подруга. – А воздух какой! Прямо пить его хочется… Ой, Дима, а что это на дереве?
       Изящная корабельная сосна, увенчанная  маленькой полупрозрачной кроной, несла еще и  мощную, будто чужую, темно-зеленую ветвь, с густой и  длинной хвоей. Она  и украшала дерево, и уродовала его. Сама по себе ветвь была прекрасна, так и просилась в новогоднюю вазу, на такую – две-три игрушки, и  никакой  куцей ёлки не нужно… Но  на изящном, устремленном ввысь дереве  она была агрессивно-неуместна.
        - Это «ведьмино гнездо». Своего рода раковая опухоль. Она высасывает из дерева все силы, все соки, и в результате оно погибает.
       -  А откуда  такая страсть берется?
       - Природная аномалия… Говорят, из-за повышенного радиационного фона, - важно объяснял Дима.
       Все попритихли, с сожалением глядя на сосну, как на обреченного больного в раковом корпусе. Но  долго грустить было некогда, Дима уже вещал что-то про историю острова и строительства монастыря.   

       После экскурсии осталось  немножко свободного времени. Карина с Настей отбились от толпы,  вышли  к внутреннему озеру. Еще по пути к монастырю они заприметили это место, и решили вернуться к нему  вот так, «камерным составом».  Заворожённые красотой темной воды, посидели на берегу, тихо потрепались о чём-то  своем, девичьем.  Сидя на камнях, разулись, медленно погрузили  усталые ноги в воду.
       Вода оказалась неожиданно тёплой.
       - Искупаться бы, - мечтательно вздохнула Карина.
       - Вообще, да…
       - А я купальник не догадалась взять. В каюте валяется.
       - Да зачем тебе купальник? В таком озере надо нагишом купаться!
       - И правда. А в русалок не превратимся?
       - Превратимся – туда нам и дорога, - рассмеялась Настя, и начала расстёгивать джинсы.

       Разделись догола, стояли и наслаждались –  солнцем, ветром – совсем тихим, ласкающим. Одиночеством. Дружбой. Временной свободой и отрешенностью…
      Однако озеро не впустило их в свои воды.  Все было завалено скользким, разъезжающимся под ногами топляком.  Ладно бы, если сделать два шага, и ухнуть сразу на глубину, да не тут-то было. Вход оказался на удивление пологим, и опасность поскользнуться на топляке и вывихнуть лодыжку  в самом начала путешествия  была  отнюдь не призрачной.
      Постояли по щиколотку в  воде, и, уж коли все равно разделись, поплескали  друг на друга немножко. Искрящиеся капли зависали на мгновение в прозрачном воздухе, разбивались о нагие тела, змейками ползли по спинам и животам.  Кожа у обеих покрылась пупырышками. Постояли чуть-чуть, обсохли. Одеваться не хотелось, но – увы, пришлось!
      - Не бывать нам русалками! – провозгласила Настя. И застегнула джинсы.

      Ну и дальше… Кижи… Хороши, но Карину так потрясли величие и лаконичная   красота Валаама, что дальше эмоции шли по нисходящей. 
     Река Свирь. Повезло, Боже, спасибо тебе, как же повезло с погодой! Конец августа, а изо дня в день тепло и солнечно. Купались. 
     Петрозаводск… Тоска зеленая. Лучше бы день ещё на Валааме провели.
     Хотя это всё экскурсионные эмоции и впечатления.
     А были же и другие.


*****

     Каждый вечер на теплоходе  гремела и грохотала   дискотека. Часов до четырёх утра.  В диско-баре.  Потрясающе! Карина ощущала себя десятиклассницей.  Девчонки  всё время заказывали коктейли, а ей даже  не хотелось  выпить, она и так была словно чуточку навеселе – от легкой качки, от  непривычной  свободы… Еще не подкралась эра мобильных телефонов,  и  потому невозможно было звонить по три раза в день, узнавать, как там дочурки? Не простудились ли? Не разбили ли коленки? Уж как есть, так и есть…
      С красоткой Кэт  жить в одной каюте было непросто. Вообще, странная она девка.  Самая красивая из них, и самая несчастная. Вся на надрыве.  В Москве это состояние какой-то болезненной женской неустроенности будто витало вокруг Кэт тёмным, давящим ореолом, а уж теперь ощутилось в полной мере.  Молодая женщина то замолкала на полуслове, то начинала ни с того ни с сего плакать.
     - Кэт, что такое?
     - Нет-нет, ничего, не обращайте внимания…
     - Ну ни фига себе – не обращайте!  Сидит, ревёт… Ты ж нам не чужая! 
     - Да ерунда, пройдет.
     - Все, хорош  убиваться, пошли лучше обедать.
     - Не хочу, идите сегодня без меня.
     - Конечно, «без тебя»! Вернемся, а ты тут жизнь самоубийством покончила. И нам что тогда? За борт тело твоё прекрасное кидать? Или с хладным трупом путешествовать? Давай-давай, быстренько, ресницы подкрасила, и пошла борщ хлебать.
     Кэт смеялась, поправляла макияж  и послушно шла.     И так по три раза на дню. 
     История  Кэт была печальна  и банальна  до ломоты в зубах: связь с женатиком, который, естественно, любит, жить не может, но все время «подожди». Вот сын поступит в институт… Вот дочка родит… Вот жена приболела, пусть хоть чуточку оклемается… И так  уже лет  шесть. Пока дочь «женатика» рожала ему внуков, у Кэт проходили  лучшие годы, предназначенные природой для материнства. Завести ребёнка  несанкционированно она  боялась, видимо, осознавая собственную душевную нестабильность.  Уже не верила, что когда-нибудь сольётся таки в экстазе с любимым…
      Девчонки все время выдавали Кэт замуж. Лучше, конечно, за иностранца – зря, что ль, они днями по Кремлю носятся?!  Но можно  и за нашего, лишь бы человек был положительный.
      Вот ведь… Кэт действительно хороша, глаз не отвести. Высокая, стройная, копна вьющихся каштановых волос, яркая – даже и краситься ей без надобности. Просто Джулия Робертс.  Что ни оденет – все к лицу.  И умненькая, добрая.
     Карине казалось, что иностранцы должны  отваливать Кэт доллары просто за право побродить с такой красавицей рядом, а уж если она, к тому же, и про соборы-иконы расскажет – вообще озолотить. Однако ей не везло и на работе.  Группы  уходили со смешливой глуповатой Лялькой, с уютной, полненькой «мамой Мариной», со строгой, сдержанно  улыбающейся  Надей… И только Кэт раз за разом предлагала свои услуги и  вновь слышала: «Ноу, сэнк ю». 
     Хотя, конечно, рано или поздно находились и для неё туристы. Ведь с голоду Кэт не помирала…
    
     На теплоходе Карина поняла – от Кэт шла волна безнадеги,   апатии, усталости от жизни. И никто с этим ничего поделать не мог. Все только чувствовали, ловили эту волну – и шарахались в сторону. Как животные от землетрясения.
      Их с Настей Кэт не напрягала. Просто было жалко её, хотелось взять за шкирку, и встряхнуть, как котёнка, чтоб очнулась.

*****

     И еще там, на теплоходе был красавец.   

    Карина всегда думала, что у нее нет идеала мужской красоты. Ну, так, условно – брюнетов она предпочитала блондинам, худощавых – толстым, но не зацикливалась. Ей вполне мог бы понравиться невысокий плотненький блондин, если бы… Что? Да кто его знает! Если бы харизма у него была.
     В их компании ей страшно нравился Мишка – чуть выше ее ростом, рыжеватый, конопатый, и ужасно смешной.  Компания  сложилась спонтанно, в песочнице, вокруг которой все сидели со своими малолетними отпрысками.  Сначала Карина думала, наблюдая со стороны – какой противный мужик! Шумный, балагуристый. А потом чуть не влюбилась в него. Вовремя остановилась. 
     А  впрочем, речь сейчас не о Мишке.


     На  этого  молодого мужчину  девчонки натыкались то в кафе, то на палубе, а вечерами он всегда присутствовал в диско-баре, но никогда не танцевал.
     Сказать, что он был хорош собой – это… ну, как если бы сказать, что Эйнштейн был неглупым  парнем.  Ничего подобного Карина в жизни не видела.
     У него  было  фантастически  красивое лицо. Чтобы вместе так сошлись и форма скул, и цвет глаз, и рисунок губ – такого не бывает.  Даже  жаль немного – любой штамп  оказывался  к месту, – брови  вразлет, оливковая кожа, тонкий, с маленькой благородной горбинкой нос. Очень темные, настолько, что зрачок сливался с радужной оболочкой, глаза.  Губы – в меру полные, но достаточно жёсткие. Вообще, при столь безукоризненных чертах – ни грамма слащавости, мужик на все сто.
      Фигура… Выше всяких похвал!  В этот век качков  в форме знаков качества,  или  аморфных дяденек  с фигурой Волка из «Ну, погоди!»  –  округлая спинка, пивной животик, намечающиеся по бокам «лав хэндлз», - встретить  такое совершенство… Хороший рост -  где-то под метр девяносто.  Редкостное сочетание изящества и мощи – налитые плечи, играющие под тонкой рубашкой грудные мышцы, именно плоский, а не проваленный или чуть выпирающий из-за перебора мускулатуры живот, и всё это контрастным треугольником сходится  к узкой мальчишеской талии и  бедрам. И ноги - длинные, стройные, сильные, словно у породистого жеребца.   Плавная мягкая походка  идеально отлаженного  организма.  Будто инопланетянин  какой-то.

      Он  всегда сидел с чуть отсутствующим видом. Карине ни разу не удалось перехватить его взгляд.   Интересное выражение лица -  просто находка для художника. Карина представляла его распятым на кресте, со скорбной складкой между  тонкими, летящими  бровями, с  опущенными уголками губ,  тень от головы падает на смуглую мускулистую грудь с  маленькими тёмными  сосками – получалось впечатляюще.  Потом  сажала его  в позу  Врубелевского Демона – ничуть не хуже…  Мощь этого совершенного тела, руки обнимают колени, пальцы вывернуты, и почти слышно, как похрустывают костяшки… Как пружина.  Как тигр перед прыжком.

     Конечно, все  девчонки, и даже «замужняя» Лариска,  ходили слегка  заворожённые.   Придумывали про красавца  всякие мыслимые и немыслимые истории. То  он  у них был испанским принцем, путешествующим инкогнито, то несчастным влюблённым,  потерявшим навеки свою единственную.   Гоняли красотку Кэт, чтобы прохаживалась перед ним туда-сюда. Кэт огрызалась, смущалась, и ещё больше замыкалась в себе.
     Экскурсии отвлекали, но, оказавшись на  теплоходе, только и разговоров было, что о красавце.  Иногда  кто-нибудь ляпал  откровенную глупость или пошлость. В этом была определенная самозащита, желание принизить значимость темы. А то уж больно все они погрузились  в  думы «о прекрасном». 
    Узнали имя – Святослав. Именно вот так, полностью. Не Слава, а именно Свя-то-слав.   Здорово.  Было бы странно, окажись он Шуриком или Костиком.

     Однажды сидели на палубе,  подплывали как раз к Петрозаводску. Кэт  слушала плеер, там  Фредди  Меркьюри настаивал, что «шоу маст гоу он».  Ей было бы недурно прислушаться к Фреддиным советам.  Настя  загорала лицом.  Карина слегка мёрзла,  в этот день  чувствовалась  близость осени. 
      - Кэт, хватит сидеть с бананами в ушах, давай лучше поболтаем!
     -  Давай. О чем?
      -  Тебе Святослав нравится?
      - Да он всем нравится…
      - А влюбиться в него ты могла бы?
      - Не знаю… не думаю… Это все равно, что влюбиться в произведение искусства.
      -  Даже и  не искусства! Это просто какое-то творение высшего разума! – подала голос Настя.
      Хорошо сказала, подумала Карина.  Именно высшего разума. Он же живой, настоящий. Ходит, двигается. Грустит, по-видимому…
       Она    всё время об этом рассуждала сама с собой.  Уж больно совершенен.  Все мысли о нём, но влюбленностью это не назовешь.  Скорее, преклонение перед   безоговорочно прекрасным   и гармоничным  существом.  Чувство, сродни  языческому экстазу.
       А что у него внутри? В душе? В мозгу? Что взято в качестве платы за такую яркую, неоспоримую красоту?
       - Девчонки, а может, он туп, как пробка? – с надеждой спросила  Кэт.
       - Это было бы утешительно, - с сарказмом  ответила Настя. – Но вряд ли. У него лицо умное.  И  на нем написано страдание. А это чувство дуракам не свойственно.
       - Вдруг он обычный  хитрец? – предположила Карина. – Мы тут романтизируем его образ, а он просто  в шестнадцать лет насмотрелся в зеркало, отрепетировал выражение лица, и понял, как неотразимо хорош с маской скорби на челе! 
       - Ну и чего он добился?!  Цель-то какова? Если бы со второго дня он  тискался по углам с самой симпатичной девчонкой на теплоходе, - вон, с нашей Кэткой, - тогда да. А так? Изо дня в день строить из себя страдальца – чего ради?
      - Идите вы все к черту! – беззлобно  проворчала Кэт и снова засунула в уши наушники.

      На самом деле  половина   теплохода (мужская, конечно же) предпочла бы  потискаться с Настей.   Карина  знала её давно, они дружили со школы, но именно  сейчас, медленно, но верно подгребая к тридцатнику, Настя расцвела и стала совершенно неотразима для сильного пола.  С точки зрения женщины, она, конечно была хорошенькая:  большие голубые глаза, ровные зубки, пышный бюст, тонкая  гибкая талия. Но вроде и ножки могли быть подлиннее, и носик поизящнее… Однако мужики видели в ней нечто  такое, от чего сходили с ума. На дискотеке у Насти отбоя от поклонников не было. К ней клеились и  двадцатилетний юнец с нежным румянцем, и седовласый капитан корабля, и куча промежуточных  экземпляров.  Происходило то, что называется «в штабеля складываются». 
        Наблюдать за этим было забавно.  Может, даже чуточку завидно.  Карине хотелось бы, чтобы в  жизни был один такой день – когда все у  её ног. А потом – не надо. От этого внимания  ведь захочешь –  не  отобьёшься. Или отобьъшься, но очень устанешь. В конце концов, ей достаточно  Володькиного обожания  и  умеренного интереса со стороны отдельных представителей сильной половины человечества.
       А  тут и так прекрасно.  Свобода, оторванность от быта, и всё время будто легкое опьянение от  качки, от свежего влажного воздуха, от мнимой близости загадочного Святослава…  Который, вот ведь чёрт такой, единственный не складывался в штабеля у Настиных ног! И ни у каких других тоже не складывался.

       Погуляли по Петрозаводску.  Кроме памятника Петру на набережной,  и Марксу с Энгельсом где-то в центре города, Карина ничего не запомнила.  Унылый, совершенно провинциальный город. 
       Гид распрощалась с ними, а до отплытия теплохода еще  несколько часов. Ну, как их убить в этой дыре?! Чудно – ранний  вечер, а на улицах будто вымерли все. В магазинах – тоска смертная, однако «Марсы» и сигареты продаются в изобилии.
      Пошли пить кофе  в маленькое кафе при гостинице.  Все лысо, убого и тоскливо.  За соседним  столиком  сидели финны, слегка подвыпившие, огромные, белёсые, похожие на гигантских  опарышей. Через  официантку попытались склеить девчонок.  Норовили послать шампанское. Настя предлагала шампанское принять, выпить, и смыться.  Кэт откровенно скучала, а равнодушная к шампанскому  Карина  просто смеялась, и  подбивала девчонок  уйти.   Под  сальными взглядами  этих не самых удачных  потомков викингов и вправду стало неуютно, и подруги ретировались.
    
       Кроме как на корабль, идти было некуда.  Решили до отплытия отдохнуть в каюте, или посидеть на палубе.
       Приближаясь  к теплоходу, заметили  своих, причём в состоянии необычайного оживления и возбуждения.  Женская стайка  свиристела и чирикала, а взгляды были прикованы  к  некой удаленной точке на  набережной.
       - Эй, привет! О чем жужжим? – полюбопытствовала Настя.
       - Святослав купается!
       - Где?!
       - Да вон же!  Господи, почему бинокля нет ни у кого?!
       - Мама дорогая, завяжите мне глаза!
       - Я сейчас с его красоты послепну!
       - Де-евочки!..  Квадратики на животе какие-е-е-е!!!
       - Во зрение! Везёт же некоторым! Я – за очками!!!
       Карина  молча вглядывалась в отдаленный силуэт.   Языческое в ней росло и крепло. Купался молодой бог…

       На  теплоходе  девчонки таращились на Святослава, уже не  скрываясь, нахально и откровенно.  Ведь никому не стыдно замереть в Лувре перед  «Джокондой», или  в  Третьяковке перед «Всадницей»… Или даже перед обнаженным  Давидом… Карина боролась с желанием подойти с фотоаппаратом, и чисто с профессиональной точки зрения сфотографировать его  в разных ракурсах. Дочки довольно серьёзно занимались живописью, а тут такой типаж – наверняка пригодится! Все-таки постеснялась. 
      Жалела, что сама рисовать не умеет. А то непременно набросала бы  пяток  эскизов.

      Путешествие близилось к концу.  Вот уже последний вечер на теплоходе, и на другой день прибытие в  Питер, а там  - на поезд, и  домой. Сказочке конец…
      Последний вечер, последняя дискотека.
      Карина поняла, что если не потанцует хоть раз со Святославом – все, жизнь её не удалась, и прожита напрасно.
      Не успела  первая  мелодия сотрясти стены диско-бара, как выяснилось, что все женщины на теплоходе поняли про свои жизни то же самое.  На «потанцевать со Святославом»  образовалась негласная очередь.
       Его приглашали  совсем юные девчонки  и солидные женщины, одинокие, и те, кто отдыхали с мужьями и детишками.  Просто паломничество   какое-то,  «касание святыни»…
       «Святыня»  танцевала не без удовольствия. К тому же   изрядно напилась.  То есть полностью отошла от  всей предыдущей  линии поведения.
       Карине Святослав достался в стельку пьяным. На следующую  претендентку он просто упал. 
       И все-таки что-то в этом было…  Карина  легко положила руки Святославу на плечи, а он нежно придерживал её за талию.  Они даже немного поболтали.
       - Отдыхаете, девчонки? – спросил он слегка покровительственно и во множественном числе. А может, ему просто уже казалось, что он танцует с близнецами…
       - Ну, вроде того. Только мы не девчонки! – улыбнулась Карина. – У всех семьи, дети.
       - И ты тоже замужем?! – Святослав всё же навёл резкость и идентифицировал Карину в единственном  лице.
       - Десять лет.
       - Ничего себе! Я-то думал, студенточки резвятся…
       - Спасибо на добром слове. Ты сам-то женат?
       - Да.
       - А что же тут без жены?
       - Тут я работаю. Охранником. Вышибалой то есть, - сказал и как-то надрывно, нехорошо рассмеялся.
       Всё   стало  ясно – и почему не пил, и почему не танцевал. И этот чуть отрешенный  сканирующий взгляд – видеть всё целиком, и не искать частностей. Если они не вызывают опасений.
      Одно странно – почему же так отрывается сегодня? Это разрешается? Он выходной?  И в этот вечер  кто-то другой  сканирует танцующих, выпивающих, грызущих солёные орешки?  А может, даже больше – ему вменяется в обязанность дать очарованным туристкам повисеть на  себе гроздьями?  Напоследок…
       - Как же она отпускает тебя?..
       - Доверяет. Она – мне, я – ей! – сказал пьяно и с вызовом, снимая  руки с талии Карины.  Музыка  кончилась.

       Из Питера  Карина позвонила домой, узнать как дела. Конечно, не успела она уехать, как старшая дочь заболела. Но сейчас уже всё хорошо, поправляется. 
       Володя сказал, что приедет за ней на вокзал. Спросил, что у неё с голосом. Ничего, ответила Карина.

       Возвращались  тихо, интеллигентно,  пили  в купе чай, с восхищением вновь и вновь вспоминали увиденное. Немножко, не допоздна, попели под гитару.  О Святославе никто не проронил ни слова.

       Володька прибежал прямо к вагону, погрузил их с Настей багаж в машину.  По дороге  часто бросал  на Карину вопросительные  взгляды, и гладил её по коленке.  Она сидела с каменным  лицом, сама не понимая, почему. Всё ведь было хорошо…  Настя, сидевшая сзади,  щипала её с другого бока, так чтобы Володька не видел. Один раз даже наклонилась и прошипела в ухо: «Дура ты, мужик извелся весь! Хоть улыбнись ему!» 
       Карина  будто проснулась и улыбнулась Володе.   Но улыбка получилась какая-то жалкая.

       На даче Карина три дня пела. Это было более  чем странно, потому что  у неё  отсутствовал слух, вернее, он был внутренний, как объяснила одна знакомая преподавательница музыки.  То есть Карина  чувствовала, как чудовищно она перевирает любую мелодию, но правильно спеть не могла.  Потому и не делала этого никогда.
      А тут – ходила и мурлыкала себе под нос песенку за песенкой. Причем  не врала почти.
      Володька  повеселел,  но слегка недоуменно спрашивал Каринину маму: «Ольга Афанасьевна, вам не кажется, что Каринка влюбилась?»
       Потом не выдержал, встряхнул Карину и сказал: «Ну, чем он лучше  меня? Подбородок мужественнее? Нос прямее? Плечи шире?» 
       Карина засмеялась и повисла у Володьки на шее.
       И всё прошло окончательно.



                Москва, осень 2006