Хрустальная слезка и клятва до гроба

      С Милой Д. мы познакомились еще до того, как пошли в первый класс. В один прекрасный день к нам во двор приехала семья, которая поселилась на первом этаже. В семье был мальчик, постарше меня лет на четыре и девочка - моя ровесница. И звали её Мила, как мою сестру. Росли мы на глазах друг у друга. В теплое время играли в куклы у нас на балконе. Вместе пошли в первый класс. Нас отдали в музшколу. Мила всегда была у меня на дне рождения. А я не забывала поздравлять её с днем рождения1 августа, посылая открытку из Сочи в Тбилиси, где она проводила лето у родственников. Её мама Тамара, высокая, красивая грузинка всегда была ласковой и веселой женщиной, поощряла нашу дружбу, как и моя мама.
 
  А во втором классе наша детская дружба была скреплена клятвой. И об этом, какое-то время, никто не знал. Не знаю, чья идея была, но мы во втором классе решили дать клятву дружить до гроба. Был вариант надрезать запястье и, приложив руки, таким образом, скрепить клятву кровью. Мы что-то вроде этого видели в каком-то фильме на экране телевизора. Поскольку телевизор был в семье Милы, она всегда звала меня смотреть мультики или фильмы. Поразмыслив немного, мы обе отказались от этой идеи.
- А вдруг кровь не остановится?- поинтересовалась Мила.
 Эта мысль нас несколько остудила. Я предложила нагреть линейку и прижечь, чтоб оставить след на руке.Пока нагревали линейку, обожглись, решили- и этот вариант нам не подходит.  Тут её старший брат Коля прогнал нас из кухни. Мы пошли смотреть мультики. А так как комната у них была без окон, Мила включила свет. Их новая хрустальная люстра засияла всеми цветами радуги. И мы, задрав голову, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, ловили игру разноцветных оттенков на висячих хрустальных слезках.
 - А давай, мы напишем клятву друг другу на бумаге и привяжем к слезке,- неожиданно предложила Мила. Мы дождались, когда Коля ушёл, поставили стул на стол, и Мила сняла две одинаковые самые маленькие хрустальные слезки. Своими корявыми буквами второклассниц каждая из нас написала клятву подруге: «Я, П. Люба, клянусь быть верной подруге Д. Миле до гроба». «Я, Д. Мила, клянусь быть верной подруге П. Любе до гроба».  Мила проделала иголку с ниткой через дырочку. Потом мы, сложив листочки, пришили их к хрусталикам и обменялись.
    
  Мы подросли, и продолжали дружить, не смотря на то, что в восьмом классе Мила перешла в другой класс и сблизилась  с девочкой Эвой. В это время у меня умер папа, Мила и в такой тяжелый день, в день похорон была рядом со мной. Помню, как мне было неприятно, когда с балкона я видела Милу и её новую подругу вместе. Я жутко ревновала Милу к Эве. И в какой-то момент решила, что нашей дружбе пришел конец. Эва жила напротив в доме №24. Высокая, красивая девочка в теле, но на мой вкус, не интересная по содержанию. Она часто приходила к Миле и приглашала её прогуляться. Мила старалась сдружить нас. Пару раз Мила и меня позвала погулять, но эти променады по улицам с семечками, разговоры о мальчиках, вернее монологи Эвы, о том, кто за кем бегает, кто на кого смотрит, кто красивый, а кто нет, вскоре мне порядком наскучили.
 Однажды я вошла домой к Миле и услышала:
- Ну, пошли, чего ждем?
 - Сейчас Люба спустится и пойдем.
 - Чего ты с ней дружишь? Мы с тобой красавицы. Она такая некрасивая.
Меня, как говорится, сдуло ветром. С ними я более не выходила. Но, наша дружба с Милой не пострадала. Она, по- прежнему, звала меня к себе, сама заходила ко мне, интересовалась, что я читаю, что рисую. Мы не пропускали дни рождения, все лето переписывались (она ездила в Грузию, на родину своей мамы, а я в Сочи к бабушке). Встречаясь в конце лета, мы купались вместе в прачечной, засев там на два часа, делились новостями и секретничали. Не замечали за разговором, что вода в котле заканчивалась. Мамы по очереди подходили к дверям, беспокоясь, все ли у нас в порядке. А мы сидели там на высоких табуретках дрожа, в ожидании, когда очередной котел нагреется. Нам было весело. Круг наших интересов был куда шире, чем тот, что предлагала Эва. Но Мила училась в старших классах вместе с ней, в 47 школе и продолжала общаться.   
 
    А теперь о красивости и некрасивости. Конечно, забыть об этом я не смогла. Более того, в тот же день я, распахнув створки нашего шкафа, хорошенько рассмотрела себя в большом зеркале. Я надела купальник для удобства и стала вертеться. Мне понравились ножки, тонкая талия. У других девочек вообще её не было. Состроила себе глазки, похлопала пушистыми, длинными ресницами. Я уже слышала от других, что глаза у меня красивые. Не глаза, а очи. Брови темные, про такие я читала, говорят соболиные. И это сравнение мне тоже нравилось. Волосы густые, шоколадные, как говорила тётя Тамуся, и совсем не прямые, как палки, а слегка вьющиеся. Всегда модная стрижка. Вот в профиль выступающий нос меня начинал огорчать. Хотя зная многих, и не только великих, но интересных людей с горбинкой на носу, я как- то решила не страдать по этому поводу. Сказав себе самой: «Дело в самом человеке, а не в форме носа». Кроме того у меня столько всего впереди. И я отложила эту тему. Старалась улыбаться, потому что кто-то сказал, что у меня очаровательная улыбка. «Так надо же этим воспользоваться»,- решила я. Потом я прошлась ещё раз по комнате. Вспомнила, что спину я держу ровно, походка у меня красивая, как у папы. И ножки у меня самые красивые, как сказали наши классные кумушки. А уж они в этом разбираются. Нет, некрасивой я себя не могла назвать!  Хотя и красавицей тоже. Так какая же я - об этом я ещё не раз буду думать. А пока я решила, что Эва просто дура. А вот Мила как- то сумела дружить с нами обеими.
 
   Дружба наша не прекращалась и тогда, когда я поступила в ВУЗ и уехала в Пятигорск. Мы переписывались с Милой. И как только я прилетала на каникулы, мы встречались. Она училась в муз училище в Баку. Мы всегда делились друг с другом своими планами. Она очень хотела жить в Тбилиси. Так и вышло в её жизни. Её познакомили с молодым человеком, тбилисским армянином. Этому была очень рада её мама грузинка и папа армянин.
 Я была на её обручении - она приезжала ко мне на свадьбу, на мои дни рождения. Мы познакомили наших мужей и мечтали, что и дети наши будут дружить. Постоянно переписывались. Но, пока я училась в Пятигорске, мама перебирая мои ящики, вероятно, выкинула ту бумагу с моей клятвой. А вот Милочкину мне показала её мама в тот тяжелый день, когда я стояла у гроба подружки.
- Смотри,- сказала тётя Тамара,- протянув мне коробочку. Я открыла и увидела там, мной вырезанную еще в детстве из картона балерину и девушку. В детстве я рисовала наряды, а Мила вырезала и наряжала девушку. На дне коробочки лежала маленькая хрустальная слезка и моя записка-клятва. Мила всё сохранила. Её мама попросила прочесть клятву, люди в комнате еще больше заплакали. Она велела мне положить эту коробочку Милочке в гроб. Я это сделала и потеряла сознание на какую-то минуту. Очнулась на стуле возле тёти Тамары. Позже я напишу подробнее о нашей с ней с Милой последней встречи. Она произошла 5 марта 1977 году.
 
   Пока мы жили в Баку, я навещала её родителей. Мы с мужем ходили на кладбище к Миле. А лет десять назад в Интернете я наткнулась на фото молодой женщины с двумя девочками. Передо мной стояла Мила, но то, была её копия- дочь её Миленочка. Родители Милы в 1989 вынуждены были уехать из Баку в Краснодарский край. Старикам и там в 90ые жилось не очень спокойно.  Однажды, тетя Тамара прислала нам посылку в Армению в блокадный год, куда я перебралась с семьей после сумгаитских событий. Мы переписывались какое -то время, пока она была жива.
Меня с семьей судьба занесла вначале на историческую родину, а потом в Россию.