Дым застилает глаза

Эпиграф:
"Пропасть, в которую ты летишь, — ужасная пропасть, опасная...Это бывает с людьми, которые в какой-то момент своей жизни стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение. Вернее, они думали, что в привычном окружении они ничего для себя найти не могут. И они перестали искать. Перестали искать, даже не делая попытки что-нибудь найти."


Туманов Афанасий Петрович в свои 65 лет был самым обычным сварливым стариком, постоянно жаловался на погоду и ворчал на соседей. Жил он на пенсию, снимал крохотную квартиру в старом районе города, жил там один с котом, у которого и клички даже не было. Афанасий Петрович всегда был угрюм, у него была лохматая, как мочалка, седая борода, густые брови, серо-зеленая лысина, и сам он был всегда серый и мрачный, будто вечное облако преследовало его, куда бы он не шел. Но в его озлобленном на всех взгляде было что-то детское, наивная и самая искренняя обида, которая бывает у всех детей, когда их ставят в угол.

К счастью для окружающих, Афанасий Петрович редко выходил из квартиры, он обычно сидел целыми днями в своем кресле, сиденье которого уже просело от старости. Квартиру он снимал у очень неприятной хозяйки, она состояла из двух крохотных комнаток, кухни и подобия зала, который служил старику спальней. В этой самой спальне стояло это самое кресло, что так нравилось Афанасию Петровичу, диван из той же серии и старый телевизор, который вернее всего уже не работал, что хотя не волновало нашего героя, ведь Афанасий Петрович совсем не смотрел телевизор, да и газеты он не читал. Ему было неинтересно, что происходит в мире, оно только нагоняло на него тоску и жутко злило. Вот он и сидит целыми днями в своем кресле, смотрит, как пыль летает в воздухе на свету, пробивающимся через маленькое окошко в комнату, единственное окно во всем доме. Он мог часами так сидеть, не двигаясь, пока не уснет. Но его покой нарушил звук разбитого стекла, доносящийся из кухни.
 
-Несносный кот! Что ты опять там натворил?! - проворчал он, вставая с кресла и стремительно направляясь в кухню.

Кот забрался на кухонный стол и смирно сидел, как ни в чем не бывало, разбитая стеклянная бутылка лежала на полу, а возле стоял огромный мешок мусора, он был набит пустыми бутылками, окурками от сигарет и пеплом. Афанасий Петрович был ужасным курильщиком, выкуривал по три пачки в день и частенько выпивал от тоски и какой-то внутренней печали. Он собрал разбитое стекло, неуклюже нагибаясь и еле держась на уже слабых ногах, поднял мешок и дотащил его до входной двери, медленно подошел к шкафу, достал из него галстук-бабочку, который носил еще в молодости, скользнув руками под лохматую бороду поправил воротник рубашки, которая всегда была на нем, и строгим взглядом посмотрел на себя в зеркало. Афанасий Петрович имел действительно отвратительную наружность. Одевался он так из привычки, а может в память о былом. Ведь наш герой когда-то был другим человеком. Вы ни за что бы не поверили, но двадцать лет тому назад, Афанасий Петрович был настоящим музыкантом, сочинял и исполнял сложнейшие произведения для фортепиано и собирал целые залы. У него был особенный дар, он слышал музыку, как никто другой. На концерты он надевал идеально выглаженную рубашку, галстук-бабочку, какую обычно носят все пианисты , и костюм, который до сих пор висит в его шкафу. И вот он надевает по привычки бабочку, затем со всех сторон протертое драповое пальто, которое тоже осталось еще с прошлой жизни, идет к двери, берет мешок с мусором и выходит из квартиры.

Пока он дотащил этот огромный мешок с мусором  до ближайшего бака, он совсем устал и на обратном пути решил присесть на скамейку у парка, совсем рядом с домом. Его рука технично нырнула во внутренний карман пальто, пальцы нащупали маленькую книжку и жадно схватили пачку дешевых сигарет и спички. Кстати, книжка та была роман “Над пропастью во ржи”, единственная книга, которую Афанасий Петрович прочел полностью за свою жизнь. Жена его, будучи учительницей литературы, всегда смеялась над ним, говоря, что это ну просто ребячество, а он в ответ: “ А мне одной книги достаточно, так и хочется позвонить этому Сэлинджеру посреди ночи”, он прочел ее еще будучи студентом в музыкальной академии, всегда носил ее с собой, чтобы перечитывать. И вот эта уже потрепанная книжка лежала у него во внутреннем кармане пальто, последние страницы успели выпасть и где-то затеряться, да и перечитывать он ее давно уже перестал, так, носил с собой для чего-то, наверное, тоже по привычке. Раз полезет за сигаретами в карман, и промелькнет в его затуманенной памяти то имя героя, то обрывистая мысль, и думает старик, вспоминает, как же закончился роман? Но  проблески памяти быстро исчезают, мысли теряются, как выпавшие страницы романа, а книга так и остается нетронутой. В этот раз он было чуть ли не вспомнил что-то важное, что-то, что так давно не мог вспомнить, но сдался и закурил сигарету.

Сидя на скамейке, Афанасий Петрович глядел по сторонам, на соседних скамейках сидели люди, все они были увлечены своими делами и так раздражали старика. Прямо перед ним сидела девушка с молодым человеком.

-Боже, она же такая дура,- думал старик. - Улыбается ему и дергает плечами, а как головой вертит?! Настоящая дура! А он тоже дает, ведется ведь! А как ее целует? Он ведь и в глаза-то ее даже не заглядывает, только и смотрит, как она кривляется да смеется! А за соседней скамейкой что? А-а, мамаша с ребенком. Ну что же ты мамаша так орешь? Злость берет, когда на маленьких детей кричат! Ты ведь не на ребенка злишься, а на мужа своего, который больше не любит или на начальника, который мало платит, или на себя! Эх мамаша! А это кто еще тут? Сидят, болтают две тетки, о чем говорят? Сами ведь не знают,  о чем! Сплетни одни распускают, да подруг своих обсуждают, аж мерзко становится! А как они охают, какие удивленные рожи строят?- и тут одна из них поворачивается к старику и говорит ему:

-Дед, вы бы не курили так, курение между прочим вредит не только курящему, но и окружающим! Вы нас тут всех отравить что ли пытаетесь?!

Афанасий Петрович никак не отреагировал на замечание, он уже докуривал четвертую сигарету и собирался идти домой. После таких долгих наблюдений за людьми ему все осточертело. Дуры и дурни все они, столько наигранных вздохов, обдуманных слов, несправедливой злости! Нет, он так долго не мог сидеть и смотреть на все это, поэтому быстро поднялся к себе в квартиру и только он переступил  порог, как увидел хозяйку Марту Сергеевну.

-Ну здрасте, а я думала и не придешь! Когда за квартиру платить собираешься? - ехидно спросила она.

-И Вам доброго дня, - всегда он так говорил, когда совсем и не хотел никому желать хорошего дня, но приходится говорить всякое людям.

Ты должен благодарить меня за то, что столько лет сдаю тебе квартиру! Кто тебя, такого грязного, обросшего и сварливого возьмет, да и еще с котом в придачу! И чтобы кота я твоего больше не видела, обои рвет и гадит по углам только!

-Да как Вы смеете! Кот между прочим меня тут от крыс спасает, если бы не он давно бы меня живьем загрызли!

-Да у кота твоего и клички то нет! Ты же его и не кормишь ведь даже. Живодер! Живо...

-А я не собираюсь давать ему кличку! - неожиданно громким и охрипшим голосом перебил старик, словно это вырвалось у него из самой груди. Он разозлился не на шутку, даже вены вспучились на его худой и морщинистой шее, - Его кто-нибудь спросил, как он хочет, чтобы его называли? Скажите мне на милость, может, Вы знаете?! Не знаете? Дура Вы, Марта Сергеевна!

Марта Сергеевна от неожиданности не знала, что сказать. Ее грудь вздымалась вверх, лицо заалело, губы задрожали от злости, а рот широко открывался в исступлении. Она была похожа на кудахтающую курицу, как и все громкие грузные женщины средних лет, не знающие, что сказать.

-Не получу оплаты до конца месяца, пеняй на себя, дед! - отрезала Марта Сергеевна с гордым, от того, что последнее слово осталось за ней, видом и вышла из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Чертовы деньги, всегда они все портят. Живодером решила меня назвать, скверная женщина! - бубнил себе под нос Афанасий Петрович, занимая привычную ему позицию в старом кресле и закуривая очередную сигарету. - Ничего она не понимает! Все они ничего не понимают! Мог бы, всех выкурил бы из этого мира, и они бы сами были в этом виноваты! Мерзкие, мерзкие люди, так бы и стравил их всех! -  все сидел наш герой на одном месте, ворчал да и с еще большей злостью курил свои дешевые сигареты. -  Ха! Живодер, кто из нас еще живодер?!

И тут кот запрыгнул на его колени и стал пристально следить за своим хозяином. А кот этот тоже был напоминанием о былой жизни нашего героя. Когда случился переломный момент в жизни Афанасия Петровича и он перестал совсем играть на инструменте, все пошло под откос. Его бедной жене тоже пришлось несладко. Жила она так пять лет и в один день не выдержала… Возвращаясь однажды домой с работы, она нашла на улице рыжего котенка и принесла его домой. Она уже думала, что может это приободрит ее безутешного мужа, но она ошибалась. Он только больше разозлился, наговорил много неприятного, много того, что никогда бы не сказал прежде, развернулся и захлопнул дверь в комнату. Бедная женщина не выдержала, она просто тихо ушла и больше не вернулась. А котенок остался, и вот сейчас сидит этот рыжий кот на коленях Афанасия Петровича и, наклонив голову, смотрит удивленными зелеными глазами прямо в лицо старику. Афанасий Петрович смотрел в эти два изумрудных глаза, как зачарованный, и совершенно неожиданная мысль промелькнула в его голове, мысль настолько безрассудная, что только человек, отчаявшийся, разочарованный в жизни и поиске ее смысла, мог увидеть ее в глазах безымянного кота. “Живодер!” - с ужасом пронеслось у него в голове.
Да я ведь самый настоящий живодер! -  уже вслух произнес Афанасий Петрович.
Он потушил недокуренную сигарету, швырнул ее в дальний угол комнаты, вскочил с кресла так, что кот кубарем покатился с колен хозяина прямо на пол, посмотрел еще раз на кота и, рухнув на колени перед ним в слезах, начал просить прощения.

-Прости! Я не знал, извини меня, пожалуйста! Я ведь травил тебя все эти долгие годы!  Прости! Прости! Прости меня! - судорожно повторял бедный старик, стоя на коленях перед рыжим котом, распинаясь перед ним в слезах, ведь он вдруг осознал, что испортил жизнь созданию, меньше всех виноватому в несправедливости вокруг. - Я исправлюсь, я обещаю, я все исправлю…

С этой мыслью он так и уснул, а на следующий день случилось невероятное. Наш Афанасий Петрович встал с утра пораньше, подмел пол в квартире, вытер пыль, собрал все разбросанные по углам окурки и бутылки, при чем ни разу не присев на свое излюбленное кресло, он как и всегда надел галстук-бабочку, пальто и вышел из квартиры. Пока Афанасий Петрович шел в магазин за молоком для кота, то ради чего он встал так рано, все казалось ему немножко другим. Давно он не встречал так утро, давно воздух не был так свеж, а небо так ясно, никогда продавщица в магазине не казалась ему такой милой, да и покупал он теперь не сигареты, а домашнее молоко, что конечно все меняло. Тем утром весь мир приветствовал нового человека, у которого все начиналось заново, и Афанасию Петровичу определенно нравилось, то что с ним произошло.

С того самого дня Афанасий Петрович и его кот зажили по-новому. Наш герой все также надевал каждый день бабочку, все также он носил тот американский роман в кармане пальто, а кот его все не имел никакой клички, только теперь Афанасий Петрович был не просто противным стариком с дурацкой бабочкой, а был приятным дедушкой, у которого в кармане пальто не было больше сигарет со спичками, и которой заботился о своем коте, как ни о ком другом за последние годы. Но такая счастливая жизнь продлилась недолго, через три недели случилось ужасное, этого дня Афанасий Петрович никогда не забудет.

Тем днем в обед, как и все старики, Афанасий Петрович задремал, но погрузился он в такой глубокий сон, что час казался целой вечностью. Это был один из таких снов, когда сложно понять, что есть сон, а что реальность, а снилась ему его прошлая жизнь, которая вечно преследовала его. Перед ним стояла его жена, ее всегда сияющие глаза были теперь полны тревоги. Это была сцена, когда он в последний раз видел свою любимую жену, ее выражения лица было достаточно, чтобы теперь повергнуть Афанасия Петровича в отчаяние. Впервые за последние годы перед ним опять стояла она, такая настоящая, вот-вот и можно дотянуться руками до ее лица, обнять, как раньше, почувствовать ее тепло, но нет… Тот, другой он, которого он всей душой теперь так ненавидел, не позволил все исправить, хотя бы во сне, он холодно развернулся, зашел в свою комнату и хлопнул дверью. Но вдруг комната его оказалась сценой, той самой сценой, где давал он свой последний концерт и где случился тот самый поворотный момент. Встав возле рояля, он поклонился публике, и увидел в ней расфуфыренных дам, не по возрасту одетых в дамские платья девочек, кавалеров, так и пытающихся произвести впечатление на своих спутниц разговорами о музыке. Все это было таким притворным и вызывало у него настоящее отвращение. Стало внезапно душно, галстук-бабочка сдавил ему горло, но он не мог и рукой пошевелить, а глаза судорожно искали хоть одну искреннюю улыбку в целом зале. Тут кто-то будто бы намеренно закашлял и Афанасий Петрович как очнулся, сел за инструмент, дрожащими руками открыл крышку фортепиано и принялся играть. В игре его было что-то неладное с самого начала. Афанасий Петрович играл словно в него что-то вселилось, его длинные пальцы, как с ума сошли, но он не слышал ни единого звука фортепиано, словно находился глубоко под водой. Он слышал каждый шорох из зала, но не слышал своей игры. К середине его совсем охватила паника, все было, как в бреду, его пальцы путались, мелодия совсем затерялась за лишними нотами, а гармония превратилась в ком хаотичных и грязных звуков. Со лба его лился градом пот, сердце билось, как сумасшедшее, а воздуха критически не хватало, он вскочил из-за инструмента, оторвав руки от клавиш, и попятился назад, спотыкаясь, не отрывая глаз от рояля, с неописуемым страхом на лице, словно его кто-то преследовал. Пережить все это во второй раз было еще труднее, только в этот раз, уходя со сцены увидел Афанасий Петрович, как по ту сторону рояля, за кулисами, стояла его жена, стояла и улыбалась так нежно, как только она могла, будто ничего и не произошло.
 
И вдруг Афанасий Петрович проснулся от запаха гари, и ужас появился на его лице. Душа его ушла в пятки от мысли, которая промчалась в голове. Кот! Нет, не может быть… Не успев прийти в себя, он вскочил с кровати и, спотыкаясь,помчался на кухню. Вся комната была в дыму, исходящем из духовой печи. В глазах старика показался настоящий ужас, ужас от нечеловеческой жестокости. Он свалился перед духовкой, на ней была квитанция о неуплате за квартиру, а на стекле отчетливо виднелись царапины от кошачьих когтей. Кот давно уже умер, и неизвестно сколько его мертвое тело жарилось в печи. Старик слабой рукой выключил духовку и заревел. Он сидел на полу и ревел во весь голос. Его дрожащая рука превратилась в кулак, он так и хотел что-то ударить, разбить, выбить дверцу духовки, выбить единственное окно в квартире, но только беспомощно бил себя по колену, плача от безысходности, ломая руки, согнувшись от боли и отчаяния. Он винил себя, все вокруг за все, что случилось с ним в жизни, за то, что кот был лучше всех живых и умер. Винил себя за то, что дал уйти своей любимой, за то, что так хотел причинить ей боль, он винил тех никчемных людей в концертном зале, винил тетку в парке, винил бездушную Марту Сергеевну. Он ненавидел всех и в первую очередь себя за это жалкое зрелище.

Через какое-то время Афанасий Петрович сидел уже в своем кресле. Вечерело. Он опять уставился на раздражающе-оранжевый свет предзакатного солнца, струящийся из маленького окошка, который так не гармонировал с голубыми тенями в  квартире, цвета смешивались и все в комнате становилось слегка зеленым. Он смотрел на эту картину: сломанный телевизор угрюмо стоял перед ним, шкаф в углу с покосившимися дверцами будто тяжело вздыхал, а диван лениво расположился вдоль боковой стены, и все это было зеленовато желто-синим, безмолвным и вызывало у Афанасия Петровича тошноту.

-Это дно… - думал он, - самое настоящее… - Я падал всю жизнь в пропасть, а это дно. Как же другие люди живут? Ходят в театры, кино, работают. Отчего же они не видят, что актёры выставляются на показ, и в кино истории совсем не настоящие, и зарабатывают они для того чтобы зарабатывать больше, да и зарабатывать много ведь только возможно на чьем-то несчастье… А может хорошо, что на дне, теперь можно встать на ноги... Уйти бы отсюда. Уйти бы  и жить в лачуге далеко… Воздуха не хватает. Надо выйти подышать.

Он вышел из дома и, проходя мимо парка, заметил детей на карусели. Карусель шла по кругу до бесконечности, и играла музыка, и смеялись дети, и пахло сладким. Он смотрел на карусель, как завороженный, а мысли все вертелись в его голове. И в этой неразберихе Афанасий Петрович смог найти будто бы что-то светлое. “Ка-ру-сель...” - едва слышно произнес он.

-Вот как закончился роман… - вспомнил Афанасий Петрович, и строчки сами пришли ему в голову, - “...А музыка играла «Дым застилает глаза». Весело так играла, забавно. И все ребята старались поймать золотое кольцо...”

Он сел на скамейку, и наблюдал, как дети, кружились на этой карусели и смеялись. Они махали маленькими ручками своим мамам, папам, бабушкам и дедушкам, как будто и правда куда-то уезжали на сказочных лошадях. Наблюдая эту картину, старик словно нашел что-то новое, то что так долго искал, почти всю свою жизнь, но он так и не понял что это было. По старой привычки ему захотелось закурить, тем более на соседней скамейке сидел молодой человек в странной кепке с сигаретой.
Извините, не дадите закурить? - с какой-то жалостью спросил Афанасий Петрович
Конечно, - ответил тот, пошарив в кармане, достал пачку сигарет и зажигалку, - Держите, - сказал он, протягивая тоненькую сигарету старику. Он взял ее, но помешкав, протянул обратно, - Хотя знаете, не надо, спасибо, - с какой-то досадой произнес он.

-А что так? Не по вкусу?

-Да нет… Я бросил.

Молодой человек, только кивнул головой. Афанасию Петровичу наскучило гулять, на него нашла какая-то тоска, он медленно встал со скамейки и направился обратно домой. Он, не торопясь, поднялся в квартиру, зашел в пустую комнату, сел в кресло и почувствовал что-то странное внутри, какой-то легкий порыв. Руки его поднялись в воздух, и безымянный палец начал играть ноту ля на воображаемом фортепиано и опять, и опять. Афанасий Петрович не мог поверить, но он точно слышал ля второй октавы. И в голове его все прояснилось, и в груди стало тепло, и пальцы его наконец-то заиграли такую знакомую им мелодию. Он слышал все, слышал размеренный вальс в басу, слышал россыпь высоких нот в верхнем регистре, как сияющие звезды на небе, слышал гармонию, слышал паузы, форте, пиано, все слышал! Это была адаптация Рахманинова “Муки любви”. Все эти годы он был оторван от мира, все эти годы не мог помириться с реальностью и с самим собой. В тот момент произошло то, что должно было произойти много лет тому назад, Афанасий Петрович наконец-то повзрослел. Да,именно так, а всю жизнь был он упрямым ребенком, который все никак не мог принять мир вокруг. Но теперь он нашел, что искал, теперь появилось то, ради чего можно жить.  Он закрыл глаза и, вслушивался в каждую ноту, в каждый звук, он чувствовал, как разрывалась душа, чувствовал горечь утраты, любовь и безграничное счастье от того, что мог чувствовать все это, ведь так давно в его сердце не было  ничего кроме гнева и обиды, и по щекам его потекли слезы… Это были слезы радости. Столько лет он был слеп и глух, а теперь переродился заново. Он играл музыку и знал, что завтра солнце станет ярче, небо яснее, люди станут добрее, потому что он слышал, как смеялись дети, и, потому что когда-то его любили, и он снова мог слышать музыку, и в этом была вся жизнь.