История о том, как Рабинович сошел с ума

Однажды ночью, возвращаясь после работы из гража в Вильямсбурге к себе домой на Шипсхедбей , смертельно усталый, сонный Рабинович сидел в пустом вагоне сабвея и разглядывал карту нью-йоркской подземки.
- Где это я – спрашивал он у себя, - где я нахожусь?
На станции под названием Атлантик авеню в вагон, испуганно озираясь, запрыгнул пожилой хасид.
-  Ничего-себе, - подумал Рабинович, зная характер этих мест, - что ты здесь делаешь, пейсатый?
Двери закрылись, поезд тронулся, хасид подошел к Рабиновичу и неожиданно спросил:
- Вы еврей?
- Что за вопрос, - разозлился Рабинович, - да я еврей. Почему вы такое спрашиваете. Может быть мне желтую звезду нашить!
- Нет, нет, - пейсатый  и умоляюще поднял руки перед лицом, - я не хотел вас рассердить, просто мне страшно одному. Можно я сяду рядом с тобой. Он посмотрел на Рабиновича и поправился:
- С вами.
- Садись, - сказал Рабинович.
- Хасид сел рядом, и погрузился в маленькую книжку, которую достал из кармана своего лапсердака.
- Что читаем? - спросил Рабинович.
Пейсатый не ответил.
Рабинович посмотрел на него внимательно.
- Эх, в какой стране и в какие времена произошло это переодевание. Ведь не всегда же мы были такие. Эта шляпа, то ли пальто, то ли длинный пиджак, брючки, ботинки под названием «школьные», рубашка, белая рубашка. Уж если у вас заведено носить белую рубашку под черный лапсердак, то будь любезен, хотя бы раз в три дня эту рубашку сменить. На воротнике пиджака органика, в бороде остатки кошерного ужина. Читает – губами шевелит, как безграмотная старуха.
Хасид закончил читать, закрыл книжку, поднял на Рабиновича голубые детские глаза и сказал:
- Вы ошибаетесь.
- В чем это еще я ошибаюсь? - спросил Рабинович не без раздражения.
- Во всем, - сказал пейсатый.
Он говорил по-русски чисто, без акцента.
- Где ты так русский выучил? - спросил Рабинович.
- Помнишь, в 74 году, когда ты работал санитаром психбригады на скорой, старшим врачом бригады был врач по фамилии Левин. Маленький такой, жутко картавый, самолюбивый полужидок. Член партии. Ты пошутил однажды при всех: “Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Левин.” А он обиделся и перевел тебя в общую бригаду на месяц. В общей нужно было таскать носилки и ты лишался прибавки за вредность: двенадцать с половиной процентов. Кстати, у тебя моргидж за медаль двенадцать с половиной процентов. Ты не находишь совпадение странным.
После таких необычных речей Рабинович окончательно проснулся, посмотрел на пейсатого с интересом и спросил:
- Вы, собственно говоря, кто будете?
- Я – путешественник. У нас сейчас четный год второго солнца. Время путешествий.
- Инопланетянин, что ли? – спросил Рабинович тупо. После двенадцатичасового шифта в такси напрягаться умственно ему совсем не хотелось.
- Все зависит от того, как вы видите мир. Если в трех измерениях, то объяснять не берусь.
- А этот странный костюмчик на вас, - спросил Рабинович, как мог, иронично.
- Смотрите на это как на униформу, - ответил пейсатый. Да бросьте вы ко мне придираться. Вам не нравится мой внешний вид. В пределах ваших представлений я вообще не материален, могу выглядеть как угодно.
- Ой, кончайте эту гонку, - схватился за голову Рабинович. - Я заебался общаться с сумашедшими. Представляете, сегодня стою на сорок второй и первой на светофоре, возле этого факаного их ООН. Стою жду, вдруг понимаю, что траффик полность стопорнулся.  Мертво все стоит. Я уже подумал, ну бля, опять аксидент, Как вдруг появляются... Как вы думаете кто? Палестинцы. Идут от Гранд Централ к ЭфДиАру, как цыгане шумною толпою, хайвей перекрывать. Дохуя, человек тысяча. Детей над головой поднимают, кричат на каком-то языке с такой жуткой агрессивной фонетикой. Менты нихуя с ними не могут сделать. Даже и не пытаются. Я сразу двери в кэбе закрыл, окна поднял. Сижу, пережидаю, стараюсь на них не смотреть. Голову вниз опустил и говорю себе: "Не смотри, не смотри". Чтобы не раздражать. Увидят, что смотришь, разозлятся и расхуярят тачку. Она хоть и гаражная, но семьсот пятьдесят баксов в ней депозит торчит, назад черта с два  получишь. Вдруг там, в этой беснующей толпе организованную группу пейсатых, идут шеренгами почти что строевым шагом.  Kак отряд зеков в столовую. Все одеты одинаково, вот как вы. От такого необычного зрелища я, конечно, прибалдел, потерял над собой контроль, вытаращился и говорю как бы никому: - Клава, я ху*ю!
Вдруг, один пейсатый отделяется от строя подбегает ко мне и как ударит чем-то по переднему стеклу. Но не разбил.
- А клиент мужик, которого я из ЛаГвардии вез кричит:
- Be careful!
Ну, скажите, как я могу быть осторожным.
Громкоговоритель в вагоне пробормотал вдруг что-то невразумительное и поезд начал набирать скорость. Замелькали названия станций.
-  Что происходит! - воскликнул Рабинович. – Суки, они опять поменяли маршрут.
-  Рабина, - сказал пейсатый, -  ты окончательно е***улся.
Но Рабинович пропустил это мимо ушей, бросился к карте сабвея и стал водить пальцем по исцарапанному стеклу.
-  Где же мы сейчас? - бормотал он.
- Что ты там ищешь? – спросил пейсатый.
- Минск, - огрызнулся Рабинович.
- Так вот же он, - показал пейсатый на карте, - сразу же после Борисова.