Сон

 
  Из другого отделения нашего взвода пришёл сержант Крючков. Этот сержант не был командиром взвода и даже отделения. Он не имел никакой должности, кроме одной, - стукач. Совсем недавно его выбрали комсоргом, это тоже должность, но выборная. Выбирают не тех, кто заслуживает, а тех, кто не заслуживает. Типа того вот пускай теперь, этот козёл, по две копейки со всех трясёт, да бумаги разные заполняет. О том, что этот козёл, ещё и стукач, знали все. В армии как на рентгеновской фотоплёнке проявляются все негативные качества человека. Перед тем как прийти к нам Крючкову произошёл позорный случай, все ходили и плевались в сторону одного подонка.


    Служил в другом взводе один подонок. Не было у него ни друзей, ни товарищей, но была у него одна лычка на погонах, ефрейтор значит. Этот подонок – ефрейтор – одиночка, попался пьяным в самоволке. Пол литра водки одному, под армейскую закуску много оказалось. Да ещё в первый раз, без тренировки и тренера. Ефрейторского звания его лишили, лычку срезали и предали анафеме. Подонок не растерялся и уже через неделю подал раппорт: «Хочу служить на острове Даманском». Полгода тому назад, там много пограничников полегло.


    Мы служили на острове Сахалин, в части по ремонту автомобилей. Ничего общего с пограничниками не имели, у нас даже оружием были карабины. Автоматы я видел только на картинке, и на стрельбище, когда там ВВ отстреливались по мишеням. Мы у них ещё патронов набрали, нам то даже на пост не дают, боятся отцы командиры. После каждой стрельбы на полигоне, месяца два, к часовому на выстрел ни кто из офицеров не подходит.


     Пограничников видел с вышки, они по ночам, большой толпой бегали. Один раз мы перед баней ждали, когда они отмоются, встретили земляка. Земляк сильно переживал о своей оторванной пуговице, мой друг оторвал и отдал ему свою пуговицу. В нашем гарнизоне, у пограничников курс молодого бойца и школа младших командиров была. Вот и все мои познания о границе, да что там зря говорить, у них на границе одних собак больше чем офицеров.


     Наш покойный «Дембель» им в подмётки не годился. Маленькая такая собачка была, все её по-разному звали, кто «Дембель», кто «Меркул», в честь нашего замполита майора Меркулова. Мой земляк на КП стоял у ворот, а эта собачка за воротами бегала с мальчишками. Эти мальчишки спросили у моего земляка: «Как собачку звать»? Вот он им и ответил: «Меркул».

   Только он ответил, тут и замполита подвезли, собака майора испугалась и в часть забежала, чтобы самоволкой не посчитали. Мальчишки стали её обратно звать: «Меркул, Меркул, Меркул». Наш толстый замполит, шею не мог повернуть, она у него крепко соединялась с туловищем, но где именно никто не видел. Он стоял и топтался на месте, он даже не мог повернуться на большой угол за один раз. Вот так и получилось, что там, на воле, за забором собаку звали «Меркул», а в расположении части, за колючей проволокой, эту же собаку звали «Дембель».


      Происхождение этой собаки скорей всего было дворянским, дворняжка значит, а вот происхождение клички  чисто армейским. За это и пострадало бедное животное, кто-то пустил слух, что пока жив «Дембель», демобилизации старослужащем не будет. Изловили «Старики» собачку и забросили живую, в топку отопительного котла кочегарки, как героя Гражданской войны Сергея Лазо, японские интервенты. С демобилизацией в ту пору на самом деле чехарда была, переходили с 3-х лет на 2 года службы.


      Служили по-разному, я одного шофёра встречал, который генерала возил, так он уже четвёртый год дослуживал. По такому случаю, он отпустил бороду «шотландку», наш майор Меркулов сделал ему замечание. Я сам слышал, как этот шофёр материл нашего замполита. Наш замполит не был плохим человеком, ему генерал объяснил и он отстал от невинного солдата. И невинный солдат не был плохим, он пока руки мыл, у него аккумулятор спёрли, он согласился на замену новый поставить, и генералу не говорить.


    Майор Меркулов уехал служить в другую часть, а ему на замену приехал майор Староминский, маленький, старый сын богоизбранного народа. Несмотря на свою богоизбранность, говорил и думал он как украинец, его трудно было понять. Чего только стоил лозунг, написанный с его слов завешанный на нашей казарме: «Что ты сделал, чтобы крепчала воинская дисциплина»? Не крепла, а именно крепчала, его наш художник Вовка Чернов, два раза переспрашивал и поправлял, но он сказал, что это его приказ.


Он ещё был немного глуховат, а на петлицах у него были танки, мы   в надежде, что он не поймёт, откуда, кричали ему из строя: «Почему ты Иуда в танке не сгорел»? Всё его участие в Великой Отечественной Войне состояло в том, что автомобиль, который вёз его, сорвался с кручи, на Военной Грузинской дороге. Потом он долго лечился в госпитале с ушами, но так и не услышал голос трубы, призывающий на войну.


   Вот этот богом избранный замполит, собрал к себе всех комсоргов и стукачей, и сказал: «Для нашей орденоносной части, одного добровольца мало, надо бы ещё раппортов написать штук шестнадцать». Вот с этим предложением и выпученными глазами пришёл к нам наш комсорг Крючков. В нашем отделении я был самый старший, командовал отделением, не смотря на совершенно, чистые пагоны рядового. Меня он агитировать не стал, а навалился на нашу молодёжь.


Надо, мол, и всё, тут я не выдержал и спросил: «Кому надо»? Сказать, что замполиту и ему, он не отважился, сказал: «Родине, партии и правительству». «Ну, нельзя же их так сильно обманывать», - остановил его я: «Никакой ценности для пограничных войск наши солдаты не представляют, кроме того, это не наше министерство, а комитет, при совете министров. Зачем людям голову морочить»?


       Наш комсорг куда-то быстро убежал, вместо него пришёл настоящий сержант и записал меня в наряд в караул. После обеда, те солдаты, которые идут в наряд, должны отдыхать, по-солдатски значит, - спать в казарме на своей кровати. На пути к кровати меня остановил замполит и стал отчитывать за вражескую пропаганду, я лаконично его прервал: «Если бы и правда, на Даманский послали? я бы первый поехал». Замполит гарантировал мне, что обязательно пошлют. «Несерьёзно товарищ майор, мне сегодня в наряд, можно я отдыхать пойду, с вашего разрешения»?


  Кое-как отвязался я от замполита. Я не видел в армии солдата, который положив, голову на подушку не заснул бы сразу. Ничем не отличался и я, на улице жара, даже пот превращается в соль на гимнастёрках, а в казарме прохладно. Уснул, как в яму провалился, меня нисколько не разволновал разговор с майором. Оказалось, что мальчик я всё-таки впечатлительный, сплю я и вижу такой сон.

 
     Та же казарма и я так же сплю, но перед самым разводом наряда, меня будит не дневальный, а сам замполит. Склонился надо мной и спрашивает: «Рядовой вы раппорт писали»? «Какой раппорт»? – отворачиваясь, в другую сторону из-под одеяла спрашиваю я. «На Даманский, служить хотели, на границе с Китаем»? – ласково и ехидно интересовался майор. «Хотел, но раппорта не писал», - окончательно просыпаясь и лёжа на спине, ответил я. «Пора дружок, за тобой пограничники приехали», - не унимался замполит.


   Я встал, подошел к окну и действительно, прямо у крыльца задним бортом к нему, стоял ГАЗ-51,  вокруг него ходил офицер в зелёной фуражке с портупеей на боку. Я медленно стал заправлять кровать, «Не надо, старшина заправит, у него это лучше, получается», - услышал я из коридора всё такой же ехидный голос. «Я вам сейчас, карабин из оружейной принесу. Пока вы Калашникова не освоите, он вам пригодится», - сказал заботливый майор.


   Делать не чего, отцепил я от сетки кровати вещь-мешок, а в нём уже банки сухого пайка гремели, закинул его за плечи. На одно плечо повесил карабин, попрощался с дневальным и прямо с крыльца, начал залазить на древний автомобиль. Майор хотел подсадить меня, но я остановил его, так уже было, упавший с плеча карабин разбил всё лицо одному солдату. Я ехал по пыльной дороге, и ругал себя за то, что остановил майора, при посадке. Так бы хоть память обо мне у него осталась.


   Кто-то тряс меня за плечо, я проснулся, это был дневальный. Ни майора, ни старшины не было. Встал, посмотрел на улицу, солнце меняло свою окраску, и собиралась закатываться за высокий сарай, в котором мы коптили горбушу. Ни какого древнего автомобиля ГАЗ-51, у крыльца не было, но чёрный верх офицерских фуражек, мне казался немного зеленоватым. Оделся, скатал первую попавшуюся мне шинель, получил карабин.


  Вытер холодный пот со лба, нахлобучил пилотку звездой из значка ГТО и поплёлся к штабу. Шёл и думал, хорошо бы съездить прикладом по усатому лицу нашего замполита. Чтобы не обманывал родную партию и не мене родное правительство. Не говорил несерьёзных речей, впечатлительным мальчикам, а они бы спали спокойно. Зная, что сегодня на пост заступаю я, без патронов, но со штыком.


      Надо будет, я и на Даманском смогу, всех китайцев распугать с таким оружием в такой шинели, доставшийся мне от демобилизованного летом здоровяка. Дембелю я был под мышку, но под такую шинель я теперь смогу одеть две телогрейки сразу и рукавиц с отдельным местом для указательного пальца мне не надо, хотя бы до зимы. Зимой я поеду домой, в чём придётся, мне всё равно, лишь бы подальше от сержантов, старшин, капитанов и майоров. Не везёт мне с ними, но верю, что другим мальчишкам повезло больше, может я просто впечатлительный, а ведь старался, я отличник боевой и политической подготовки.