Дом над городом. Продолжение этого рассказа

Не знаю, почему и зачем она, старая женщина,рассказала такие страсти несмышлёному ребёнку? Может она сама с собой разговаривала? Но, совершенно не подумав о последствиях этого разговора, она внесла такую сумятицу и страх в мою душу. С тех пор я стала до ужаса бояться темноты! И ни за какие коврижки теперь не оставалась одна в доме, даже днём.

Дворничиха ушла. А я всё сидела на скамейке до прихода мамы и размышляла об услышанном. Вот значит как, аист оказывается приносит младенцев ещё и прямо в живот!Чтобы они, значит, там в тепле созревали и росли.Это наверное, как курица выгревает своих цыплят в яйцах, сидит на них. Так бабушка мне говорила.И не разрешала заходить в стайку, где пеструшка сидела в корзине, высиживая цыплят, чтобы я её не спугнула. А то курица убежит, а яички остынут и цыплятки в них помрут, - поясняла она.И тут я вспоминаю, что уже не один раз видела женщин с раздутыми и большими животами. Но на это я как-то никогда не обращала внимания.

Непонятно, конечно же, а как же аист этих младенчиков туда в живот помещает? Но, чтобы вынуть оттуда созревших детей, то видно надо - живот разрезать?А как иначе? Бр-р-р, страшно-то как!!! Уж лучше находить в капусте на огороде. Но вот другая тема, о блуждающей по тётиной квартире души покойницы, меня напугала и смутила напрочь!

Вечером за чаем я поделилась всё же своими новостями с родичами. О том, что я сама ощущала, и то, что мне поведала дворничиха. Но они только недоверчиво качали головами. Видимо не хотели меня пугать. Хотя факт о произошедшей в этой квартире истории, тётя подтвердила. Но, видимо, и остальное тоже. Это я краем уха, засыпая, слышала её разговор с мамой. Но своими размышлениями о способах появления младенцев, я не поделилась, интуитивно считая эту тему запретной.

Наконец-то мы с мамой переезжаем на свою новую квартиру!Хотя не такую уж и новую, она была в старом бараке, но для нас была новой, потому что была своей и на новом месте. Переезжать нам помогала тётя Мила. Маме с работы дали небольшой грузовичок и с помощью водителя-солдатика мы погрузили в кузов наш невиликий скарб. Нашу новую кровать с панцирной сеткой, два фанерных чемодана с вещами и сундук, кочевавший с нами ещё с Севера, в него была уложена постель.А ещё мамину ручную швейную машинку в лаковом футляре, что мне оссобенно в ней нравилось.Потому что я любила водить мокрым пальцем по её скользскому боку и она в ответ тоненько и мелодично скрипела.

Мама взяла меня на руки и мы сели в кабину с водителем, а тётя пошла пешком, помогать расставлять вещи. Идти было недалеко, всего один квартал за водокачкой. Стояли тогда по улицам маленькие домики, как игрушечные, так мне казалось. В этих домиках из стены под окошечком торчала труба, из неё текла вода, которую отпусали по талончикам. На водокачках обычно жили одинокие женщины. И жили, и работали.Обслуживали по талонам жаждущих питьевой водой.Одиноких было много после войны, да и с жильём тоже были проблемы.

А мне так нравились эти почти игрушечные маленькие домики, с вышитыми занавесками и геранями на окошечках.Мне казалось, что в каждом из них живёт Мальвина из сказки про Буратино.Мне мама к тому времени купила и прочла эту книжку. Как же мне хотелось хоть немного пожить в одном из этих домиков с мамой!И я так уверовала в свою мечту, так представляла, что мы там живём, что когда меня спрашивали, где же мы живём? Я с гордостью отвечала, что живём мы на водокачке!Чем приводила маму в большое смущение, потому что у нас была своя квартира.

А наша небольшая квартирка, которую маме дали на работе, состояла из комнаты и небольшой кухни. И хотя она была в одноэтажном бараке, но у неё был отдельный вход с торца здания с сенцами и крылечком. От общего двора нас отделял заборчик из штакетника, образуя маленький собственный дворик с сарайчиком-дровянником. Все печи в доме топились дровами.

На маминой работе комендант штаба выделил маме при заселении мебель:два стола для кухни и комнаты и несколько табуреток из казармы. Табуретки были смешные: с дыркой в сиденьи. Я таких ещё не видела и вслух высказала смешное предположение, для чего эти отверстия сделаны.Солдатик, помогавший разгружать вещи,долго смеялся. А мама сказала, что это сделано для руки, чтобы легче их переносить.

Мама с тётей быстро навели порядок в нашем жилье. Побелили известью стены и потолки. Сразу запахло у нас свежестью и новизной. С тех пор я люблю запах свежей извести. Это всегда было запахом предпраздничности, предвкушения близкого праздника, приближение его.Мама всегда перед праздниками белила.Покрасили они с тётей и два нащих окна голубой краской. Одно окно выходило из кухни в общий двор, а в другое окно из комнаты была видна стена краеведческого музея. Между стеной нашего барака и стеной музейного двора было два метра свободного пространства под нашим окном.Вот там все девчонки с нашего двора и собирались у меня поиграть.Мы, постелив на траву покрывала,шили куклам платья из лоскутов, играли цветными осколками чайных чашек, обменивались фантиками от конфет...А в общем дворе вечерами играли в прятки, выжигалы и лапту, скакали в классики.

Я была очень рада, что мы имеем своё жильё и ни от кого не зависим.Тётин муж имел скверный характер.Хоть я была и мала, но многое понимала. Он часто пилил тётю ни за что, ни про что. Она же это почему-то терпела совершенно безропотно.Вот я ещё понимаю, если б это был красавец. Но когда она в первый раз привезла его из города в посёлок, показать матери и сёстрам, то есть познакомить с мужем,( они уже были расписаны), то я прошептала бабушке: "Он плохой и на филина похож."Детская душа, порой, видит на первый взгляд глубже и прозорливей. Ей, душе, открываются внутренние черты человека, которые для взрослых проявятся много позднее.Дядя Петя был склонен к насилию.Часто тётя запудривала свои синяки, полученные во время ссор. Он любил выпить и после не контролировал себя.Работал он врачом-рентгенологом в лесной школе за городом. Были тогда такие школы интернаты в сосновом лесу для детей со слабыми лёгкими, что-то вроде санатория. Так мне мама объяснила.

Тётя моя умудрялась всё терпеть, и прожив с ним восемь лет родила двух сыновей.Он конечно же был недоволен нашим пребыванием на его территории, хотя и прожили мы там всего два месяца до получения квартиры. Он и тётю пилил за каждый пустяк и нам строил всякие мелкие пакости, стараясь скорее выжить нас из своей квартиры. То открывал форточку над нашей кроватью, то демонстративно курил в кухне, то когда мы уже с мамой спали, зажигал свет в кухне и садился читать газету... А похож он был действительно на филина. Невысокого роста, лысыватый, хрящеватый нос с горбинкой, как клюв у птицы. Дополняли портрет два выпуклых голубых глаза. У меня была такая брошка - филин с голубыми глазами.

Я была рада, что мы выехали из тётиной мрачной квартиры с привидениями.В существование которых они всё же поверили, и сами на себе ощутили их присутствие, чему раньше не придавали значения.И уже через пять лет жизни в этой квартире, они по этой причине поменялись со своим знакомым. Перешли жить в дом с удобствами во дворе. Это было рядом с городской баней, куда мы еженедельно ездили с мамой. Тётя ходила в баню вместе с нами, а после мы, купив батон и конфет , заходили к ней пить чай, пока её супруга не было дома.

Почему-то походы в баню я помню, как праздник.На первом этаже там распологалось мужское отделение, а на втором женское. Мама по субботам укладывала в дермантиновую хозяйственную сумку ( из кирзовой кожи)полотенца, рогожные мочалки, мыло и чистое бельё.Мы поднимались на второй этаж бани и нас срузу овевали ароматы: одеколонов из открытой двери парикмахерской, влажности близкой воды, земляничного мыла, берёзовых веников...Здесь возле кассы располагался ларёк, где всё это и продавалось: веники для парной, вафельные полотенца, туалетное мыло и банное, рогожные мочалки и даже кремы для лица.Мама всегда покупала нам земляничное мыло в зелёной блестящей обёртке. На ней был нарисован кустик земляники с красной яголой.Как оно вкусно пахло,  это мыло из моего детства! Я всегда сама разворачивала обёртку и долго нюхала розовый и глянцевый кусок. Он удивительно пах летом и деревней. Пыталась даже лизать его, но вкус мне не понравился, пах он гораздо лучше.

Мы с удовольствием обустраивались в своей квартире.В кухне под окно поставили стол, застланный новой в цветочек клеёнкой и пара стульев.На стене две полочки под посуду, оставшиеся от прежних хозяев. Мама сшила и повесила ситцевые занавески на окна и на полочки с посудой. Прибила над кроватью гобеленовый коврик. На нём лебеди плавали в пруду, а на другом берегу был нарисован сказочный дворец. И мне всё время казалось, что там должна жить принцесса.Я придумывала про неё разные истории, и даже разговаривала с ней... Чемоданы задвинули под кровать, а сундук поставили к печному боку.Он потом часто служил кроватью, то неожиданному гостю, то маминой подруге засидевшейся допоздна.

Ходить в то время по улицам в ночное время было опасно и страшно.Столько было грабежей, убийств. А то к нам заезжали родственники из деревни, или знакомые по каким-то своим неотложным делам, и не управившись за день, оставались у нас ночевать. И сундук исправно нёс свою службу.

Стол в комнате мама застелила вязаной скатертью, подареной нам на новоселье тётей Милой. В простенке за печкой мама прибила два гвоздя и повесила туда на плечиках свои пальто: осеннее и зимнее, а ещё два выходных платья, завесив всё простынёй.В комнате у окна стояла бамбуковая этажерка с книгами. Там со сказками А. Пушкина соседствовали сказы Бажова, басни Крылова, мой любимый Буратино и другие детские книжки, которые с пяти лет я сама читала.На свободную полку я положила свои рисовальные альбомы и акварельные краски, которые разноцветными пуговками были наклеены на картон.Я очень любила рисовать, но ярких способностей у меня к этому не было и в дальнейшем никак не проявились.


 Потом, в детском садике, когда наши работы выставлялись на стенде для  родителей, мама тихонько вздыхала, разглядывая мои "творения", пытаясь определить кто же там изображён? И чтобы меня не обидеть, боялась спросить: конь или крокодил там был изображён? То же было и при лепке из глины... А я с надеждой заглядывала ей в лицо, ожидая похвалы. Не было у меня талантов ни художника, ни скульптора. Но я любила самозабвенно скакать в классики и на скакалке, тут уж мне равных не было!Лучше всех дворовых девчонок умела шить куклам платья и они наперебой просили меня об этом. А ещё я любила и могла тщательно мыть посуду. Вот к шитью и мытью меня приучила бабушка.За это мама меня всегда хвалила и говорила, обнадёживая, что я хоть буду хорошей хозяйкой. Ну хоть что-то!

Сюжет моих рисунков всегда был одинаков: домик с дымящейся трубой, на окне вышитая занавеска и горшок с геранью, всё чисто стилизовано. На лужайке перед домом курица с выводком цыплят,кругом цветы и деревья в саду. Вся усадьба обнесена высоким забором. Современный бы психолог объяснил это - желанием ребёнка иметь полноценную семью и полный дом. А я в то время, да наверное и всегда, очень скучала о папе!

А ещё я любила рисовать деньги...У меня это здорово получалось!Прямо как настоящие.Когда мы с девочками играли в магазин. то все отдавали предпочтение только моим рисованым деньгам.

Однажды, мама принесла зарплату... Положила её на стол в кухне и занялась шитьём. Села что-то шить в комнате. Помню, что в 1948 году купюры были большие, старые, с размочаленными краями и стопка денег на столе казалась от этого большой и высокой.Потому я и обратила на неё внимания, подумав: как много... Покрутилась я возле стола, не зная чем заняться. И вдруг, совершенно не зная почему и что буду потом делать, я выдернула снизу самую большую по размеру деньгу! Теперь уже не помню, каким она была номиналом, да я и не разбиралась тогда в этом? И плана у меня никакого не было.Сложив деньгу квадратиком, и положив её в карман платья, я ещё повертелась некоторое время среди девчонок во дворе, а потом  вдруг дёрнула что есть духу в ближайший на нашей улице магазин.

Там только что хлебовозка привезла хлеб, а продавщица убирала его с прилавка на полки.Глаза мои разбежались, я не знала и не могла выбрать, что же купить? Тут мой взгляд задержался на ржаных буханках, ещё пирамидой стоящих на прилавке.

- Хлеба, на все!!!- выдохнула я с облегчением от принятого решения.

- Может только одну буханку? - засомневалась женщина за прилавком.

- Нет, на все!- решительно подытожила я.


С большим сомнением во взгляде, она пододвинула мне по прилавку четыре буханки ржаного хлеба. Она знала мою маму, мы никогда столько хлеба не брали.Но, видимо подумала она, что в жизни всякое бывает, может неожиданно много к нам приехало родичей?

- За сдачей пусть мать придёт! -услышала я вослед.

Сложив буханки, как поленья дров, в оберемок, я осторожно пошагала домой. Осторожно, потому что из-за хлеба не видела земли под ногами.Мама, увидав меня с покупкой, только покачала головой... А мне стало нестерпимо стыдно за мой поступок.Ведь, как оказалось, на столе была не только мамина зарплата,там лежали деньги, что она заняла для покупки дров на зиму.В магазине маме сдачу вернули. Из купленого хлеба, мама оставила на еду только одну буханку, а остальные пересушила на сухари.Которые потом я целый месяц с удовольствием хрумкала, угощая и девчонок во дворе.

К нам часто приходила в гости мамина подруга тётя Люда.И в будние дни недели, а в субботу даже оставалась ночевать на нашем сундуке, застланном периной. Они вместе работали машинистками в штабе. По воскресеньям мы все вместе ходили в кино на дневной сеанс, потом пили у нас чай с ливерными пирожками. Потом они разговаривали, вышивали разные салфетки, или мама строчила что-то на своей машинке...Тётя Люда жила одна. И мне было её жалко. Вот у мамы была я, а у неё не было никого.Долгими зимними вечерами тётя Люда засиживалась у нас и мама оставляла ей ночевать, постелив постель на сундуке.Ходить в то время вечерами было опасно. Могли и ограбить, и даже убить.

В ту злополучную субботу они вместе пришли с работы и забрали меня из садика. А тётя Люда сразу пришла к нам с ночёвкой. Она принесла солёного омуля, а мама нажарила картошки и вскипятила чай. После ужина я утроилась рисовать свои домики на кухонном столе, а мама в комнате села дошивать тёте Люде платье из синего в белый горошек ситца, пообещав отдать все обрезки мне для моей куклы. Сижу я себе рисую и слушаю музыку из чёрной тарелки радио, висевшего в кухне над окном. На завтра мама обещала сводить меня в кукольный театр на спектакль"Красная шапочка". Потом мы все улеглись спать. Мы с мамой на кровати, и её подруга на сундуке. Я сразу заснула, а взрослые ещё долго разговаривали. До меня долетали обрывки их слов, за окном ветер шевелил ставнями окон...

Вдруг звякнула щеколда на сенной двери... Сон мгновенно отлетел!Потом там что-то явственно и громко заскреблось. А надо сказать, что в доме без мужской руки всё было прибито тяп и ляп.
Дверной крючок на сенной двери было легко открыть, приподняв подходящей щепкой. Потому что между дверью и колодой была порядочная щель.Такой же крючок был и на двери в квартиру. Хотя он был подогнан более плотно. Но мы, все три женщины, очень испугались!Можно сказать перепугались насмерть! Ведь кто-то пытался открыть нашу сенную дверь!

В то время после амнистии, как мне потом рассказала мама,вышли на волю много уголовников.По городу прокатилась волна краж и убийств... Пару недель назад на соседней улице в частном доме вырезали целую семью даже трёх малых детей не пощадили.Все эти события были у всех на языке и молва людская расцвечивала их новыми  и новыми подробностями.

Мама с тётей Людой в кухне через дверную ручку протянули простыню, и каждая тянула свой конец на себя!Так они пытались укрепить свою хлипкую оборону. А меня заставили в комнате кулаками стучать в смежную стену к соседям и просить о помощи!В той квартире жил майор милиции. Барачные стены тонкие и сквозь них слышны и кашель, и чихание из соседних квартир. А если уж кто ссорился, то подробности утром знал весь двор.

Я стучала в досчатую стену двумя кулаками и вопила: "Помогите нам! К нам кто-то ломится!"

Но в ответ была полная тишина...После известных событий, все боялись.Телефонов тогда ни у кого не было. А уличный телефон был возле магазина.Мужчин в нашем дворе было мало, в основном женщины с детьми. Тут уж своя рубаха была ближе к телу.Помощи ждать было неоткуда...

А на нашем крыльце продолжал скрипеть снежок, кто-то, пыхтя, пытался откинуть крючок, шаркая чем-то по двери.Мы не спали пока не засерел рассвет.К этому времени на крыльце всё стихло. Мама, выглянув в окно, увидела лежащего на крыльце мужчину в милицейской шинели! Чуть позже, когда совсем рассвело, они с подругой вышли на крыльцо  и опознали в спящем мужчине нашего соседа майора...Того, к  которому я так тщетно всю ночь стучала через стенку и просила о помощи.

Оказалось, что он вернулся домой поздно в хорошем подпитии и... перепутал двери.
У него тоже был отдельный вход, только с другой стороны барака. Вот он и старался попасть к себе домой, пытаясь откинуть дверной крючок, такой же, как у нас.После, протрезвев, он пришёл к нам извиняться. И даже прибил нам второй крючок в сенях и уплотнил планкой дверную щель.

Садик, в который меня приняли от маминой работы,был ведомственным, и по тем временам хорошо обеспечивался, в отличии от других садиков. Он находился через дорогу от нашего дома. Мама утром, идя на работу, заводила меня туда, а вечером забирала.В то время существовала такая традиция: дети из старшей группы, которые жили рядом с садиком, могли без родителей возвращаться домой в пять часов вечера.Для этого родители писали заявление заведующей и брали всю ответственность на себя.И я тоже попросила маму об этом. И теперь я приходила домой на полчаса раньше мамы.И до прихода мамы с работы мы с девчонками играли в куклы на нашем крыльце.

Рядом с нашим двором стояло трёхэтажное здание краеведческого музея. Центральный вход был украшен колоннами и возле них полусидели два гранитных льва в натуральную величину.Мы вечерами любили "кататься" на них верхом, оседлав их тёплые, нагретые на солнце спины.

В детском садике был большой и длинный двор, ведущий к открытому бассейну возле центрального входа.Двор был обсажен с двух сторон кустами жёлтой акации. Между кустами и забором образовались такие уютные уголки, где при случае можно было спрятаться и уединиться, когда душа этого требовала. А моя душа это  часто требовала.Я любила там играть одна. В гуще кустов было сумеречно и приторно-сладко пахли цветы акации.

Утром, мы сразу же переодевались в садиковскую одкжду. Девочки в ситцевые платья и сарафаны летом, и в байковые зимой. Мальчики в рубашки и короткие брючки на лямках до колен.Потом в большой и светлой столовой завтракали.Кормили нас хорошо! Многие дети дома этого и не видели.Не помню, чтобы кто-то отказывался, или не доедал свою порцию. Нам давали фрукты, пекли пироги и ватрушки...В игровой комнате было обилие игрушек. Перед обедом в жаркие дни нас одевали в купальники и белые панамки и выводили к бассейну. Там, медсестра в белом халате выстраивала нас в шеренгу и обливала нам ноги то тёплой водой из шланга, то холодной. После этого мы купались в нагретой воде бассейна.После купания топтались босыми ногами по гравию, насыпанному в желобок у стенки бассейна. Так нас закаляли и оздоравливали.

Боясь прививок,пока другим их делали, я спряталась на веранде под раскладушками. На них нас укладывали на дневной сон. В то время раскладушки были с деревянными ногами, которые икс образно перекрещивались, а между ними была натянута мешковина, на которую укладывали матрац.Но меня там обнаружила нянечка, мывшая пол, и от прививки я уже не отвертелась. Я её получила уже после обеда, когда всех увели спать. Все спали, а я в мед кабинете рыдала от укола под лопатку. И мне, чтобы утешить, разрешили не идти в спальню, а поиграть в игровой комнате. Это было замечательно и место укола сразу перестало болеть.

В игровой комнате посредине лежал ковёр, а вдоль стен стояли стеллажи с игрушками. Редко у кого дома были такие. Тут были и куклы с мигающими глазами,, пупсы-голыши, плюшевые медведи, мячи, кукольная посуда, скакалки, кубики, пирамидки, кукольная мебель...Всего и не перчислишь.И конечно же были трёхколёсные велосипеды, на которых мы по утрам гоняли по длинному коридору.

В садике у меня с первых дней появился друг и звали его Павлик. Почему-то с детства у меня дружеские отношения быстрее всего завязывались с мальчиками. Может потому что я больше времени проводила с двоюродными братьями, а не с девочками пока жила в деревне.

Павлик по утрам занимал для меня велосипед, так как всем желающим их не хватало.И мы с ним наперегонки гоняли по коридору до завтрака.В игровой комнате он захватывал для меня моего любимого плюшевого медведя.В полдник делился со мной ватрушками, которые нам давали со стаканом клюквенного или облепихового киселя.Он жил в доме рядом с садиком, почти забор в забор.А я жила на противоположной стороне возле краеведческого музея.Жил он с мамой, дедушкой и бабушкой в частном доме.Отца его я никогда не видела. Павлик говорил, что тот был геологом и редко бывал дома.

В тот трагический день, в воскресенье, мы играли с  ним возле его дома новеньким мячиком, подаренным его дедом накануне. А потом решили посидеть на спинах львов возле музея. Наша улица была тихой, машины по ней редко проезжали.Самое большое это одна, или две за день.Я первая перебежала дорогу и ожидала Павлика на той стороне.Но он с полдороги вернулся за мячом, оставленным у ворот.Откуда мог неожиданно вывернуться тот злополучный грузовик??? Всё произошло, как в немом кино, прямо на моих глазах!Визг тормозов и...хруст... Павлик попал под заднее колесо и оно проехало прямо по его голове...Шансов у него не было никаких!

В тот момент всё стёрлось из моей памяти. Остался только визг тормозов и хруст...Это потом долго снилось мне ночами.От стресса я потеряла голос и слух.Потом в моей жизни нечто подобное происходило несколько раз, когда я от потрясения теряла слух и речь.Через какое-то время всё восстанавливалось. Из того дня в моей памяти осталась синяя суконная юбка женщины милицианера, потому что вытаращенными глазами я смотрела только на неё. Она же, присев на корточки, трясла меня за плечи, пытаясь привести в чувство.Видимо она спрашивала меня о том, что произошло?Ведь я была единственным свидетелем.  Прибежавшая мама забрала меня домой, буквально вырвав из рук служительницы закона.

И остался в моей памяти светловолосый и голубоглазый мальчик , мой первый друг, к которому распахнулась моя душа.А то, что от него осталось, начисто стёрлось из моей памяти. Видимо мой мозг не хотел это помнить.

В садике перед новым годом всегда завозились новые ингрушки. После обеда нас укладывали спать, а мы, снедаемые нетерпением, спать не могли!Мы с нетерпением ждали полдника, чтобы бежать в игровую комнату и насладиться зрелищем новых игрушек. Шёл 1948 год, но для детей действительно было всё самое лучшее на самом деле.Я это помню. Поэтому от детства у меня остались самые светлые и тёплые воспоминания. Но почему-то в памяти живут только отдельные отрывочные воспоминания, словно отдельные картинки. Из того времени я помню, как мы ездили в мае сажать картошку на поля куда-то за город. Ездили на машине с маминой работы. В то время все желающие получали за городом участки под огороды от своих организаций. Больше помню, как картошку выкапывали.

Ребятишкам в поле была полная воля. Мы, то помогали взрослым, то носились по полю,то объедали спелую черёмуху, росшую по краям поля. Жгли костры и пекли в углях картошку.  Сидя на кучах картофельной ботвы, очищали обгорелые бока клубней и с аппетитом ели, обжигаясь, пахучую искрящуюся сердцевину, посыпая солью и заедая чёрным хлебом!Как было вкусно!!!

Потом мешки с картошкой подписывали химическим карандашём и развозили по адресам.

Ярко помню новогоднюю ёлку в садике.Нам вручали подарки: такие большие пакеты из голубой бумаги, наполненные мандаринами, яблоками, конфетами. Но больше всего я любила коричневые плитки ирисок и разноцветные карамельные подушечки.

Неизгладимо в памяти остались мои первые впечатления от городской жизни. А в начале моего пути на земле был таёжный посёлок на берегу Байкала, потом лесная деревенька на севере Коми А.С.С.Р.Потом снова Сибирь, а там посёлок Куйтун  в Бурятии на берегу реки Яны. И вот,город!

А в нём я иду по мокрому и чёрному, дымящемуся от утренних лучей асфальту. Неумолчно чирикают в мокрой тополёвой листве воробъи. От листьев тополей пахнет горьковатой смолкой. Пахнут новой кожей мои сандалии, поскрипывающие при хотьбе. Где-то за домами, на вокзале подают гудки паровозы. На соседних улицах перекликаются клаксоны автомобилей. Пахнет бензиновым дымком и ветерок доносит запах горелого угля со станции.На мне новое платье из красной бумазеи в белый горошек. Оно мне очень нравится!У платья круглый воротничок, под кокеткой присборена юбка "татьянка", а длинные рукава на манжетах с пуговицами. На ногах хлопчатобумажные чулки в "резиночку", они пристёгнуты пажиками к лифчику, надетому на майку под платьем.Так носили тогда. О колготах ещё не знали ни сном, ни духом.Майский ветерок знобко пробирается под платье. Я специально не надела вязаную кофточку, чтобы пройтись в обновке. Я иду, зажав в одном кулаке кулёк с конфетами, а в другой руке болтается, почти доставая до земли, авоска с буханкой чёрного хлеба.

Остановившись у магазина, я смотрю на город, раскинувшийся у моих ног. На окраинах дымят трубы заводов. Вокруг города бархатно зеленеют сопки. Дым от заводских труб медленно поднимается вверх  и утекает в распадки.На сопках под соснами розовеют пятна багульника. Надо мной голубое майское небо, без единого облачка. Я смотрю в него и глаза мои наполняются слезами, от его яркости. А может это слёзы от того, что предчувствовала моя душа? Ведь впереди была вся жизнь, которую мне предстояло прожить. И я не знала ничего из того, что ждёт меня в ней. Я смотрю и смотрю на город, через который петляют синие ленты двух рек, и понимаю, что всё это теперь...моё! А дом тёти за моей спиной, словно парил в воздухе над городом. Мне казалось, что если ветерок чуть усилится, он запросто оторвёт дом от земли и понесёт его к сопкам в розовых пятнах багульника...
г. Улан-Удэ 1948год.