Keine Lust

Москва. Старая шлюха, испещренная кое-где морщинами парков и имений 17-18 века на фоне современного мэйк-апа. Индустриальная стать с дряблыми спальными районами. Жесткая, похотливая, надменная и лишь за деньги, ради и во имя их. Ох, не тот город назвали гнилым яблоком! Однако человек имеет поразительную способность приспосабливаться, и за долгие годы я нашел возможность сосуществовать с ней, научился видеть в ней даже некую свою красоту. Нет, не ту, что демонстрирует она ее случайным клиентам, приехавшим на день, два, и кто никогда не увидит ее непрезентабельных глубин, а персонально мою: гротескную, тяжелую и жестокую.
Ты так молод, так мало понимаешь в этой жизни, но это легко исправляется одним ударом:
- Щенок!
- Что???
- Ты не слушаешься, и это очень раздражает!
- Но я не хочу…
Не хочешь? А кто спрашивал твоего мнения? Кто вообще позволил тебе его иметь? Думать? Желать? Знаешь в чем отличие иллюзий от реальной жизни? Ты можешь мечтать сколько угодно, но жизнь распорядится по своему, не спросив и не волнуясь о том, чего ты там хотел. Придется смириться, малыш. C'est la vie.
- Прекрати, мне больно!
Больно? Нет, скорее неудобно. Ты связан, ты больше не владеешь ситуацией, и все твои желания и стремления сведены к нулю – это чертовски не комфортно, но не больно. Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль… пока. Но узнаешь, я тебе обещаю. И чем больше ты будешь сопротивляться…
- Заткнись, или я лишу тебя голоса иначе.
В твоих глазах легко читаемый страх, и вот теперь ты готов подчинятся. Ты усвоил урок лишь тогда, когда уже не способен оттолкнуть мою руку, сдавившую твое горло. Теперь ты осознаешь ничтожность собственных желаний. И за это я могу тебя наградить.
Легкие прикосновения к губам, шее. Давай усилим ощущения! Когда человек теряет одно из чувств, остальные обостряются. Ты знал это? Визуальный мир сейчас не нужен тебе, ты сможешь видеть больше с этой повязкой на глазах. Вот. Слушай… эту комнату… отель… город… и мое дыхание, пока я курю возле окна.
Ты тоже хочешь курить – я знаю. Последние пару лет ты стал слишком много курить. Не потому, что ты действительно в этом нуждаешься, а потому, что это выглядит эффектно. Обхватывание сигареты губами, жадное втягивание дыма, яркий огонек отражением разгорается в глазах – это так эротично! А затем дым проваливается в легкие, обогащая кровь вместо кислорода никотином, и покидает тело белой струйкой, будто выдох огнедышащего дракона – мудрого и сильного существа.
Ты давно понял эстетику этого процесса, и пользуешься ею для того, чтобы выглядеть более зрелым и мужественным в чужих глазах. Но быть и казаться – разные вещи. И где теперь твоя сила, когда я пленил тебя, мой маленький дракон? Лишенный крыльев, власти, обнаженный, закованный, посреди бурлящего города.
Ты слышишь эти миллиарды голосов? Телефонные звонки, рев моторов авто, шум работающей кухонной и оргтехники – эта мышиная возня, этот хаос и гул? И никому, никому нет дела до тебя и меня; до твоих желаний и твоей беспомощности. Никто не услышит и не придет.
Я подошел к нему, плотно зажал ладонью рот и затушил сигарету о его ключицу. Огонек мгновенно разъел плоть, погружаясь вглубь и заставляя кровь вскипеть. Шипит или нет? Я не слышу за агонией твоего тела, бьющегося о постель.
Напрасно ты думаешь, что я лишь предполагаю, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю эту боль, как и все остальные ее краски, но помню лучше, потому как она сильнее любого удара. Она иная – как по своей природе, так и по ощущениям. Резкая, как удар молнии, лишающая воли за одно мгновение, заполняющая сознание только собой, нестерпимая, яркая, всеобъемлющая жгучая боль. Боль – мое имя. Подчинись или умри. Держу пари, курить больше не хочется.
Но огонь гаснет, и боль отступает. И вот ты уже веришь, что способен это пережить. Только страх, страх, что это повториться навечно впечатался в твое подсознание. Понимание, что эта огненная боль сильнее всей твоей веры, ожиданий, убеждений; сильнее тебя. Я аккуратно прикоснулся губами к его шее. Он вздрогнул. Расслабься, малыш, я ведь только начал.
Я продолжил нежно ласкать губами и языком его шею и плечи. Если бы мир состоял из одной лишь бесконечной боли, мы бы не чувствовали ее, ровно так же, как если бы существовала одна лишь нежность – это была бы обыденность, реальность каждого дня, и потеряла бы всякий вкус. Но если черное и белое поставить рядом, белое будет светлее и объемнее, а черное темнее и глубже. И для того, чтобы различать эти цвета, они должны существовать оба. Ты не должен желать лишь одного.
Я медленно и мягко перемещался губами к паху по его груди, и мгновения боли и ада были вымещены из его сознания вожделением. Я отстранился, разглядывая его тело и возбужденную, слегка подрагивающую от нетерпения плоть. Ожидания – главный наш грех, ибо только они и причиняют нам истинную боль: наши разрушенные ожидания.
Я поднялся, подошел к столу, взял свечу и зажег ее, чиркнув зажигалкой. Представляю, что сейчас случилось в твоей голове. И опять твои ожидания тебя предали, причинив тебе боль и обратив твой разум в неоправданную панику, ведь причин для нее нет, а может и не будет, но ты уже страдаешь, ожидая худшего, с каждой секундой все больше, почти физически ощущая телом эту жуткую огненную боль. Я вернулся к постели, сел рядом с ним.
- Не надо, пожалуйста, - умоляюще прошептал он.
- Шшт, тише, - я провел пальцами по его губам. Такие мягкие, теплые. Обхватил нижнюю губу моими, провел подушечками пальцев по небритой щеке. Волосы на твоем лице тоже мягкие, хоть и густые и упругие.
Свеча таяла, как и твой страх, и расплавленный воск уже грозился выплеснуться через край. Самое время оправдать твои ожидания. Я поднес свечу к его груди, наклонил, позволяя жгучим каплям накрыть его сосок. Он выгнулся и закричал. Я оборвал его крик, зажав рот ладонью. Мне нравится его голос, но…
- Не надо, малыш, а то у нас будут проблемы.
Я снял руку и продолжил чертить полоску из горячего воска по его груди вниз, к паху. Он выгибался всем телом, отчаянно пытаясь высвободиться из оков, прокусил губу, и на ней выступила кровь, но его стон был теперь сдержанным и тихим. В нескольких сантиметрах от члена я остановился. Окинул взглядом результат, и поднес пламя к его бедру, совсем низко, так, чтобы огонь заструился по коже, в мгновение ока съев все волоски и проникая вглубь. Один огонь, а сколько граней у чувств.
- О, Боже, хватит! Ну, пожалуйста, хватит! – простонал он. – Да за что?
Вот как? А должна быть причина? Ты, правда, веришь, что у всего в этом мире есть некая логика, смысл, причина? Знаешь, у чего всего этого нет? У любви: никакой логики, никаких причин; лишь все выжигающее желание, ради которого ты готов пожертвовать всем остальным, всем миром. И как путник в пустыне, ты не напьешься одной каплей, ты не утолишь эту жажду и целым колодцем. А что, если этот колодец – мираж, и твоя жажда обманывает тебя? Нет смысла. Так что оставь все эти бесполезные поиски причинно-следственной связи и просто чувствуй!
Я затушил о него свечу, отложил ее, и принялся неторопливо снимать воск с его тела. Интересные ощущения, не так ли? Добравшись до паха, я очертил пальцами его член, не дотрагиваясь до него,  забрался на него сверху.
- Кончишь, когда я разрешу, - прошептал ему на ухо я, погружая в меня его плоть.
Он сглотнул и закивал. Волна тепла от него разошлась по моему телу, выталкивая воздух из легких. Я прикрыл глаза, прислушиваясь к собственному напряжению. Удивительно, как подобное трение может вызывать такие ощущения, рождая дисгармонию желаний: с одной стороны так хочется увеличить темп, усилить напряжение, довести чувства до апогея, чтобы волна блаженства накрыла с головой; и в то же время хочется растянуть эти мгновения сладостной боли до бесконечности, оставить это ощущение предвкушения оргазма навсегда в своем разуме, остановить время, застыть в этой точке.
Я медленно двигался, опираясь дрожащими руками о его грудь и стараясь сохранять темп. Мои мышцы сжимались вокруг его плоти, делая ее все более упругой. Из меня рвался стон, и я не стал его сдерживать – черт с ним, пусть слышат. Он вскрикнул, и я впился рукой в его горло, сдавил кадык.
- Ну, нет, еще рано, - терпи, малыш, терпи.
Тебе придется сломать тебя, пожертвовав твоим желанием ради моего, ибо такова жизнь – ты не можешь получить желанное, пока тебе не позволено. Ты должен запомнить это… или умрешь.
Страсть разорвала меня, отнимая контроль и сбивая с ритма. И как я не старался, но амплитуда моих движений стала шире и глубже, с каждым толчком быстрее. Я сильнее сдавил его горло. Еще несколько мгновений, и все будет кончено. Я не хочу. Я хочу.
- Можешь.
Я разжал руку, и его оргазм отозвался пульсацией внутри меня, разнося наслаждение и дрожь по всему моему телу, в каждую мышцу, каждую клетку, забираясь в голову и вытесняя остатки сознания. Я уткнулся лбом в его грудь, которая все еще тяжело вздымалась. Да, надо отдышаться. Я сделал несколько глубоких вдохов.
- Ты живой?
Он облизнул пересохшие губы.
- Да.
- Хорошо, - я слез с него и отправился в душ, так и не удосужившись вернуть ему свободу, а он и не просил. Видимо, сегодняшний урок, что не стоит рассыпаться в желаниях, он усвоил хорошо.