Удочери или уматери меня

Она вышла из поезда в видавшем виды поношенном пальто, цвета зрелой зелени, с рыжей лисой и в черных лакированных туфлях, столь неуместно смотревшихся на заснеженном перроне. Ее высоко взбитые белокурые волосы выглядели празднично и контрастировали с усталым поблекшим лицом, синие глаза навыкате казались ослепшими от яркого зимнего солнца. Так выглядят люди, вышедшие на свет из мрака.
Она провела в предварительном заключении год. Все деньги, вырученные от продажи того, что покупалось, ушли на ее защиту.
Известие о том, что Рита арестована при весьма шокирующих обстоятельствах, я получила по телефону от своих друзей из Прибалтики.
Вызванные свекровью полиция и средства массовой информации застали Риту за проведением аборта на дому: она выносила в мусорный контейнер кровавую смесь после криминального аборта. Репортаж о ее задержании транслировали по всем местным телевизионным каналам на протяжении нескольких дней.
Есть женщины, которые не могут существовать без второй половины, хотя и самодостаточны, и мало чем отличаются от тех, кто вообще не выходит замуж. Просто у всех своя установка.
А мужья у Риты были знатные, однако, с каждым следующим, мельчали.
Перед последним вальсом Мендельсона Рита познакомилась с Янисом, и виновата была в этом моя мать. Янис был сыном маминой приятельницы, довольно несимпатичной особы.
Мама принадлежала к той категории людей, для которых работа – главное занятие в жизни, а оставшись не у дел, но обладая неуемной энергией, маме надо было кем-то руководить, кому-то помогать, а проще говоря – быть нужной. Проживая на центральной улице прекрасного прибалтийского городка, где каждый день дамы осуществляли свой променад, мама ежедневно, с утра до вечера, без перерыва на обед и выходные, принимала гостей. В этом мамином девичьем кружке как-то и появилась Леонтина, бывший майор милиции, а со временем и полиции, но, как оказалось, бывших милиционеров не бывает.
Сын Леонтины: холостой, неухоженный, смахивающий на бомжа, был несколько странноват, замкнут, сторонился людей.
Даже люди близко знакомые, встречая его в транспорте, отворачивались, делая вид, что не заметили. А красавица Рита заметила, и, к неудовольствию Леонтины, не только вышла за него замуж, но и поселилась в их квартире, занимавшей целый этаж в элитном доме на центральной улице города. Квартира была шикарная, но требовала большого ремонта, и Леонтине угрожало выселение, так как она регулярно затапливала нижние этажи: давно следовало поменять трубы.
У Риты была своя шикарная квартира, но ее дочь, беременная вторым ребенком, ждала от матери денег на улучшение собственных жилищных условий, тем более, что умерла бабушка, с которой проживала мать, и образовался такой излишек площади. Рита разменяла свою четырехкомнатную квартиру на две двухкомнатные, одну – отдала дочери, свою же – продала, а на вырученные деньги сделала грандиозный ремонт в квартире Леонтины.
Леонтина мечтала освободиться от нахалки, ей не нужен был ремонт, ее устраивало одиночество сына, его аутизм, не волновали больные, гниющие ноги сына, которые Рита зачем-то вылечила в столичной клинике.
Леонтина разработала план выселения невестки лет на десять и с блеском его выполнила. Используя сохранившиеся связи в полиции, она организовала облаву на свой собственный дом, сообщив в полицию и тележурналистам о проводимой в данный момент операции по искусственному прерыванию беременности. Телевизионщиками был снят сюжет криминального аборта на дому и тут же показан в новостях по телевидению.
Рита была арестована и посажена в камеру предварительного заключения, вместе с другими убийцами.
Все сидевшие с ней в камере женщины, подозреваемые в убийстве, даже сознавшиеся в убийстве, не считали себя виновными, преступление свое не признавали и, естественно, не раскаивались в совершенном.
Рита была очень хорошим профессиональным врачом, замечательной акушеркой и все женщины, кого удалось найти и привлечь свидетельствовать против нее, выступили в ее защиту, это и спасло. Ну и помогли деньги.
Рита была основным добытчиком в семье, ее мать, уже к тому времени покойная, прошла всю войну, работая хирургом, на ее счету были сотни спасенных жизней. Я помню эту сухонькую старушку, с низким голосом многолетнего курильщика и очень серьезным взглядом не по возрасту зорких глаз. Ее четверо детей жили в разных городах Прибалтики: старший сын – поэт, без ног, жил в столице; младшая дочь ходила на судах по Балтике, жила в Даугавпилсе; средний сын – художник, жил в Лиепая.
И всем своим родственникам финансово помогала Рита, фактически все они жили на ее деньги. Кроме дочери, ради которой она и разменяла свою шикарную квартиру после смерти матери.
У Риты был сын: он входил в организацию юных борцов с наркотиками, его внедрили в среду наркоманов, там разоблачили и зверски убили. Его тело, распотрошенное и набитое наркотиками, нашли на берегу Даугавы. После страшной смерти сына психика Риты надломилась. Она стала исчезать, ее искали и находили через несколько дней, идущей по дороге в никуда, глаза ее были пусты, а уста безмолвны, ведь слезы – панацея, а когда их нет – сухая боль, парализующая ум.
Ну а после скандала, связанного с абортами, вся родня отвернулась от Риты.
– Ты – убийца, и я не хочу тебя знать, – сказал ей брат-поэт-инвалид, которого она содержала.
– Ты – убийца, – повторила ее сестра из Даугавпилса, чьи денежные проблемы регулярно решала Рита.
Младший брат отмолчался, но денег на защиту сестры не дал.
Проблемы, связанные с самой Ритой, пришлось решать ей самой, так как кроме ее странноватого мужа, помощи ждать было не от кого.
Ее выпустили из мест предварительного заключения спустя год, пока не закончилось следствие, она была осуждена условно и лишена права на профессию.
Мы с мамой пригласили Риту к нам в Петербург на реабилитацию.
Поселили Риту в отдельной комнате и окружили ненавязчивым вниманием.
Днем она спала, а ночью читала. Вокруг дивана, мордами вниз, покоилось сразу несколько раскрытых книг. Утром, уходя на работу, я заглядывала в комнату к Рите: ее лицо, как и душа, согретые сном, постепенно восстанавливались. Ни о каких музеях и театрах не могло быть и речи: ей необходимо было только спокойствие и тишина, а еще – много сигарет. Мама регулярно звонила мне на работу и тревожно вещала, что у Риточки закончились сигареты.
Вся квартира была прокурена, я задыхалась из-за своего хронического бронхита. Это единственное, что меня напрягало.
– Удочери или уматери меня, – говорила мне Рита, – и я буду счастлива.
Несмотря на серьезное пристрастие к табаку, Рита хорошела с каждым днем: цвет ее лица приобрел бело-розовый оттенок, глаза заблестели, заискрились, появился интерес к жизни. На моих глазах человек восстал из пепла.
Когда время отъезда приблизилось, видя, как занервничала Рита, я решила, что необходимо продлить срок ее пребывания минимум еще на пару недель. Обратный билет не приняли для обмена, пришлось купить новый.
И эти последние две недели она наслаждалась сном и чтением.
Уезжая, она в последний раз оглядела с любовью, нежностью и сожалением комнату, где провела на диване больше месяца. Я подарила ей зимние финские сапоги, которые достались мне в то сложное время по-случаю. Они были зачем-то с двумя молниями по бокам, оказалось – для больных ног, и как раз подошли для Риты, у которой в семье было наследственное заболевание ног, от него и брат был инвалидом, и ей грозила инвалидность.
Сейчас это была уже не та потерянная Рита, что сошла на перрон Варшавского вокзала, а окрепшая морально и физически женщина, понимающая, что надо будет жить дальше, но не совсем представляющая, как жить без профессии. Но все-таки она была не одна, до конца преданным ей остался только Янис, когда- то ею отогретый и подлеченный.
Такое количество мужей, оставивших разный след в ее жизни, научило ее разбираться в мужчинах и помогло ей все-таки в выборе человека благодарного.