По совести. Глава 9. Мама Аня

Анна затопила печь и радовалась теплу, постепенно наполнявшему дом. Дел домашних было ещё невпроворот, но она не унывала – глаза страшат, руки делают. Толик обещался к вечеру привезти из города стирального порошка и мыла, поэтому Анна запланировала назавтра большую уборку. Прижавшись спиной к уже тёплому дымоходу, она закрыла глаза и задумалась. Вспомнился ей Гришаня – молодой, кучерявый. Он пригласил её на подмосковную дачу своего деда профессора, истопил печь… Она так же, как сейчас прижималась всем телом к горячему дымоходу, грела озябшие руки и с любовью наблюдала за тем, как Гришка ворошит кочергой тлеющие угли, добавляет в печь дров… После выяснилось, что избранник Анны вовсе не профессорский внук, а обычный вор, и на дачу они приехали совсем не для того, чтобы отдохнуть…

Воспоминания о прошлом прервала хлопнувшая дверь. На пороге стояла Зилола – злая и расстроенная. Она быстро, стараясь не привлекать внимания, прошмыгнула в свою спальню и затихла там. «Никак глаза на мокром месте? – подумала Анна, но приставать к невестке не стала. – Захочет, сама расскажет!» Пока обминала тесто и мелко крошила капусту для борща, вернулся из города Толик. Потёрся носом о материну щёку, как в детстве и спросил:

- Зилька дома уже? Я гляжу - сапоги её по террасе раскиданы. Чего случилось, мам?

- Не знаю, мне не докладывалась, - вздохнула Анна. – В комнату, как мышь проскочила, и ни звука с тех пор не слышно.

- Пойду гляну, чего она притаилась, - Толик отщипнул кусочек теста. – Ты зови мам, если помощь нужна. Ага?

- Иди уже… - Анна потрепала сына по голове.

Некоторое время в доме царила тишина, нарушаемая только тиканьем старых ходиков, потом до Анны донеслись всхлипы. Плакала Зиля, а Толик что-то неразборчиво бубнил, уговаривая её. Анна прислушалась.

- ... А она мне говорит, чтобы я катилась в свой аул, - сквозь слёзы рассказывала Зилола. – Прямо так и сказала…

- Зиля, Зилечка, послушай, ласточка ты моя, - принялся утешать её Толик.

Анна не вытерпела, открыла дверь и вошла в спальню молодых без приглашения.

- Я тут что-то про аул услышала, пока капусту рубила. Может я и не должна лезть с советами, пока не попросят, но я тут живу и у меня есть уши. Так что, выкладывайте по порядку.

- Получку сегодня давали в сельсовете за свёклу. Я обрадовалась, что деньги получу, наравне со всеми же работала, а оказалось, что мне за работу копейки насчитали. Я к председательше пошла, узнать что да как, она же мне и говорит, чтобы я… - Зилола не выдержала, снова заплакала. – В город завтра поеду работу искать.

- Не глупи, Зиль, ты тут рядом с домом. Опять же, хоть небольшую сумму, но заплатили. И на председательшу не обращай внимания, на то она и председательша, чтобы..

- Чтобы что? – перебила сына Анна. – Давай договаривай. Чтобы всех по аулам рассылать? Ты чего Зильку покорности учишь?

- Мама, да как ты не поймёшь, мы не в Москве, мы в деревне. В деревне председатель – царь и бог в одном лице.

- Да, конечно, поучи мать! – рассердилась Анна. – Разве мне, дуре московской, понять, что эта за величина такая – председатель на деревне.

Анна сорвала с себя фартук, накинула на голову платок и выскочила наружу. Вдохнула свежего октябрьского воздуха и пошла вдоль деревенской улицы. Ноги сами привели её к дому председательши. Калитка скрипнула, сдалась под напором. Анне показалось, что она сама распахнулась перед непрошенной гостьей. Рука самовольно потянулась к окну, пальцы звучно забарабанили по стеклу. На настойчивый стук вышла Лидия Петровна.

- Хромова, чего колотишь, как оглашенная? Не глухая, слышу.

- Вот и хорошо, что не глухая. Ты сегодня Зильку мою обидела, сильно обидела, до слёз. А всё почему? Потому что она не такая, как все? Или потому, что ты себя тут пупом земли чувствуешь?

- Хочешь-то чего? Постыдить что ли меня пришла?

- Нет, Петровна, стыдить тебя бесполезно.

- Вот тут ты права, Анна, мне стыдиться нечего, я на нарах не валялась.

- Вон ты куда, - Анна рассмеялась, но вмиг посуровела. – Ладно. Стыдить тебя не буду, и учить поздно уже. Одно запомни – я за свою семью горло любому перегрызу, по стенке размажу, если придётся. Поняла? И мой тебе совет – у Зильки прощения попроси. Да ещё, к твоему сведению – в той, в прошлой своей жизни, она не в ауле, она в кишлаке жила. Теперь Зилька сыну моему законная жена, стало быть, жить здесь будет столько, сколько захочет. Ты хорошо это запомни, председательша.

Ушла не оборачиваясь, затылком долго чувствовала на себе тяжёлый взгляд Лидии Петровны. А поздно вечером, когда Хромовы уже собирались ложиться спать, председательша сама явилась к ним с «ответным визитом». Попросила Зилолу выйти во двор, долго мялась, не зная с чего начать, потом произнесла, наконец:

- Ты извини меня, Зилола, погорячилась я. Само вырвалось как-то про аул. Ты в бухгалтерию завтра с утра зайди, доплату за свёклу забери. И на работу выходи.

- Спасибо, Лидия Петровна! – на глазах Зилолы заблестели слёзы радости. – На работу приду обязательно.

- Свёкла закончится, месяц передохнёшь, а после новогодних праздников на работу в библиотеку пойдёшь. У нас там место освободится, Любаня в декрет уйдёт.

- Ещё раз, спасибо Вам, Лидия Петровна.

- Не меня благодари, свекрови спасибо скажи. Повезло тебе с ней. Она, конечно, шальная  баба, свекруха твоя, но за своих себя не пожалеет, что спасательный круг. Так что, для неё припаси свою благодарность.

Добрую половину ночи не спалось Зилоле. Лежала тихонько без сна, слушала с отрадой, как сопит во сне Толик, как скрипит за тонкой перегородкой кровать свекрови. Умаявшись лежать, встала, накинула халат, шмыгнула в зальную комнату. На цыпочках подошла к двери Анны, прислушалась. Вздрогнула от неожиданности, когда внезапно услышала:

- Ну, что стоишь, как неродная? Хотела чего? Заходи уж, всё одно не уснуть.

- Я спасибо хочу сказать, - тихо прошептала Зилола.

- Ладно, чего уж там… - вздохнула Анна.

- И ещё… - Зилола замялась. – Можно я Вас буду мамой Аней звать?

- Ну, коли твой язык не против такого обращения – зови, - голос Анны помягчел.

- А ещё можно спрошу? – робко спросила Зилола.

- Спрашивай, - согласилась Анна, - только прежде сюда иди, чего на расстоянии-то разговаривать. Входи, не бойся, я не кусачая.

Зилола бесшумно подошла к кровати Анны, всё ещё робея, присела на краешек.

- Мама Аня, а почему тебя Толик москвичкой назвал?

- Вон ты про что? – Анна облегчённо вздохнула. – Я уж было подумала, тайны какие выпытывать будешь. Недоверчивая я, скрытная. Вряд ли уж меня изменишь. Я иной раз себя с полем заброшенным сравниваю – вся сорняком поросла. Уж и не жду, что найдётся кто-то, кто перепашет, засеет культурным злаком. Раньше надеялась, теперь нет. А как надежду растеряла, так и пошли буйствовать в душе чертополох да белена.

- Неправда твоя, мама Аня. Чертополох и белена тебе только мерещатся, хорошая ты на самом деле.

- Ладно задабривать-то, не люблю я этого. Про что ты меня там спрашивала-то? Про Москву? – Анна села на кровати, облокотилась на стену, подпихнула одну подушку себе под спину, другую отдала Зилоле. – Устраивайся поудобнее, история длинная. Ноги вытягивай, и одеяло на них накинь, прохладно. Короче, дело было так…

Москвичка я коренная, с Пречистенки родом. Серафима, сестра моя, в 1939 году родилась, а уж я за ней – в 1942. Жили мы всегда не плохо, даже в войну. Оттого я на свет и появилась в самое пекло, когда фашист наступление по всем фронтам вёл. Отец, царствие ему небесное, при армии работал, снабженцем по продовольствию был. Недостатка в продуктах у нас в семье никогда не было. Мать при нём числилась, нас с Фимкой воспитывала. Жили - не тужили, да вот однажды к нам молодого офицера расквартировали. Отцу мальчик больно приглянулся, он его на постой к нам в дом и привёл. Володя красивый был, статный, начитанный. Разговоры разные умные с отцом водил. Фимка в него влюбилась по уши. После того как Володя уехал в свою часть, сестра сказалась беременной. Отец злился, кричал, искал «насильника», а Фимка плакала ночи напролёт. Знала, что женат её Володюшка, и что сколь бы отец не хорохорился, а государство будет стоять на страже крепкой советской семьи. Так и вышло. Отец тогда настоял на аборте, мама тоже возражать не стала. Выпотрошили врачи Фимку, вычистили. Ничего сказать не хочу про них плохого, доктора хорошие сестре достались. Скоро зажило всё, зарубцевалось. Только в душе у Фимки лада не было, на душу-то разорванную доктора не смогли ей заплатку поставить.

Когда вся эта история с Фимкой улеглась, я подросла, заколосилась. В Гришку, в Толькиного отца, влюбилась с первого взгляда, без памяти. Никого кроме него не видела. Даже когда Гришке срок впаяли, ничего у меня в мозгах не сдвинулось. Отец лютовал, мать грозилась проклясть, а любовь моя окаянная только крепче становилась. Родители меня даже дома запирали, чтобы я охолонулась. Что ты! Разве стены да двери меня могли удержать, когда с Гришкой свиданку разрешили! Ну, а потом, как у милого срок кончился, я за ним сюда на поселение приехала: беременная Толиком и, как оказалось, нелюбимая. Что дальше было тебе Толик, поди, уже рассказал.

- Они, твои мама с папой, тебя так и не простили?

- Видно не простили, коль ни разу встречи не искали. Фимка Толика забрала к себе, после того, как меня по суду закрыли. Она за ним одна присматривала, знала тогда уже, что у неё своих детей не будет. Мать с отцом судьбой внука не интересовались. Пока я на шконке парилась, мама умерла. Рак её сожрал за три месяца, это мне Фимка рассказала. Отец следом за ней ушёл. Когда умирал, просил меня в известность о его кончине не ставить. Знать, до конца дней своих зло на меня держал.

- А в квартире их кто сейчас живёт?

- Фимка и живёт, кто же ещё? Я сразу после освобождения к ней поехала, на Пречистенку. Думала, может, она мне про Толика чего расскажет. Фимка меня на порог не пустила. Адрес малолетки, где Толик срок отбывал, на листочке написала и сказала, чтобы я больше никогда у неё не появлялась. В смерти родителей меня винила, мол, если бы я тогда за своим вором не поехала, то жизнь бы у всех по-другому сложилась. Может она и права, не мне судить. Я на неё не в обиде, а за Толика, что в лихую годину от него не отказалась, так вообще благодарна очень.

- Мама Аня, - Зилола хотела спросить что-то ещё, но Анна её перебила:

- Давай спать, заболтала я тебя совсем.

Зилола покорно слезла с кровати Анны, мягкой кошачьей поступью добралась до двери. Замерла, глядя на отвернувшуюся лицом к стене свекровь, но через мгновенье вернулась, ткнулась носом в тёплую щёку Анны, и прошептала:

- Спокойной ночи тебе, мама Аня.

И исчезла, растворившись в темноте комнаты. Её недавнее присутствие выдала только тихо скрипнувшая дверь.

- И тебе спокойной ночи, дочка, - внутри у Анны шевельнулось что-то очень тёплое, отчего на глаза навернулись слёзы. Она заняла свою привычную позу – лицом к стене, и задумалась. – Вот ведь как в жизни люди сходятся. Сегодня утром вроде ещё чужая была, нелюбимая, а теперь, словно часы песочные кто перевернул. Песчинка за песчинкой время отсчитывают, горка растёт, а с ней заодно и всё остальное прибывает: нежность позабытая, радость нечаянная, любовь… Конечно любовь, что же ещё? Я Толика люблю, Толик Зильку любит. Так разве я могу не любить того, кого любит мой сын. Вот и выходит, что Зильку я тоже люблю. Дочка она моя!