Глава 9. Лизхен, Любовь с дивиациями

Глава 9. Лизхен


Я в парке. Вокруг деревья и мы бегаем, играем в салки. Нас трое, поодаль еще несколько девушек, фрейлины её высочества, и четверо молодых людей. Все мы погодки: пятнадцать, шестнадцать и я самая старшая, осенью мне исполнится семнадцать лет. Мы бегаем, смеёмся. На душе легкость, веселье и беззаботность. На мне довольно высокий парик, платье с фижмами, широкое по бокам, аккуратненькие туфельки с небольшим каблучком и обрезанными тупыми носами, белые чулки на подвязках. Такое впечатление, что я нахожусь при дворе. К нам подходит мужчина и я присаживаюсь в реверансе со словами ваше высочество. Он стоит напротив меня и пристально смотрит. Я краснею и мне становится совсем жарко. Вначале опускаю глаза, но потом не выдерживаю и поднимаю их, становится невыносимо тесно в корсете и по телу пробегает волна мощнейшего возбуждения, от которого наливаются губы и приоткрывается рот. Я чувствую себя крайне неловко, но поделать ничего не могу. Он сдержанно кивает головой, отворачивается и начинает медленно уходить. Все хихикают, а мне совершенно уже не до игр. Я рассеянно смотрю по сторонам. Несмотря на то, что сейчас начало мая, уже довольно жарко. Хочется снять с себя одежду и бежать купаться. Кто-то предложил бежать в лабиринт - это высокие кустарники, ровно подстриженные, как стена, высаженные по форме лабиринта. Как же мне надоел этот парик. Все бегут, а я всё время озираюсь на этот мужчину. Все надо мной хихикают, и не выдержав, я бегу со всеми. Перед самым лабиринтом я оборачиваюсь и сталкиваюсь с ним взглядом, он смотрит и улыбается. Окончательно смутившись, я забегаю в лабиринт. Для меня этот мужчина староват, ему лет под сорок. Мы бежим и все время смеёмся, выбегаем на открытое пространство, где полно народу, затем играем в игру типа бадминтона. Потом нас зовут кушать. Длинные столы, полные еды и напитков, но я не кушаю. Я жду, когда меня позовут есть в отдельный шатер. Наконец ко мне подходит человек и я иду с ним туда. Там тоже много народу. Когда я вхожу, мне все кланяются. Я вижу пожилую женщину, ну как мне кажется, лет тридцать пять - тридцать семь. Это моя мать. Отец тоже рядом стоит и этот мужчина, ровесник отца. Я стою под всеми взглядами и думаю о том, какое это счастье, что я вся в пудре. Сердце колотится так, что создаётся впечатление, оно сейчас выскочит из груди. Мне с одной стороны очень хочется есть, так как с утра рано был только легкий завтрак, а сейчас уже часа три дня, а с другой стороны я так смущена, что в горло даже вода не лезет. Все пьют вино и радостно щебечут, такое впечатление, что это празднуют нашу с ним помолвку. Через месяц у нас свадьба. Он все время на меня так пристально смотрит, что я не знаю, куда спрятаться от этого взгляда. От нервного перенапряжения, я стою и всё время покусываю нижнюю губу. Он наливает красного вина и приподносит мне бокал. У меня такая сильная дрожь внутри, что я не в состоянии ни то что в руку взять бокал, даже глаза поднять. Мама, видя мое состояние, переводит всё в шутку, берет у него бокал и переводит внимание на себя. Через некоторое время я смогла все-таки взять себя в руки и влилась в беседу, взяла бокал и с натянутой улыбкой его пригубила. Корсет жмёт до невозможности. Так тяжело дышать, что кажется, сейчас потеряю сознание. И туфли, вроде удобные, так как сшиты по ноге, но так жарко, ещё эти чулки… Я стою и ёрзаю, выжидая момент, когда можно будет отсюда сбежать. С меня пот льется градом. Не могу дождаться, когда всё это моё мучение закончится. Потом заходит разговор о политике и я нахожу какой-то предлог, чтобы откланяться. Но тут приходит священник и начинает меня осматривать с ног до головы. Я стою в отчаянии, что мой побег из этого душного места не удался. Его пронзительно ледяной цепкий взгляд нервирует меня и пугает. Его преосвященство дает мне на поцелуй свой перстень на руке. Я целую и понимаю, что мне срочно нужно уйти. Его черная ряса с шапочкой вызывают у меня сейчас отторжение. Я выхожу из палатки и спокойно иду прочь. Мне кланяются все подходящие, а я им. Когда я отхожу за угол дворца, то начинаю бежать. Я бегу к себе в комнату. Бегу по коридорам сквозь открывающиеся высоченные двери, ловя на себе взгляды лакеев, на ходу снимая парик. Прибегаю к себе в комнату, кидаюсь на кровать животом вниз и рыдаю. Мне страшно. Я не понимаю, что со мной происходит: это странное состояние возбуждения как эмоционального, так и физического, с которым я никак не могу справится. Одно присутствие этого человека, его взгляд, переносят меня в совершенно другой мир, в котором всё другое, всё, что у меня было раньше в жизни. Краски, запахи и звуки воспринимаются в несколько раз острее, чем прежде. Меня влечет к нему безудержно и отталкивает одновременно. Это вызывает сумбур, это переворачивает весь мир, который я знала раньше. Эмоциональное напряжение настолько велико, что слезы и рыдания как вулкан извергаются из меня. Я не в состоянии остановиться, и, когда уже кажется, что сейчас просто захлебнусь своими же собственными слезами, потому что начался спазм в горле и не хватает воздуха, все заканчивается так же неожиданно, как и началось.  Я приподнимаюсь и дотягиваюсь до колокольчика. Прибегает моя служанка и подносит воды. Я умываюсь. Надо привести себя в порядок, так как через час-два начнется карнавал. Хочется этот корсет с себя содрать и снять чулки. Служанка снимает с меня платье, снимаю туфли и сажусь на кровать, обмахиваю себя юбкой. Она приносит графин прохладного лимонада и хочет налить его в бокал, но не успевает, я залпом выпиваю всю жидкость. Пока я остываю, служанка приносит пудру и кучу косметики и начинает приводить меня в порядок. Я снова прекрасная Лизхен, готовая к празднику и победам. Неожиданно раздался стук в дверь. Мы аж со служанкой вздрогнули. Сидим и молча переглядываемся. Она кивает мне головой, что надо открывать, а я показываю жестами, что никого не хочу видеть. Тогда она аккуратно кладет всю косметику на столик и идет за дверь. Там моя служанка разговаривает с каким-то незнакомым мужчиной. Вернувшись в комнату, она говорит, что меня ждут на праздник, и этот слуга отведет меня. Мне совершенно никуда не хочется идти, но я понимаю, что если сейчас никуда не пойду, то потом родители будут очень сердиться и закончится это неприятностями. Я нехотя одеваю платье, служанка поправляет мне волосы и одевает парик, затем рисует мне мушку и красит губы в ярко красный цвет. Иду я нарочито медленно, а этот слуга все время бежит впереди и нетерпеливо перебирает пальцами, но так как сказать мне ничего не имеет право, то просто делает недовольную гримасу и пыхтит явно спуская пар. Наконец мне это надоедает и я останавливаюсь, смотрю ему прямо в глаза, приподнимая правую бровь. Судя по тому, как он весь съёживается, взгляд у меня весьма грозный. Он кланяется с извинениями, после чего уже идет спокойно с отсутствием каких-либо эмоций на лице. По дороге мы заходим в комнату, где лежат различные маски. Я выбираю себе полумаску на палочке в виде резной бабочки золотистого цвета, у которой крыло с правой стороны украшено длинными белыми с фиолетовыми переливами перьями и выхожу во двор, где полно людей. Так необычно, я все делаю правой рукой. Слуга растворяется в толпе, а я ищу хотя бы одно знакомое лицо и, никого не найдя, иду ближе к воде. Проходящие мимо люди кланяются мне и я кому-то кланяюсь, перед кем-то присаживаюсь в реверансе. Часть из них мне слегка знакомы, часть я даже не знаю лиц. Неожиданно ко мне подлетает моя знакомая, это одна из фрейлин, присаживается передо мной в глубоком реверансе и начинает быстро говорить, что какое счастье, что она меня нашла и мы идем куда-то. Я снова вижу этого священника. Он очень галантен и учтив, но от его взгляда леденеет душа даже не смотря на то, что я уже изрядно навеселе. Пока мы шли, успели уже там сям пригубить пару бокалов вина. Он подходит ко мне и спрашивает, отчего я каждый раз вздрагиваю, когда его вижу. Мне становится смешно и я шуткой отвечаю что-то типа, что если было бы возможно летом наступить зиме, она бы пришла не задумываясь от одного его взгляда. После этих слов я хочу скрыться из его поля зрения, но он преграждает мне путь и продолжает разговор. Я уже не слушаю его. Я думаю о том как мне скучно и, что я готова даже с кем угодно потанцевать, лишь бы не слушать все его нотации. Он разглагольствует о каком-то долге перед людьми и государством, о том, что мне следует уже привыкать к своему новому положению. Я никак не могу найти предлога, чтобы удрать от него и от безысходности стою и поддакиваю. Нахожу глазами мать, она тоже с кем-то разговаривает, но увидев меня с этим священником, откланивается и идёт к нам. Я смотрю на неё как на спасителя. Священник откланивается, говоря, что наверное надоел мне со своей моралью, но я, как приличная христианка, отвечаю, что напротив была весьма рада его обществу. Мать берет меня за локоть и мы отходим от него подальше. Пока мы идем, уже она читает мне нравоучения типа, что она понимает, что я привыкла порхать как бабочка и совершенно не готова к браку и всему, что с ним связано, но придется привыкать уже теперь к другим разговорам, так как вскоре у меня поменяется статус. Потом начинает рассказывать про то, что это честь для нас, мой брак и всё такое. В этот момент я сталкиваюсь глазами со своим женихом. Каждый взгляд в его сторону приводит меня в предобморочное состояние. Сердце скачет из ушей в пятки и обратно, по дороге переворачиваясь и заставляя все внутренние органы трепетать с ним в унисон. Я пытаюсь опустить глаза, но они сами поднимаются обратно. Он же каждый раз стоит и ждёт, когда я взгляну на него снова и начинает при этом улыбаться, отчего я совсем смущаюсь и готова провалиться сквозь землю. Потом я убегаю с девчонками куда-то, мы играем то в салки, то в прятки, начинается салют и мы хохочем, хлопаем в ладоши и крутимся, словно волчки. Болтаем о всякой ерунде. Я резко оборачиваюсь и сталкиваюсь с ним нос к носу. Он, главное, со мной практически не разговаривает. Мы стоим и молча смотрим друг на друга. Он берет мою руку и целует не отрывая взгляда, я тоже не могу отвести взгляд. Затем он что-то начинает говорить про то, как жаль, что наша свадьба лишь через месяц, но я его уже не слышу, а просто растворяюсь в этих глазах и голосе. Земля как-будто уходит у меня из-под ног, и я лечу в пропасть вниз головой. Моя маска тихо съезжает куда-то на бок, судя по всему вид при этом получился весьма забавный, потому что он рассмеялся, поправил мне маску, откланялся и поспешил уйти. Все мои подружки сзади тихо смеются, хи-хи-хи-хи. На следующий день утром отец с ним решают какие-то свадебные дела и мы уезжаем к себе. Садимся в карету и едем. Воцарилась тишина. Потом мать начинает о чем-то шептать отцу, а мы с младшим братом смотрим то друг на друга, показывая языки, то в окошки. Уже часов пять вечера. У меня внутри совершенно шоковое состояние, в голове полностью отсутствуют мысли и я не знаю, как себя вести. Я не так давно вернулась из монастыря, при котором воспитывалась несколько лет. Типа как пансион благородный девиц. Я еду и вспоминаю о той белой простой одежде, о том, как мы часами сидели читали книжки и молились, о своем розовом кусте ярко красного цвета, за которым ухаживала все эти годы. Стало интересно, как там мои розочки поживают. Такое впечатление, что меня готовили к этому браку с детства, но к браку с совершенно другим мужчиной. Не с ним. Мать у меня из семьи попроще, а отец из какой-то приближенной к королевской фамилии семьи. Все ходят в припудренных пышных париках. Что у женщин, что у мужчин туфли на каблуках, только у женщин каблуки повыше и более изящные. Женские платья плоские и широкие с достаточно глубоким декольте. Мужчины ходят в несколько пышных панталонах с рюшами по низу и с жабо. На голове обязательно шляпа с пером. Это Австрия. Начало восемнадцатого века. Я сижу, смотрю в окно, воспоминания о взгляде этого мужчины занимают все мои мысли. Вдруг, как гром среди ясного неба, раздается голос моего отца: “Дочь моя, ты слышишь, что тебе говорят или нет?” При этих словах я вздрагиваю и растерянно смотрю на родителей, брат хихикает. Я сначала киваю головой, потом мотаю из стороны в сторону, потом тупо смотрю  на отца. Он говорит, что его высочество довольны мной и я ему очень понравилась. Что, конечно, этот брак несколько неожиданен и не слишком нравится отцу, но партия великолепная. Мой жених является родным племянником короля. Мама снова заводит пластинку, что я слишком рассеянна и бесшабашна, что нужно быть более серьезной и наконец-то очнуться ото сна. А я все время где-то пропадала и резвилась, как маленькая девочка, вместо того, чтобы заводить знакомства с замужними женщинами. В это время мы подъезжаем к дворцу. Проезжаем мимо большого круглого фонтана и останавливаемся у длинной широкой лестницы. Я с облегчением вылетаю из кареты откланиваюсь родителям и убегаю вместе с братом. У нас огромный дворец с потолками метров под пять-семь. Он, конечно, меньше, чем тот, в котором мы недавно были, но тоже огромен. Я с радостью влетаю в свою комнату и с облегчением снимаю с себя платье с корсетом и париком, принимаю горячую ванну и одеваюсь во все домашнее. Вот оно счастье.
Этот брак действительно не был запланирован. Все знают племянника короля, как местного известного повесу и бабника. Он никогда не был женат и сейчас то женится только из-за того, что так приказал король, сказав, что хватит уже гулять, пора обзаводиться семьей и потомством. Несмотря на недовольство моей семьи и самого жениха, никто не рискует пойти против воли короля. Собственно поэтому и был организован этот брак. Король сам лично выбирал ему невесту, поскольку сам жених сказал, что ему абсолютно всё равно на ком жениться, так как он не собирается менять свой образ жизни.
Отец ходит с задумчивым угрюмым лицом. Он и так достаточно суровый человек, но мысли об этом браке не дают ему покоя. Мать как-то пытается его отвлечь и смягчить, но он уходит в свой кабинет и приказывает его не беспокоить. Отец совершенно не планировал выдавать меня замуж за этого человека. Если моему отцу слегка за сорок, то жениху тридцать семь-тридцать восемь. Да и его репутация желает лучшего. Отца коробит одна мысль, что такая благочестивая девица как я должна попасть в лапы этому старому развратнику, что такой как он не достоин носить звание моего мужа. Кто такой развратник я не поняла, но разговор на эту тему матери с отцом подслушивала очень внимательно. И он отнюдь меня не вдохновил на подвиги.
На следующий день я побоялась подойти к отцу и пришла к матери, чтобы спросить, почему отец такой угрюмый и чем собственно он недоволен. Ведь мне же родители сами сказали, что брак с этим мужчиной большая часть для нашего рода. Мама сказала, что отец знает что-то, о чём он не хочет говорить ни с ней, ни со мной. Дня два мы практически не видели отца. Пару раз он вышел к обеду и к ужину, а в основном сидел в своем кабинете и пил. Всех, кто пытался к нему зайти в кабинет, он выгонял самым грубым образом. Мать была просто в шоке, так как отец никогда не пил в таких количествах. В итоге я не выдержала и пришла к нему. На его вопль, что он никого не желает видеть я настойчиво сказала, что хочу с ним поговорить. В ответ мне была гробовая тишина и тихий голос, говорящий, чтобы я заходила. Никогда не видела отца в подобном виде. Он никогда не позволял себе днями разгуливать совершенно не бритым в пижаме и халате. На столе стоял стакан полный коньяка, а в углу несколько выпитых бутылок. Головой он мне показал, чтобы я садилась напротив. Единственный вопрос, который меня волновал, это что происходит. Он сам начал со мной разговор. Вначале он попросил у меня прощение за то, что не смог устроить мне тот брак, который хотел. Я спрашиваю, что плохого в этом браке. Отец залпом выпивает почти полный стакан коньяка и задумчиво на меня смотрит, на что я опять спрашиваю что мне этот человек может сделать плохого. Он отвечает, что ничего плохого мне этот человек не сделает, но и хорошего он мне в жизни ничего не даст так как кроме распутства и разврата его в жизни ничего не интересует. Мне стало неловко от того, что я не имею понятия, чего означают эти слова. Возникла пауза после которой я начала говорить про то, что ведь когда человек женится, он должен остепениться. Отец оборвал меня, сказав, что он должен остепениться только по приказу короля, но на самом деле он никому и ничего не должен. И добавил, что вероятнее всего, мой будущий муж будет ввести ту же жизнь, которую и вел. Это ввело меня в окончательное замешательство. Меня готовили совершенно к другому браку. В моей жизни всё очень размеренно и умеренно. Я сама по характеру очень эмоциональная, но за счет этого аскетичного воспитания научилась брать себя в руки. Эмоции внутри меня ходят ходуном, но внешне я всегда очень спокойна и несколько холодна. Я опять начинаю выспрашивать у отца, почему он так расстроен и что плохого в этом человеке, но он отвечает очень расплывчато и непонятно. Говорит, что понимает, что я имею право знать, но отец не может разговаривать со мной на эту тему, что всё равно брак предопределен. Оказывается отец ездил на личную аудиенцию с королем и просил остановить этот брак, но его высочество сказал, что это исключено и брак состоится и что тем более уже была помолвка, поэтому отменять он ничего не собирается. Король лично присутствовал на нашей помолвке и понимает, что возможно девочка слишком целомудренна для такого человека, но с другой стороны это очень хорошо, так как, возможно, остановит его устремления после свадьбы. Мой жених сын родной сестры короля. Он повеса и очень большой любитель женского пола. Когда я смотрю на него, почему то приходит ассоциация с маркизом Де Садом.
Я была в таком шоке, когда поговорила с отцом, что решила ещё обсудить этот вопрос с матерью. Она отвела глаза и на мой вопрос ответила, что ничего плохого он мне сделать не может.
Я смотрю на себя в зеркало. Такая маленькая хрупкая девочка. И все время его образ. Он буквально преследует меня и будоражит мою фантазию. Я летаю от счастья внутренне, но реакция родителей захватывает меня и пугает. Я сама девочка не из робкого десятка. Я даже фехтовать умею хорошо. Я из тех особ, которые подчинятся, если нужно послушание, но если есть лазейка, то обязательно похулиганю. Его взгляд поднимает во мне всю страсть и это захлёстывает моё сознание.
Я прохожу мимо гостиной и слышу, как отец в разговоре с матерью собирается ехать к жениху, чтобы тот отменил свадьбу. И в это время буквально спотыкаясь бежит наш дворецкий и сообщает, что к нам приехал мой жених собственной персоной. Его зовут Карл. Он идет следом за дворецким. А я не накрашена и в простом достаточно платье стою, спрятавшись за открытую дверь в гостиной. Карл входит в комнату и приветствует моих родителей. Отец говорит, что очень рад приезду Карла, так как сам собирался ехать к нему. Жених еще раз кланяется и сообщает, что хотел бы поговорить с моим отцом тет-а-тет, как мужчина с мужчиной, и они идут вдвоём в кабинет. Меня раздирает любопытство и я, сняв тапочки, подкрадываюсь к кабинету, сталкиваясь нос к носу с матерью. Она грозит мне пальцем, чтобы я уходила, но я жестами объясняю, что мне самой очень любопытно и я не собираюсь никуда уходить. В это время начинается разговор и мы тихо стоим за дверьми и слушаем. Говорит в основном Карл. Отец вначале попытался встать с ним в полемику, но тот прервал его, попросив дать ему сказать все до конца. Карл встает и начинает ходить по кабинету взад вперед, стуча каблуками. Через пару минут он останавливается и говорит, что не собирается отменять свадьбу, так как влюблен и намерен полностью пересмотреть свой образ жизни. Затем он поворачивается лицом к отцу и объявляет, что он сделает все от него зависящее, чтобы я была счастлива с ним. Он хочет, чтобы за этот месяц перед свадьбой мы подружились, потому что он понимает, что я боюсь его, зная от других о его репутации и просит отца позволить нам совместные прогулки. Потом тишина и уже по кабинету начинает взад вперед ходить отец. У меня на душе радость и я стою пританцовывая. Через некоторое время отец дает свое согласие. После этого мы с матерью быстро вспархиваем и убегаем, садимся в гостиной, пьем чай из изящных чашечек, якобы ничего не подозревая и не зная. Вошли отец с Карлом и мы пошли завтракать. Во время завтрака мы всё время переглядываемся. Я пытаюсь опустить глаза, но не выдерживаю и сижу краснею. Закончив завтракать отец говорит, что они с Карлом приняли решение, что будет лучше нам с ним пообщаться и познакомиться до свадьбы. Я переодеваюсь, накрашиваюсь и выхожу на прогулку. Сердце опять стучит комом в горле, а душа убежала в пятки. Он тоже ничего не может сказать, и мы идем по дорожке молча. Так продолжается довольно долго. Мы проходим мимо озерца, обходим его вокруг. Я боюсь на него смотреть, понимая, что нахожусь в таком состоянии, что при одном взгляде в его сторону сейчас потеряю сознание. Он идет рядом, судя по всему, примерно в таком же состоянии. В руках у него изящная трость, руки за спиной держат её, слегка поднимая при каждом шаге. Так мы гуляем довольно долго. Я чувствую, как эпизодически он посматривает на меня, все же остальное время также идёт, погруженный в свои мысли. Мы подходим к большому пруду, где плавают несколько пар лебедей. Он заводит разговор о погоде, я что-то отвечаю, а когда встаем напротив лебедей, неожиданно спрашивает, люблю ли я плавать. Так как купаться и плавать одно из моих любимых процедур, переключившись на другую волну, я начинаю восторженно рассказывать об этом. Карл радостно улыбается и говорит, что это очень хорошо, потому что он тоже любит водные процедуры. Мы сталкиваемся взглядами, я резко опускаю глаза и идем дальше опять молча. Так прошел час, а то и два. Мы возвращаемся обратно не проронив ни слова более. Поднимаемся по лестнице, он целует мою руку, говоря, что хотел бы завтра увидеть меня вновь. Он спрашивает, не возражаю ли я, если он приедет и мы продолжим нашу занимательную беседу. Мне с одной стороны смешно, но, находясь в таком шоковом состоянии, ничего кроме да-да, конечно, я буду рада, не приходит в голову. Откланявшись, я быстро исчезают за дверью и убегаю к себе в комнату. Сижу у себя на кровати, прижав к груди коленки и обхватив их руками. Пришла моя служанка и с хитрым взглядом спрашивает, как он мне. Отвечаю, что не знаю, как он мне и вообще как он мне может быть, когда мы вообще практически не знакомы. Оказывается, что мы с ним прогуляли почти пять часов. Это изумляет меня, так незаметно протекало рядом с ним время. Она с намеком, что про него столько всего говорят, спрашивает, не боюсь ли я его. На этом месте я прерываю её, говоря чтобы она рассказала мне, что именно про него все говорят, так как мне об этом до сих пор ничего не известно. Она краснеет и начинает лепетать что-то типа, что он повеса и ловелас, что очень любит женщин, но, судя по всему, женщины от него тоже в восторге. Судя по слухам, он там чуть ли не весь двор перетрахал.
Дальше идут какие-то детские воспоминания. У нас с братом разница в пять лет. Я с ним почему-то практически не общаюсь. Он вообще очень замкнутый мальчишка. Вспоминаю роды матери. Они были очень тяжелыми и затяжным для вторых родов. Отец ходит по гостиной, описывая круги. Приехали какие-то родственники, которые за чем-то должны присутствовать на родах. В доме полно народу. Няня меня все время уводит, но я сбегаю от неё и все время спрашиваю, как там мама. Когда я в очередной раз бегу к отцу в гостиную, слышу разговор служанок, которые охают и ахают, что плод очень большой и неправильно лежит, вниз ножками то ли попой и, что неизвестно сможет ли она разродиться. Я, в испуге за жизнь матери, кидаюсь к отцу, но на лету меня ловит опять няня. Я пытаюсь вырваться и кричу, папа-папочка, все время повторяя эти слова. Из гостиной выбегает отец и приказывает меня опустить. Я кидаюсь к нему на ручки, обнимаю за шею и плачу. Он пытается меня как-то успокоить, но я плачу, спрашивая, что же будет, если мамочка умрет сейчас. Он уносит меня к себе в кабинет, сажает на стул напротив, гладит по голове и говорит, чтобы я успокоилась, рядом с мамой хороший доктор и все будет хорошо. Я возражаю, что все слышала, что мама может умереть вместе с ребенком в любой момент, но отец обрывает меня на полуслове, строго говоря, чтобы я прекратила панику и верила, что все со всеми будет хорошо, что все останутся живы и здоровы. Роды прошли благополучно, но то ли гипоксия сильная была, то ли травма во время родов, он очень поздно начал ходить и говорить. Хоть по размерам он был и крупный, но очень слабенький и вялый. Мать очень долго рожала. Я все бегала, бегала, спрашивала, не родила ли мама, а потом уснула. Среди ночи нас няней разбудил женский крик и мы вместе побежали узнать, в чем же дело. Оказалось, что мама наконец-то родила, это мальчик, все живы и здоровы, никаких серьезных видимых повреждений нет. Мы с папой пошли за ручку к маме, посмотрели на ребенка и он меня сам уложил спать. Я всегда была папиной дочкой. Если у меня что-то случилось, я всегда бежала не к маме, как обычно делают все дети, а к своему папочке. Если мы куда-то шли или ехали, то всегда за ручку ходила только с папой, а не с мамой. У нас с матерью очень хорошие дружеские отношения, но папа для меня это все. Он очень спокойный человек, я никогда не слышала, чтобы он повышал голос, хотя я в детстве была большой хулиганкой. Он скрипя сердцем отдал меня на воспитание в монастырь, так как понимал, что слишком избаловал меня и мне очень будет в жизни сложно, если я не научусь брать себя в руки. Каждый раз, когда они с мамой приезжали меня навестить, я с рыданиями кидалась ему на шею, чтобы он меня оттуда забрал. Ему из-за этого потом запретили меня даже навещать, сказав, что для девочки это большая травма, что ей нужно привыкать, а после каждого приезда отца, я прихожу в себя два-три дня. Мне тогда было около тринадцати лет. Пробыла я там четыре года. Я вообще очень ранняя девочка. С мальчишками я всегда дружила с удовольствием, была эдаким сорванцом в юбке. Но это все было до монастыря и когда я выбиралась оттуда. Я вначале очень обиделась на отца, что он меня не забрал, но потом поняв, что ему запретили приезжать из-за того, что я рыдала после его отъезда, изменила тактику. Мне всегда удавалось манипулировать отцом так, как я хочу, но тут он ни в какую не поддавался. Мама приезжала просто посидеть и поболтать немного, но никуда мы с ней не выходили. А с отцом можно было повольничать и куда-нибудь сходить. Для этого я пришла к настоятельнице и сказала, что осознала всю неправильность своего поведения, что впредь буду себя вести достойно, но я очень соскучилась по паре и хотела бы с ним видеться. Со мной была проведена беседа, я, естественно, сделала вид, что вся из себя правильная и благочестивая, после чего отец стал приезжать и мы выходили с ним на прогулки по окрестностям. Потом началась осень и зима, я постоянно болела и мне доктор не разрешал никуда выходить. Я только выбиралась из одной простуды, как снова начинала кашлять и буквально через неделю ложилась обратно в лазарет с температурой и бронхитом. Чем меня только не лечили, чем только не отпаивали. Вызвали лучших врачей того времени, человека три меня осматривали, даже приезжал самого короля лекарь, я всю зиму проболела. Помимо этих бронхитов меня мучили сильные головные боли. Они всегда были. Начинались мигрени, когда приходила осень с низкими облаками и перепадами атмосферного давления. В первую мою осень и зиму в монастыре эти боли практически не проходили. Это было ужасно. Мое самочувствие и, соответственно, настроение очень зависели от погоды. Когда погода была хорошей, то и на душе у меня было весело и легко. Первый приступ мигрени случился осенью, когда совсем испортилась погода. Но он был не сильный и все решили, что я просто притворяюсь. Второй приступ начался, когда похолодало. Я попросила отпустить меня с занятий, так как очень сильно болит голова, монашки опять решили, что я просто симулирую болезнь, чтобы сбежать и ничего не делать. Но после того, как посреди урока, я, бледная, как полотно, не помня себя побежала молча в туалет и там меня минут тридцать рвало, поняли что я не вру. Помню как после последнего приступа тошноты я встала на ноги, рядом стояли две монахини, посмотрела на них и отключилась. Очнулась я только в лазарете уже в постели. После этого случая ко мне стали прислушиваться. Через некоторое время приезжали родители, кажется на следующий день. Лекарь их стал спрашивать, были ли у меня такие приступы раньше и давно ли они. Мама сказала, что они у меня с самого детства, так как были достаточно сложные роды и её сразу предупредили, что у ребенка всю жизнь будут головные боли. Мои родители друг для друга кровные родственники, они троюродные брат и сестра. Отец хотел меня забрать, но врач сказал, что раз это было и раньше, то нет никакой разницы, где я буду находиться, здесь или дома. И что здесь я хотя бы воспитаюсь. Всё человека из меня хотели сделать. Училась я из-за болезней шаляй-валяй. Мне было там дико скучно. Все интересные книжки я прочла за пару месяцев, единственное развлечение было сходить на исповедь к этому чудному священнику, да о чем-нибудь поболтать с врачом. Учили нас всему понемногу. Разным рукоделиям, основам экономики, всяким расчетам, грамоте, музыке и игре на разных музыкальных инструментах, танцам, этикету. Я играла на трех инструментах - на клавесине, флейте и каком-то странном инструменте, но не гитаре и не лютне. Этот инструмент мне не очень нравился. С этикетом у меня никогда не было проблем, меня с пеленок в этом отношении очень строго воспитывала мать. Музыка сама по себе мне нравилась и танцы тоже. Еще было какой-то язык иностранный. Французский. Он мне тоже очень легко давался. Это 1600 какой-то год. По-моему середина - 53-54 год.
У меня была огромная куча ухажеров. Я их всех обожала. Но после одного случая на балу стала правильной и целомудренной. Это было на каникулах. Я приехала погостить к родителям, а тут бал. Естественно, я довольная и счастливая во всей красе и готовая к ухаживаниям. Но в какой-то момент с одним из них я заигралась. Причем мальчишка был не на много старше меня. Кокетка я была знатная. Мне нравилось, что мужчины вокруг меня крутятся, но сексуального подтекста я не воспринимала. Это было для меня просто невинным развлечением, которое ничего не значило. На тот момент мне было лет четырнадцать, а ему лет семнадцать-восемнадцать. Он стал проявлять гораздо больше активности, чем я ожидала. Ничего плохого он не сделал, но этого было достаточно, чтобы меня довольно сильно напугать. Это произошло, когда мы оказались один на один. Везде вроде бы было полно народа, но вокруг большого зала была куча небольших открытых комнат, где можно было сыграть в карты, посидеть отдохнуть от шума, что-то выпить и мы оказались одни в одной из таких комнат. Он полез ко мне целоваться, а я оттолкнула его, сказав, фу, какая гадость, как вы можете так себя вести. И вообще, заключила я, я повода вам не давала так себя вести. На что он ответил, что я давала повод себя вести и так и ещё более. Я попыталась вырваться, но он меня сильно сжал и потащил куда-то. Мне стало дурно, так как итак корсет достаточно тугой, ещё и он прижал меня к себе сильно, я не могла не то что крикнуть, даже вдохнуть толком. В полубессознательном состоянии он меня притащил в какую-то дальнюю комнату, где было тихо и буквально кинул к стене и прижал. Когда я несколько пришла в себя и смогла вдохнуть, он взял меня за горло и посмотрел в упор. Я не могла сказать ни слова. Он большое ничего не сделал, просто сказал, что если я так буду продолжать себя вести, то рано или поздно мне на пути попадется человек, который не будет столь сдержан, как он, тогда мне не избежать позора. Сказав это он ушел. Меня потом долго еще трясло, я даже танцевать ни с кем не могла. А он, вычудив это, уехал совсем с бала. После этого я стала не то что побаиваться, но с большой опаской относиться к мужскому полу. Таких как раньше кокетств уже себе не позволяла. Меня его поступок вверг в шок, но ничего и никому я не сказала. Только через некоторое время я потихоньку у матери узнала, кто это такой. Оказалось, это один из моих троюродных братьев, который был влюблён в меня с детства, а я его даже и не помню, да и в тот вечер он не произвёл на меня никакого особого впечатления. У меня до встречи с Карлом сердце билось ровно к мужчинам и я со всеми общалась непринужденно. Встретившись с ним взглядом ещё в первый раз меня бросило в пот и всё в душе затрепетало и больше не отпускало.
Карл приезжал через день, через два. Он хотел вначале приезжать каждый день, но отец запретил, сказав, что должны быть соблюдены рамки приличия. Вот будет типа свадьба, после и будете общаться. Карл возразил, что мне надо к нему попривыкнуть, чтобы не было лишнего шока, когда после свадьбы я перееду к нему. Отец же сказал, что это не страшно, что он в свое время тоже женился на моей матери, но потом вспомнил, что они то были хорошо знакомы друг другу с детства. Факт сей правда не оказал никакого влияния на решение, поэтому было решено соблюсти все правила этикета. Первые три встречи мы молчали, а потом по-тихоньку начали разговаривать. Он все время задавал мне неожиданные вопросы вроде бы ни о чем, но выходящие из контекста разговора. Вопросы были типа нравится ли мне это или то, а как мне нравится и что делать в определенных ситуациях. Это был не совсем диалог, а разговор, который вел Карл. Некоторые вопросы меня забавляли, некоторые удивляли. Например, какие цвета мне нравятся, какие занавесками у меня в комнате, какие цветы я люблю, запах чего меня будоражит, вплоть до того, какое мыло я предпочитаю. Держался он все время от меня на определенном расстоянии, мы даже за ручку не держались. Один раз я споткнулась, это было нарочно. Мне была интересна его реакция. Я начала падать и он подхватил меня на руки, как пушинку. Рефлекторно, я ухватилась за его шею, но Карл поставил меня на ноги, взял руку, поцеловал её и сказал приказным тоном, чтобы больше я так не делала, иначе он может не сдержаться, даже не смотря на слово, данное моему отцу. Это было дней за десять до свадьбы. Я тогда еще не выдержала и с удивлением спросила, почему он задает мне такие странные вопросы. В ответ я услышала, что ему интересны все пристрастия его будущей жены. Меня это развеселило и я впрямую намекнула, что с приличными девушками на подобные темы не следует разговаривать. Карл рассмеялся и сказал, что очень надеется, что совсем скоро я стану очень неприличной девушкой, так как стану его женой. С одной стороны его ответ несколько шокировал меня, но очередная волна нежности к нему заставила меня в очередной раз прикусить нижнюю губу, что привело Карла в еще больший восторг. Было видно, как последние остатки совести скребут его нервы. Несколько раз он позволял себе разные вольности. Однажды мы шли мимо одной из статуй и он остановился для того, чтобы погладить её, рассмотреть каждую складочку на этом каменном теле. Все это он делал глядя мне в глаза. Потом остановился возле мужской статуи и спросил, какая часть тела для меня наиболее привлекательна в ней. Некоторыми вопросами он ставил меня просто в ступор. Однажды он шел, чего-то живо рассказывая, потом неожиданно остановился и спросил, а нравятся ли мне женщины. Я сказала, что не понимаю, каким образом они мне должны нравиться или не нравится. У меня есть несколько подруг, и я с ними дружу. Вроде бы как пока ни с кем не конфликтовала. Его следующий вопрос, а если что-то большее, привел меня в полное замешательство. Таких вопросов и моментов за наши часы общения было множество. То вопросы ни о чем и невзначай, а потом бах и в лоб. Типа какие черты характера мне нравятся в мужчинах, на какие мужские фигуры мне приятно смотреть. А этот вопрос, целовалась ли я с кем-нибудь. Он вогнал меня в краску, и я ответила, что даже если бы я с кем-то и целовалась, то ни за что ему не призналась в этом. Потом я обиженно надула губки, сказав, что я воспитанная и приличная девушка. Он долго хохотал над этим. Когда я спросила, над чем он смеется, ответил, что при словах о приличиях, взгляд у меня был совершенно неприличный и ему это очень нравится. Разговор о всяких пытках и садизме ввел меня не просто в замешательство, а в настоящий испуг и Карл замял эту тему и больше её не поднимал. Еще мы много разговаривали о путешествиях, о том кто и где их нас побывал, что кто видел. Оказалось, он объездил всю страну. За неделю до свадьбы, когда уже привезли свадебное платье и начали его подшивать на мою фигуру, Карл больше не приезжал. Но мы очень активно переписывались. Настолько активно, что моя служанка начала охать и ахать, когда же наконец-то состоится свадьба. Через пару дней отец всю эту переписку прикрыл, сказав, что нам следует немного поскучать друг по другу. В последнем его письме за день до события Карл написал, что не может дождаться завтрашнего дня, что ему меня не хватает и что он скучает по мне. В ответ я написала, что тоже соскучилась по нему и очень надеюсь завтра с ним увидеться навечно. Всю эту неделю я почти не спала от волнения. Я ворочалась всю ночь от воспоминаний о нём, от страшного возбуждения. Вечером перед свадьбой мать дала мне что-то типа сонного порошка и я уснула на несколько часов.
Перед свадьбой был девичник, но я была вся на нервах и совершенно не выспавшаяся, поэтому, сославшись на плохое самочувствие, довольно рано сбежала с него и, выпив маминого порошка, легла спать.
Потом день свадьбы. Я вижу себя в шикарнейшем платье, которое достойно даже королевы, на голове красивая диадема из золота с множеством драгоценных камней и полупрозрачная фата до пола, длинные рубиновый серьги до плеч. Платье все расшито жемчугом, камнями и золотыми нитями, сзади шлейф не менее трех метров. Его шили шестеро мастериц не покладая рук, чтобы уложиться за месяц. Как всегда тугой корсет для осиной талии и высокий парик под цвет моих волос. У меня все парики рыжие, некоторые чуть светлее, несколько чуть темнее. Мой же естественный цвет -  каштаново-рыжий с бронзовым отливом. Меня всю напудрили, на руках высокие до локтя перчатки из тончайшего кружева, такие же, как и фата, поверх них браслеты. На ногах такие же все расшитые золотыми нитями белые туфли на каблуке около пяти сантиметров. Я хрупкая изящная девушка. Погода на улице далеко не прохладная, но меня весь день познабливало. А мать все время спрашивала, не болит ли у меня голова, потому что даже не смотря на толстый слой пудры я выглядела бледной. Я же отнекивалась, говоря чтобы она от меня отстала, что я просто не выспалась и волнуюсь перед свадьбой. На самом же деле сама свадьба меня волновала меньше всего. Я с нетерпением ждала момента, когда смогу остаться с ним вдвоём. Волны возбуждения, на которых я качалась весь последний месяц, становились всё чаще и сильней, но самое ужасное, что я совершенно не представляла себе, что с ними делать. Для меня было табу, прикасаться к своим половым принадлежностям руками и ласкать себя. Оргазм естественным путем случался один-два раза в сутки после пары волн нежности к Карлу. Он приводил меня в состояние, близкое к сопору.
К алтарю меня ведет отец под руку. Сзади несколько деток держат мой шлейф. Мы входим в церковь. Карл стоит уже у алтаря. Дальше я помню все в тумане. Помню, что там что-то говорит священник, но я плохо понимаю его, только смотрю на своего жениха, который эпизодически мне кивает, шепотом объясняя, чтобы я сказала да. В эти моменты я перевожу взгляд на священника и киваю головой, выдавливая из себя это слово да, потому что не только говорить, мне дышать тяжело. Следующий момент я помню, как мы обменялись кольцами и легкий поцелуй, после которого он взял меня под руку, мы вышли из церкви и сели в карету. Там мы оказались одни. Он сел напротив меня и скрестил руки в замок. На мой вопрос, сколько еще он намерен держаться от меня поодаль, Карл ответил, что до брачной ночи необходимо соблюсти все приличия, иначе брачная ночь начнется прямо здесь и сейчас, и тогда уже гости нас точно в ближайшие дни не увидят, так как ему будет уже плевать на всё. Дальше вся свадьба промелькивает перед глазами в одно мгновение. Вокруг меня полно народу, но я чувствую, что он все время где-то рядом. Буквально через мгновение он берет меня под руку и говорит, что теперь можно идти и мы уходим.
Мы входим в спальню. Это огромная комната с кроватью шириной метра три. Я хотела, чтобы меня раздела служанка, но он выгнал всех и начал медленно меня сам раздевать. Очень кропотливо, потихонечку, деталь за деталью снимает с меня одежду, смакуя каждое движение, а у меня уже сорвало крышу и я готова на все, лишь бы наконец-то этот подготовительный момент закончился побыстрее. В итоге я остаюсь в нижнем платье и чулках. Он стоит и смотрит на меня со всех сторон, довольно улыбаясь. Я стою и не знаю, что мне делать: то ли смущаться, то ли накинуться на него самой. В полном замешательстве я спрашиваю его, что мне делать, он же просит меня ничего не делать, а просто постоять. Он снимает с себя камзол, берет меня на руки и относит в кровать. Еще когда мы ехали в карете, мне хотелось, чтобы все скорее произошло, а тут все так медленно. От нахлынувшей волны нежности и вожделения меня унесло. Я уже как в бреду. В кровати он снял с меня туфельки и чулки, но платье оставил. Нежным легкими движениями он гладит меня всю, начиная с ног, но не целует. Возбуждение настолько велико, что я начинаю вздрагивать и извиваться от его рук. У меня такое впечатление, что сейчас у меня от напряжения начнутся конвульсии с судорогами. Насладившись, он снимает с себя одежду и парик, оставшись в одних панталонах. Моему взору представляется красивый мужской торс, широкие плечи с мускулистыми руками, голова практически лысая с коротко подстриженными почти седыми редкими волосами. Он снял с меня остатки одежды и начал целовать. Всю. Сантиметр за сантиметром он целует мои ноги, руки, тело, грудь. Затем аккуратно раздвигает мои ножки и начинает гладить всю промежность. Там все мокрое, так как за это время я уже успела несколько раз кончить. Тело не слушается, оно содрогается при каждом его движении, голова кружится и тяжело дышать. Сначала я начинаю стонать, потом уже рыдаю во весь голос, и это не контролируемо, оно звучит изнутри помимо моей воли. Он ложится на меня и входит. Нет ни боли, ни волнения. Уже от одного того, что он во мне, по телу бегут горячие волны, от которых тело извивается в его руках и из горла вырывается неистовый крик. Карл первый раз кончил достаточно быстро. Потом он лег со мной рядом, обнял и какое-то время мы просто лежали целовались и гладили друг друга. Его руки и пальцы нежно проникали повсюду. Затем он вновь оказался сверху и вошёл в меня. Снова волны оргазмов. Уснули мы только когда уже полностью рассвело.
Когда мы проснулись, нам принесли завтрак в постель. Несколько дней мы вообще никуда не выходили. Свадьба и её второй день прошли без нас. Все пили, гуляли, а нам было ни до кого.
Через какое-то время я вижу нас одевающимися и собирающимися на какой-то официальный приём, куда я, как новоиспеченная жена, должна сопровождать мужа. По приезду на этот прием, пока идёт официальная часть, мы чувствуем оба, как между нами возрастает настолько сильное напряжение, что невозможно больше терпеть. Мы тихо выходим из зала и буквально в соседнем помещении случается бурный секс, после которого, приведя себя в порядок, возвращаемся обратно.
Почти год между нами держалось это сильное напряжение. Мы были постоянно вместе, не расставаясь ни на мгновение. Яркий бурный секс был каждый день по нескольку раз. Мы не предохранялись вообще, но беременность не наступала.
Однажды, когда мы как обычно завтракали в спальне: я лежала на постели в подушках, а Карл сидел на ступеньке, покрытой ковром, около кровати у моих ног, он вдруг посерьезнел и сказал, что нам необходимо поговорить на одну крайне важную для нашей семьи тему, и попросил его не перебивать. Начал он с того, что мы женаты уже более девяти месяцев, но я до сих пор не беременна. Этот вопрос меня волновал не меньше, чем мужа. Я сказала, что не понимаю, в чем проблема и почему не наступает беременность, возможно дело во мне. Он знаком показал мне, чтобы я молчала и продолжил. Сказал, что не известно ещё в ком дело на самом деле, что у него нет детей и ни одна из его любовниц до сих пор не беременела от него. Конечно, возможно, дело и во мне, но нам необходимо продолжение рода. Поговорили и забыли.
Страсть и тяга друг другу не ослабевали. Постоянный секс. Везде. В театре, на приемах, на балах, в карете и в парке… Постоянно, страстно, безудержно.
С момента того разговора прошло около полугода. Время обеда. Мы сидим в столовой за большим длинным столом вдвоём рядышком друг с другом, он во главе стола, а я рядышком, и ведем легкую непринужденную беседу о том, о сем. Вдруг он замолчал, посмотрел на меня внимательно и спросил, знаю ли я, что все ему завидуют, какая у него жена. В ответ я спросила, какая мне разница до всех? Карл с усмешкой на губах говорит, что на меня глаз положил сам король. От неожиданности я надула губки, сказав, что мне абсолютно все равно, кто и на кого что положил, так как я на все это положила. Карл сделал вид, что не услышал мою реплику и продолжал. Он объяснил мне, что вероятнее всего в том, что я не беременею, есть его вина, но нам нужен наследник. Если до сих пор он меня уберегал от подобных ситуаций, то сейчас пришло время решать данный вопрос и решить его могу только я. При этих словах у меня похолодел затылок и душа опустилась в пятки. Я с ужасом спросила, что он мне предлагает сделать.
Что я могу тебе предложить, Лили, милая! Только одно. Если король предложить тебе стать его любовницей, не отказывай ему. У короля есть дети и много детей. Вероятность того, что от него ты сможешь забеременеть очень велика. Он мой близкий родственник. Это наш шанс.
У меня в голове это не укладывалось. Чтобы я позволила прикоснуться к себе другому мужчине. Да никогда. Возмущение с негодованием заполнили меня всю. И кто мне это предлагает, Господи, мой возлюбленный муж. Карл, казалось, не видел моей реакции и продолжал.
Ты красивая молодая женщина. Ты сможешь родить нам здорового крепкого наследника. Мне будет приятно знать, что, моя жена беременна и в жилах её ребенка течет моя кровь. К тому же я не против, если ты эпизодически будешь проводить время в спальне короля.
От такой новости у меня совершенно пропадает аппетит и я убегаю к себе в комнату. Карл даже не шевельнулся, чтобы остановить меня, только вслед бросил фразу, типа он надеется, что я приму положительное решение по данному вопросу.
Дальше я вижу себя ходящей взад-вперед по комнате. Я не знаю, как на это реагировать и, что самое ужасное, мне даже не с кем посоветоваться. Через некоторое время я успокаиваюсь и возвращаюсь в столовую. Карл молча сидит там же, где и сидел. Он ничего не ел, даже не притронулся ни к чему. Молча сидит и пьет по глотку сухое вино, медленно ставя бокал на стол после каждого глотка. Я сажусь обратно за стол. Вокруг глухая тишина, только часы тикают у дальней стены.
За все то время, что мы были женаты, Карл никогда не поднимал вопрос о своих сексуальных пристрастиях. Он никогда ничего не рассказывал о себе. Я знала, что и как мне следует делать, чтобы муж наслаждался сексом со мной. Знала как и куда прикасаться. Он всегда сам руководил этим процессом, впрочем как и во всей остальной жизни. Иногда муж мог нежно связать меня шелковыми лентами, завязать глаза платком и обливать теплым маслом или водить по телу перышком. Но чтобы откровенно поговорить о своих пристрастиях - никогда. Я смотрю на него и понимаю, что уже пора на эту тему поговорить, но не знаю, с чего начать. На мой вопрос, что, возможно, я ему надоела, он только молча помотал головой. Затем, поставив на стол пустой бокал, сказал, что не знает какими словами и как сказать мне, что если у меня будет любовник, то он будет меня любить ещё больше. После остолбенения у меня начинается истерика. Карл подошёл ко мне, обнял и начал целовать. Я пытаюсь вырваться, рыдаю навзрыд, кричу, что ненавижу его. Единственное желание сейчас, это вырваться и убежать, куда глаза глядят, но он крепко меня держит и говорит о том, что любит меня и не может без меня жить. Через некоторое время истерика заканчивается полным бессилием и полукоматозным состоянием. Тогда Карл берет меня на руки и относит в постель. В спальне он раздевает меня и укладывает, накрыв теплым пуховым одеялом. Затем даёт мне воды и, когда я немного пришла в себя, говорит, что мне сейчас нужно побыть одной, чтобы переварить всё, что он сказал. Говорит, что понимает, что я в шоке и видит, что я услышала его и поняла всё правильно. Затем ещё раз подчеркнуто говорит о том, как сильно любит меня и просит не забывать об этом и о том, что в наших отношениях ничего не изменится. Но наследник нам нужен. На следующей неделе будет бал в честь королевы и гулять все будут несколько дней. Мы едем туда и, вероятнее всего именно там король и предложит мне стать его любовницей. Он бы очень хотел, чтобы я не отказывала королю. Вообще, дела его складываются так, что в ближайшие месяц-два мы будем жить при дворе, потому что Карл участвует в подготовке какого-то мероприятия. Я все ещё в полном замешательстве. Никогда раньше не подобные темы мы не разговаривали.
Когда ты будешь готова, мы поговорим с тобой и я расскажу тебе чего и как, говорит Карл.
Проходит почти неделя, до бала остается всего несколько дней, а я не в состоянии до сих пор ни разговаривать, ни даже видеться с мужем. Все эти дни, когда он приходил ко мне ночью и начинал приставать, меня клинило и я ничего не хотела. Всякий раз, как он заговаривал со мной, я отстранялась, говоря, что не могу пока разговаривать на эту тему. Привезли моё новое платье для бала. Оно небесного цвета со светло бежевыми вставками и розово-перламутровыми рюшами. Фасон платья достаточно откровенный с глубоким декольте и открытыми плечами. Оно мне очень идёт и шикарно подчеркивает все мои достоинства. Да, конечно, оно красивое, но я заказывала совершенно другое платье. В возмущении от откровенности фасона платья я прихожу к мужу. Он молча выслушивает меня, поворачивается, наклоняет голову и исподлобья спрашивает:
Ты все еще не хочешь со мной поговорить?
Это ты заказал такое платье?
Да, конечно! Это именно те цвета и тот фасон, который больше всего нравится королю. Уж поверь мне, его вкусы я знаю.
Я молча разворачиваюсь и ухожу. Все эти дни он не приходил ко мне, а я к нему. Потом уже ближе к вечеру я пришла к нему в кабинет в откровенной сорочке с нежным вызывающим пеньюаром. Он сидел просматривал какие-то бумаги.
Мой муж, помимо того, что являлся королю племянником, занимался при дворе бумажной работой. Во все поездки я его сопровождала. Надо сказать, что мы вообще не расставались ни на минуту. Куда он, туда и я. Куда я, туда и он. Вплоть до того, что даже в туалет ходили вместе. Он оторвался от своих бумаг и медленно с наслаждением осмотрел меня с головы до ног. Затем облизал губы. Вид у него ошеломленный.
Если ты пришла закатить мне очередную истерику, то огорчу тебя сразу. Она наврятли на меня подействует. Если ты хочешь поговорить - садись, поговорим.
Я сажусь в кресло напротив таким образом, чтобы максимально эротично привлекательно продемонстрировать свои прелести. Он откладывает все бумаги, нервно потирая себе затылок.
Ты обдумала то, о чем мы с тобой говорили?
Да. Хорошо, положим я соглашаюсь на это. А что будет, когда я забеременею?
Мы оттуда сразу же уедем. Мне по делам придется при дворе жить месяца полтора, не меньше. Думаю, этого времени вполне хватит.
Ты специально всё так устроил?
Да, конечно.
А король знает?
Естественно. Мы разговаривали с ним на эту тему.
При этих словах у меня аж холод по спине побежал.
И что, на эти полтора месяца ты меня полностью ему отдашь?
Я никому тебя не отдаю и не собираюсь отдавать. Ты моя жена и я тебя люблю. В наших отношениях ничего от этого не изменится.
Тогда что означают твои слова, о том, что если я заведу любовника, то ты будешь любить меня ещё сильнее?
Это тебе выбирать. Я не настаиваю. Но если так случится возражать не стану. Нужно будет, к вам присоединюсь.
У меня в голове это не укладывается. Пока что в мыслях какой-то сумбур и сумятица. После этого разговора, оставшиеся два дня мы пролежали в постели, не в состоянии оторваться друг от друга.
Перед выездом на меня одели это платье, достаточно легкий парик, накрасили-напудрили. Прошло без малого два года со дня нашей свадьбы. Это май. Когда мы сели в карету, Карл нежно поцеловал мне руку и сказал, что он очень надеется получить подарок от меня к годовщине нашей свадьбы. Всю дорогу я тряслась, как осиновый лист. Эти два дня мы постоянно разговаривали, обсуждали нашу весьма животрепещущую тему. Муж меня всё время успокаивал, объяснял что-то. Не смотря на это, меня трясёт. Трясет не от возбуждения. Мне это совершенно не нужно. Мне уже ни наследник, ничего не нужно. Просто меня воспитали в послушании, что если муж сказал надо, значит переварила, приняла как есть и сделала, что муж сказал.
Когда мы приехали было уже очень много народу. Муж растворился в толпе, а вот король весь вечер крутится рядом: то ручку поцелует, то комплимент скажет, то бокал вина поднесет. В конце вечера он особо страстно поцеловал мою руку и сказал почти шепотом, что сегодня во столько-то ждёт меня у себя в спальне и пришлёт за мной человека, который проведет к нему самым коротким путем. Потом облизал губы и добавил, что очень надеется, я к этому времени уже буду в неглиже. Я опустила глаза и присела в глубоком реверансе, просто кивнув. У самой же внутри к этому времени тряслись все поджилки.
Король по внешности мне ну совсем не нравился. Ему уже за пятьдесят, поджарого телосложения. Конечно, то что может мой муж, его высочество не тянет совсем. С ним все очень классически. Он гладко выбрит, чист и ароматен. Я в легком пеньюаре со слегка подобранными волосами. Мне так мерзко на душе. Хочется просто закрыть глаза, раздвинуть ноги и чтобы побыстрее все закончилось. Я глотнула бокал вина, понимая, что должна что-то изобразить с мужчиной, который для меня абсолютно не привлекателен, как сексуальный объект. Улыбнулась. Вся процедура длилась около часа. Это было нескончаемого долго. Сначала он гладил меня, потом мне пришлось ему делать миньет и уже потом он залез на меня. Я изображала неистовый восторг с нежностью и сделала вид, что кончила с ним одновременно. Через минут пять после этого его высочество наконец-то сказал, что мне пора. Я молча оделась и ушла. Мой муж всё это время следил за нами, как оказалось. Я не успела пройти и половины пути, как он буквально набросился на меня с признаниями в любви и поцелуями. У нас был неистовый секс. Я ничего не чувствовала. Какой там секс. Мне вообще не до чего. Я в ступоре. Было ощущение, что меня только что изнасиловали и изваляли в грязи. А у мужа дикое сексуальное возбуждение. Он потом на руках отнес меня в спальню и там мы почти до утра занимались друг другом. Он говорил мне много нежных слов, ласкал и целовал. Да, конечно, была разрядка, но только физическая. Эмоционально я была недоступна. Ближе к утру он уснул, а я не могла спать. У меня в голове никак не укладывалось, почему он так себя ведет. Через пару часов я отключилась и проснулась через несколько часов с дичайшей головной болью. Было ощущение, что голова расколется сейчас на несколько частей. Меня рвало несколько часов. Сильное головокружение и рвота при малейшем шевелении. Невозможно даже мизинцем пошевелить. Пришёл лекарь и насыпал мне какого-то порошка. Через полчаса я опять уснула. Перед этим появился муж, спросить как я. Когда я его увидела, у меня началась истерика. Я чувствую полную опустошенность и безысходность. Он всё понял. Молча встал на колени и взял мою руку. Когда я успокоилась, снял с себя верхнюю одежду и лег рядом. Так я и уснула. Проснулась к вечеру с мутной совершенно головой, но без боли. Муж также лежал рядом. Он нежно погладил меня по голове и спросил:
Неужели он тебе до такой степени противен, что на нервной почве так разболелась голова?
Понимаешь, мне любой мужчина будет противен и омерзителен кроме тебя.
Карл начинает мне что-то отвечать, рассказывать своим повествовательным тоном, но я вновь погружаюсь в какое-то забытье. В это время муж начинает меня целовать и у нас опять случается секс. Потом помню, что мы лежим уже после в обнимку. Вдруг стук в дверь. Карл одевается и выходит. Через минуту он появляется и говорит, что мне пора собираться, так как король уже ждет. В полном отчаянии спрашиваю, почему он не сказал, что у меня болит голова и я никуда не могу идти. Но он заявляет, что король в курсе о моей утренней головной боли. А сейчас мне следует привести себя в порядок и ступать к нему. Через минуту появляется моя служанка и затем я вновь какими-то узкими коридорам иду в спальню к королю. Отчаяние растёт. Мне хочется убежать и спрятаться где-нибудь, но я не смею перечить мужу. Даже напиться не в состоянии, так как опять может начаться сильная головная боль. Прихожу. Его высочество сидит в кресле перед камином. Просит меня присесть с ним. Сажусь в кресло напротив. Мы ведем обычную светскую беседу, якобы весьма непринужденную и ведущую к одному и тому же. Мне абсолютно всё равно, о чем говорить с ним. Ничего не радует, интереса нет никакого. Сижу и жду, когда он начнет наконец приставать, заберется на меня сверху и кончит. Внешне же я делаю вид веселой беззаботной девочки, весьма кокетливой, заинтересованной в нашей беседе. А сама смотрю по сторонам, пытаясь угадать, откуда на нас может смотреть Карл. В голове постоянно прокручиваются его последние слова:
Я понимаю, милая, что сейчас тебе это кажется гадким и противным. Поверь, впоследствии тебе начнет даже нравится эта игра со мной. А сейчас просто перетерпи этот месяц. Всё хорошо, я с тобой. Нам нужен наследник. Думай о том, какого чудесного малыша ты родишь. Ради этого одного уже имеет смысл всё мероприятие. Посмотри мне в глаза! Я люблю тебя!
При этих словах он страстно поцеловал меня, осмотрел, достаточно ли я хороша, поправил сорочку и нежно погладил по щеке.
Боже, как? Как можно любить женщину, подкладывая её под другого мужчину? Как можно хотеть её после того, как она только что вышла из постели своего любовника? Разве возможна такая “любовь”? Что тогда такое, любовь? Меня учили всю жизнь другому: верности, послушанию, смирению, сдержанности. Всё мое детство и отрочество мне буквально вбивали все эти правила и рамки. Когда же я наконец смирилась с ними и приняла правила игры под названием жизнь богопослушной девицы, появился он, со своими дерзкими и развратными поступками. Вся его жизнь - это разврат и отдых от разврата. И этот он, мой муж, мой любимый мужчина. Он - моя жизнь. Рада ли я этому? Нужна ли мне такая жизнь? Зачем я вообще живу на этом свете? Все эти мысли роились у меня в голове весь вечер с королем. Он был так мил, так старался меня расслабить и развеселить, что в какой-то момент мне даже стало его жаль. Но эта мысль быстро улетучилась и на её место вновь вернулась прежняя. Так незаметно и пролетел вечер.
Я ходила к нему почти каждый день, изредка через день. Всё было по одной схеме. Вначале легкий ужин со светской беседой, затем секс. Член у него на удивление был стойким, иногда правда неожиданно мог поникнуть, но в основном вялотекущая стойкость. Он мне постоянно говорил, как я хороша, какая я чудесная любовница и как чудесно я целую его мальчика. Он все время что-то говорил и говорил, глядя на меня восхищенно и с вожделением. Я же не могла подобрать слов, чтобы выразить “свои чувства к нему и всю нежность”. Про себя же все время думала о том, когда наконец-то этот старый хрен вольёт в меня свою очередную порцию спермы и я забеременею. Каждый его оргазм вызывал у меня только глубокий выдох с мыслью наконец-то, ура свершилось. Я стала наше совместное времяпрепровождение сводить к минимуму, так как уже понимала от чего он быстрее кончает. Я принимала его любимые позы, эротично подставляла попку, громко стонала и кричала “о да мой король, о да”, и как он не крепился, больше десяти минут выдержать не мог. А то и меньше.
После каждой встречи я приходила в спальню, где уже ждал разгоряченный муж, который кидался на меня, как голодный волк на добычу. В какой-то момент я дошла уже до того, что мне хотелось в этот момент его скинуть с себя и убежать. Полная безысходность и отчаяние. Жертва ли я? Или это именно то, что мне нужно? Настоятельница всегда повторяла мне, что Господь посылает нам только те испытания, которые мы в состоянии перенести. Пути Его неисповедимы. Он лучше знает, чего нам нужно и что в действительности мы заслуживаем. Её слова всегда успокаивали меня, даже сейчас, они были единственным моим утешением. Я закрывала глаза, отворачивала голову и вспоминала себя бегущей по полю в детстве. Карл по характеру был достаточно спокойным человеком. Он очевидно понимал, что творится у меня в душе и каждый раз, как я закрыла глаза, говорил мне о том, как он любит и что это выше его сил, сейчас оторваться от меня. Однажды он повернул мою голову и попросил посмотреть ему в глаза. Это произошло примерно недели через три после нашего приезда. Я увидела взгляд человека полного отчаяния и чувства вины.
Попробуй думать обо мне, когда ты с ним.
Я не могу думать о тебе! Я ни о чем не могу думать, кроме одного: чтобы он поскорее кончил. Я устала! Я не могу здесь больше находится! Я хочу домой! - кричала я, не осознавая себя.
У меня началась истерика. Сколько она длилась, не могу сказать. Мне показалось, что целую вечность. Меня колотило, как во время горячки. Я начала задыхаться и захлёбываться своими слезами. Затем начался опять приступ сильнейшей головной боли. На этот раз он длился почти два дня. Больше к королю я не ходила, так как у меня была задержка месячных уже к тому времени на пять дней. Я спросила Карла, как это будет выглядеть со стороны. Ведь дворец полнится слухами о моей связи с королем. Я два года не могла забеременеть, а тут вдруг погостили во дворце и все. Это будет для всех очевидным, что ребенок от него. Но Карл сухо ответил, что ему плевать на чье-то мнение. Будет наследник  рода и точка. Когда я спросила, а что будет, если родится девочка, он сказал, что ему плевать, какого пола будет ребенок. Если родится девочка, то будем рожать ещё раз. Так как муж участвовал в подготовке какого-то серьезного мероприятия государственной важности, уехать сразу мы не смогли. Только через три недели, как собственно он и планировал. Я объяснилась с его высочеством, что беременна и меня постоянно тошнит и мутит. Король посочувствовал и приходил сам, просто побеседовать, говоря, что будет очень скучать без наших с ним вечерних бесед. Я же прикрывалась токсикозом и головной болью от него и от мужа, хотя чувствовала себя вполне хорошо.
Настоящий страшнейший токсикоз начался, когда мы вернулись домой. Я не могла ни пить, ни есть, ни жить фактически до четырёх месяцев беременности. Это было ужасно. При одной мысли о еде у меня открылась рвота, чтобы наш лекарь не делал. Мама сказала, что у нас все в роду женщины так же тяжело переносили беременности вне зависимости от пола ребёнка. Она утешала меня, что это пройдет, как только появится живот. И это оказалось правдой. Живот появился к двадцати неделям и вместе с ним ушёл токсикоз. Но появилась другая проблема. Ребёнок все время ворочался и толкался по ночам, не давая мне спать. Как только он затихал, начиналась не проходящая головная боль. Она не была сильной, но ныла и стучала в висках постоянно. Потом очень рано начались отеки и головокружение. Иногда я теряла сознание. Короче вся беременность была одним сплошным адом. Ребенок был небольшой и роды прошли благополучно. Я не могу описать ту свою радость, когда узнала, что родила мальчика. Он был вылитый муж, что не удивительно, ведь Карл с королем были очень похожи. Все были на седьмом небе от радости. Его величество сам прислал поздравления с цветами и подарками для мамы и малыша. Я же впала в депрессию. Никаких материнских чувств к ребёнку у меня не было. Грудью я его не кормила ни дня. Первые пару дней было молозиво, но так как я не хотела терять форму груди, мне вначале её бинтовали, потом я что-то сделала и молока не было совсем, как-будто я и не рожала. Фигура тоже пришла в норму в течение полутора месяцев.
С малышом носились мамки-няньки. Его кормила молочная мать. Карл души в нем не чаял. Я же почти к нему не подходила. У меня было впечатление, что не я его выносила и родила.
Мы отдалились с мужем и охладели друг к другу. Я прекрасно понимала, что у него кто-то есть, хотя он клялся и божился, что у него никого кроме меня быть не может. Того секса, который у нас был раньше и тех чувств уже не было. Это больше всего меня угнетало. Мне остро не хватало того Карла, моего любящего мужа. У меня не прошла потребность в нем и в постоянном сексе. Я была все время на надрыве. Я знала, что ему то количество и качество наших отношений, которое происходило раза три-четыре в неделю крайне недостаточно, так же как и мне. С другой стороны, я сама его отодвигала от себя своей обидой и истериками. Это сводило с ума. Он прикрывался делами от меня. Много времени проводил с ребенком. Я тоже все чаще стала бывать в детской. Я видела его голодный взгляд и понимала, что чувства ко мне у него не ушли, но ребёнок всё время был между нами, даже когда мы оставались наедине друг с другом. Даже в эти редкие моменты мы разговаривали о будущем нашего сына и обсуждали насущные дела. Раньше мы могли неделями не вылезать из постели, а теперь он постоянно был весь в бумагах в своём кабинете или в детской. Два года мы не расставались друг с другом ни на минуту. Когда он сидел в своем кабинете, я сидела рядом, читая книжку или вышивая крестиком. Сейчас же эта двойственность не давала мне покоя. Я понимала, что так нужно было поступить, но не могла ему простить, что он так легко меня подложил в постель короля.
Я вижу и по его взгляду и по его поведению, что он мучается не меньше моего. Ему тоже не хватает тех наших отношений. У нас была очень сильная эмоциональная близость, а сейчас эта нить порвана. Мы компенсируем эту нить за счёт ребёнка, но это не то. Всё не то, даже секс не тот. Ребёнку уже девять месяцев, но отношения не налаживаться. Недавно я закатила ему истерику, что у него есть любовница. Он молча меня выслушал и спросил, всё ли я сказала. Я ответила, что в данный момент да и я хотела бы услышать его ответ. Он говорил весьма уклончиво, но смысл слов был таков, что у него ко мне всё осталось по-прежнему, изменилась я. Затем он развернулся и ушел. А у меня произошёл надрыв не из-за самого факта соития с королем, а из-за ощущения, что меня использовали, что меня насиловали весь месяц до тех пор, пока я не узнала, что беременна. Сам король нормальный мужик. У него совершенно нормальная весьма привлекательная внешность. Он обходителен, обаятелен, импозантен. Он как мужчина сделал все, чтобы мне с ним было приятно и легко. Никто, ни муж, ни король ничего плохого мне не делали. Другое дело, как я это воспринимала. Я не хотела всего этого, я играла. Мораль и благочестие были выше моих эмоций. Послушание стало для меня ловушкой в лабиринте безысходности, по которому я теперь бродила днями и ночами. Голова твердила мне одно, сердце другое, а тело требовало утоления жажды секса. Меня кидало от любви к ненависти, от радости к желанию умереть, от нежности до яростной ревности, от слез умиления до жалости к себе. Я не понимала ни себя, ни того, как мне теперь себя вести с мужем, ни того, как мне с этим со всем жить. Обрыв нити близости начался после фразы мужа о любовнике. Я знала это, знала, что он этого ждёт, что он просто вынуждает меня найти себе мужчину. Ребёнку было десять с небольшим месяцев, когда я окончательно поняла, что я так не могу больше жить и необходимо срочно что-то менять. Я не могла больше без секса и с мужем быть уже не могла. Он и сам перестал ко мне приходить. Я видела его взгляд. Он выжидал как кот перед мышиной норой. Я знала, что Карл считал дни, из последних сил держал себя в руках, наступив себе на причинное место. Знала, что этот мужчина не отступит от принятого решения. Если у него действительно нет любовницы, то почему он себя так ведёт? Какой смысл мучить и себя и меня? Это была не просто ревность, нечто большее. Это именно то чувство, когда кровь стынет в висках, затем холод спускается по затылку вдоль позвоночника в живот и начинают подкашиваться ноги. Затем резко немеет тело и слышишь, как бьется сердце в ушах. Всё твоё существо охватывает невыносимо сильное возбуждение и ярость. Я не знаю, что сильней. Но крышу сносит капитально. Становится тяжело дышать, такое впечатление, что необходимо прилагать неимоверные усилия, чтобы вдохнуть. Мне тогда казалось, что это сильная боль, которая выжигает меня изнутри день за днем. Казалось, что её невозможно преодолеть и рано или поздно она меня убьёт. Мне было очень страшно. Не с кем поговорить, не к кому прижаться и отогреться. Совершенно одинока и никому не нужна.
Приближалось моё двадцатиоднолетие. Карл решил мне сделать подарок и устроил бал. Было много гостей и среди них был тот самый троюродный брат, который меня тогда сильно напугал. Когда я увидела его, то поняла, что у меня внутри начали появляться чувства и что это взаимно. Муж это видел и никак не мешал нам. Я чувствовала на себе его взгляд и очень хотела причинить ему боль.  В какой-то момент мне стало все равно, какая у мужа будет на это реакция и я соблазнила своего брата. Секс был потрясающий. Но таких эмоций, как было с мужем не было. Это разочаровало меня, перебив все послевкусие. В таком состоянии я вернулась к себе в спальню. Там меня уже ждал Карл. Он буквально сорвал с меня всю одежду. Мы провели в постели несколько дней. Отношения вошли в прежнее русло. Но не надолго. Прошло каких-то три месяца и мы опять начали охладевать друг к другу. Муж все реже заходил ко мне. Это приводило в бешенство. Я не выдержала и ворвалась к нему в кабинет. Раскидала все бумаги со стола, разбила несколько предметов интерьера. Это несколько успокоило меня и, глядя ему в глаза уже спокойно спросила, специально ли он меня провоцирует, чтобы я опять встретилась с любовником. Он медленно выдохнул и ответил да. Меня аж всю передернуло. Я была готова с остервенением вцепиться и выцарапать ему лицо. Боже, как же я его ненавидела в этот момент. Насколько была сильна моя любовь к нему, настолько же была сильна и ненависть. Это две стороны одной медали. Медали за стойкость и мужество. Нужна ли она мне? Для чего она нужна, если боль страдания так же сильна как и наслаждение нежностью? За грехи или в награду даётся такая любовь?
Назло Карлу я стала запирать свою комнату на ночь. Через какое-то время опять какой-то прием и бал. Снова мой кузен со своей любовью. Он женат. У него очень милая, скромная молоденькая жена. Но несмотря на это, брат вьется вокруг меня весь вечер. Он признался мне в любви, сказав, что любил всю жизнь только меня и если бы ни это моё проклятое замужество, то он бы жениться на мне и у нас всё было бы хорошо. Я слушаю его, а сама краем глаза слежу за реакцией мужа. Карл весь в ожидании. Он неустанно бдит за каждым моим движением. Даже если я уйду в другую комнату, он все равно будет рядом. Но мне уже опять все равно. Недели три я не спала с мужем и голову сносит. Мы уединились в небольшую комнату и был страстный секс. Мы должны были уехать где-то через пару часов, но я говорю, что больше не могу и уезжаю прямо сейчас. Брат кидается мне в ноги и говорит, что нам следует бросить всё, забыть, уехать далеко и начать вдвоём все с начала. Я вырвалась из его объятий и закричала: Куда уехать? Кого бросить? Ты сам себя вообще слышишь? Ты сошел с ума? В этот момент в комнату вошел мой муж. Воцарилась гробовая тишина. Кузен начал было говорить, что мы здесь просто мило беседовали, но Карл довольно жестко его прервал, сказав, что он понимает это, но очень бы хотел остаться со своей женой сейчас наедине. По глазам мужа я понимаю, что ни до дома, ни до какой кареты мы уже не дойдем. Это случится прямо здесь и сейчас. Кузен растерялся, и я прошу его немедленно оставить нас.
Снова секс, любовь, душевная близость. А через пару месяцев опять молчаливое требование, чтобы я переспала с любовником. Так длилось почти шесть лет. У меня было несколько мужчин, которых я чередовала. В основном конечно любовником был кузен.
Неоднократно был секс втроем, когда муж не выдерживал и присоединялся. Пару попыток было с женщиной. Первый раз я перетерпела, а после второго в ярости накинулась на него и очень сильно разбила физиономию. Меня переполняли эмоции, а она ещё уходить не хотела. У неё видите ли продолжение банкета. Не знаю, какое у меня было выражение лица, когда я сказала, что если она сама не уберется отсюда, то её потом отсюда вынесут в закрытом гробу, но одевалась она уж очень поспешно и с опаской поглядывала на меня все это время. Когда она ушла, Карл зашёл в комнату и, узнав об этом, сказал, что сейчас ее вернёт. Тут меня и понесло. Мы оба не ожидали от меня такой реакции. Первый раз с женщиной он вел себя весьма осторожно, уделяя больше внимания мне, да и сама женщина мне больше понравилась. Эта же вторая, нагло все время перетаскивала его на себя, не обращая на меня никакого внимания. Но даже при этом Карл умудрялся меня не выпускать из рук. Все время ласкал меня или держал за руку. Мне же этого было мало. Когда я успокоилась и у мужа остановилась кровь, он сказал, что в нашей постели больше никогда не будет ни одной женщины. Несмотря на это, я не могла с ним ни спать, ни разговаривать наверное дней пять. Дверь в мою спальню для него была закрыта на ключ. В итоге он не выдержал, взял топор и разбил за несколько ударов дверь. После этого мы помирились.
Но все равно такой секс ему нужен был, а не мне. Я уже понимала, как начинал меняться блеск в глазах Карла. Вначале это происходило раз в два-три месяца. Затем начало постепенно учащаться и стало раз в месяц. У меня снова началась депрессия и участились головные боли. Ему снова и снова это было необходимо, чтобы испытывать ко мне безумную страсть. На смену полной идилии приходила опустошенность. Вначале я шла на это, плюя на всё, лишь бы наши отношения не сошли опять на нет, как тогда, когда родился сын. Я успокаивала себя тем, что вроде как ничего не теряю, наоборот приобретаю. А потом в один прекрасный момент что во мне оборвалось. Я понимала, что я мать. Раздражения или ненависти у меня к ребёнку не было, но и любви тоже так и не появилось. Это был последний раз, когда я увидела характерный блеск в глазах мужа. Было ясно, что нужно опять разнообразие в виде любовника или группового секса. Поняв, что больше не в состоянии вести подобный образ жизни, оставила все вещи, все украшения, просто села на своего коня и уехала. В монастырь, где когда-то провела несколько лет своей жизни. Это решение не было спонтанным. Оно зрело около года. Я все обдумала, взвесила все за и против. Я не стала объясняться с Карлом, писать длинных писем, прощаться со всеми. Просто приказала оседлать свою лошадь на прогулку и ускакала прочь, оставив на тумбочке в нашей спальне короткую записку, что ухожу в такой-то монастырь и намерена принять постриг. Дорога была дальняя. Я уехала утром, а добралась до места только поздно вечером. Он прискакал сразу после моего приезда. Я толком даже не успела объясниться с настоятельницей. Монашки не пускали его, но он потребовал настоятельницу. Она пустила его, после того как он сказал, что я его жена и у нас растет ребенок. Объяснил, что у меня депрессия на фоне сильной непроходящей головной боли, что-то еще говорил, короче нашел как всегда правильные слова, чтобы убедить её разрешить поговорить со мной. Я не хотела его ни видеть, ни слышать. Карл ходил по комнате, потом бросился ко мне, обнял и попросил вернуться. Сказал, что он понимает, что я устала от головных болей, что согласен жить без всех, что мы будем только вдвоём, как когда-то. Я слушала его и понимала, что все кончено. Во мне умерли все чувства. Нет ни хороших, ни плохих. Нет любви ни к нему, ни к чему или кому бы то ни было. Даже к себе. Я была полностью опустошена. В один момент краски жизни сменили свои цвета на черно-белые полутона. Он забрал меня из монастыря. Но я потеряла вкус к жизни. Я не испытывала удовольствия ни от чего. Секс тоже стал серым и унылым.
Карл промучился со мной около года. Что он только не предпринимал, все было бесполезно. Он вызывал лучших лекарей, платил большие деньги. Мне давали разные порошки. Голова проходила на короткое время, а потом начинала болеть с новой силой, сводя меня с ума.
Еще одна мысль меня сильно тяготила. Что я не испытываю никаких чувств к сыну. Он любил меня, жалел, тянулся ко мне. А у меня внутри тишина. Мне нечего как матери ему было дать. Я видела, как любит сына муж. Я помню какие у меня были отношения с родителями. У меня же не было ничего.
В конце концов Карл пришел ко мне и сказал, что устал. Если я решу уехать и принять постриг, он меня останавливать не станет. После этих слов мы молча сидели где-то полчаса. Я, закрыв руками лицо, он - обхватив голову руками.
Что ты молчишь? Скажи мне хоть что-нибудь! Что ещё я могу сделать, чтобы вернуть тебя?
Ничего. Ничего уже не надо. Уже все сделано. Все кончено, Карл! Ты хотел наследника. Неважно каким образом, но ты его получил. Ты хотел бурного секса с приключениями. Я и его тебе дала. Не важно, что при этом чувствовала я. Ты получил то, что хотел. А теперь… Теперь кого ты хочешь вернуть? Меня? Но меня больше нет. МЕНЯ нет, понимаешь? Некого возвращать. Я не в состоянии жить той жизнью, которой хочешь жить ты.
Мне не нужна та жизнь без тебя. Ты единственная женщина в моей жизни, которую я когда-либо любил. Ты нужна мне. Только ты. Мне плевать на секс, плевать на всё.
Не надо, Карл. Всё конечно. Отпусти меня.
И я уехала. Сразу постриг принимать я не стала. Полностью изменила образ жизни. Я работала постоянно в саду, занималась своими розами. Помогала монашкам на кухне. Головные боли прошли полностью. Это было удивительно, но я совсем забыла про них. Я стала спокойной и умиротворенной. Прожила я там не долго. Все готовилось к тому, чтобы весной принять постриг. Я оттягивала этот момент, надеясь, что с уходом головных болей ко мне постепенно вернутся все чувства. Но ничего не возвращалось. 
Это случилось зимой. Одна из послушниц пропала. Мы долго её искали в лесу. Я сильно замерла. Когда я вернулась в монастырь, переохлаждение было настолько сильным, что тело всё онемело. Послушницу так и не нашли в тот день. Меня растирали и согревали, чем только возможно. Даже горячий кагор с мёдом. Несмотря на усилия сестёр, я заболела. Мне было на тот момент двадцать семь лет. Только исполнилось осенью. Состояние довольно быстро ухудшалось. Мне приснилось моя покойная бабушка. Она пришла во сне в своем светло-голубом платье. На лице была искренняя боль. Я спросила, что у нее случилось. В ответ услышала лишь вздох. Бабушка погладила меня по голове и сказала, что ей бы очень хотелось мне чем-то помочь, что мне еще рано идти к ним, но стол уже накрыт и все готово к моему приходу. Утром я проснулась в полубреду. Температура не спадала уже шестые сутки. Сказали, что я бредила и разговаривала с покойной бабушкой. А потом все время просила, чтобы послали за моим мужем. Оказалось, два дня назад настоятельница послала ему письмо с гонцом. Он прискакал за несколько часов, загнав лошадь насмерть. Карл стоял рядом с моей кроватью на коленях уже полдня, пока я лежала в бреду. Судя по всему, у меня двухстороннее воспаление легких. За это время пришли ещё двое лекарей помимо нашего местного. Они собрали консилиум. Я слышала, как они разговаривают шепотом с мужем, объясняя, что они бессильны сейчас что-либо сделать. Нужно ждать, если переживу ближайшие часы, значит пойду на поправку. Последнее, что я помню, как Карл подошел ко мне и обнял. Он сказал, что любит и не представляет своей жизни без меня. Сказал, что хочу я этого или нет, но как только я пойду на поправку, он заберет меня отсюда. Потом начал говорить что ещё, но я закрыла своей рукой ему рот. Он начал целовать мою руку. Было видно, что он держится из последних сил, чтобы не расплакаться. Но он не может себе это позволить. Я смотрела на него и понимала, что истосковалась по его рукам и губам. Еще я поняла, что не хочу ничего возвращать. Я просто молча гладила его лицо. Это было таким счастьем.  Потом сказала, что любила его больше жизни.
Всё. Вокруг яркий свет и больше ничего.