Еще один день ч. 1

1
А началось все с маленькой шишки. Ее обнаружил муж, обнаружил случайно - во время утренних любовных утех.

- Это что? -спросил он, тыкнув в правую грудь жены толстым указательным пальцем с обкусанным коротким ногтем.

- Что? - удивленно переспросила жена. Она еще не совсем проснулась, на ласки мужа отвечала вяло и вроде как еще досматривала ускользающий сон.

- У тебя в груди шишка. Вот.

Все тем же пальцем муж очертил контур перепелиного яйца в верхнем квадранте молочной железы супруги, недалеко от подмышки.
 
- Вот блин. Действительно.

Жена - молодая женщина тридцати с куцым хвостиком лет - озадаченно изучала небольшое "яичко", чуть перекатывающееся под пальцами. И соображала, что делать. Она не знала, откуда это взялось, но точно знала, что вчера этого не было.

- Это рак?

Вопрос задал муж. Он был на год младше своей супруги, отличался простотой нрава и золотыми руками. Их супружеству шел третий год, и они пока еще любили друг друга.

- Не знаю. Нужно посмотреть.

Интеллектуальным центром в этой семье была Оксана. Как-то сразу сложилось у них, что муж - добытчик, а жена - все остальное. Конечно, и бунты случались, куда ж без этого, но положения они не меняли, а только вызывали снисходительную улыбку у мудрой женщины - чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. И Степан, перегорев, так и не приметив желаемой реакции у своей половинки, смиренно возвращался на свое законное место - источника денежных средств для семьи. Тем и жили.

И тут вдруг - шишка.

Но Степан не планировал шишку. Он совсем не представлял, что это такое - жить с любимой женой, у которой в груди растет то, чему там расти не положено. И если это рак, не дай Бог, конечно, то...

- Ксю, ты умрешь? - вопрос вылетел прямо в лоб, но почему-то врезался в грудную клетку. Туда, где отлично работало сердце.

- Совсем дурак? - Оксана даже смогла улыбнуться, хотя мгновением раньше судорожно старалась вспомнить, как это делается - дышать. Мгновением раньше она об этом забыла.

- Но если... - Степан намеревался закончить мысль, но его остановил взгляд жены - и он замер, не разобравшись, чего больше было в этом взгляде - гнева или отчаяния.

- Мне нужно посмотреть, - сухо повторила жена. И стала собираться на прогулку с собакой.

***

В парке утром было безлюдно. Знакомых собачников не попадалось, и это было прекрасно. Оксана спустила пса с поводка сразу, как перешли на другую сторону улицы, и прибавила шаг. Это было давней привычкой - идти и думать, думать и идти. И чем больше мыслей, чем быстрее кружились они в ее голове, тем чаще и четче становились ее шаги. В то утро она не гуляла, а проносилась по парку, накручивая круги по периметру один за другим, да так, что и пес не всегда поспевал за хозяйкой.

Оксана размышляла над шишкой.

"Самое главное - не паниковать. Не паниковать, слышишь? Ну, шишка. Это еще ничего не значит. Придешь домой, займешься вопросом. Умирать тебе рано. Сама знаешь - рано. Если только сейчас не поддашься и не нагородишь дел..."

Внутренний голос Ксюшу любил. Она это всегда знала. Ей было без разницы, как он там называется - "демон Сократа", "интуиция" или "ангел-хранитель" - важно было только его отношение к ней. А оно никогда не было безразличным.

Мысли женщины перенеслись в далекое прошлое. Ей всего девятнадцать. Она на диване в гостиной в чужой квартире в окружении равнодушных и почти незнакомых людей. Кто-то из них делает вид, что не замечает ее - маленькую, свернувшуюся в калачик, мокрую от пота и слез. Кто-то с презрением осуждает - нажралась, наркоманка!.. Кто-то смеется... И у всех такие страшные, опустошенные лица... И она, беззащитная, крошечная - одна.

Вот тогда она услышала этот голос. "Девочка моя, маленькая, хорошая... - голос гладил по голове и баюкал сходящее с ума тело. - Нужно терпеть. Все изменится... Потерпи, моя хорошая... " И Оксана верила этому голосу. Верила тогда, и сейчас.
И хоть он не говорит больше ласково с ней, чаще наоборот - как строгий родитель с нашкодившей дочкой - она знает точно: он любит ее, как никто.

Вот и сейчас он не дал ей расплакаться, а велел собраться в кулак и сначала разобраться с вопросом.

***

- Значит, так, - придя домой, она не стала откладывать сложный разговор в долгий ящик. Степан к тому времени совсем приуныл и даже задумывался над материалом и цветом гроба, куда положат Оксану. "Из дуба, только из дуба," - про себя решил он. - Во-первых, мы пока не знаем, что это. Вовсе не факт, что опухоль злокачественная. Поэтому о гробах думать рано (Степана в этот момент передернуло). Во-вторых, даже если это рак, это не значит, что я завтра умру. И послезавтра тоже. Думаю, год в запасе у нас точно есть. Это при самом худшем раскладе. А посему - отставить слезы. Не унывать. Не отчаиваться (кому она это говорит? мужу или себе?). Не опускать руки. И не смотреть такими глазами на меня. Это все.

Степан плакал, и не очень стеснялся. Будучи натурой хрупкой, не закаленной трагедиями, ему сложно было с собой совладать в ситуации, выходившей за рамки привычной размеренности. Его никто не готовил к этому страшному и неизвестному факту. Ну что, если рак? Что тогда? Для него - сплошной знак вопроса, пустота без ответа, в которой явственно проглядывала только одна очевидность - это что-то могло забрать у него Оксану, женщину, которую он любил.

Она прибежала к нему минут через десять - радостная, веселая даже.

- Ну что, страдалец? Похороны откладываются. Это всего лишь фиброаденома. Доброкачественное новообразование. От нее не умирают.
 
- Точно? - Степа не верил своим ушам. А гроб как же?

- Ну, не совсем точно, конечно. Процентов восемьдесят, что это узловая фиброаденома, десять - что листовидная и еще десять - инкапсулированная форма рака. Первый вариант идеален, остальные два похуже, но тоже не сильно страшные.
 
- А как узнать точно?

- Сделать гистологический анализ, - пожала плечами Оксана. - процедура называется "биопсия": иглой протыкают грудь в месте, где опухоль, и изучают на предмет наличия раковых клеток. Только я ее делать не буду.

- Это еще почему? - удивился Степан.

- Очень просто. Смотри. Сейчас она у меня в капсуле. Даже если это рак, пока он в капсуле, ему некуда прорываться. Он может расти только внутри нее, не повреждая соседние ткани. Игла разорвет капсулу, и слабо закрепленные злокачественные клетки (если они там были) получат прекрасную возможность выйти за пределы фибриновой оболочки и разнестись по кровотоку. А это прямая дорожка к метастазам.
Степану возразить было нечего. Но узнать, что его любимая планирует делать дальше, было необходимо.

- Пока - наблюдать. А дальше посмотрим.

2

Когда в твоей жизни случается рак, нужно абсолютно точно понимать, что ты планируешь делать дальше. Все решает стратегия. И у Оксаны она была.
 
- Никаких врачей, - спокойно заявила она через пару недель. - Мне лишняя нервотрепка сейчас ни к чему. Лучше подумай, как бы нам побыстрее уехать.
Да, ей было необходимо уехать. Оксана ни разу не спросила: "За что?", но "Почему?" и "Зачем?" настоятельно нуждались в ответах. Все дело в причине. Должна быть причина!

Почти животным чутьем она  знала, что разгадка выходит за рамки физиологии.
 
- Что ж ты за ребус такой, - мысленно обращалась она к своей шишке. - Что ж ты мне сказать хочешь?

А в ответ в голове слышался шепот: "Тебе нужно уехать. Тебе нужно уехать!".
Но уехать - это значит все бросить. Это значит в который раз сжечь мосты. Уничтожить все связи, проекты, оставить квартиру, которую сняли с таким трудом.... Да и куда уезжать?

Оксане хотелось подальше. Внешне улыбчивая, открытая, с подвешенным языком, в глубине души она всегда была интровертом. Общение с людьми утомляло, а одиночество придавало сил. Она всегда завидовала Бабе Яге, без которой не состоялась бы львиная доля русских народных сказок.

- Вот, - говорила маленькой дочке Оксана, кивая на изображение любимого персонажа. - Это я в старости.

- И я! - радостно подхватывала девчушка.
 
А теперь получается, что счастливой старости может не быть. Не случится Оксане по древности лет поиграть в одинокую Бабку Ежку. Вот - было будущее. И не стало.

***

Полгода Степан жил с мыслью, что ничего страшного не случилось, и у жены всего лишь доброкачественная опухоль размером с небольшое яйцо. Но к маю опухоль существенно разрослась, и Оксане пришлось открыть карты.

- Кажется, все несколько хуже, чем я думала, - в очередной приезд мужа призналась она. - Намного хуже.

- В смысле? - насторожился Степан. Он было уже совсем свыкся с мыслью, что шишка у жены - просто безобидная выпуклость. Но тон Оксаны встревожил.

- Я была на УЗИ, Степ. Размеры опухоли 5 на 5 см, - голос молодой женщины дрогнул, споткнулся о слова, которые предстояло озвучить. - И это не фиброаденома.

Ошарашенный новостью, мужчина молчал. Оксана же, преодолев главный порог, дальше неслась по информационному морю легко и свободно. Ей стало сразу как-то легче дышать.

- Ты только не опускай руки. Послушай. Опухоль в капсуле, она закрыта от других тканей, понимаешь? То есть я не умру. Если только не наделаю глупостей. Узист выписала направление в онкологический центр, сказала, пойти как можно скорее. Но я нутром чую, что это нельзя делать ни в коем случае. Биопсия, которую будут делать там в обязательном порядке, нарушит целостность оболочки. После такого вмешательства опухоль в буквальном смысле сойдет с ума. И это не я придумала. Это реальный опыт других людей. Они прошли через это. Биопсию разумно делать, если человек не видит другого выхода, кроме обращения к официалам. Если верит только в науку и достижения современной медицины, если готов ложиться под нож и лежать под ним так долго и столько раз, сколько потребуется. Но я не готова! Я не готова вырезать лимфоузлы, не готова химичиться и облучаться, а потом оставшееся мне время жить в страхе появления метастаз. Не готова и не хочу.

Оксана не заметила, как встала из-за стола и ходила по кругу из угла в угол. Ее пес - трехцветный лохматый бордер по кличке Веник - ходил вслед за ней.

Степан не хотел спорить с женой. Да и что ей сказать? Она всегда принимала решения, никого не поставив в известность. Вот и с Москвой тоже. Зачем из деревни уехала? Жили себе там спокойно, так нет, на приключения потянуло, опять за старое... И к чему это старое привело?

- Степ, ты прости меня. Я знаю, это мои ошибки, - Оксана будто прочитала мысли своего мужа. - Но сейчас Бог дает возможность исправить их. Это последнее предупреждение, Степ, китайское. Колокольчик, который пока не прозвенел. Но может прозвенеть в любую минуту.

Не так часто муж видел слезы своей жены. Плакать Ксю не любила. Случись что - она скорее зубы сожмет и кулаки стиснет, чем прольет хоть слезинку. Но вот сейчас она плакала. Не как дети - просто глаза и нос покраснели, и по щеке поползла слеза. Оксана опустилась на пол перед сидящим мужем, положила голову ему на колени и тихо-тихо произнесла:

- Мне нужно измениться, пока есть время, любимый.
3

Как понять, что в твоей жизни - ошибка, а что - меньшее из двух зол? Как проследить путь между причиной и следствием? Как найти ту самую точку, за которой последовала череда ложных выборов? И как повернуть время вспять?

"Но ведь Бог не дает испытания не по силам! Я знаю точно - никогда не дает. И если Он дал это мне, значит, я это вынесу. Должна вынести," - выгуливая собаку, размышляла Оксана.

А между тем, весна окончательно вступила в свои права. Природа пробудилась от зимнего сна - снова юная, снова свежая. И этот праздник жизни одновременно дарил надежду и вселял в сердце щемящую тоску: "Неужели я никогда больше этой красоты не увижу?!.."

Какая-то невозможность скрывалась в этой тоске. Ведь это ее мир! Ее реальность! Еврейская мудрость гласит: "Убивая человека, убиваешь вселенную". И вот сейчас - в парке - она видит эту вселенную, которая может уйти вместе с ней. И не за себя страшно Оксане - ей страшно за эти деревья, за эту траву и за это чудесное небо.
 
- Ну уж нет, - с каким-то отчаянным задором прошептала она. - Не дождетесь. Понятно вам? Не дождетесь!

Веник, услышав голос хозяйки, навострил уши и стремглав подлетел к ней. "Источник чистой незамутненной радости" - только благодаря ему Оксана не скатилась в уныние и не поддалась страху. Невозможно было бояться, глядя в эти добрые обожающие глаза. И если уж были в ее жизни промахи и ошибки, хотя бы в одном она не сомневалась наверняка: Венька не был ошибкой.

***

Прошлое Оксаны напоминало огромную нечищенную жгучую луковицу. Разгадка ее теперешнего состояния скрывалась где-то в самой глубине корнеплода, но чтобы добраться до сердцевины, предстояло слой за слоем снимать кожуру, где каждый слой - это замурованная в себе боль и запрещенные самой себе слезы. Она пошла по самому трудному и самому незаметному для других пути - кардинальному изменению себя изнутри. Только в этом она видела возможность полного исцеления.

Но что это была за работа!.. Первое время, когда она только собиралась к ней приступить, все казалось достаточно просто - прощай всех и себя, радуйся каждому дню и благодари за все Бога. Ну что может быть проще? Однако реальность оказалась слишком другой.

И первая трудность, с которой столкнулась Оксана - это необходимость простить всех, не забывая себя. А что значит простить? Не формально "типа забыть обиды", а от души и наверняка? Для Оксаны слово "простить" по значению приравнивалось к "оправдать". Она должна была стать адвокатом себе и всем, с кем сталкивалась на всем протяжении своего жизненного пути. С кем-то в этом плане не возникало проблем, но были люди, которых Оксане оправдывать совсем не хотелось - и даже спустя годы в ней ярким пламенем горела обида. И были ситуации, в которых Оксане не хотелось прощать себя. И сколько было таких ситуаций!..

Помощников не было. Разгребать внутренние завалы предстояло одной. Возможно, впервые в своей жизни Оксана лицом к лицу столкнулась с тем, что называется одиночеством. Все, что она могла - это делиться крохами своей трагедии с мужем. Но даже эти крохи оказались неподвластны пониманию Степы. Он мог сочувствовать, мог сопереживать, но осознавать масштаб и глубину проблемы был не способен. Хуже того, мировосприятие Степана вступило в конфликт с тем, что происходило в душе его женщины. И Оксана совершенно не понимала, как преодолеть этот конфликт.

***

"Самое простое, самое важное и самое трудное в жизни каждого человека - принять самого себя и все, что с ним происходит. Принятие - это и смирение, и согласие, и сострадание, и любовь. Нужно научиться понимать одну очевидную вещь - ты не случаен. И все, что с тобой происходит - совсем не случайно. Совсем."
Мысль влетела в голову женщины, задержалась, дала возможность неспеша и вдумчиво себя рассмотреть, и исчезла. Но Оксана успела ее записать. И после не единожды перечитывала - кажется, одна эта мысль привнесла в ее жизнь больше, чем все книги, прочитанные за год.

4

- Мам, мы точно к дяде Жене поедем?
 
- Точно, точно.

Радость Аси была беспредельной. Она носилась из комнаты в комнату с воплем индейца-победителя, хватала по очереди то бабушку, то Оксану и вопила в самое ухо плененному:

- Мы к Жене поедем!!!

Для Оксаны эта радость была маленькой личной победой. Она отвоевала любовь своего ребенка... который раз.

С бабушкой дочери - своей матерью - ей тяжело было находиться. Давным-давно между ними пролегла глубокая пропасть, через которую ни перейти, ни мост перебросить. Все очень сложно - краткая и наиболее емкая характеристика их отношений. Любовь и ненависть, жестокость и жалость, обиды и скорбь - все смешалось в одну зловонную кучу, сплелось в тугой узел, который ни выбросить, ни разрубить. Каждый взгляд, каждый звук отзывается здесь острой болью и хочется лишь одного - как можно быстрее уйти из периметра озлобленных стен, стен-свидетелей, стен-присяжных. Но уйти было нельзя. И не приезжать было нельзя. Потому что здесь жила Ася.

***

С чего же все началось? Галина могла бы сказать, что все хорошее в их семье ушло вместе с мужем. Во всяком случае, пока он был с ними, она могла контролировать всех.
 
Игорь - неторопливый, вальяжный, красиво стареющий мужчина - имел в своей жизни только две слабости, которые, сведенные воедино, и отправили его в конечном счете в могилу. Эти слабости - любовь к коньяку и ненадежное сердце. Очередной инфаркт пережить мужу Гали не удалось.
 
Так бывает: пока человек есть в твоей жизни, кажется, что так будет всегда. Ты не ценишь его присутствие, один день в обществе этого человека похож на предыдущий - серая пелена будней. Но вот не стало этого человека. Ты не был готов - ведь еще утром он ушел на работу. Еще утром вы с ним даже чуть-чуть поругались. И вечером он пришел, как обычно. Ну, может, задержался на полчаса - зашел за хлебом на рынок. Все, как обычно! Разница между вчера и сегодня будет только в одном: через полчаса этого человека не станет.
 
Игорь умер на глазах у Галины. Эти тридцать минут комом в горле застрянут до конца ее дней.

***

Оксана трудно взрослела. Эмпатия и эгоизм переплелись в ее душе хитрым узором, так что порой было не различить, где кончалось одно и начиналось другое.
Из всех детей Галины (Оксана была третьей младшей), она подавала самые большие надежды. Умненькая, талантливая, спокойная девочка. До десяти лет Ксюша была идеальным ребенком: она редко плакала и много смеялась. С детьми почти не общалась, зато очень много времени проводила за пианино. Сама же уговорила маму отвести ее в музыкальную школу.

В своих мечтах о взрослой жизни Оксана на мелочи не разменивалась и мнила себя композитором с мировой славой. Справедливости ради стоит сказать, что мечты эти имели под собой вполне резонную почву: с тех пор, как Оксана научилась нажимать на клавиши пианино (а случилось это раньше, чем девочка научилась ходить), она все время что-нибудь сочиняла. И с возрастом эта особенность переросла в жизненную необходимость: через музыку Оксана выпускала свой пар.

Фортепиано для девочки никогда не было просто инструментом, издающим красивые звуки и тем более - частью интерьера квартиры. Нет, это было одушевленное существо: слышащее, видящее и все понимающее. Через клавиши Оксана вступала в диалог с ним, выплакивалась ему и получала от него утешение.

Галине нравилась игра ее дочери. "Она лечит," - говорили друзья семьи. Действительно, музыка Оксаны обладала способностью убирать головную боль и вообще снижать любые болевые ощущения человека, слушающего ее. Как это происходило - Оксана не знала. Может, все дело в плавных переливах аккордов? Или в том душевном состоянии, в котором она играла? Оксана через музыку отдавала себя, разговаривала с инструментом, повинуясь внутренним ритмам, и, может быть, именно эти ритмы, заложенные в основу импровизаций, и являлись тем самым "секретным зерном" ее лечебного исполнения.

Впрочем, музыкальную школу Оксане закончить не удалось. Девочке хотелось играть свое, но ее заставляли учить чужое. В пору отработки технических приемов это было оправдано, но когда с техникой стал полный порядок, изучение чужих произведений стало невыносимо. Это были не ее ритмы! Забываясь и увлекаясь игрой, Ксюша неизменно скатывалась в импровизацию. За это ее били по рукам и грозили отчислением из школы.
 
В последний день своего обучения (а это был прекрасный солнечный день и настроение у Ксюши было прекрасным) вместо "Реквиема по мечте" Моцарта из Ксюшиных рук полился радостный и очень личный диалог с инструментом.

- Хватит! Хватит! Хватит!!!! - заорала "Бастинда" (так прозвала свою пожилую преподавательницу Ксюша за ее любовь к зонтикам и нависающий над губой толстый нос).

Но Ксюша не останавливалась, не могла остановиться. Солнце отдавало свои лучи шторам, и те передавали ласковый привет девочке, обдавая теплом открытую шею, гладя сзади по голове и целуя в макушку. Стоящий на инструменте в большом цветочном горшке хлорофитум, заиграл свежей зеленью и радовал глаз переливами света и тени. И вся эта радость потоками уходила в пальцы Оксаны, и они бежали по клавишам, как быстрые горные ручьи меж укутанных мхом старых камней...

А потом Ксюша почувствовала сильный толчок. Танкетка пошатнулась, и девочка, потеряв равновесие, свалилась на пол. От радости не осталось следа. Медленно, очень медленно Оксана поднялась на ноги. Молча закрыла фортепиано. Молча вытерла рукавом нос (из него пошла кровь). Молча смерила взглядом ошалевшую, испуганную Бастинду. Также молча взяла сумку и сменный пакет. И, не произнеся  ни слова, аккуратно прикрыв за собой дверь, ушла. С тех пор она в этом здании не появлялась.

***

Оксана старалась не сходиться взглядом со своей мамой. Два чувства не давали покоя молодой женщине: глубокой вины и абсолютного торжества. Оксане передавалась боль матери, она слишком хорошо понимала, что чувствует бабушка, теряющая любимую внучку... Всего год назад она пережила практически то же самое.
 
- Мама, ты понимаешь, что рушишь нам жизнь? - кричала тогда она в телефонную трубку.
 
- Так. Успокойся, - сухо отвечала Галина. - Ребенок сам выбрал. Она сама хочет. Зачем тебе превращаться во врага собственной дочери? Дай ей возможность попробовать другой жизни.

И Оксана дала. Ни Галина, ни Ася не видели и не знали, какой ценой далось это решение женщине. Знал и видел только Степан.

- Зачем ты ее отпустила? - спрашивал он. - Она твоя дочь! Что значит: "сама захотела"? Приехала, взяла в охапку, и дело с концом!

- Ты не понимаешь. Не понимаешь, Степ. Если я не отпущу ее сейчас, то навсегда потеряю. Пусть лучше она попробует "той" жизни сейчас. А мы... мы как-нибудь справимся.

И справились, как могли. Через три месяца Оксана уехала в Москву вслед за Асей. Снова стала работать психологом, снова стала брать на себя чужие грехи. Муж приезжал по выходным, а в остальное время мотался печником по России.

 Пока не появилось "вот это".