2. Партия и комсомол следят за молодёжью

НА СНИМКЕ В. Давыдова: в кафе-клубе «Под интегралом». Выступает Давид Константиновский.


Продолжу начатую мною тему о том, почему до поры до времени райком КПСС не обращал на нас внимания. На самом деле, как я сейчас понимаю, удивляться было нечему. Им хватало «работы», – у них были две горячие точки, которые приходилось «пасти» постоянно: студенческие общежития, где происходили всплески нежелательной активности студентов, и клуб-кафе «Под интегралом», где происходили дискуссии «на грани фола».

Можин и Яновский в то время были участниками многих заседаний различных клубов.

Они не очень активничали на самих заседаниях, нарочито вели себя очень демократично, делали вид, что они такие же, как все, но все же иногда и выступали, пытаясь смягчить, ввести в определенное русло вспышки острой дискуссии, так чтобы это была не критика «партийных» взглядов, а попытки развития принятых постулатов, но таких, чтобы сохранить существующую идеологическую базу.

К примеру:

– Да, мы поддерживаем партийную линию по этому вопросу, но дополнительно предлагаем ....

Но их предложения были такими, что вопрос оставался в заскорузлых рамках существующих правил и устапновок.

Особенно много хлопот райкому доставляли такие клубы, как политический, экономический, даже литературный. Там дискуссии шли постоянно. То ли дело танцевальный, альпинистский или туристский клубы, - они не вызывали беспокойства у идеологических работников партии.

Работы Можину и Яновскому с каждым месяцем становилось все больше и больше. Идеологический отдел Обкома КПСС нервничал, видя, как дискуссии становятся все острее и острее, а высказываемые взгляды все радикальнее и радикальнее.

Да и лозунги, под которыми клуб-кафе «Под Интегралом» стал выходить отдельной колонной на праздничные демонстрации, были необычными. Например, «Люди, интегрируйтесь!» или «Радость народу». Идеологи задумывались, не противоречит ли первый лозунг общепринятому лозунгу Карла Маркса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», или даже не является ли он насмешкой над ним.

Там были, в общем, неглупые люди, и они, конечно, понимали, что да, противоречит! что этот лозунг направлен против гегемона – пролетариата и за «расплывчатую и мещанскую» народную массу – «люди».

И понимали они, что второй лозунг, с одной стороны, пародирует старый революционный лозунг большевиков «Вся власть – народу!», а с другой, основной тезис Программы компартии, которая всё делает во имя человека и для блага человека!

Понимать-то они понимали, но, если бы они в этом признались, необходимо было бы это объясняться с секретарём обкома по идеологии Алферовым и самим Горячевым.

Надо было бы тогда запретить и отдельную колонну «Интеграла», и их лозунги. Но они боялись это сделать, полагая, что тогда возможна вспышка возмущения и среди молодежи СО АН, и среди студентов НГУ.

А Михаил Алексеевич Лаврентьев только посмеивался над затруднениями идеологов, не одобряя вмешательства в «игры» молодежи. А в «Интеграле», действительно, шла игра в самоуправление – президент, кабинет министров, совет министров, ритуалы, шляпы, шпаги и т.п., и т.д.

Там было много юмора. Серьезные дискуссии сочетались с выборами «мисс интеграл и её производных», хотя, впрочем, в стране тогда еще не было конкурсов девушек, и поэтому эти выборы казались чем-то необычным.

Районные, горкомовские и обкомовские идеологические работники, призванные бдеть, до поры до времени боялись, что о них в молодёжной среде станут говорить, как о людях, лишенных чувства юмора. И они заигрывали с молодежью, не препятствуя ни этим играм, ни вольным высказываниям. Тем более, что преподаватели общественных дисциплин, которые в обязательном порядке участвовали в дискуссиях, а с ними и работники райкома, приглядывавшие за молодёжью, уверяли, что «всё под контролем».

Конечно, Толя Бурштейн был осторожным человеком. Выдавая что-либо новое на-гора, он понимал, что это новое должно быть в определенных идеологических и политических рамках. По сути, в «Интеграле была довольно строгая самоцензура.

Руководители клуба понимали, что за каждым шагом клуба следят, каждое произнесенное там слово взвешивается. КГБ внедряло в их среду стукачей.

В рабочих коллективах институтов ННЦ на собраниях принимались резолюции, осуждающие молодежь. Поэтому руководители клуба всеми силами старались не перейти эти рамки.

Вот, к примеру, одна из дискуссий – дискуссия по экономической реформе. В 1966 г. по инициативе А.Н. Косыгина (тогда члена Политбюро ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР) была принята программа модернизации советской экономики, которая предусматривала внедрение хозрасчета и элементов рыночных отношений.

Косыгин мог стать, но, однако, не стал предтечей китайского лидера Дэн Сяо Пина, проведшего впоследствии аналогичную реформу в Китае, потому что советская бюрократия успешно сорвала провозглашенную им программу. Эта программа не подходила для правящей верхушки и коррумпированного среднего звена.

Но вот, что говорил впоследствии сам Бурштейн об этой дискуссии (А.И. Бурштейн. «Реквием по шестидесятым, или под знаком интеграла». На сайте http://www.ihst.ru/projects/sohist/memory/burstein.htm):

– Чтобы понять, почему пробуксовывает реформа, мы приглашали к барьеру известных экономистов и директоров крупнейших новосибирских заводов.

И называли вещи своими именами, вскрывали истинные причины того, что реформа стоит на месте. Но эта правда никому не была нужна. Более того, её считали вредной.

Или еще одна дискуссии о рождаемости. Бурштейн пишет (там же):

– Теории Мальтуса противопоставлял свои взгляды социолог Переведенцев, усматривающий грозную опасность в падении рождаемости в СССР.

И, наконец, дискуссия «О нравственном вакууме», которую вел академик А.Д. Александров, стенограмма, которой сохранилась.

А.И. Бурштейн вспоминает темы и других дискуссий:

– Критерии оценки научной зрелости ученого», «К чему эмансипация?», «Каким быть законодательству?», «Как совладать с информацией?

Видите, какая бурная жизнь кипела в дискуссионных клубах Интеграла.

Анатолий Израилевич Бурштейн совершенно справедливо пишет (там же):

– Дискуссии превратились в живой социологический эксперимент на глазах у публики, дававший сиюминутный срез общественного мнения. Выбор темы и двух-трех затравочных выступлений, задающих тон дискуссии, оставался за мной. Остальное было в руках ведущего, который обязан был выдерживать умеренный курс, даже если его сильно сносило влево.

Он должен был умело вести полемику, возвращая ее к предмету спора и в рамки возможного. Но то, что считалось возможным «Под интегралом», почти не оставляло места для невозможного. А издали казалось, что его и вовсе нет».

Мне всегда казалось, что все же грани «допустимого» кое-где преступаются. Что Обком КПСС, при желании, всегда найдет, к чему придраться. Эта грань была ведь совершенно неуловимой и зависела только от людей, которые призваны были бдеть, и меры их понимания, что можно и что нельзя. И вот эта грань, по мнению этих людей, была стерта в дискуссии «О социальной вялости интеллигенции».

На этой дискуссии клуб призвал интеллигенцию Академгородка к социальной активности, а эссе «Интеграл на распутье», написанное Бурштейном и распространенное по институтам городка, открыто обвиняло интеллигенцию в том, что она стала «неслышимой и невидимой» и не исполняет «свой гражданский долг».

Вот чего не желали видеть официальные партийные идеологи, так это активности интеллигенции. Интеллигенцию, хоть ее и считали узкой прослойкой между классами, всегда боялись, уничтожали под видом буржуазии, а оставшихся всячески третировали.

Именно отсюда и берет начало мое постоянное чувство того, что мы ходим по лезвию бритвы. Именно отсюда и проистекает мой тезис, который я не раз и не два публиковал в кругу моих друзей и единомышленников: «Будьте осторожны: шаг вправо, шаг влево – разрежет».

Мне и тогда показалось, и сейчас я, по-прежнему, считаю, что чувство осторожности здесь Толе Бурштейну изменило.

Но это случилось позже, в середине 1967 года, когда меня в ОКП уже не было. Не было и Владимира Ивановича Немировского директора Дома ученых и одновременно ДК «Академия».

Председателем ОКП был д.т.н. Алексей Андреевич Жирнов, с которым у Бурштейна уже не было духовной близости. Жирнов беспрекословно выполнял все, что ему говорили в Президиуме СО АН и райкоме партии. Так же поступала и новая директриса ДК, сменившая Немировского. Она послушно отняла у клуба «Под интегралом» ставки и финансовое содержание. Клуб мгновенно оказался на мели.

У клуба практически не оказалось защитников, а у Бурштейна покровителей. Академик Воеводский, всегда встававший на защиту своего ученика, и находивший элегантные выходы из трудных ситуаций, внезапно умер. Академик Будкер был в очередной опале.

ККонтр-адмирал профессор Мигиренко, действовавший более осторожно, но, по крайней мере, спускавший такие дела на тормозах, был в глазах обкома уже давно дискредитирован как партийный работник, и его доводы не воспринимались.

В этой ситуации райком комсомола, обладавший, благодаря «Факелу», большими деньгами, готов был помочь клубу деньгами и ставками, но только в обмен на право контроля над его решениями. Вероятно, такое решение райкому тоже было подсказано «старшими товарищами». Бурштейн и «правительство» клуба на это не могли пойти и не пошли.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/03/31/540