Чистое вдохновение

"Нужно найти новое имя ... новое имя… Иначе этот проклятый Марти Роббинс снова обойдет меня на повороте... Ох, если бы он поскользнулся на банановой кожуре, растянул бы себе лодыжку так, чтобы лежал бы дома и не совал свой длинный нос в мои дела... О чем это я? Ах да, чертовы художники! Где же мне отыскать нового Ван Гога или Тинторетто? Хотя, на мой вкус, Тинторетто куда лучше", - говорил про себя, то и дело сбиваясь с шага, Томас Кляйн, художественный агент сети галерей "Конти" в Нью-Йорке. "Конти" занимались современным искусством уже полсотни лет и за свое существование открыли десятки имен молодых художников. В последнее время с открытием становилось все тяжелее. Конкуренция среди галерей росла, и многие уже делали рекламу тем, кто ничего или почти ничего из себя не представлял. Так было гораздо легче: пропиаренный художник продавался быстрее и так же легко уступал место другому, чье имя вдруг стало мелькать на страницах художественных журналов и на многочисленных сайтах, посвященных искусству. А публике было, по большому счету, все равно, на что смотреть: критики славно делали свое дело, подсказывая смысл того или иного мазка. Любой читатель и посетитель "Искусства для избранных" или "Иллюзии гениев" мог отличить Уорхола от Рафаэля. Большего и не нужно для того, чтобы считать себя образованным человеком или, что казалось важнее для большинства, - чтобы окружающие так считали.

"Конти" была одним из последних оплотов чистого искусства и держалась на плаву только благодаря щедрым вливаниям своих спонсоров. Мистерам Торнтону и Баклейну нравилось думать, что они уподобляются Медичи, Сфорца или Ротшильдам, когда вкладывают деньги в поиск настоящих мастеров, а не однодневок, все теснее заполняющих мир искусства. Впрочем, скоро и этих мазил станет не хватать, чтобы заполнить жажду потребителя к прекрасному. А любую потребность надо удовлетворять быстро и просто, пока она есть, - законы рынка еще никто не отменял.

Томас Кляйн любил свою работу и был готов работать двадцать один или двадцать два часа в сутки. Он был завсегдатаем художественных училищ, всех, какие мог найти во всех штатах. Он выработал свой личный график посещений всех мало-мальски заметных галерей, он приглядывался к любому подающему надежды молодому художнику, а любую художницу, которая внушала ему симпатию, был готов тут же вести к алтарю, если бы был уверен в ее будущем триумфе. Но, к сожалению, молодые таланты покупались на рекламные обещания других галерей и писали "фальш - картины", как называл их Томас. А девушки, смеясь, уходили к более платежеспособным агентам, которые заманивали их известностью, пусть и мимолетной, как все в этом новом мире, стремительно подменяющим самого себя.

Самое обидное, что кудрявый Марти Роббинс находил приличные экземпляры в тех местах, которые Томас перед этим исходил вдоль и поперек. Марти улыбался и говорил:

- У тебя хороший нюх, Томми, но у меня лучше интуиция. И там, где ты не видишь ничего, кроме двух-трех забавных закорючек, я чувствую сенсацию. Надо только подождать, а ты, нетерпеливый истеричный зазнайка, не хочешь ждать. Тебе подавай сразу готового Пикассо!

- Я не люблю Пикассо, - огрызался Томас. - У меня хороший вкус, а ты неуч.

- Ну, то, что ты с отличием закончил художественную школу и что тебя когда-то выставляли в галерее Цвирнера, не прибавляет тебе ни грамма настоящей чуйки. Образование плотно зашорило твое внутреннее видение. У меня за плечами только средняя школа и два курса университета, но я хорошо разбираюсь в людях и вижу, на что они способны.

- А видишь ли, на что ты сам способен?

- На многое. Тебе меня никогда не обогнать, будь ты даже племянником своего обожаемого Тинторетто. Пойми, что вы оба устарели. Сними с глаз розовые очки, вооружись хорошим бизнес - советником и, возможно, у тебя получится привести в "Конти" хотя бы одного приличного клиента.

- У меня были клиенты, и не один ...

- Только ни одного из них не продали. Тебя скоро выпрут, мой друг.

- Но тогда ты не сможешь ходить по моим следам и вынюхивать своих немудрящих гениев. Ты же сам признался, что ходишь за мной.

- Я не отрицаю этого. Я погрущу, но найду кого-то вместо тебя, и все пойдет по кругу.

- Ты стервятник, Марти, ты питаешься мертвым искусством.

- Я буду питаться даже мертвыми художниками, если это будет меня кормить. Я не изнеженный просветленный олень, подобный тебе. Пока ты занимаешь свою нишу, сиди в ней и не мешай другим делать свое дело.

Томас обиженно дернул носом, а Марти засмеялся и ушел тем маршрутом, которым Томас ходил еще вчера. Томас не сомневался, что пройдоха нароет еще один талант в этом же месяце. Негодяям и нахалам всегда везет. Впрочем, Марти не был негодяем, - тут же поправился Томас. Он был воспитанным человеком и понимал, что нельзя обзывать людей только потому, что им удается сделать что-то лучше тебя, хотя иногда и хочется их всех поубивать. Но слова Марти его действительно обидели. Да, психолог из Томаса так себе, но в художественном чутье ему не откажешь. И дело не в том, что он художник по образованию, он с самого детства умел отличить настоящее искусство от подделки. Он мог бы сделать состояние на этом, но тяга к рисованию была куда больше. И он рисовал все детство, всю юность, он ощущал в себе силы стать истинным художником с большой буквы. Выставки его картин имели довольно - значительный успех в его родном городке, потом в столице штата, потом даже в галерее Цвирнера где проходила выставка молодых дарований. Он был счастлив, горд и уверился в своем даровании, пока не увидел картины Бритта Портера, которого выставляли там же. В картинах Портера было то, чего не хватало Томасу: полета воображения и тепла. Томас надеялся, что все придет к нему, если он будет работать дальше. Но проклятый Бритт Портер, который был, к тому же, младше Томаса на целых пять лет, в свои юные годы был гораздо большим художником, чем Томас мог бы стать и в пятьдесят. Томас, как пораженный громом, бродил от картины к картине, рассматривал каждую чуть ли не под лупой, и не находил ни одной фальшивой ноты. Они были совершенны, и по сравнению с ними все, что выставлялось параллельно, было словно детские рисунки рядом с полотнами да Винчи. После этой выставки Томас не написал ни одной картины. Он перестал ощущать себя способным делать что-либо на холсте, он перестал наслаждаться запахом красок и предвкушением самого первого мазка, первой точки, с которой начнется новый мир на картине. Без этих ощущений его, как художника, не оставалось. И он даже не хотел им быть. Близкие его не понимали, ему пришлось уехать из дома в Нью-Йорк, снять там небольшую квартирку, устроиться на работу в "Конти" и пытаться найти такого, как Портер. Или хотя бы схожего с ним по эмоциям и силе влияния.

И еще, он пытался найти самого Бритта Портера, познакомиться с ним, поговорить и, может быть, понять, что движет этим человеком, когда он пишет, что творится в его душе, что заставляет его быть таким щедрым, откровенным, и в то же время загадочным и недоступным в своих картинах. Надо было поговорить с ним еще там, в галерее Цвирнера, но Томас был слишком ошарашен, он мог тогда только смотреть и умирать от зависти и злости, понимая, что ему никогда так не писать. Техники, конечно, хватит, но вот легкого, словно перья волшебной птицы, вдохновения, умения в каждой детали видеть ее потайной, глубинный смысл, - нет, вздохнул Томас. Это дается от рождения, приобрести этого нельзя ни за какие деньги. Он бы продал душу за такие способности, да кому нужна в наше время еще одна лишняя, потрепанная душонка, в существовании которой Томас даже не был уверен.

Никто не знал о Бритте Портере. Даже агенты, которые продавали его картины, никогда не видели самого художника. Все делалось через его представителей, которые работали только через интернет. Томас думал, что молодой художник очень удачно создал себе ауру загадочного и недоступного мастера. Мало того, что о нем никто не знает, он, к тому же, нигде не выставляется, и неизвестно, в каком городе или даже стране, находится его мастерская. О, Томас многое бы дал, чтобы заглянуть в эту мастерскую. Может быть, тогда он понял бы природу этого вдохновения, подцепил бы ее, как вирус.

И вот, спустя шесть лет Томас увидел в своей почте приглашение на биеннале в нью-йоркскую галерею, и среди имен художников, которые там будут представлены, он с замиранием сердца увидел имя Бритта Портера. Томас ждал открытия биеннале с таким нетерпением, какого давно не ощущал. Пожалуй, со времен своего несомненного успеха на выставке в галерее Цвирнера. Но теперь он был готов встретиться с Бриттом Портером и задать ему несколько сокровенных вопросов. Томас не сомневался, что Портер будет там, - подобные события всегда требуют личного присутствия.

Томас явился одним из первых и тут же побежал в тот зал, где были вывешены картины Портера. Он увидел их еще с порога. Они были ослепительны, еще более прекрасны, чем в прошлый раз. Двенадцать полотен, из которых лился океан эмоций. Двенадцать наполненных гармонией и музыкой сфер шедевров. Томасу казалось, что его затягивает водоворот красок, оттенков, которые, незримо переплетаясь, проникали в его душу - а, она, оказывается, была, сейчас он ее ощущал, и ощущал, как ее переполняет почти немыслимый, религиозный восторг. Ему хотелось попасть туда, в одну из картин, в любую из них, чтобы изнутри познать чувство, владеющего художником, когда он создавал эти чудеса.

Томас простоял перед картинами несколько часов. Его толкали, над ним посмеивались, Марти пытался оттащить его в другой зал, но Томас будто замер, и только глаза жили на его бледном лице. Он пытался запомнить каждую деталь каждой картины, но понимал, что это невозможно. Манера Портера была уникальна, подражать ей было бессмысленно. Даже, если он начнет копировать, вдаваясь в мельчайшие тонкости проработки, это будет всего-навсего бледная копия, поделка, красивая безделушка, которой можно разве что украсить интерьер кабинета незначительного босса.

Томас очнулся от мысли, что надо бы найти автора и перекинуться с ним хотя бы парой слов. Он с неохотой отошел от картин, оглядываясь на них и удивляясь, почему публика так глупа и одинаково воспринимает все, что вывешено в этом огромном зале. Ведь картины Портера разительно отличались от остального. Неужели только ему это понятно? Ему хотелось кричать о гениальности автора, показать этим недалеким ценителям однодневных картинок, насколько прекрасны творения Портера, заставить их восхититься тем или иным мастерским мазком кисти, но Томас отлично сознавал, что его поднимут на смех. Гениальность никому не нужна, она лишь подчеркивает общую посредственность, а прослыть посредственным в этом блестящем мире совсем не комильфо. Никто из собравшихся здесь людей не сделал бы такую оплошность.

Марти подхватил Томаса под локоть и, дыша на него дорогим шампанским, проговорил насмешливо:

- Я думал, ты никогда не отойдешь от этой стены.

- Марти, я влюблен.

- О, неужели! Покажи мне эту цыпочку.

- Да ты не понимаешь! Я влюблен в эти картины!

- Купи их и развесь у себя в квартире.

- Марти, ты глупец. Во-первых, у меня нет таких денег, а, во-вторых, вдохновение не купишь. Я хочу обладать им, но боюсь, что не справлюсь.

- Нет, Томми, ты все-таки куда больший сумасшедший, чем я считал. Если ты потеряешь свое место, я нисколько не удивлюсь. Пойдем лучше посмотрим на моих подопечных. Я откопал двух юных гениев.

- И где ты их откопал?

- В университете Дакоты.

- Я был там в прошлом месяце и никого не заметил.

- Ты не туда смотрел. Идем.

Марти потащил его за собой. Томас нехотя передвигал ноги, зная, что сейчас Марти покажет ему работы подмастерьев, которые на один-два часа могут скрасить досуг человека без художественного чутья. Возможно, там были зачатки таланта, но сил развить свой таланту этих юных и не слишком юных гениев уже не будет. Их просто раздавит катком мгновенной славы, и подняться после этого подавляющему большинству не суждено.

По дороге они обменивались незначащими замечаниями с другими агентами, представителями галерей и различного рода критиками, которых здесь было не меньше любопытствующей публики. Марти, наконец, выпустил локоть Томаса, ввязавшись в спор с каким-то толстолобым искусствоведом. Шум голосов, смех, звяканье бокалов, стук каблуков, - все сливалось в бредовую какофонию, которая сильно давила на уши и мозг. Обстановка была похожа не на творческое биеннале, а на ярмарку, где продают скот с сопутствующими товарами, - кормами, утварью и навозом. Возможно, и пахнет подобным. Марти вдруг оглянулся и сказал:

- Ты же хотел познакомиться с этим художником? Он в зале скульптуры, рассказывает неприличные анекдоты. Кстати, веселый дядька, не в пример своим дурным картинам.

В зале скульптуры была пропасть народа. Скульптура была вся сплошь современной, из современных материалов, такая же неуклюжая и непритязательная. Не скульптура, а всего лишь объекты поп-арта. Томас глазами искал Бритта Портера, он надеялся, что сердце подскажет ему, где же этот неуловимый загадочный человек. Он услышал громкий смех позади себя, оглянулся и встретился глазами с человеком лет тридцати, слегка полным, чуть лысым и откровенно-неряшливым. Вокруг него стояли несколько мужчин его возраста, хохотали и накачивались дармовым дорогим пойлом. Томас отвернулся, но тут же оглянулся снова: его поразило, какие пустые и потухшие глаза были у этого веселящегося человека. Он тронул за руку проходящего мимо критика Льюиса и спросил:

- Рэй, кто это?

Рэй Льюис бросил взгляд в толпу и безошибочно выцепил того, о ком спрашивал Томас:

- Художник ... как его Портер.Тупой, как солдатский юмор. А картины неплохие.

- Ты давно его знаешь?

- Да его никто не знает, - Рэй быстро ушел по своим делам, а Томас отошел в сторону и стал пристально рассматривать Портера, не боясь быть замеченным в этой спасительной и неожиданно ставшей ему близкой толпе.

Что-то во всем этом было странное: не мог быть великий художник столь неприятной личностью. Портер был похож на торговца мясом или, в лучшем случае, на бизнесмена средней руки, но никак не на творческого человека. Тонкие и хрупкие шедевры, которыми засматривался Томас в соседнем зале, не могли быть созданы этим грубым и примитивным созданием, которое даже бокал шампанского держало, как топор. А его пальцы - пальцы художника! - были похожи на обрубленные черенки. Как он мог держать этими неповоротливыми клешнями кисть и творить воздушные пространства своих картин?

Томас проследил за Портером, когда тот вышел из галереи и, к счастью, в одиночестве, потопал к стоянке машин. Томас догнал его и произнес:

- Мистер Портер!

Тот не оглянулся. Тогда Томас зашел спереди, остановил его и сказал:

- Мистер Портер, можно ваш автограф?

Портер слегка пьяно уставился на Томаса, ухмыльнулся и проговорил:

- Тебе чего, парень?

- Хочу получить ваш автограф. Вы великий художник, я вами восхищаюсь.

- Ну давай, где тебе подписать?

Томас достал блокнот и протянул Портеру ручку. Тот размашисто расписался на целой странице. В его росчерке едва можно было обнаружить нечто, похожее на фамилию Портер. Томас спросил:

- Где ваша мастерская?

- Что ты сказал?

- Мастерская ваша...

Портер сделал жест, будто указывая на небо. Тут Томас увидел человека, который быстро шел к ним и громко кричал:

- Портер, подождите!

Наверное, агент, - подумал Томас. Он не даст нам поговорить. Решение созрело моментально: Томас резко остановил такси, втолкнул Портера внутрь, прыгнул за ним, и такси дернулось с места, оставив агента позади.

Портер расхохотался, а потом стал икать. Таксист подозрительно глядел на них в зеркало переднего вида, но Томас успокоительно сказал ему:

- Поверьте, все нормально. Это мой друг. Я заплачу двойную цену, если вы быстро доставите нас по этому адресу, - он озвучил свой адрес и повернул голову к Портеру:

- Мистер Портер, вам не о чем беспокоиться. Я просто хочу с вами поговорить.

- Я ни о чем и не беспокоюсь. Это хорошо, что ты увез меня от моей няньки.

- От какой няньки?

- Да от Билли. Его ко мне приставили, чтоб я типа не напивался. Глупости! Я никогда не напиваюсь настолько, чтобы забыть, кто я есть.

- А кто вы есть?

- Ты и сам это сказал: я великий художник. У тебя есть выпить?

- Да, кажется...

- Ну и ладно. Я посплю пока.

Портер развалился на сиденье, оттеснив Томаса в самый угол, и захрапел. Томас пытался собраться с чувствами. Вот он, художник, которого он ненавидел всем своим существом за то, что тот непозволительно-гениален, и перед которым преклонялся, потому что тот умел создавать неповторимые миры. Он рядом, и Томас может дотронуться до его руки. Еще вчера Томас был бы переполнен радостью только от сознания этой возможности. Теперь же в нем словно все захолодело.
Томас пытался успокоить себя мыслью, что далеко не все талантливые люди производят хорошее впечатление при близком знакомстве. Напротив, многие из них неадекватны или чересчур эксцентричны... Но Портер был просто ... никаким. Томас вспомнил пустой, безразличный взгляд Портера, который его поразил, - будто из этого человека вынули и погасили все, что его когда-то волновало в жизни. Как он может создавать свои сверх - эмоциональные картины, если в нем совсем не осталось никаких чувств? Или для гениальных творений требуется именно эта контрастность холода внутри и жара снаружи, и правильная пропорция между диаметрально-противоположными состояниями дает ту самую неуловимую реакцию, из которой рождается чудо?

Они приехали к Томасу домой. Томас жил в тихом квартальчике, на первом этаже, ему всегда нравилась его квартира. Но сейчас, когда в квартире появился крупный Портер, Томас увидел, насколько она небольшая. Портер плюхнулся на диван в гостиной и сказал:

- Выпить дай.

- О, извините, конечно.

Томас налил в стакан виски на два пальца, но Портер взял у него бутылку и наполнил стакан до кромки, быстро выпил его и улыбнулся глупо, довольный и веселый.

- Чего ты хотел узнать? - спросил он Томаса.

- В общем-то, ничего. Думаю, вы не тот человек, которому я бы хотел задавать вопросы.

- Думаешь, я пьяница и грубиян?

- Вам виднее.

Портер одним махом допил бутылку, смачно рыгнул и рассмеялся:

- Боюсь, я даже хуже, чем ты обо мне думаешь.

- Пожалуй, я задам один вопрос...

- Валяй.

- Шесть лет назад была ваша выставка в галерее Цвирнера. Сколько вам было тогда лет?

- Математик, что ли? Любишь числа больше горячих девчонок?

- Простите, мистер Портер...

- Зови меня Мимо.

- Ваше имя Бритт...

- Нет, это не мое имя.

- Бритт Портер - это ваш псевдоним?

- Считай как хочешь.

- Хорошо, сколько вам лет сейчас?

- Ты отвяжешься или нет?

- Вы у меня дома, не забыли?

- Ну извини. Ты мне нравишься, как тебя зовут?

- Томас.

- Том, видно, что ты хороший парень, мне совсем не хочется тебя обманывать, поэтому я вообще ничего говорить не буду.

- Вам запрещают говорить о себе?

- Кто?

- Ну ваши няньки ... или кем вы их считаете. Ваш имидж, вероятно, предполагает, чтобы вы не светились и не говорили ничего, что заранее не предусмотрено. Может быть, вы иностранный шпион, лишь рядящийся под великого художника, а на самом деле...

- Болтаешь ерунду, Томми. Я и сам уже мало что понимаю о себе. А эти картинки ..., - Портер махнул рукой, - эта мазня ничего не значит.

- Вы называете мазней настоящее искусство, - холодно сказал Томас. Внезапно ему захотелось вытолкать этого человека за дверь, бросить его в нью-йоркскую ночь и больше никогда ничего о нем не слышать.

- Да меня уже тошнит от этого искусства! Это вам, чистеньким белым воротничкам, подавай искусство, чтобы выглядеть в глазах таких же, как вы, более интересными и загадочными.

- Но вы же пишете для нас...

- Это не я пишу для вас, - насмешливо сказал Портер. В его глазах Томас увидел огонек безумия и напрягся. Чего ждать от пьяного и явно грубого мужлана? Он прикинул, на всякий случай, успеет или нет схватить шокер, который лежит в тумбе около дивана. Наверное, успеет.

Но Портер и не думал вести себя агрессивно. Напротив, он словно бы расслабился, устроился на диване поудобнее, положил ногу на ногу и проговорил:

- Томми, ты отличный парень! Я чувствую, что должен рассказать тебе кое-что...

- Боюсь, я недостоин ваших откровений...

- Да подожди ты! Пока я в состоянии рассказать, я должен это сделать. Меня зовут Мимо Анайя, я простой маляр. Да, я неплохо рисую, но, конечно, художник из меня не слишком умелый. Однажды я отделывал бунгало для одного перца в городишке под Бостоном, устал и решил прогуляться по берегу. Я шел довольно долго, раздумывая, чем буду заниматься дальше. Я перебивался какими-то случайными заказами, и в будущем мне вряд ли что-то светило. В лучшем случае, найти постоянную работу и осесть в каком-нибудь ремонтном офисе. Кстати, я был бы счастлив такому исходу. Я думал и бродил по прибрежному песку и вдруг понял, что заблудился. Поначалу мне показалось это очень забавным: заблудиться в каких-то пяти километрах от города! Но с моей "счастливой" звездой это было вполне реально. Я всегда был не очень везучим парнем, с самого детства. Я повернул назад, но меня что-то словно кружило, путало мне следы, и я все время возвращался назад. Я сел на берегу, чтобы собраться с мыслями, оглянулся и увидел среди деревьев небольшой дом. Ну наконец-то, хоть кто-то, кто сможет помочь мне найти дорогу обратно. Я поскорее поднялся и почти побежал к этому дому. Я боялся, что меня попрут с работы, если я вернусь слишком поздно к хозяину, у которого работал.

Но в доме никого не было. Я обошел его весь, с удивлением замечая, что мебели почти не было. В одной из больших комнат я увидел повернутые к стене картины, которые, судя по запаху, были написаны совсем недавно. От нечего делать я стал их рассматривать и через несколько минут понял, что они практически засасывают меня, -такая сила от них шла. Я расставил их по стене, опустился перед ними на колени и, словно повинуясь неведомой воле, начал водить пальцами, не касаясь самого полотна. Мне невероятно хотелось повторить все то, что я видел на картине. Сколько я так провел времени, я не помнил, но чувство радости наполнило меня до краев. Я забыл о работе, о хозяине, который, наверняка, уже бушевал и грозился послать меня ко всем чертям, для меня существовали только эти картины…

- Да, со мной было то же самое, когда я впервые их увидел, - пробормотал Томас. – Словно время остановилось, и я нахожусь внутри чего-то прекрасного, созданного только для меня.

Томасу вдруг захотелось выпить, но он не держал в доме больше одной бутылки спиртного, и эта бутылка уже плескалась в Мимо, который продолжил свой рассказ.

- Так вот, дружочек, я стоял на коленях перед чертовыми картинами, и мне было плевать на весь мир, который я оставил за стенами этого дома. Мое поистине божественное откровение прервал ехидный смешок за спиной, - я оглянулся и увидел самого уродливого человека, какого только видел в жизни. Он был похож на злобного гнома, на чертика, которым пугают детей, чтобы они себя хорошо вели. Он был маленького роста, очень худой, лохматый, неопределенного возраста, - ему могло быть и 30-ть, и 100 лет, чему я бы не удивился.

Он подошел поближе и спросил меня:

- Ты хотел бы так рисовать?

Его голос был таким же неприятным, как и его лицо. Мне было страшно смотреть на него, но я проговорил:

- Да, а кто бы не хотел? Я должен продать вам душу за это?

- Нет. Ты уделишь мне толику своего времени, если оно у тебя есть, - ответил карлик и протянул мне руку. У него была узкая ладонь и очень длинные пальцы. Я не без брезгливости дотронулся до его руки, но на удивление она была теплой и мягкой. Почему-то я думал, что буду пожимать нечто, похожее на кожу бугристой ящерицы. – Меня зовут Бритт Портер. А тебя как?

- Мимо. Но…

- Ты согласен побыть моим учеником, Мимо?

- Да, но …

- Хочешь узнать, почему я беру именно тебя?

- Хочу.

- Ты первый человек за много месяцев, который зашел в мой дом. Ты его нашел, или он - тебя, не самое главное. Главное, что ты стоишь передо мной.

- Но вы живете так близко к городу, неужели никто не знает, что вы здесь? Как вы питаетесь, кто носит вам пищу, кто...

- Слишком много вопросов, Мимо. А тебя должен волновать только один: что ты можешь получить от меня.

- Меня он волнует. И еще волнует один: что вы хотите получить от меня?

Карлик засмеялся. От его смеха меня охватил страх. Может, бежать, пока не поздно? Но куда я побегу: я точно знал, что никуда отсюда не выберусь, пока этот страшноватый человечек мне не позволит. И я остался. И стал его учеником.

Это было очень странное ученичество. Портер не рисовал в принятом смысле этого слова. Он никогда не держал в руках кисти и краски. Его холстом был берег океана, - огромный кусок песочного пляжа, на котором он рисовал узловатой палкой и пальцами. Да, не удивляйся, Томми. Он рисовал на песке, а я переносил его картины на обычные холсты. Но это не были мои картины, они целиком и полностью принадлежали Портеру, - от первого до последнего движения его пальцев. Конечно, я тоже прикладывал к ним усилия, но мне казалось, что он водит моей рукой, и, более того, влезает в мою голову, в мое сознание, делает меня другим человеком, - тем, каким бы он хотел быть, если бы природа не обошлась с ним так насмешливо. Дала ему огромный талант, но отказала во всем остальном... Дело было даже не в отвратной внешности, он весь был отвратным, - мерзкий, скрипучий гном, место которого в аду.

- Был? Вы что, его убили? - с ужасом спросил Томас.

- Конечно, нет. У меня бы не хватило мужества убить даже такое насекомое, как Портер. Нет, я честно учился, вернее, дописывал за него все его бесовские картины, а когда их оказалось достаточно, он заставил меня собрать их и вывезти из дома.

- Куда?

- У него был телефон, по которому он связывался с внешним миром. В том месте, куда я перетаскивал холсты, меня уже ждали агенты Портера. Они организовывали продажу его картин, а я был должен представлять его человеческую оболочку.

- Скажите, Мимо, ведь это не вы были на выставке в галерее Цвирнера?

- Не знаю такую...

- А не знаете, кто был тот человек, который был Портером в тот момент?

- Нет, Томми, не знаю. Портер обмолвился, что до меня уже было несколько его, как он выразился, ипостасей. Наверное, ты знал кого-то из них.

- Нет, никого не знал. Я искал, но не нашел.

Мимо внезапно рассмеялся:

- Томми, мне пришла в голову гениальная идея.

- Какая?

- Я скажу тебе, как найти Портера. И, если ты его найдешь, ты станешь рисовать так, как он. Что-то мне подсказывает, что ты желаешь этого больше всего на свете, разве нет? Я же с радостью вернусь к своим малярным занятиям, своим вечно-подвыпившим дружкам и славным подружкам, к своему тихому существованию, в котором больше не будет никакого вдохновения. Я не создан для этого. Тебе все это нужно гораздо больше.

- Мимо, я могу и не найти его.

- Можешь и не найти. Но тогда ты, по крайней мере, будешь знать, что нет никакого чуда по имени Бритт Портер. И тебе станет спокойнее жить в этом мире.

- Не думаю.

- Чтобы не думать, надо попробовать. Давай сюда бумагу, я нарисую тебе маршрут.

- Но вы ... вы и не думали возвращаться к Портеру?

- Конечно, нет. Впрочем, он это знал наперед. Он все знал, вплоть до любого моего поступка. Но я не в обиде. Я, наконец, оценил то, что имел до встречи с Портером, но не обращал на это внимания: оказалось, моя жизнь мне нравилась, и теперь что-то менять в ней я не намерен.

- И вам совсем не жаль, что кто-то может занять то место, которое могло быть вашим?

- Мое место всегда было и будет моим - рядом с людьми, которые меня любят, и которым я с радостью вернусь после моего странного приключения.

- И вы не будете рисовать?

- О нет, мне этого на всю жизнь ... мою жизнь хватило!

Мимо взял у Томаса блокнот и легко, профессиональными движениями художника, несмотря на кажущуюся неуклюжесть пальцев, нарисовал подобие карты. Томас недоверчиво следил за его действиями, а потом тихо спросил:

- Мимо, а если я не найду этот дом?

- Будешь жить дальше, как жил. Значит, не твое, - Мимо засмеялся, взглянув на Томаса. - Я знаю, о чем ты сейчас подумал: будет несправедливо, если этот неграмотный алкаш нашел путь к Портеру, а я не найду... Ведь подумал?

Томас пожал плечами. Мимо добавил:

- Знаешь, я верю в судьбу. Если твоя судьба приведет к Портеру, так тому и быть. А если нет, то не все ли равно?

- Да, ты прав.

- Держи, - Мимо отдал Томасу блокнот с рисунком и зевнул: - Я посплю тут у тебя, на диванчике, не против?

- Нет, отдыхай, конечно, - рассеянно пробормотал Томас, принес Мимо покрывало и ушел в спальню.

Конечно, он не спал ни минуты. Его мозг лихорадочно работал, перебирая все события этого длинного дня и пытаясь найти закономерность, которая помогла бы ему сделать правильный выбор. К утру он принял решение. Проводив Мимо и оставив его в ближайшем баре, Томас отправился в галерею "Конти", чтобы сказать, что увольняется. У куратора галереи не возникло никаких вопросов, и Томас, выходя из до мелочей знакомого кабинета, невесело усмехнулся: видимо, он не был ценным работником, раз его так легко отпустили. Что ж, тем лучше, он никому ничего не должен.

Томас даже не задумывался о том, что делать дальше. Он вылетел в Бостон, затем поехал за город и принялся бродить в тех местах, о которых рассказывал Мимо. Он не знал, что искать, не знал, найдет ли, но методично прочесывал прибрежное пространство в надежде, что ему повезет. Хотя в глубине души знал, что никогда не был везунчиком. Да, у него было спокойное плавное существование, он обладал талантом, но при этом почти полное отсутствие авантюрной жилки не давало ему возможности насладиться полнотой жизни во всем ее объеме. Впрочем, у него и желания-то такого не было, - улыбнулся он своим мыслям, устало опустился прямо на песок и тупо уставился на океан.

- Вы что-то потеряли? - услышал он голос над своей головой.

Томас поднял голову и увидел симпатичного моложавого человека неопределенного возраста. Светлые глаза смотрели на Томаса с насмешкой.

- Может быть, потерял, может быть, только начинаю находить, - произнес Томас.

- Кризис среднего возраста? - мужчина присел рядом. - Хотя вы молоды для этого.

- Кризисы бывают разные, - откликнулся Томас. - Не каждый связан с возрастом.

- Метко подмечено, - протянул мужчина. - Меня зовут Бритт Портер, будем знакомы, - он протянул Томасу руку.

Томас даже не удивился тому, что этот человек не соответствовал тому описанию, какое выдал ему Мимо. Он удивился тому ощущению ясности и спокойствия, которое его вдруг охватило. Он пожал руку собеседника и моментально понял, что это точно Бритт Портер, тот Портер, с которым он так хотел познакомиться. Более того, ему показалось, что он уже давным-давно его знал.

- Вас что-то беспокоит? - произнес Портер.

- Я представлял Вас несколько другим.

- Каким же? У меня много обличий. Для каждого, кто приходит ко мне, я всегда выгляжу по-разному. Отражаю то, что они из себя представляют. Я ответил на Ваш вопрос? Или разочарованы? Хотите еще о чем-то меня спросить?

- Ну, на это у меня еще будет время, - сказал Томас.

- Я уверен, что наше сотрудничество будет очень плодотворным. Вы нашли то, что хотели найти. Возможно, и я нашел.

- Ваша манера письма уникальна, мистер Портер.

- Зовите меня Бритт. И не удивляйтесь, если я тоже вскоре буду вас звать именно так. Привыкайте к своему новому имени.

- Ничего лучшего я и представить не могу.

Портер хлопнул Томаса по плечу, и оба мужчины, медленно разговаривая и смеясь, пошли по берегу. А легкие волны игриво смывали их следы, чтобы больше никому не выдать секрет, который их теперь связывал.