Жизнь горька, что полынь-трава

Люди и судьбы

     Новый год довелось мне встречать не в родном доме, а совсем под  другой, но тоже мне очень дорогой крышей, в Данилове. Провожая старый год, мы чокнулись чашками с клубничным сиропом.

     На телеэкране кривлялся плохо загримированный клоун, за окнами Данилов грохотал петардами, но мягкий пушистый СНГ шел все сильнее, стараясь прикрыть следы шумного и нервного веселья.

     С фотографий на стене пытливо всматривались красивые люди – молодость семьи Копыловых и ее надежды. И мы достали старую картонную коробку, где лежали бумажные свертки с подписями, заставляющими искать разницу: «Родные», «Родственники». На старых снимках оживал другой мир: сначала усатый Василий Копылов – в солдатской форме царской армии, Анна – в темном, вышитом гарусом платье с сумочкой в напряженной руке, потом женщины с волосами, уложенными волнами на висок, в длинных платьях и туфлях с ремешками, мужчины у трактора «Фордзон», у молотилки. Первая и единственная  веселая фотография Клавдии – совсем девчонка в кустах цветущей сирени у дома в селе Дмитриевском. На всех последующих лицо ее всегда отмечено тревогой, озабоченностью или усталостью. Так повернулась жизнь. Усатого солдата, когда вернулся и начал крестьянствовать, выждав годы, подстерегла беда. Однажды осенью забрали, а жену обрекли на выселение, хотя младшему из ее сыновей Александру было три года. Двое старших, женившись, уже жили отдельно. У обоих жизнь сложилась непросто. У Николая жена Татьяна оказалась волшебницей-целительницей, по советским понятиям – знахарка! Константин стал твердым партийцем, председателем трех райисполкомов и даже заместителем председателя облисполкома, но тень репрессированного отца все время маячила за спиной.

     После высылки родителей семнадцатилетняя Клава осталась с двенадцатилетним Владимиром и трехлетним Сашей. Их выгнали из родного дома, потом еще не раз переселяли – все в худшие условия. Отобрали имущество и скот. Правду, корову оставили. Но когда зимой семья погибала от голода и Клавдия решила зарезать корову на мясо, сельсовет ее одернул: скотина не твоя, только временно тебе оставлена.

     Была Клавдия среди первых дмитриевских комсомолок. Окончила всего четыре класса. Но когда пошел по стране призыв: «Девушки – на трактор!», послали и ее на учебу. Весной она уже пахала. И так-то хорошо у нее получалось. Только доходили до нее слухи, что кто-то внимательно следит за ее работой да не скрывает удивления: почему трактор у дочери врага народа всегда в порядке? Но угроза все время шла где-то рядом. Однажды после ночной работы сдала трактор сменщице, а у той в первой же борозде заглох мотор. Работа на тракторе закончилась, когда, заводя его, Клавдия сломала руку. На зиму ее поставили бригадиром, а холода приморозили семенной картофель. Поползли слухи – бригадирша навредила. К счастью, дмитриевские бабы помогли – выделили каждая из своих запасов, получилось даже больше, чем надо, семян.

     Но потом в ячейку, видно, пришло распоряжение – обсудить «дочку кулака». Уж как ее тогда на комсомольском собрании вчерашние друзья исключали, старая женщина и сейчас вспоминает с содроганием. Еле домой пришла. Отчаяние сжимало сердце. И решили они с Володей, что больше жить им ни к чему и надо всем троим покончить с собой. Натопили печку, закрыли, когда дрова еще не прогорели, и легли рядком. Первым потерял сознание Саша, потом Володя. Потемнело уже в глазах и у Клавдии, как вдруг острая жалость к ничем не повинному Шурику заставила его схватить в охапку, из последних сил распахнуть дверь в сени. Тут ее и нашли без сознания вместе с умирающими мальчиками.

     Надо было дальше жить. Володю устроили в МТС, а Клавдия вышла замуж за учителя Константина Попова. Молодожены переехали в Данилов и, чтобы избежать лишних пересудов, усыновили Александра и дали ему новую фамилию. Прошлое не отпускало. Константина многие корили, что женился на той.  Клавдия, работая в Госбанке, каждый месяц отмечалась в отделении НКВД. Сплетни мешали молодой семье. Когда началась финская война, Константин Попов ушел добровольцем в армию. Вернулся обмороженный. В Великую Отечественную войну тоже добровольцем ушел на фронт рядовым и вскоре погиб. Владимир, к тому времени слесарь МТС, тоже не остался в тылу. Под Ржевом могила комбата Копылова. И семью не успел завести веселый, светловолосый  комбат. Клавдию мобилизовали на трудовой фронт, где она рыла окопы и строила оборонительные объекты под Рыбинском.

     Александр школьником начал прирабатывать кочегаром на  паровозе. Потом он станет кандидатом технических наук, вырастит двух дочерей, они окончат консерватории..

     А вот следы исчезнувшего отца он так и не найдет, так же как и причину, по которой его арестовали. Это сообщили Клавдии, когда вручали документ, что она дочь невинно пострадавшего человека.

     А ее страдания так и не закончились по сей день. В Госбанке она была старательным и кристально честным работником. В трудовой книжке много благодарностей «за серьезное и внимательное отношение к работе», хранятся медали, есть документы о присвоении звания младшего советника финансовой службы первого ранга. Проработав в Госбанке 35 лет, последние годы работала заведующей кассой, ушла на пенсию с 70 рублей зарплаты.

     В пачке фотографий без названия есть особый снимок. Генерал в парадной форме бережно держит за руку невысокую Клавдию Васильевну в простенькой домашней кофточке. Это была встреча комсомольцев-даниловцев, и Клавдию на нее не пригласили – запомнила, что исключена была полвека назад. А генерал возьми и спроси, где теперь трактористка Клава. Запыхавшись, гонцы прибежали по адресу: ждут, хотят видеть, даже переодеться не дали.

     Приблизительно тогда же начала Клавдия Васильевна хлопотать об уточнении своего стажа. Нашлись свидетели, которые подтвердили, что работали вместе с ней в колхозе «Большевик», теперь это колхоз «50 лет Октября», с 1929 по 1932 год. Архивы лицевых счетов не сохранились, и не признаны были  удостоверенные  сельсоветом показания свидетелей. Теперь и свидетелей уже нет.

     Но скупо делилась справедливостью жизнь с Клавдией Поповой. 24 года, к примеру, стоит она в льготной очереди на получение жилья как вдова погибшего, как дочь репрессированного. Время от времени наведывается к ней городское начальство, вздыхает и сочувствует. Но по-прежнему оставляет в 14-метровке-коммуналке, где в доме газовый котел и выгребная яма. Сейчас, когда Клавдии Васильевне уже 86 лет, ей обещать что-либо перестали. А надо бы поторопиться.

     Сама она, несмотря на возраст и плохое здоровье, мудра горьким житейским опытом, светла мыслями и памятью. До последней возможности пела в хоре даниловских ветеранов.

     А музыкальность в семье – от деда Василия, он очень любил петь. Все дети его тоже пели и играли на баяне, гармошке, гитаре. Следующее поколение – все сплошь музыканты-профессионалы. Только песни у всех разные.

     Северный край, 25 марта 1998 г.


Рецензии