Шкрабы глава Е

Глава   Е
ЕРАЛАШ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ЁХАННЫЙ БАБАЙ.
         ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: КАНИКУЛЫ. АНКЕТЫ.

Ругательства. Когда к слову возвращается его
первобытный смысл, это кайф. А не употребляет его
       одно только учительское сословие, что в кайфе
     ничего не смыслит.    

Виктор Ерофеев. «Русская красавица»

Вопрос учителю:
                – Назовите три причины, по которым вы любите работать в школе.


– Июнь, июль, август…
Шутка.

Едва я вошёл в вестибюль, как мимо меня пробежала перепуганная секретарша:
 – Все  уже собрались… только вас нет…
В кабинете директора обстановка чем-то напоминала интерьер мавзолея. Только вместо вождя мирового пролетариата на столе лежали бланки дополнений к аттестатам о среднем образовании. Вокруг стола в скорбно-погребальных позах застыли в почётном карауле завуч, директор и ещё двое учителей, принимавших участие в заполнении дополнений к аттестатам о среднем образовании. Все смотрели на меня с плохо скрываемым ужасом…
 – Какой  ручкой вы писали дополнения? – опять каким-то совершенно потусторонним голосом произнёс директор.
 – Чёрной  гелевой ручкой, как и все остальные…Эти ручки принесли классручки…, прошу прощения за каламбурчик-c…
 – Артемий  Аггеевич, дело в том, что в дополнениях к аттестатам, которые  заполняли вы, полностью исчезли все записи, сделанные вашей рукой. Мы в шоке… Печати и подписи, сделанные моей рукой, – абсолютно  целые, а оценок нет!!! – Лицо директора потемнело и напряглось, не дай Бог, ещё удар хватит!
Я взял протянутый мне дрожащей рукой директора бланк „додатка” и убедился, что он, действительно, ещё не заполнен, хотя я прекрасно помнил фамилии Трындюк и Дрыгайло, которые просто невозможно забыть. В голове начала смутно вызревать догадка. Я медленно поднял голову и сквозь решётку директорского окна увидел маленький зеленоватый целлофановый кулёк. Ветер крутил его прямо перед окном на уровне моего лица, на мгновение кулёк завис и по-свойски  подмигнул мне. „Во, бли-и-и-н!” Я окончательно всё понял и с додатком в руках бросился во двор. Кулёк, естественно, словно сквозь землю провалился. Но выходящий из подвала сантехник Ипполитыч в этот момент крикнул кому-то внизу:
 – Я же тебе говорил: разогреть надо! Я «щас» паяльную лампу притащу!
Внезапно меня осенило: «Это подсказка»! Я стремглав понёсся по коридору мимо застывших в оцепенении коллег в кабинет ручного труда.
Учитель ручного труда Ариадна Павловна как раз пыталась разгладить номера, которые вырезали физруки для подаренных спонсорами футболок, чтобы придать баскетбольной команде более спортивный вид. Я выхватил прилично разогретый утюг,  несколько раз провёл им по поверхности злополучного документа – и спустя мгновение  на бумаге медленно стали проявляться чёрные написанные прописью оценки. Несмотря на то, что они были написаны моей рукой,  это были явно не те оценки, которые я ставил, а другие – реальные четвёрки-пятёрки, то есть по-старому «тройки», которые, действительно заработали выпускники за все годы учёбы.
 – Ты  что, заправил парасимпатическими чернилами? – охрипшим от волнения голосом осведомился  довольно растерянный директор.
 – Мне  что, больше делать нечего? Причём, можно сказать, во время законного отпуска? Главное, оценки проявились, но я боюсь, что они не совсем соответствуют тем, которые стоят в журнале и  в протоколах! – так же хрипло выпалил я.
 – Ёханный  бабай! – только и смог выдать окончательно офонаревший директор.
– Какие  ко мне могут быть претензии? – возмущённо зашелестел в мусорном ведре у двери  синий скомканный пластиковый пакет. – Я  всё по справедливости! Что люди заработали, то пусть и получают.
Ясное дело, директор ничего не услышал. Но не мог же я лично озвучить бредни Недотыкомки, хотя, в принципе, она была совершенно права.
Оценки за год, а тем более в аттестаты, ставятся виртуальные, по большей части завышенные. Всюду царствует круговая порука. Каждый учитель одновременно ещё и классовод, а значит, является заложником своего классного коллектива, то есть зависит от других учителей, ведущих уроки в его классе, и вынужден ставить оценки, учитывая интересы коллег, а то и они поставят реальные оценки его подопечным и безнадёжно испортят отчётность. По сути, осталась та же процентомания, что и в добрые «совковые» времена. Если раньше нельзя было ставить меньше «трёх» баллов, то теперь оценка «три» – табу, как раньше пресловутая «двойка». Оценки 1, 2, 3 – это нонсенс! Это твоя недоработка – и, следовательно, ты должен доработать с учеником, естественно, в  личное время. Таким образом, низкую оценку ставишь самому себе.
Ну и кому, скажите на милость, это надо? Выходит, себе дороже! Поэтому и выстраиваются в журналах и протоколах экзаменов ровненькие «четвёрки» даже у самых «непроходимых». Очередная учительская мудрость гласит:
«САМАЯ МИНИМАЛЬНАЯ ОЦЕНКА – «ЧЕТЫРЕ»!
Как  же мне объяснить фокусы Недотыкомки администрации? И, самое главное, что делать дальше?
 – Бабай  бабаем, но, действительно, что делать дальше? – озвучил я последнюю мысль. Однако ответа от директора не дождался – он, как и Ариадна Павловна, замер в какой-то нелепой театральной позе с таким выражением лица, будто намеревался сказать что-то очень важное, но кто-то сверху неожиданно напрочь лишил его дара речи. В дверях застыла завуч с журналом наперевес. За них ответила Недотыкомка, без труда перекочевавшая из мусорного ведра на край гладильной доски:
 – А  ничего дальше не делать. Всё уже сделано до вас. Никто ничего не помнит, Амос Адамович. И не забудь главное:
 НИЧТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ!
Оглушительно затарахтел школьный звонок. Очевидно, электрик решил проверить систему. Звук произвёл реанимирующее действие на всех присутствующих, и они  ожили, засуетились, забегали и, самое главное,  обрели дар речи. Директор достал носовой платок и вытер вспотевший лоб, Ариадна Павловна опрометью бросилась на кухню за водой, а, наконец, протиснувшаяся в кабинет завуч,  раскрыв  на столе классный журнал,  начала его лихорадочно листать в поисках нужной страницы.
 – Ничто  не имеет значения, – ещё раз задумчиво повторила никому не видимая Недотыкомка и … растворилась в воздухе. Завуч, дважды сверив оценки в документах, облегчённо вздохнула:
 – Слава  Богу, всё совпадает.  Ни одной помарочки нет! Ну и фокусы. Прямо сеанс массового гипноза.
Директор же, несколько запинаясь, дополнил:
 – И … это… я прошу поменьше об этом болтать. И так у нас самый низкий рейтинг среди школ города…
Я тоже глубоко вздохнул, молча кивнул директору и вышел в коридор, а затем, не торопясь, поднялся на третий этаж в свой кабинет.


КАНИКУЛЫ.  (Лирическое отступление)
Какое блаженное состояние испытываешь, когда очередной семестр или учебный год, наконец, канул в Лету. И никуда не нужно спешить, и до обеда можно валяться в постели, особенно, если скопились отгулы за переработку на экзаменах, олимпиадах, дежурствах и прочее…
Кто больше всех ждёт каникул? Вы скажете: «Конечно, дети». А вот и ФИГ вам! Я знаю точно: учителя, ШКРАБЫ! Пусть вам не дали отпускных и вряд ли скоро дадут. Пусть впереди, хищно щёлкая зубьями граблей и сверкая остриями лопат и сапок, притаилось садово-огородное лето. Пусть  безмолвно  укоризненно ожидает очередного ремонта классная комната и уже не надеется на оный собственная квартира…
Главное, что всё твоё  существо охватывает ни с чем не сравнимое чувство СВОБОДЫ! Ты передвигаешься  по совершенно безлюдному школьному  коридору. Заплываешь  в свой абсолютно пустой  кабинет, удовлетворённо осматриваешь стерильно чистый пол, неторопливо усаживаешься за  свободный от книг и тетрадей учительский стол и c наслаждением вслушиваешься  в прозрачную тишину класса, не нарушаемую ни диким воплем, ни истерическим смехом, ни скрипом стульев, ни нервным постукиванием и пощёлкиванием авторучек.  Воздух в классе даже без проветривания удивительно чист и никем не испорчен. И  мухи,  заснувшие вечным сном между оконными рамами, не нарушают своим классическим жужжанием благословенную каникулярную тишину.
Можно просто посидеть и подремать, наблюдая внутренним взором, как скопившаяся во время уроков усталость постепенно стекает с кончиков пальцев опущенных вниз рук. Можно лениво полистать методический журнал или поболтать с коллегами о низкой зарплате и высоких требованиях. Именно во время каникул наиболее глубоко постигаешь старую учительскую мудрость:   
«В ШКОЛЕ РАБОТАТЬ МОЖНО,
ЕСЛИ БЫ ТОЛЬКО УЧЕНИКОВ НЕ БЫЛО».
Но куда же деваться от учеников, ведь для них же это здание построено, для них возил мебель и, как мог, пополнял кабинет; каждое лето горбатился с ремонтом, подбирал вырезки из газет и журналов, приносил музыкальные записи на виниле, бобинах, кассетах, а теперь на дисках;  возил в Москву и в Крым, водил в походы, ставил спектакли и проводил заседания поэтического клуба. Для них над доской надпись: «NON SCHOLAE SED VITAE DISCIMUS» («НЕ ДЛЯ ШКОЛЫ, А ДЛЯ ЖИЗНИ УЧИМСЯ»)
И вот сейчас, перебирая извлечённые из особой папки «ПЛОХОЙ ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК» листки с анкетами, которые проводил со всеми выпускниками после всех экзаменов в этом году, пытаюсь увидеть себя
ГЛАЗАМИ ДЕТЕЙ:


+ Уроки интересные. Особенно конкурсы.
 – Я  не люблю стихи, а вы заставляли их учить.

+ Строгость, умение собирать  коллектив, творческая личность.
 – Иногда, не разобравшись, выгоняете с урока.

+ Профессионализм, желание научить мыслить.
 – Иногда  на уроках слишком мощный поток информации, и она не воспринимается на должном уровне.

+ Вносите разнообразие на уроках шутками и анекдотами. Мне нравятся музыкальные заставки.
 – Заставляете  высказывать свое мнение, но в то же время навязываете «своё». Даёте мало времени на проверку письменных работ.

+ Целеустремлённость, свой стиль работы.
 – Мне  не нравится, как вы ставите оценки, слишком строгое отношение к ученикам.

+ Вы интересный человек, многогранный, интеллигентный. У вас есть своя позиция в жизни, и мне кажется, что вы всегда добиваетесь поставленной цели.
 – В  то же время  вы недостаточно самокритичны, иногда превознося себя выше других. Будьте попроще, и люди к вам потянутся.

+ Я считаю вас самым умным учителем в школе.
 – Но  вы не идёте навстречу всем, а только отличникам. Вы чересчур строгий. У вас нету чувства юмора.

+ Вы понимающий, трудолюбивый и не боитесь услышать правду о себе.
 – Мне  кажется, вы должны знать, что ваша замудрённая философия понятна далеко не всем. Вы не видите настоящие таланты и обращаете внимание на всяких заучек.

+ Я считаю, что вам не стоит уходить из школы. У вас специфическая манера преподавания, благодаря чему уроки становятся интересными. Вы добрый и отзывчивый. Будьте всегда таким.
 – Ничего  негативного сказать про вас  не могу.

 Не буду скромничать и скажу: «Любимый учитель». Уходя из школы, я, честное слово, жалею о том, что больше не поприсутствую на ваших уроках. А то, что вам говорят неприятные вещи некоторые люди, то это только от их собственной слабости. Всегда оставайтесь собой. Пусть вам сопутствует УДАЧА во всех ваших начинаниях, а недруги будут всегда, но ведь благодаря им мы становимся сильнее.
Пусть мир жесток, а жизнь несправедлива,
Но миллион проблем не только у тебя.
И пожелание моё звучит красиво:
«Верь в лучшее и не теряй себя»!
Спасибо за всё!!!
Помните меня!
– Я  сейчас заплачу от умиления, Антон Семёнович, или описаюсь от счастья, – зашелестело в открытом ящике письменного стола, где от сквозняка шевелилась смятая прозрачная обложка от ученической тетрадки, – упиваетесь своими достижениями на ниве народного образования, гуру недоделанный?
– Иронизируете, мисс Недотыкомка?
– По словам Барреса: «Чувство иронии – прочная гарантия свободы».
– А теперь ещё блистаете эрудицией? Но сейчас – явно не в тему.
  – Почему не в тему? Ты же мечтаешь о свободе? А я озвучиваю твои мысли, Августин Аристотелевич, исполняю роль того внутреннего негативного голоса, с которым ты постоянно ведёшь споры. Я, наоборот, помогаю тебе конкретнее определиться и полнее самореализоваться. Ты же сам прекрасно понимаешь, что основной массе  мучеников все твои изыски до одного места – они просто не стали писать анкеты по лености. Им главное – оценка, которую ты им подарил, а реальная она или виртуальная,  как ты объяснял им и их родителям на родительских собраниях,  – их  не колышет! А посему, не морочь головы ни себе,  ни людям, а живи, как все: «шкрабай» помаленьку, попивай кровушку и энергию у детворы или ступай на заслуженный отдых. Только давай быстренько с кристаллом разберёмся – и по пещерам. А пока у меня шабашка наклюнулась, ты поищи, покопай, может, что и нароешь, где там мел желаний…а, ну, да, теперь можно – всё равно без этого мела ты на кристалл не выйдешь. В общем, дуй в музей – там старое зеркало тебе, может, что-нибудь по старой памяти  интересное подскажет, и библиотеку, а я, если что, подскочу… – отстрекотала  своё Недотыкомка и куда-то исчезла. По кабинету разнёсся яблочный аромат спрея  «NINA RICCI», тут же сменившийся запахом жжёной резины…