Герои нашего времени

Какое время, такие и герои


Антону шестнадцать. Об Октябрьской революции он знает только то, что она была в октябре. Из революционеров может назвать только Ленина. И это не его вина, ведь когда надо было проходить по плану революцию семнадцатого года их сняли с уроков, чтобы драить окна к приезду очередной комиссии.
О цветных революциях Антон слышал только краем уха по телевизору. Они прошли мимо него, ведь он был слишком мал, чтобы разбираться во всем этом.
При слове «Медведев» в сознании Антона всплывает только фраза: «Денег нет, но вы держитесь» А про Навального Антон помнить только то, что он когда-то куда-то баллотировался. В президенты, что ли?
По большому счету, Антону плевать на политику. Видео «Он вам не Димон» ему скинул одноклассник Миха, который шарит в этой теме. Видео Антон досмотрел минуты до двадцатой и выключил — все уже понятно, дальше слушать — скучно.
Но когда тот же Миха позвал на митинг в воскресенье, Антон пошел. Зачем он все же поперся в воскресный по-питерски промозглый и ветреный день через пол города на Марсово поле? Ну…
…тут надо начать издалека. Года с 2014. Тогда было прикольно. Олимпиада в Сочи. Нас не догонят. «Няш-мяш, Крым наш», «Россия поднимается с колен». Отчего-то нам в это верилось. На американских серверах CS:GO наши ребята шутили про Обаму и называли Аляску «АйсКрым». Антон даже футболку с Путиным купил.

Потом была Новороссия и «пакетики санкций». Все это не особо затронуло Антона. Пармезан он и до этого не особо ел, а беженцев из Украины в Питере было немного.
В декабре обвалился рубль. Весь год курс катился куда-то в бездну, но в декабре побил все рекорды. За доллар давали почти сотню деревянных. Антон хорошо запомнил один момент. Когда он вошел в зал и увидел, что его отец курит, сидя перед телевизором, где показывают экономические новости. Раньше мама за такое его бы на месте прибила. Но мама в это время была на кухне, где с железными нотками в голосе передразнивала отца: «Низкие процентные ставки, это выгодно. Сейчас все так делают»

Кредит на машину у них был оформлен в долларах.

Еще Антон помнил, как в своем новогоднем обращении Путин говорил, что в трудные времена надо прежде всего заботится о семье. И отец, и мать недовольно хмыкнули. Под бой курантов они молча выпили шампанского, затем отец стал накладывать желатиновую красную икру на ломоть белого хлеба.
— Маслица бы… — аккуратно начал он.
— Нет у нас масла. Сиди. — холодно ответила она.
Но вскоре все улеглось. Антон и не заметил, когда мама перестала злиться на отца и все как-то устроилось само собой. Лишь многим позже он осознал, что просто привык к такой жизни. Макароны «365 дней» 12.90 за пачку, сырный продукт вместо сыра и курица вместо свинины. Через месяц вкус уже не кажется таким странным и все входит в обычную колею.

Потом была война в Сирии. И опять санкции. Причем, если верить вестям, вся Европа ополчилась на многострадальную Россию, поднимающуюся с колен. В то же время Миха дал Антону почитать Оруэлла. Тот читал книгу вечерами, закрывшись в своей комнате. Читал и думал: «Ну что за нелепица? В жизни такого никогда не случится!». А выходя к ужину в зал, где родители смотрели новости, с удивлением обнаруживал, что ведущие практически дословно повторяют строчки писателя. И про внешнюю угрозу, и про то, что весь мир хочет нашего падения. Теперь он видел это так явно, что становилось тошно. Но сколько бы он ни говорил об этом родителям, те от него только отмахивались: «Да что ты понимаешь?».
Антон перестал смотреть федеральные каналы. Правда, вечерами, когда он делал уроки, отец включал вести и Антон все же слышал про очередные санкции, про то, что в Европе все плохо и про то, что военной операцией в Сирии мы спасаем мир от терроризма. В противовес федеральной пропаганде Антон начал было смотреть каналы вроде Дождя, но быстро понял, что там такая же пропаганда, только оппозиционная. И Антон вообще бросил смотреть телек. Но на интернет-СМИ так и не перешел. В интернете у него были дела поважней. Поэтому и события 15 года он запомнил не особо.

А вот в 16 началась жесть. Несмотря на то, что Антон не стремился знать, чем живет его страна, новости сами находили его. Роскомнадзор вдруг вспомнил, что существует закон о пиратстве, и заблокировал рутрекер. Антону взгрустнулось, поскольку именно там он качал игры и музыку. Но проблема эта решалась в два клика. Антон воспользовался «луковым сервисом» Tor. Раньше он не особо в это вникал, не было нужды. Зато теперь мог сколько угодно лазить по запрещённым Роскомнадзором сайтам, оставаясь невидимым для правительственной машины. С тем же успехом он мог искать инструкции как сделать бомбу, но Антона, к счастью, интересовало не это.

Видимо, в правительстве собрались ярые фанаты Оруэлла и решили организовать самую масштабную реконструкцию его книги. Иначе Антон не мог объяснить то, что видел. Штрафы в триста тысяч за скачанную песенку, тюрьма за репост, арест за ловлю покемонов в храме. А пакет Яровой открытым текстом заявлял: «Большой брат следит за тобой». Интернет всегда был свободен от всякого рода ограничений, а теперь какие-то чиновники пытались эту свободу «лимитировать».

Экономический кризис коснулся родителей Антона, но не его самого. Война в Сирии коснулась контрактников и их семей, но не Антона. Но теперь, когда какие-то маразматики со своими законопроектами вламывались в интернет-пространство, которое уже семь лет было для Антона родным домом, он возмутился.

Антону было плевать на Медведева и его дачи с уточками. Антону было параллельно, спонсируют ли Навального пиндосы или же он тайный агент Кремля. Антон вышел на улицу, потому что чувствовал, что его свободу ограничивают.

Поэтому в воскресенье, вместо того, чтобы играть в CS:GO или залипать на сериальчики, Антон и Миха пошли на Марсово поле.

Митинг был мирный и, кажется, санкционированный. По крайней мере, так сказал Миха. Но омоновцев было выше крыши.
— Боятся, что будет очередной майдан. — заметил Миха. Антон усмехнулся. Пусть боятся. Для них полезно будет.
Вокруг них с Михой толпились ребята, которым ну никак нельзя было дать больше восемнадцати. Антон даже увидел пару человек из своей школы и понял: они пришли по той же причине, что и он сам.

Это был первый митинг Антона, и он понятия не имел, как люди вообще митингуют. Ему казалось, что должен быть вождь, который, как Ленин на броневике, будет читать вдохновляющие речи. Но нет. Были какие-то группки, которые попеременно кричали: «Димон ответит», «Жулик, не воруй» и тому подобное. Антон слышал, что какой-то долбо..б бросил в омоновцев шашку, но его тут же скрутили.
— Ну вот нафига так делать? — вздохнул Миха, — Очень хочется дубинкой получить?

Через какое-то время толпа двинулась к Дворцовой. Вернее, Антон потом уже понял, что к Дворцовой. Изначально он просто пошел куда-то, потому что все пошли. По дороге лозунги «Димон ответит» плавно сменились на «Путин-вор», да и сам контингент постарше стал.
На Дворцовой не было ничего нового. Кто-то забирался на фонарь и размахивал кроссовками, кто-то продолжал скандировать речёвки. Кого-то арестовывали, но это были, в основном, не в меру буйные. Антон изрядно замерз и решил было уже уходить, но Миха его остановил.
— Подождем, чем все закончится
А закончилось все тем, что толпа разбрелась кто куда. Антон с Михой присоединились к тем, кто шел на Площадь восстания. Пошли просто потому, что им было по пути. Обоим нужно было на красную ветку.

Сами того не ожидая, ни оказались в авангарде. Люди вокруг несли транспаранты и плакаты, размахивали кроссовками и кричали «Долой Путина».
— Блин, надо отсюда выбираться, — перекрикивая шум, сообщил ему Миха. Антон кивнул. Но оба не сделали ни шага в сторону. Им не хотелось уходить. Наконец-то они попали туда, где реальный движ. Это хотя бы было похоже не митинг. Не стыдно будет в школе рассказать.

Антон как-то и не заметил, как с двух сторон на них зашли омоновцы. Миха, худой как велосипед, успел вывернуться и раствориться в толпе. А вот Антону заломили руки и повели к автозаку.
«Блин. Батя меня убьёт» — успел подумать он.

В автозаке уже сидело четверо. Там у Антона первым делом потребовали паспорт. И тут же отобрали его. С задержанными в автозаке сидел мент. Он все пытался выведать у ребят, откуда они и где учатся. Все упорно молчали, и Антон решил, что тоже не будет сообщать о своей МБОУ «СОШ». Хотя там все равно узнают.
Но менту явно не молчалось.
— Ну сколько вам заплатили? — спросил он. Антон удивленно поднял голову. Мент говорил вполне серьезно. А вот Антона разобрал смех. «Они и представить себе не могут, что мы делали это по доброй воле?». Действительно, разве могли люди, граждане своей страны, выйти на улицы, чтобы донести до правительства, что им не нравится, как все катится в тартарары. Нет, ни в коем случае! Все проплачено. Их спонсировали пиндосские жидомасоны, которые хотят помешать России подниматься с колен.
— Да, заплатили, — ответил один из задержанных, — по три тысячи долларов. Каждому. А тем, кого повяжут — частных адвокатов и политическое убежище.

Мент замолчал. А в груди у Антона шевельнулось какое-то странное чувство, схожее с гордостью. «Я пошёл на митинг, потому что люблю свою страну» — понял он. Антон осмотрел всех сидящих. В их лицах, казалось, не было и тени страха. Только мрачная сосредоточенность. Антон попытался придать такое же выражение своему лицу.

По дороге в ОВД один парень дал ему совет:
— Когда будут допрашивать, не признавай, что был на митинге. Скажи просто: «гулял», — потом, немного помолчав, решил уточнить, — ты ведь транспарантов на держал?
— Нет, — ответил Антон.
— А кроссовки, уточки?
Антон покачал головой.
— Ну вот, значит чисто технически ты прогуливался по Невскому. И ничего тебе не пришить.
Антон кивнул. Чуть позже, уже в ОВД, он повторил те же слова еще одному парню, своему ровеснику. Им обоим сказали, что они сами должны позвонить родителям. В некотором смысле так было даже лучше, но Антон никак не мог заставить себя. Он крутил в руках телефон и раздумывал, кому же лучше позвонить: маме или папе. Довольно глупые раздумья, особенно если учесть, что, скорее всего, они вместе сидят на диване и смотрят телевизор. Наконец, он глубоко вздохнул и набрал номер мамы…

…Через час отец уже был в отделении. Первое, что он сказал Антону, было: «Ну что, допрыгался? Чё Гевара, блин!»
А потом…допрос, протокол, подписи. Когда они вышли из отделения, было уже темно. Отец, отвесив подзатыльник Антону, спросил:
— Ну, все понял?
— Да понял я, понял, — ответил Антон, а про себя решил: «Будет еще митинг — снова пойду».