Партия

Шахматы для меня не игра, не искусство даже — а борьба, в которой, как в жизненной борьбе, всегда побеждает сильнейший.
Александр Алехин

***


Он шёл по коридору, и свет плавно скользил вместе с ним. Подтянутый брюнет с атлетическими плечами, лет тридцати пяти, в классическом костюме цвета слоновой кости от Hugo Boss. У лаборатории свет завис перед входом. Детектор считал данные идущего, в жидкой мембране двери образовалось отверстие и, стремительно расширяясь, растеклось к краям, почти синхронно сработала и вторая мембрана. Мужчина, не сбавляя шага, прошел через круглый проём и бросил:
- Привет, Михалыч!
- Здорово, Алексей Степанович! – отозвался техник, подымаясь со своего кресла. Они обменялись рукопожатиями.
- Всё готово?
- Как часы, смазано, заправлено, к взлёту готово.
- Тогда поехали! – Алексей Степанович снял пиджак и набросил его на кресло техника, галстук он снимать не стал, только ослабил узел и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Строго говоря, это было нарушением инструкции, но среди испытателей считалось хорошим тоном форсить подобными мелочами, и Михалыч позволял себе призывать к порядку разве что молодняк свежего выпуска академии. Вот и сейчас он повернул голову в сторону пиджака Удальцова, покосился на значок испытателя второго класса и смолчал. Алексей Степанович, тем временем сбросил обувь и провалился в обволакивающую и высокотехнологичную плоть кресла.
Сознание техника визуализировало панель управления, и он проговорил про себя: «Вибро». Вербализированная в мозгу команда тут же подкрепилась пульсацией иконки испытательского кресла на панели. Далее депривационный эффект кресла подкрепила команда «Инъекция», затем «Контакт», «Погружение» и, напоследок, – «Присутствие». Все показатели стабилизировались, их значения горели зелёным цветом. Михалыч убрал визуализацию панели, поднял двубортный пиджак, заглянув в глазницы скалящегося между двух орлиных крыльев черепа на значке испытателя. Перед тем, как пристроить пиджак на крючок бесшумно вспорхнувшей под руку вешалки, он в задумчивости потер большим пальцем холодный металл сферической поверхности черепной коробки значка и вздохнул. Потом улегся в своём кресле. Инструкция для техников была менее строга к протоколу входа в виртуальную реальность, он просто буркнул: «Погружение» и программа отработала коротенькую последовательность: «Вибро», «Контакт», «Погружение». Никакого «Присутствия» для техника, естественно, не предполагалось, поэтому не было и инъекции, а эффект погружения был поверхностным: летая в виртуальной инсталляции бесплотным духом, Михалыч вполне мог… ну, скажем, почесать лысеющую макушку в реальности настоящей.

***

- Алексей Степанович – представился Удальцов, пожимая руку статному молодому человеку лет двадцати пяти.
- Александр Александрович, очень рад. Ну-с, приступим!
«Так, псевдонимом воспользоваться не пришлось, – пронеслось в сознании Удальцова. – Настоящее имя вписалось идеально». Усаживаясь на стул, Алексей зацепился взглядом за блестящую поверхность своих туфель. Несмотря на приличный испытательский стаж, мода прошедших эпох порой немало его потешала – вот что привлекательного могло быть в этом клоунском сочетании кожи двух контрастных цветов? Он сконцентрировал внимание на месте и времени – Киев, 1916-й год. Заштатные шахматные сеансы. А вот противник знатный, пускай и на старте карьеры. Выдающегося ума человек. Настоящий профессионал, живущий шахматами в прямом и переносном смысле. Алексей Степанович усмехнулся и уселся за шахматную доску. Он играл белыми.
Нейронный интерфейс работал безупречно. Внешние модули памяти и процессор логических операций функционировали практически неотличимо от собственной деятельности мозга. Всё как обычно. Алексей пробежался взглядом по своим фигурам, и на каждой из них программа вбросила возможные ходы, потом общие правила, затем его внимание сконцентрировалось на истории игры, понеслось было вглубь специальной литературы, но он оборвал это путешествие – сама игра не вызвала у него никакого интереса.
«Две секунды – и ты величайший мастер!» – подумал Удальцов, поднимая приземистую фигурку с круглым навершием. «Он сделал ход е-два на е-четыре и этим разыграл классический дебют» – непринуждённо неслись через его сознание сгенерированные искусственным интеллектом мысли.
Какое-то время программа визуализировала в сознании Удальцова различные варианты развития игры, просчитывая последствия каждого хода. Вероятно, искусственный интеллект включил принудительный демонстрационный режим, потому что прекратить этот процесс волевым усилием у Алексея не вышло. Однако, вскоре демо-режим закончился, и он совершенно расслабился. Ходы делались легко, сумбурно и непринуждённо. Примерно так бы играл ребёнок, ничего не смыслящий в этой игре и бестолково шлёпающий фигурками по доске. Только, в отличии от ребёнка, здесь за каждым шагом стоял мощнейший интеллект, закидывающий свои решения в мозг Удальцова на таких уровнях, где распознавание их внешнего происхождения было совершенно невозможно. А вот соперник Алексея уже заметно нервничал, потирая широкий лоб тонкими беспокойными пальцами. Он вытащил папиросу и, уже закурив, осведомился:
- Не возражаете?
- Нет разумеется, чувствуйте себя совершенно свободно!
Удальцов оттопырил борт темного пиджака английского сукна и вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар. Закурил сам. Добавленные рефлексы сработали естественно и изящно, так, впрочем, они работали всегда. Он с особым удовольствием предавался вредным привычкам минувших эпох, будучи уверенным в полной своей безнаказанности.
«Интересно, насколько точно цифровая симуляция передает вкус табачного дыма?» - Раздумывал Удальцов, разглядывая партнера по игре.
Боковым зрением Алексей отметил ход Александра Александровича, кажется тот съел его слона в центре поля своим. Затем шахматист из-под насупленных бровей бросил на Алексея изучающий взгляд, который тот встретил спокойно и прямо, улыбнулся, выпустил уголком губ папиросный дым и переместил оставшегося слона вправо-вперёд, атаковав чёрного короля.
Теперь Удальцов ловил короткие обеспокоенные взгляды голубых глаз соперника уже постоянно. Такой же постоянной стала играющая на губах Алексея ироническая улыбка. Он чувствовал себя… энтомологом, забавляющимся с каким-то экзотическим жуком. Жук нервничал и нелепо барахтался в попытках уползти, не в состоянии принять очевидное и неизбежное – иголку, ящик и своё место среди остальных экземпляров коллекции. Его, Алексея, коллекции.
Через полтора часа после начала партии Удальцов двинул ферзя вперёд. Его противник размышлял несколько минут, закусив губу, и даже протянул руку для очередного хода, но передумал и сдался.
- Честь имею, господа! – Осклабился Алексей. И, уже поднявшись из-за стола, вполголоса добавил: – Адьёс, амигос!

***

Михалыч вывалился из виртуала и вздохнул. Лет полста тому назад, он несколько раз входил в искусственные миры с эффектом присутствия. Технология тогда только появилась и не годилась сегодняшней в подмётки. Но и это было потрясающе, на жизнь он тогда смотрел с оптимизмом… Чёртовы тесты! Грёбанный… сформированный из обрывочных воспоминаний и смутных визуальных образов запрос улетел по сети в архив фильмотеки и вернулся с нужным словом – миелофон! Михалыч был большим любителем ретро технологии «Кинофильм», и советской эпохи вообще. Манящие перспективы, справедливое общество, в котором совесть – лучший контролёр, а человек человеку – друг, товарищ и брат… Будущее, в которое верили, которое непременно должно было наступить, но так и не случилось. Его, Михалыча, не случившееся настоящее! Да, так вот, в одночасье выяснилось, что его мысли весьма хаотичны, а стране требуются граждане с высокой степенью интеллектуального самоконтроля, ровным и последовательным внутренним монологом. Потом была статистика сумасшествий испытателей, исследования взаимосвязи степени хаотичности мышления и сбоев эффекта резонанса при глубоком погружении. Наконец, имперский табель о рангах… Если научиться не говорить как и что попало еще можно, то не думать… в общем, Михалыч не справился. В ряды киборгов-демиургов не попал, остался жалким рядовым в хвосте великой цифровой революции и вечным наблюдателем чужой жизни. Но и тогда он относился к своей работе серьёзно, считая себя чем-то вроде архивариуса виртуальной «машины времени», проводника в анналы истории, Харона, переправляющего овладевших ветвью Персефоны к виртуальным призракам прошлого. С годами эта иллюзия поблекла. Случались периоды, когда настроение становилось совсем паршивым, и тогда Михалычу казалось, что жизнь не имеет смысла, просто ему гуманно позволяют дожидаться утилизации, занимаясь совершенно пустым делом. На самом деле, вся его трудовая деятельность при желании легко заменялась несколькими строчками программного кода. В такие моменты его спасала только горсть антидепрессантов да советские фильмы.
Старый техник четвертого класса тряхнул седой головой, отгоняя грустные мысли, и приступил к процедуре пробуждения испытателя второго класса Удальцова А. С.
- С возвращением, Алексей Степанович, как впечатления от игры?
- Михалыч, ты сам то в неё играл? – Удальцов свесил ноги с кресла и качнул головой в разные стороны, разминая шею.
- Не поверишь – играл несколько раз. Причём по-настоящему – собственной головой думал.
- Ну да? И как – успешно? А главное – с кем?
- У меня есть симуляции последних версий операционной системы «Windows», это первая четверть двадцать первого века. В её состав входили игры… их называли офисными – простенькие, совершенно не требовательные к ресурсам, предназначенные, что называется «Убить время». Были там и «Шахматы». Играл не особенно успешно, правда. Даже на самом нижнем уровне. Может поэтому в них практически никто не играл даже в двадцать первом столетии – мало радости проиграть компьютеру, когда он тебе поддаётся изо всех сил.
- Не удивительно, довольно посредственная игра, да и сама локация.
- Кому как. Вот «Пасьянс» или «Косынка» - этим многие баловались.
- Насыщенная у тебя, Михалыч, личная жизнь – блэкджек… шлюхи? Вот в прошлый раз… - расплывшийся в улыбке Удальцов принялся рассказывать какие-то скабрезности про квартал красных фонарей и витрину с мулаткой.
Михалыч слушал в пол-уха, проявляя только видимую учтивость.
- Вот это да! Или даже там глупость какая, футбол, к примеру. Бегают мужики в трусах по полю, а ты с компанией пиво пьёшь и «болеешь»: наши – не наши. Но эмоций – море. Этим можно было и без искусственного интеллекта заниматься. А шахматы – это занятие для троглодитов недоразвитых. Как два дня за кроликом каким-нибудь бегать, чтобы один раз перекусить.
- Так ведь времена определяют нравы… - Михалыч попытался удариться в глубокомысленные рассуждения, но Удальцов его перебил:
- Сопли всё это сентиментальные, природа человека в своей основе неизменна! По крайней мере последние несколько тысяч лет.
- А я не об этом – насупился техник – то, что сейчас кажется бесплодной, с практической точки зрения, тратой сил, для людей той эпохи имело глубокий смысл. Просто мы изменились настолько, что не способны его увидеть.
Удальцов снисходительно пожал плечами.
- Но сделал я этого Сан Саныча красиво, согласись!
- Ты, Алексей Степаныч, себя с электроникой до такой степени не отождествляй! Сан Саныча сделала программа.
- Ну, если на то пошло, сам Сан Саныч – программа. Одна программа сделала другую программу в шахматы. А я – актёр. В театре одного актера… и одного зрителя. Ты игру оценил?
- Хорошая игра при плохой мине!
- Кончай пороть чушь! Отсебятину, то есть. – Удальцов сравнил слова Михалыча с идентифицированным сетью оригиналом и посмотрел на него с недоумением.
Михалыч чувствовал обиду. Он понимал, что, продолжая пререкаться, поступает глупо, но вовремя остановиться не смог.
- Программа имитирующая Сан Саныча, настолько самозабвенная актриса, что понятия не имеет ни о каких других программах. Поэтому качество твоей актерской игры не имеет никакого значения!
- Поясни!
- А ты представь себя на месте человека, не имеющего понятия о компьютерных технологиях, ни разу не нажимавшего кнопку меню «Пуск», не запускавшего ни одной электронной игрушки! Кто бы напротив него не сидел, чтобы не делал – это будет человек виртуозно играющий в шахматы. Его сознанию будет просто невозможно подобрать любую другу альтернативу. Раз умеет играть в шахматы – априори человек!
- Мыслю, следовательно, существую – Удальцов придал лицу задумчиво-ироничное выражение и с чувством продекламировал предоставленную нейросетью, соответственно случаю, цитату.
«Je pense, donc je suis» - Техник попробовал на вкус французский оригинал и поморщился. В своих настройках цитатника он отключил поиск любых произведений, которые не изучал до того лично, по собственному почину. Декламирование незнакомых текстов заставляло его чувствовать марионеткой себя и видеть её в других.
- Ладно, Михалыч, как говорится: «Не стреляйте в пианиста - он играет, как умеет!».
- Не переживайте, Алексей Степанович, у меня и револьвера-то отродясь не водилось. Разве что помидорами закидать…
Удальцов что-то обдумывал несколько секунд, потом спросил:
- Михалыч, ты от сети часто отключаешься?
- Да как все… Мест, где сеть недоступна, наверное, не осталось уже. Так что не отключаюсь вовсе, на ночь только.
- Прости за бестактный вопрос, - сколько у тебя на балансе рубликов?
- Ну тысяча шестьсот семьдесят два – после непродолжительного колебания ответил Михалыч.
- А теперь отключайся от сети!
Михалыч посмотрел на него с недоумением, но от сети отключился.
- Так, теперь представь, что тебе сейчас перечислили месячный оклад, скажем, триста сорок пять рублей. Сколько станет на балансе – без функции автокалькулятора посчитать сможешь?
- Я-то, в отличии от вашего поколения, ещё дореформенную школу кончал, так что кое-что и сам могу, своими мозгами!
- Давай, приступай!
- У нас тогда такие планшеты были допотопные, на экране настраивалась подложка в клеточку и стилусами писали цифры. Сложение в столбик это называлось. Главное, чтобы разряды совпадали.
- Михалыч, кончай ностальгировать, сколько станет?
- Так, тысяча шестьсот семдесят два плюс… сколько там у тебя было?
- Триста сорок пять.
Старый техник закрыл глаза и старательно удерживал в памяти оба числа, пытаясь собственными силами визуализировать сложение в столбик. Получалось неважно, из внимания то ускользал щедро начисленный Удальцовым, э-э-э… безнал, то столбик расплывался.
- Станет две тысячи семь рублей – отозвался Михалыч спустя минуту-полторы.
- А теперь подключайся! – усмехнулся Алексей Степанович.
- Ах ты ж ё! Две тысячи семнадцать…
- Так вот, если сравнить сложность задач, которые решали шахматисты прошлого и ту, с которой ты облажался… – губы Удальцова расползлись в улыбке, он наслаждался реваншем – то, сам понимаешь – ты априори не… Ладно, не буду тебя обижать!
- Где сядешь – там и слезешь. Что я тебе – горничная, на всякую ерунду обижаться? Понты это всё! Дешёвые понты!
- Ладно, ладно – не заводись! Прими простую и очевидную истину: при соответствующей тренировке даже твой мозг сможет решать на раз любые задачи, не хуже тех гроссмейстеров. Но кому оно сегодня-то надо?
Михалыч только махнул рукой в ответ.
- До дома подкинуть тебя?
- Нет, спасибо Алексей Степанович, мне ещё отчет отослать нужно, – техник достал из кармана синего лабораторного халата носовой платок и, тщательно протерев линзы старомодных очков, снова водрузил их на переносицу.
- Ладно, не засиживайся в сей юдоли, - испытатель окинул взглядом вотчину техника, - у тебя на завтра еще семь сеансов запланировано!
«Сея юдоль» была явным продуктом сетевой синхронизации, выражением устаревшем куда более, чем сам Михалыч и, техник был в этом уверен, результатом персональной настройки на общение именно с ним.
Они пожали на прощание руки и Михалыч проследил, как плёнка двери отрезала широкую спину Удальцова от пространства лаборатории.

***

Отчёт формировался автоматически, но и спустя пятьдесят лет службы Михалыч добросовестно пробегал по всем пунктам, хотя было достаточно заверить его ментальной подписью. Возможно, подобные привычки были своего рода бастионами, за которыми сознание техника прятало сомнение в осмысленности и необходимости собственной работы.
Так: среда – ВР-2118, инсталляция – КШС-1916, объект – испытатель второго класса Удальцов А. С. Михалыч помнил своё недоумение, когда в отчётах исчезла графа «Испытатель» и появилась «Объект». Это обстоятельство придавало экспериментам некую двусмысленность, помнится у него даже проскользнула мысль, что теперь испытывают не модели виртуальной реальности, а самих испытателей. Далее следовали биометрические показатели объекта с хронологической привязкой к записи эксперимента, следом за ними – разные понятные и не очень параметры. В самом низу визуализации отчёта была графа «КПД резонатора». Михалыч посмотрел на её значение – 70%. По сравнению с другими испытателями очень неплохо, по крайней мере - для этой инсталляции! Старый техник давно заметил связь между классом испытателя и значением КПД. «Далеко пойдёте, Алексей Степанович. Испытатель первого класса – это звучит! А может, чем чёрт не шутит? – и в мастера, - думал Михалыч. – Мастера – это уже элита, а верхушка в их иерархии, великие мастера и архитекторы – ещё и закрытая элита. Ходили слухи, что для них ментальный файрвол отключен и они общаются напрямую, считывая мысли друг друга. И, будто бы, сознание, интегрированное со сверхсовременным оборудованием, разогнано до таких скоростей, что великие успевают проживать в виртуальной реальности по нескольку жизней. А чудеса современной трансплантологии придают числительному «несколько» полнейшую неопределённость. Упс, опять мысли заскакали не в ту степь».
Раньше техник, с некоторой опаской, пытался разобраться во всех этих параметрах, чисто из любопытства, но программа формирования отчётов не имела справочной системы. В принципе, правила этого не запрещали. То есть, были пункты о конфиденциальности, недопущении передачи информации любым третьим лицам, чистоте эксперимента, но ни о каких ограничениях по работе техника с документацией речи не шло. Сейчас Михалыча посетила новая идея: пробив параметры копирайтов через поисковую систему, он выяснил, что работает скорее не с самой программой, а с адаптированной оболочкой. Сама же программа является древним табличным редактором. Он запустил её с оригинальным интерфейсом и испытал определённую растерянность. Тем не менее, полчаса изучения архаичной справочной системы, позволили ему проследить взаимосвязь ячеек. В сухом остатке получалось следующее: КПД резонатора есть результат деления значения графы «Эмоциональная активность объекта» на «Интеллектуальная вовлеченность объекта». «Выходит, наиболее эффективным считается объект мало думающий и много чувствующий, а резонатором, в данном случае, - сам Удальцов, - Михалыч чертыхнулся собственным выводам. – А с другой стороны, человечество уже давно и плотно срослось с электроникой, де-факто превратившись в колонию кибернетических организмов. Кто сказал, что в этих организмах человеку отводится функция интеллекта? Скорее наоборот – как раз для этого он наименее пригоден. И, поэтому же, несколько избыточен. Железа, подрагивающая в гормональном коктейле. От страха, смеха, похоти, абсолютной власти, чувства собственной значимости, вседозволенности. Получите все ништяки в ассортименте, распишитесь, пользуйтесь. Фабрика грез. Таковы... э-э-э... "эволюционные" перспективы вида. Генератор желаний, обеспечивающий возбуждение резонатора. Предельный случай автаркии».
Понятие «Резонатор», гулкой пустотой отразившись в сознании техника, родило неожиданную ассоциацию с полузабытым текстом. «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» - давно прочитанные библейские строчки, пройдя через фильтры соответствия сетевого поисковика, вернулись дословным и точным цитированием. Нейросеть, проанализировав последние размышления и эмоциональные переживания Михалыча, подытожила их ещё одной цитатой из Библии: «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
Михалыч уже собрался уходить. Он окинул взглядом залитое ярким светом помещение лаборатории, в котором кроме голых стен и двух кресел больше ничего не было и тут вспомнил, что забыл отключить генератор виртуальной реальности. Согласно протоколу, ВР-2118 продолжал генерировать действительность вокруг последнего виртуального объекта, имевшего продолжительный контакт с испытателем второго класса Удальцовым А. С. Старый техник, уже визуализировавший рукоять древнего рубильника, раздумал её поворачивать, лег в своё кресло и погрузился. Снова.

***

Он задумчиво смотрел сквозь своё отражение на подсвеченном жёлтым светом керосинки стекле.
- Алекс, может уже ляжешь в постель? – пышнотелая красавица-вдова бальзаковского возраста приподнялась на локте и призывно отбросила край одеяла.
Александр бросил на неё рассеянный взгляд и, ничего не отвечая, распахнул окно. Вдохнул свежий воздух, наполненный ароматом весеннего сада. Потом закурил и, задумавшись, выпустил струйку дыма в наползающий сквозь ветви цветущих яблонь сумрак.
Дама встала, подняла с прикроватного столика кружевной пеньюар, небрежно брошенный поверх томика Стендаля, надела его и, подойдя со спины, обняла молодого любовника за плечи.
- Сегодня на сеансе был человек… - шахматный гений выдержал паузу, подбирая слова, – он практически не смотрел на доску, не анализировал игру, делал ходы сразу, без малейшей паузы. Смотрел мне в лицо так, знаешь, изучающе что ли. Со снисходительной усмешкой. Очевидно, у него изначально не было и тени сомнения в своей победе.
- Мой бедный малыш, похоже это подорвало твою самооценку?
- Чушь! – «малыш» протестующе передернул плечами – Просто, чем больше об этом вспоминаю, тем больше мне кажется, что этим днём я сыграл… с самим дьяволом.

***

«Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают".
Фридрих Ницше

Мухосранск, 2017