Царь-рыба

Светало. Старику уже давно не спалось. Звали его Гавриил. Воспоминания одолевали его уже не первую ночь. Он вспоминал, как почти полвека назад приехал в эти края в низовья Амура вместе с отцом Иваном, матерью Клавдией, с двумя старшими братьями – Георгием и Константином, сестрой Соней.  Отца поманила сюда весть о том, что можно выловить Царь-рыбу, в которой много черной икры. Если икру из одной такой рыбины продать, то можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Вот и запала такая мысль его отцу в голову. Года два он собирал все, что могло потребоваться для жизни в далеких краях Амура, реки «Черного Дракона», как переводилось название Амура  с китайского языка. Китайцы называли эту великую реку  Хейлундзяном. 


Привел их в начале века в Забайкалье  дед старика, Михаил.  Его семья долго добиралась до этих мест.  Гнала их туда жажда хорошей, вольной жизни, манили вести о несметных богатствах тех мест. Добрались до реки  Аргуни, которая, объединившись с рекой Шилкой,  и дала начало Амуру. Уже здесь,  на этих берегах,  вместе с сыном Иваном построили дом и дворовые постройки. Благо леса вокруг, годного для строительства домов, было много. И лишь потом отец Гавриила создал свою семью, женившись на такой же, как сам, дочери переселенца с Украины, Клавдии. Потом стали рождаться дети, дочь и трое сыновей, все как на подбор, крепкие, рослые, помощники отца во всем – и в рыбалке, и в охоте. Места были богатые, в реке много всякой рыбы, а в  лесах зверя,  всяких дикоросов. Не ленись, и все у тебя будет. Так и жила семья  Ивана много лет, неплохо жила.  И вот появилась эта мечта – поймать Царь-рыбу.


Его младший сын Гавриил  всю жизнь прожил у реки, любил её и знал о ней все. Не раз сплавлялся с братьями по Аргуни до Амура.  Видел, как в своем начале Амур, часто зажимаемый гористыми берегами, не растерявший энергию горных потоков, устремляется на восток, к далекому морю.  Амур здесь непредсказуем, как коварная змея, напоминает горную речку с разбросанными по всему руслу опасными перекатами и скальными выступами.  Цвет потока похож на крепко заваренный чай. Порой было жутковато проходить вплотную к отвесным скалам или наблюдать, как волна оголяет камни у самого борта.  Об этих сплавах братья рассказывали отцу.


Но все это не отпугивало Ивана, мечтал он  добраться до низовьев Амура и поймать Царь-рыбу. Был глава семьи  человек основательный, знал, что путешествие будет неблизким и долгим.   Вместе с соседом-корабелом и сыновьями построили небольшую  баржу-халку, которая должна будет их доставить вниз по реке сплавом. На палубе соорудил деревянный дом из хорошо просушенных бревен, сложил внутри печку, рассчитывая, что это будет их жилище на первое время.  Запасся дровами и съестными припасами, забив ими трюм халки. Еще с зимы наморозил льда и положил его в бочки, где собирался хранить  продукты в дороге. Заготовил солонины, как все моряки поступали. На борт взяли несколько кур и две козы, заготовив для них корм.  Вода амурская хоть и не прозрачная, но для питья пригодная.    На каждом борту халки было по два длинных и тяжелых весла, которые должны были помочь приставать к берегу и маневрировать на воде, когда глубина реки будет большой.  На корме был руль с румпелем,  который тоже служил этим целям. И небольшая лодка была привязана к корме. И когда он собрал все, что надо для жизни в далеких краях, погрузил на деревянную халку и вместе с женой, тремя сыновьями и дочкой собрался  отправиться в путь.


Кончался май 1851 года. К этому времени погода в Забайкалье установились хорошая, снег давно растаял, поэтому реки были полноводные, это позволяло не опасаться перекатов. Гнуса они не боялись, на середине реки его не было, да и рановато еще для мошки и комаров. Перед отплытием сходили в храм, помолились, поставили свечки.  Провожать семью Ивана пришли не только родственники, но и многие соседи. Пожелали путешественниками  удачи не только в пути, но и на новом месте. Женщины плакали. Прощаясь, мужики их утешали. Но все знали, что прощаются навсегда.  Когда  им помогли оттолкнуть  халку от берега,   сыновья длинными шестами развернули  её носом по течению.  Все махали друг другу, кто картузом, кто платочком, а то просто рукой. 


И поплыли  они в неизвестность. Плыли по течению, и временами, когда река проходила между скалами, очень быстро. Но и опасность подстерегала на каждом шагу. Все мужики с длинными шестами управляли халкой, отталкиваясь или от берега, или от камней на перекатах. Плыли только днем, не дай Бог ночью наткнуться на огромный валун в реке и перевернуться. На ночь приставали к берегу.


Потом потянуло холодом, ночью появились заморозки. Вначале все удивились. Вроде как скоро лето будет, откуда похолодание? Потом отец догадался. Он уже давно заметил, что река течет не строго на восток, а больше на север. И вот это сказалось. Но такая холодная погода была не долго, река снова стала течь на юго-восток, как сообразил многомудрый глава семьи. 


Плыли долго и тяжело. Не всегда была возможность полюбоваться  местами, мимо которых проплывала их халка. Оставались за кормой десятки перекатов, мозаичные картины скалистых берегов, убегающие к горизонту поля, редкие домики поселений на берегу. Но не увидеть Горящие горы было невозможно. Песчаный берег с прослойками горящего бурого угля, который загорается под лучами яркого солнца. И тогда берег горит на большом протяжении и притягивает взгляд всех плывущих по реке.


Гавриил,  тогда совсем молодой парень,  уже сбился со счета, сколько дней они плыли, когда слева в Амур стала вливаться река  Зея,  и Амур стал более полноводным и широким, скорость его замедлилась.  На правом, китайском берегу у впадения Зеи в Амур была небольшая деревушка с традиционными китайскими фанзами.  Втекающие в Амур вода Зеи были намного прозрачнее амурской воды,  от неё  шла прохлада. Теперь не требовалась всем мужиками помогать халке держать курс. Достаточно было одному стоять на руле и, вглядываясь вдаль, выбирать нужный курс.


Они продолжали плыть все дальше на восток, туда, где всходит солнце.  С первыми его лучами вставали, плотно ели и отходили от берега. И плыли  до вечера, когда, выбрав место получше, где было проще заготовить дрова для печи,  вставали к берегу и начинали готовить ужин. Кто-то рубил и носил дрова, кто-то выводил коз поесть свежей травы, кто-то помогал матери готовить еду, а отец, уставший за день, все равно следил за всем, что творилось на  халке. Подчитывал, прикидывал в уме. После ужина сыновья начинали забрасывать удочки в надежде поймать рыбы. И часто эти усилия увенчивались успехом. Рыбы в реке было много, так что уха была непременным блюдом или утром, или вечером.


Спокойное течение реки притупило их внимание, и вначале они не обратили внимание на появление низкорослых холмов, которые постепенно переросли в высокие горы, густо заросшие лесом. Казалось, что река вот-вот уткнется в эту сплошную зеленую стену. Но вдруг лесистые горы раздвинулись, втянув халку в ущелье. Крутые берега смешанного леса с двух сторон сдавливали реку.  Амур с огромной ширины в несколько верст ужался до двухсот саженей и понесся с большой скоростью. Затем вода заметно опустилась, огибая огромный перекат в этом ущелье.  И потом Амур стал расширяться и скорость течения уменьшаться.  Все истово стали креститься, потому что страху натерпелись все. За все время их плавания это были самые опасные минуты.  Затем Амур заметно успокоился и расширился. Но впереди было еще несколько перекатов, правда, не таких страшных. Над ними обычно клубился туман.


Как-то под вечер они увидели, как справа в Амур снова втекает широкая и полноводная река.  По наброску карты, которую сделал еще перед отплытием отец  по рассказам знающих людей, это была река Сунгари, которая шла из Китая.  Вода в ней была более желтой, чем в Амуре, несла много песка. Отец прикинул по карте расстояние, и  получалось, что почти треть пути  до Великого моря была уже позади.


Снова потянулись однообразные дни. Но стало больше возможностей увидеть, что по берегам реки, которая становилась все шире и шире. Они плыли уже почти месяц, погода становилась все теплее и теплее, и вода тоже стала прогреваться. Справа был китайский берег, но он был такой же пустынный, как и российский. Иногда они видели поселения на российском берегу и однажды даже пристали к такому поселению.  Их окружили жители, которые оказались казаками. Они занимались хлебопашеством,  скотоводством, благо плодородной земли и угодий для выпаса скота хватало. Разговорились  с ними и узнали многое о жизни казаков. Те удивились, что они решили плыть так далеко и еще в неизвестность. Истопили баньку,  и вся  семья Ивана  наконец-то искупалась, сменила белье.  Приняв после баньки по стаканчику самогона, хорошо закусив мясом у местного атамана, отдохнув, они лишь через день снова тронулись в путь. На прощанье пожелали гостеприимным хозяевам всех благ.


Как-то в середине дня они увидели справа вдалеке сопки, одна из которых имела углубление посередине. «Как два брата-близнеца», -  мелькнула мысль почти у всех.  После очередного изгиба реки появился еще один впадающий в Амур поток – широкая река с такой же мутной водой, как и Сунгари. Отец снова достал свои записи и прочитал название этой реки – Уссури. На правом берегу высился утес и просматривались какие-то строения, больше похожие на китайские фанзы.  «Вроде как наша земля, а почему китайцы?», - неизвестно кому задал вопрос отец. Приставать к берегу не стали, тем более что поток воды из Уссури относил их халку к противоположному берегу. Правый берег Амура был высокий, и довольно долго эти сопки разной высоты виднелись далеко вниз по течению реки. А вот левый берег был равнинным,  и несколько нешироких речек впадало в Амур, пока их халку несло течение реки.


Река снова стала забирать на северо-восток. Сколько еще верст впереди, никто не знал, да что будет там, куда они плыли, тоже. Но уверенность отца, что у его семьи все будет хорошо, передавалась и остальным членам семьи. Поэтому на халке все действовали по раз и навсегда установленному распорядку. 


Погода становилась все жарче. Уже  было начало второго  месяца лета, июля. Но вода в реке все равно была холодной и по утрам умываться, заходя в реку по колено, было не очень уютно. Но крепкий организм молодых сыновей лишь закалялся от этого. Да и отец с матерью были еще крепкие, жилистые, привычные к труду. Как-то они увидели на высоком правом берегу реки не совсем понятные строения, напоминающие остроконечные шалаши. И у людей на берегу были узкие глаза, но на китайцев они были не похожи.  Отец решил подплыть к берегу и попытаться что-то узнать у этих местных, как он догадался, жителей. Но узнать много не удалось. Толмача в этом небольшом поселении не было, так что поговорить с ними можно было только на жестах. Но они узнали, что  дня два назад вниз по течению Амура проплыла еще одна халка с белыми людьми.


И снова потянулись дни. Река была широкая, спокойная, погода благоприятствовала. Лишь иногда проходили несильные дожди, но им внутри дома на халке была тепло и не мокро. Поселения с узкоглазыми людьми не так часто, но встречались.  У одного из них, самого большого, они решили пристать к берегу.  И не зря. Нашелся среди жителей толмач из местных,  который мог перевести их вопросы жителям и их ответы.  Народ назывался ульчи, они занимались рыболовством.  Рыбу сушили и вялили, получалась юкола, которую они употребляли в пищу.  На вопрос отца, видели ли Царь-рыбу, ответили, что встречалась такая рыба в реке, но вот поймать её так и не смогли.  Они сказали, что до соленой воды еще плыть несколько дней.


Шло время, и среди всех членов семьи нарастало возбуждение. Ведь скоро уже будет Великое море и где-то там надо будет найти хорошее место, чтобы начать жить. А еще лучше, чтобы там уже жили люди, и не местные,  а приплывшие, как и они, из России.  Уже несколько дней на правом берегу Амура были сплошные горы, с  распадками и небольшой прибрежной полосой из галки и песка.  Лес непроходимый, густой, чтобы заготовить двора, приходилось потрудиться.  А вот левый берег был  невысокий, песчаный, берега под напором реки периодически обваливались в воду. Еще одна широкая река с левой стороны влилась в Амур,  и отец на своей карте прочитал, что это Амгунь.


Вдруг они увидели, как навстречу им плывет большая шлюпка с парусом и веслами.  На ней было несколько матросов и один офицер, судя по его фуражке. Ветер для шлюпки был попутный, так что шла она ходко.   Отец  весомо сказал: «Ну,  если здесь есть наши матросы, стало быть, земля это наша. Не попадем в полон к басурманам».  Все на халке стали махать матросам, и те откликнулись  такими же приветствиями.  Офицер что-то говорил стоящему рядом с ним мужчине в гражданском, показывая на халку рукой.


Наконец на левом берегу Амура,  более равнинном, они увидели постройки и решили пристать к берегу.  У берега  было несколько весельных лодок и  на якоре стояло  большое парусное судно со спущенными парусами. Никто в семье старика до этого  такого парусника не видел, поэтому с интересом  смотрели на него, не забывая работать веслами и шестами.  Наконец нос халки воткнулся в песчаный берег . Их уже поджидало несколько матросов и офицер.  Он строго спросил: «Кто такие, откуда плывете и куда?». Иван, сняв картуз перед начальством, рассказал, кто они такие и куда путь держат. И поинтересовался: «А  это что такое? Куда мы пристали?».  На что офицер, которому явно понравился уважительный мужичок, ответил: «Николаевский пост. Основан капитаном 1 ранга Геннадием Ивановичем Невельским. Вам шлюп под парусом на встречу не проплывал? На нем Невельской поплыл  на  Амгунь.  Мы тут занимаемся исследованием этих мест по указанию самого императора Александра Второго».  Услыхав имя царя-батюшки, отец и стоящие рядом с ним сыновья перекрестились.  «Вишь,  какие люди встретились. От самого государя путь держат», - промелькнула  мысль в голове у всех.


Отец, услышав такое объяснения господина офицера, задал ему вопрос: «А вы не подскажите, ваше высокоблагородие, где нам лучше остановиться? Коль вы тут исследованием занимаетесь».  И тот охотно рассказал, что на высоком правом берегу недалеко вниз по течению, есть уже поселение, где с десяток семей живут. Место там хорошее, берег скалистый, есть возможность и огороды разбить, и тайга рядом, где всякого зверя много. В общем, присоветовал отцу там начать новую жизнь.  Ну а пока пригласил их всех отведать солдатской каши.  Все охотно согласились,  и через некоторое время уже сидели за длинным столом и вели разговоры с офицером, которому явно хотелось скрасить скуку пребывания в этом Богом забытом месте.  А сестра Соня  поглядывала на бравого матроса, который приносил им миски с кашей, хлебом и чашки с душистым чаем.


Дело было к ночи, поэтому продолжить плавание решили утром следующего дня.  Так и сделали. Хорошо отдохнули, разве что комаров было много, но они в доме развели дымокур и тем спасались.  Утром поели, попрощались с гостеприимными матросами  и двинулись дальше, стараясь держаться ближе к правому берегу.  Действительно, как и говорил офицер, скоро увидели несколько добротных домов с разными постройками, лодками на берегу и на воде.   Впереди была водная гладь, лишь невысокие горы виднелись на левом берегу, а дальше, куда мог видеть глаз, было море. «Добрались», - сказал отец и велел держать курс  к постройкам.  Когда их халка приткнулась носом к берегу, там уже стояло немало людей, с любопытством разглядывая приплывших.  Отец велел сыновьям покрепче закрепить судно у берега, а сам пошел к стоящим на высоком берегу людям.  Подошел, поклонился и сказал: «Здорово, славяне! Возьмете к себе новых жителей вашего славного села?». Мужики, стоящие на берегу, переглянулись и один из них, самый здоровый и громкоголосый, ответил за всех: «Да сперва надо узнать, что вы за люди. А то может разбойники», -  хотя  по его голосу нельзя было сказать, что он так думает на самом деле.

Иван стал рассказывать, откуда они, зачем приплыли и какие цели имеют.  В это время подошли его сыновья, рослые, видные. Все стоящие на берегу с интересом рассматривали всю семью приплывших, так как и жена Ивана с дочкой тоже стояли у борта на халке.  И когда отец закончил рассказ и замолчал,  тот же мужик произнес: «Ну что, селяне, берем в соседи неплохих людей?» И все согласно закивали головой, заговорили, что чем больше будет жителей в селе, тем лучше.  Отец, чтобы выказать еще больше уважение хозяевам, спросил: «А где нам лучше дом поставить, подскажите?». И три мужика вместе с тем, громкоголосым, встали в кружок, несколько минут обсуждали и,  наконец, все тот же мужик сказал: «А пойдем все вместе, покажем, обсудим. Дом поставить – не шалаш, взял да разобрал.  Навек минимум надо ставить».  И все согласно закивали головой.


Все это вспоминал старик, лежа в том самом доме, который почти 50 лет назад он поставил вместе с отцом и братьями.  Строились долго, но качественно. Выбирали деревья, лучше всего приспособленные для строительства. Высушивать не было возможности, но это не пугало. Одновременно стали разрабатывать целину под огород, где  посадили  всякую мелочь.  Пока жили на халке, там же жена и дочь готовили еду.  Халку пришлось с помощью соседей чуть подальше затащить на берег, потому что как-то разыгравшийся на Амуре шторм  едва не оборвал веревки, и халку чуть не унесло.  Из разговоров с соседями узнал, что скоро пойдет летняя кета и надо её ловить. Красная рыба здесь хорошая, жирная, вкусная. Что горбуша, что кета.  А вот икра недозрелая и жирная, но при умелом приготовлении и она очень вкусная.  Рыбы в Амуре много, есть осетр,  можно и черной икры заготавливать.  А вот про Царь-рыбу многие слышали, но поймать не доводилось.


Скоро отец близко сошелся с тем самым мужиком, громкоголосым. Звали его Семен, и как-то под самогонку он рассказал, как попал сюда. Был  он управляющим у  помещика. Тот заподозрил  свою молодую жену в любовной связи с управляющим и собирался посадить его в тюрьму якобы  за воровство.  Пришлось  бежать.  Где он только не побывал,  пока не прослышал, что на берегах Амура жить хоть и трудно, но умелому и трудолюбивому человеку  есть где развернуться. Подался сюда. В пути понравилась молодая бабенка,  которая согласилась стать его женой. В какой-то церкви их обвенчали и,  хоть с большим трудом, но с товарищами по несчастью, беглыми ссыльными, они  добрались три года назад до этих мест и создали поселение. Трудно было начинать все с нуля. Помог один иркутский купец, который узнал про богатства нижнего Амура, и дал им денег  туда добраться. За это они его снабжали и рыбой, и икрой. Раз в год, когда уже замерзнут все реки, приезжал на санях гонец от купца и забирал все заготовленное. Заодно привозил сахар, соль, муку, всякие специи.  Кроме рыбы, Семен с товарищами еще и мех посылал. Зимой ловили норок, лисиц, другого пушного зверя. Выделывали шкурки и  вместе с гонцом отсылали. Последний раз тот  уже на двух санях приезжал,  с двумя мужиками с ружьями. Груз-то везли обратно богатый, могли и ограбить.


Иван уже давно научился  вязать сетки для ловли рыбы.  Вот и сейчас он связал две сетки такой длины, какую посоветовал Семен. С ним на двух лодках они и поставили сеть, взяв с собой  Гришу и Костю на весла, как только появились гонцы летней кеты.  Ловили сплавом, но сразу поймали много рыбы. И в лодки бросали рыбу, выпутывая кету из сетей, и потом уже на берегу, подтянув  к нему сеть, еще много рыбы взяли.  Видя такую удачу,  потом стали ловить рыбу именно в таком составе, и всегда оставались с хорошим уловом. Рыбу разделывали, солили, коптили, икру тоже засаливали по рецепту,  который им поведал  один старик, живущий в семье сына из тех самых, беглых. Знатный засольщик рыбы был в прошлом, да вот годы взяли свое.  Только и мог, что давать советы, чем он и делился со своими односельчанами.  Семен уверил Ивана, что иркутский купец не откажется и от его рыбы и икры,  и даст за них хорошую цену.  Так и случилось.


Бочки у Ивана были, он в них хранил съестные припасы в дороге. Так что соленую рыбу и икру было куда складывать.  Но был в поселке  свой бондарь, которому Иван заказал еще пару бочек. Так что все в их жизни складывалось, как Иван мечтал еще в Забайкалье. Только вот Царь-рыба все никак не попадалась.  Но он не беспокоился, все же жизнь на новом месте только начинается и еще столько лет  впереди.


Летом путина была лишь определенные дни, а все остальное время все мужчины в семье Ивана занимались строительством  своего дома. Дом решили строить большой, чтобы вся семья могла жить без стеснения, даже с учетом прибавки в семействе.  Поэтому каждый день, когда была такая возможность, заготовляли строительный лес в тайге, везли его на единственной лошаденке в  селе на участок, где развернулось строительство.  Собрали сруб, хорошо проконопатили, чтобы зимой было тепло. Подвели сруб под крышу и покрыли, как в свое время сделали в Забайкалье. Когда в доме стало можно жить, перебрались в него. А дом на халке разобрали, перевезли на участок и снова собрали. Получился добротный сарай, где можно было разместить и кур, и коз. И еще оставалось место для всяких солений, варений.


Через  полгода после завершения строительства дома, уже следующей зимой,  Соня с отцом поехали в Николаевский пост. И там девушка увидела того самого матроса, что  пару лет назад подавал кашу и чай.  Поговорили, пока отец решал свои дела. Оказалось, что матросу очень понравилась девушка,  и он все время вспоминал ей.  А еще через неделю у нового дома Ивана остановились сани и трое мужчин в тулупах, постучав, вошли в дом.  Это оказались тот самый офицер, матрос  и кучер. Свататься приехали к Соне.  Родители согласились выдать дочь замуж, если она сама согласна. Дочь выросла,  в самый раз выдавать замуж. Сговорились, сладились и вскоре отец, мать и дочь поехали в Николаевский пост на свадьбу. Военный капеллан  благословил их, потом сыграли скромную свадьбу в казарме, и Соня осталась жить с мужем Степаном.


А еще через месяц пришла беда в дом Ивана. Ушел охотиться старший сын Георгий и не вернулся. Тут еще метель разыгралась, так что все мужики села пошли искать его через 2 дня, когда все было заметено снегом. Но нашли. Видимо, среди сугробов Георгий не заметил берлогу медведя и прямо с лыжами провалился в неё. Там и остался – загрыз его медведь, а  сам ушел. Всем селом хоронили молодого мужчину, которому бы еще жить и жить. Отец сам выбрал место для могилы. Потом три дня долбили мерзлую землю, делали пожоги. И не только сыновья, но и многие крепкие мужики села. Так появилась первая могилка у поселения.  На поминках Иван был такой пьяный, каким его не видел до этого никто. То ли от самогонки, то ли от горя, что не уберег старшего сына. Вез их за счастьем в эти далекие края, а оно вон как вышло. И после смерти первенца что-то сломалось  в Иване, как будто какой-то жизненный стержень вынули.  Стал он часто впадать  в плохое настроение, болеть и не поражал уже всех своим жизнелюбием и уверенностью.  Да тут еще и Царь-рыбу никак не мог поймать,  не исполнилась его мечта.


Сникла после смерти сына и Клавдия. Да еще нагрузка по дому после отъезда Сони увеличилась, она стала уставать.  Поэтому очень обрадовалась, когда летом Гавриил заговорил о женитьбе на Насте, соседской дочке, красивой  и трудолюбивой девушке.  Они с Гавриилом уже  целых год нравились друг другу, но привести молодую жену было некуда.  А потом Соня замуж вышла, погиб Георгий, вот и прошло время.  Родители Насти были довольны. Гавриил им нравился. Сильный, крепкий  и работящий парень. Сыграли скромную свадьбу,  и стали жить в новом доме впятером.


Как-то летом селяне увидели на Амуре необычную шхуну. Она подошла к селу, встала на якорь. Спустили шлюпку и несколько человек сели в неё. Взмахнули весла , и шлюпка весьма ходко подплыла к берегу,  к стоящим  мужикам.  Те увидели, что у приплывших  были  узкие глаза, но на китайцев они были не похожи.  И когда шлюпка  воткнулась носом в прибрежную гальку, из неё вышло трое невысокого роста мужчин в какой-то непонятной одежде. Один из них на плохом русском языке сказал,  что они японцы и приплыли узнать, не хотят ли русские с ними торговать рыбой, икрой и пушниной.  Семен проявил инициативу и пригласил японцев  к себе в дом.  Остальные мужики  пошли с ними.  Там, в большой горнице, Семен рассадил японцев с одной стороны длинного  стола, сам с несколькими мужиками, в том числе с Иваном, сели напротив.  И состоялся разговор, по завершении которого были обговорены условия, на каких селяне согласились продавать японцам все, что они хотели. А те взамен должны были  привозить нужные для жителей поселения вещи, продукты. Обе стороны расстались очень довольные договором.  Японцы уплыли на свою шхуну, которая снялась с якоря и поплыла вверх по течению. На обратном пути японцы должны были забрать приготовленные для них  рыбу, икру, расплатившись за это деньгами,   и взять заказ на товары в обмен.  Так жители села стали участниками международной торговли, которая стала развиваться в дальнейшем.  Японцы в этом селе не имели большой наживы, уж больно хваткие жили здесь мужики, особенно Семен. Но они компенсировали это торговлей с жителями национальных поселений – ульчей, орочей и других. Вот их-то они обмановали, подсовывая им всякую ерунду в обмен на пушнину и рыбу в первую очередь.


О том, что Амур не зря называли «Черным Драконом»,  селяне узнали  летом  через 4 года после приезда семьи Ивана на новое место жительства.  В тот год зима была очень снежная,  вода в реке была высокой. А тут еще и летом пошли проливные дожди, и, наверно, не только в низовьях Амура. Потому что вода к концу лета снова стала прибывать и очень быстро. Селяне каждое утро выходили на берег и смотрели, как вода затапливает высокий берег их села, подбираясь все ближе и ближе к домам и огородам.  Пронесло, но они не раз с ужасом смотрели, как потоком воды проносило мимо целые деревянные дома, снесенные в каком-то селе выше по течению.  И тогда думали все: «Вот она, стихия. Вот Черный Дракон».  Шторма на Амуре для них были не в диковинку. Часто сильный ветер поднимал на широком просторе реки большие волны,  и  все лодки отбрасывало набегающими на берег волнами далеко на сушу.  Но однажды шторм разыгрался не на шутку. Сильный ветер ломал большие деревья на берегу, поднимал волны выше человеческого роста и обрушивал на берег, создавая тучи брызг.  Иван с Костей и Гавриилом, прячась от ветра за углом  ближнего к Амуру дома, глядя на разбушевавшуюся стихию,  рассуждали: «А как застанет такой ветер на реке или в море? Куда плыть по таким волнам? Лодку сразу перевернет, и если и не потонет, и моряк успеет ухватиться за неё, то куда занесет шторм?» И пришли к выводу, что перед выходом в море надо внимательно смотреть на погоду, учитывать все старинные поверья и народные приметы на счет предстоящего ухудшения погоды. 


Шли годы.  Николаевский пост  стал городом Николаевском, там стали строиться двухэтажные дома. Соня с мужем тоже построились, у них родились две прелестные дочурки-погодки. Но добираться до Николаевска можно было лишь зимой, когда замерзнет лед на Амуре. Тогда ездили на санях, запряженных в  пару лошадей, которых стало больше в селе.  Так что повидать внучек дедушке с бабушкой  редко удавалось.  Хотя зимой работы было не очень много у них, всё делали Костя с Гавриилом и Настя, их в городе всегда ждали, но дома им нравилось больше.  И погостив недолго, они спешили домой, в родной кров.  Постепенно утрата старшего сына уходила на второй план, но нет-нет, и грусть читалась в глазах Ивана.  Беспокоило и то, что Костя никак не мог найти себе пару.  Но он особо и не страдал. Трудолюбивый, он старался занять себя делом. Рыбачил, охотился, собирал всякие дикоросы, грибы, ягоды.  Теперь охотники в лес ходили парами, чтобы не повторилась история с Георгием.  Нет-нет, да приносили мясо дикого кабана или изюбря, и тогда Клавдия  с Настей лепили пельмени, делали пирожки. Ну а  рыба всегда была на столе.


Рыба  была  их хлебом. Они ловили её, солили или вялили, коптили. Добывали икру и солили её. Все это употребляли в пищу и продавали. Приезжие купцы из Благовещенска и японцы давали хорошую цену  за их продукцию, потому что она была всегда качественная. Взамен продавали со скидкой соль, сахар и муку, специи, одежду и обувь. Все остальное давал им огород, где росла картошка, лук, чеснок, укроп.  Да им много и не надо было. Тяжелый труд не давал возможности расслабиться и отдохнуть.  Разве что банька раз в неделю с парной и стаканчиком самогона  позволяла забыться на какое-то время.


У Гавриила и Насти родились сынок Гриша, названный в честь погибшего брата, и доченька  Любаша,  красивая голубоглазая девочка. Она стала любимицей Ивана, который для неё в Японии заказывал  игрушки и платьица. А Гринька стал любимцем бабушки Клавы.  Любили его и родители Насти, которые жили недалеко, так что дети Гавриила и Насти росли в любви и ласке.


А жизнь вокруг менялась.  Вместо парусных судов появились паровые.  Пароходами их называли, с длинной трубой, откуда валил черный дым.  Бойко шли против течения реки, доставляли разные грузы и по реке, и по морю.  В Николаевске появился порт, стали ремонтировать суда и даже строить  новые, которые могли плавать не только по реке, но и по морю. Зачастили туда японские пароходы. Но те японцы, которые с ними начали торговлю несколько лет назад, обязательно два-три раза за лето бросали якорь своего парохода у их села и вели обмен товарами. Но все больше селяне стали брать у них и деньги, ведь в Николаевске на них можно много что угодно купить, да и в кабаке посидеть, расслабиться.


В очередной раз приехав зимой в Николаевск, Гавриил увидел на берегу красивое здание, деревянное, двухэтажное, и на углу как капитанская рубка высится. Очень понравилось ему.  Муж Сони сказал, что это мореходное училище, там флотоводцев готовят, штурманов и других будущих моряков.  Вообще муж Сони Степан оказался очень хорошим мужиком. Жену и дочек любил, был хозяйственный.  Как опытного моряка, пригласили его учить будущих  мореманов, стал в мореходке работать.  Однажды нашел свободное время и показал Гавриилу город, который стал столицей в округе.  Не только деревянные, но и каменные дома появились. Даже музей. А уж кабаков всяких, где моряки с разных кораблей, заходящих в порт, любили посидеть, было несколько.  И летом, как сказывал Степан, по вечерам там негде было яблоку упасть. И по секрету сказал Гавриилу, что и проститутки появились, торгуют своим телом за деньги. И оба мужика сплюнули от отвращения к этим продажным, по их разумению, женщинам.  Рядом с городом, чуть выше по течению Амура, была небольшая речушка Камора, где Степан летом любил посидеть с удочкой. В других местах уже нельзя было. То порт, то судоремонтный завод.  Да и стали делать насыпь, чтобы сделать Затон, где бы зимой суда могли стоять. Их тогда во время ледохода не могли повредить  льдины.


Но главным в жизни членов семьи Ивана была работа. Летом рыбалка, зимой в основном охота. Ставили капканы и силки, пока все обойдешь, да дотащишь добычу до дома по глубокому снегу, так и день пройдет. Сами обрабатывали свой огород, с которым возни тоже хватало. То посадить, то прополоть, то убрать урожай.  Корову так и не завели,  обходились тем молоком, что давали козы. А если уж много надо было, покупали у соседей.  И родители Насти корову держали.  А вот с яйцами и мясом всегда были. Сами кур и свиней держали, да и на охоте то кабана, то изюбря сыновья могли подстрелить.


Но годы брали свое.  Иван все чаще стал болеть, и самой заботливой была внученька.  Когда он лежал, не вставая с постели во время болезни, она выполняла все его просьбы, и подав что-нибудь старику, всегда говорила: «На, дорогой дедуля».  И он обязательно, иногда из последних сил, отвечал любимице: «Спасибо, родная». И часто слезы появлялись у него на глазах. Но однажды ни уход, ни отвары, которые ему делала жена, не помогли, и Иван скончался. На погосте появилась еще одна могила.  На поминках Костя напомнил брату, что  не сбылась его мечта – не поймал Царь-рыбу.  Так что надо постараться это сделать в память об отце им, братьям.


После смерти родителя ловить рыбу и на охоту братья всегда ходили вместе.  По-прежнему сильные и  в чем-то рискованные, они всегда имели и хороший улов, и хорошую добычу.  Семен по-прежнему был с ними в хороших отношениях, да и остальные мужики села к ним хорошо относились.   Через несколько лет зимой Костя поехал в Николаевск живой и здоровый, а привезли его на санях избитым и покалеченным.  Пьяным купцам  что-то не понравилось в поведении Кости,  и они так избили его, так что еле-еле довезли. И хотя тех купцов нашли и посадили под арест,  во многом благодаря вмешательству мужа Сони, который дослужился до чина офицера, но легче от этого не стало. С тех пор Костя стал часто болеть, кашлял кровью, одна рука плохо двигалась, часто болела голова.  Но он еще несколько лет прожил в таком состоянии и дождался кончины своей матери. Её похоронили на кладбище рядом с мужем.  Умерла она летом, так что копать могилу было легко. Братья, занимаясь этим, говорили между собой, что мать была легким  на подъем человеком, любила всех и такая легкая смерть у неё была. Просто не проснулась однажды утром. Вроде и не болела, по крайней мере, жалоб от неё они не слышали. И вот земля легкая, копать её нетрудно.


Прошло еще несколько лет. Гринька подрос и стал помогать отцу и на рыбалке, и на охоте, легко управлялся и лодкой, и ружьем.  А Любаша стала такой же красивой, как и её мать в юности, и на неё уже стали заглядываться парни из их села. Но Любаша старалась больше помогать матери по хозяйству и не выказывала желания выходить замуж. Родители её не неволили, как хочет, так пусть и поступает. С детства ей потакали в её желаниях, начиная с дедушки Ивана.  Вот и сейчас никто не стал её уговаривать.  Она старалась ухаживать и за Костей, когда ему становилось плохо,  и кашель очень досаждал его.


Стал замечать Гавриил, что сынок его все чаще стал выходить на берег Амура и вглядываться вдаль, туда, где до горизонта простиралась водная гладь. И ни волны его не пугали, ни ветер.  И любил смотреть, как мимо их села проплывали пароходы, да иногда и парусные шхуны тоже.  И когда подрос парень, стал  лишь  чуть ниже отца,  завел разговор, что хочет учиться в мореходке, моряком стать хочет. Настя стала возражать, мол, кто отцу будет помогать, но решающее слово было за Гавриилом. Тот подумал, подумал и весомо произнес: «Правильное, сын, у тебя решение.  А то так и просидишь всю жизнь в нашем селе. Жизнь  меняется вон как быстро. А станешь моряком,  мир повидаешь. Работа трудная и опасная, но без труда не вынешь и рыбку из пруда. Благославляю тебя, Гриша! Поговорю со Степаном, он поможет тебя устроить в мореходку». 


И с началом нового учебного года Гриша стал учиться в мореходке.  Жил в казарме, рядом с его койкой была койка курсанта  Степана Макарова, который учился двумя годами старше.  Гриша  сошелся с этим степенным,  увлеченным своей будущей профессией юношей.  Для простого деревенского 13-летнего мальчишки Гришки сын штабс-капитана 15-летний Степан был образцом во всем – и в поведении, и в отношении к учебе.  Да еще он раньше  жил в большом городе Николаеве на Украине, рядом с Черным морем.  Когда он рассказывал о жизни офицеров, о балах, где танцевали с красивыми девушками эти баловни фортуны, у Гришки загорались глаза,  и он еще усерднее принимался за учебу.


Степан часто делился с Гришей своими познаниями в навигации, устройстве судов, как гражданских, там и военных.  Они часами могли говорить на эти темы, и Гриша все больше и больше увлекался морем. Ему было очень жаль расставаться со Степой, когда тот через год закончил мореходку и уехал.  На прощанье Степан сказал Грише: «Не горюй, земля круглая, глядишь, и свидимся». И крепко подал руку мальчику, который едва сдерживал слезы от расставания с таким замечательным товарищем. Но общение с Макаровым, его пример, очень положительно сказалось на Грише,  и через 2 года он выпускался как самый лучший курсант мореходки.  И как лучший выпускник, имел право выбора места службы. И он попросился туда, где служил его друг Макаров.  На Черное море, где недавно был затоплен парусный Черноморский флот и начал создаваться новый, паровой. И лучшие выпускники мореходных училищ там были нужны в первую очередь.


Перед отъездом в далекие края к месту службы,  Гриша приехал в родное село.  Пообщался с родными и близкими, соседями, которые с завистью смотрели на его новую форму, обошел всё ставшее уже намного  больше село, посетил кладбище, где покоился  его тезка, дядя Гриша,  дед Иван, бабушка Клава. Попрощался и с ними.  А напоследок расцеловал отца и мать, сестричку, пожал руку дяде Косте и,  взяв фетровый чемодан, сел на небольшой катер, который привозил его в село. Женщины плакали, а мужчины, сдерживая слезы, прощались  с ним навсегда.  Куда его занесет морская служба, никто не знал, но что он уже никогда не вернется в родное село, знали все.


А через месяц после отъезда Гриши не стало и Кости.  Как-то он стал кашлять очень сильно, и из горла пошла кровь.  Что делать, никто не знал, а Костя все слабел и слабел, и, наконец, перестал дышать.  Похоронили его рядом с родителями и братом,  на невысокой сопке. Там уже покоились и другие умершие жители села.  Осталась от когда-то большой семьи Ивана жить в селе три человека – Гавриил, его жена Настя и красавица дочь Любаша.  Родители опять завели разговор о её замужестве. Но девушка сказала, что выходить замуж за нелюбимого не хочет, а любимый пока не появился.  Как полюбит кого, сразу отцу с матерью сама скажет.  На том и порешили,  и больше к этому разговору не возвращались.


Все в этой жизни менялось и довольно быстро. Николаевск потерял статус самого крупного порта на Дальнем Востоке, которым стал Владивосток на Японском море. Там же стояли  военные корабли.  Поэтому иностранные суда стали реже заходить в Николаевск,  стало меньше моряков, пропивавших свои деньги в кабаках и притонах города.  И жителей стало меньше. Но по-прежнему функционировало  мореходное училище, выпускавших все новых и новых русских моряков. Продолжал в нем работать и Степан, дочки которого вышли замуж. Одна – за выпускника училища и уехала с ним к месту службы. А вторая вышла замуж  инженера с судоремонтного завода и жила отдельно от родителей.  А вот родители  старели, чаще стали болеть.


И лишь  в селе на берегу Амура мало что менялось. Зимой его по крыши заваливало снегом,  и общение соседей сводилось к минимуму.  Летом жители села занимались привычным делом. Кто-то был более удачлив, кто-то менее, но никто не завидовал другому, жили, как всегда это было в российских деревнях – общиной.  Радость и горе на всех были одни.  Помер Семен, самый громкоголосый и предприимчивый  из всех мужиков села, оставив и дом, и всю живность, и кое-какие сбережения своему единственному сыну.  Но тот не пошел по пути отца. Быстро прогулял в Николаевских кабаках богатство, долгие годы копившиеся отцом, и после смерти матери уехал из села.  А вот Гавриил и его семья продолжали жить и трудиться.

И этот труд всю жизнь, видимо, сказался на здоровье Насти. Однажды она упала без сознания, а когда очнулась, у неё перекосило лицо и перестали двигаться правая рука и нога.  Её положили на кровать, и все заботы по уходу за больной матерью  легли на плечи Любаши. Гавриил, как мог,  помогал дочери вести хозяйство. Готовил еду для свиней,  кормил кур, копался в огороде, чистил стайку.  И конечно, во время нереста красной рыбы выходил на реку и ловил  рыбу. Уже давно он не ходил в лес на охоту, разве что грибы и ягоды вместе с дочерью собирали в хорошую погоду.
Настя пошла на поправку, стала лучше действовать рука, она могла уже сжимать пальцы на руках и шевелить ими на ногах. Но новый удар, и после недолгого беспамятства  на руках дочери Настя умерла. Горе Гавриила и дочери было безутешным.  Больше сорока лет прожили в любви и согласии отец и матьЛюбаши, и,  глядя на плачущего впервые на её памяти Гавриила, она поняла, как отец любил свою жену.


Вот такие воспоминания обуревали Гавриила, когда он по утрам просыпался и ждал хорошей погоды. Но этой осенью она не спешила приходить.  Дожди, ветра продолжались почти весь август и начало сентября. Наконец погода улучшилась. Перестал лить нужный мелкий осенний дождь, стих ветер, который несколько дней дул, поднимая высокие волны на Амуре. В такой шторм все рыбаки не рисковали выходить на своих небольших лодках, хотя  в самом разгаре шла на нерест осенняя кета. Своя жизнь дороже.  Потом еще два дня были волны на широком просторе лимана Амура , и лишь  самые крепкие и рисковые мужики уже плавали на своих лодках, ставили сети, и привозили на берег хороший улов. Но Гавриил уже не имел столько силенок, чтобы выгребать подальше от берега и забрасывать сеть, а потом, наполненную попавшей в неё кету, выбирать в лодку, выпутывая рыбины из ячеек сетки.  И вот погода улучшилась,  волн на Амуре  не было, и старик решил поплыть и поставить сетку. Не на продажу наловить, на прокорм перед  длинной,  холодной зимой.


Накануне вечером он сказал Любаше, что с утра собирается на рыбалку. Спорить она не стала, зная его упертый характер – что задумал, то обязательно сделает. Хотя понимала, что стареет отец, силы не те.  Был бы Гриша, помогал бы отцу, а так тяжело ему же сети с рыбой вытаскивать да на лодке грести.  С вечера приготовила поесть и утром, и что с собой взять в лодку. Утром встала с первым лучами солнца, зная, что скоро и отец поднимется. Растопила печку, подогрела еду и накипятила  воду.  Позавтракали, Гавриил пошел в сарай за веслами и сеткой, сумкой для рыбы, какую поймает. А Любаша взяла сумку с продуктами и пошла к реке.  Посидела на борту лодки, поджидая отца.  Утро было хорошее, но чувствовалось, что скоро осень. Воздух был уже  нетеплый, да и от воды веяло свежестью.  Скоро и листики на деревьях  приобретут все цвета радуги. Она подумала: «Как красиво тут у нас»», хотя никогда из села, кроме как в Николаевск, не ездила и не видела.


Подошел Гавриил, загрузил всё в лодку, вставил уключины в отверстия в бортах лодки, поцеловал дочь и, перекрестясь и   сказав «С Богом», оттолкнул лодку от берега. Сотни раз он делал это, но с каждым годом это давалось ему труднее.  Любаша крикнула: «Удачи, папаня» и помахала отцу рукой.  И потом долго следила, как он греб, направляя лодку против течения.

А старик вкладывал все силы, чтобы побороть течение реки, чтобы потом, забросив сети, сплавом пойти по течению, дожидаясь, когда рыба, плывущая на нерест в верховья рек, запутается в сетке. Вот тогда потребуется сила вытащить сетку с рыбой и потом снова грести против течения, чтобы снова забросить сеть, если рыбы будет мало.  Но сегодня он не хотел второй раз забрасывать сеть, не такой уж он сильный был на старости лет.


Закончив грести и медленно плывя по течению, старик положил весла вдоль бортов лодки и перебрался на корму. И оттуда стал погружать в реку длинную,  в пятьдесят саженей, сеть. Теперь оставалась лишь временами подергивать её,  ощущая в ней приятную тяжесть попавшей в сеть рыбы.  Через какое-то время Гавриил  понял, что кеты в сетке уже много,  и надо потихоньку выбирать её.  И вдруг почувствовал, как сеть дернулась и перестала  поддаваться усилиям. «Неужели за корягу на дне зацепилась», - мелькнула тревожная мысль.  Но потом сеть снова стала поддаваться,  и он выбрал уже больше  половины её. И снова  остановка.  Все его усилия  вытянуть сеть из воды были напрасны.  Но вдруг сеть стала легко поддаваться и через какое-то время вода за кормой лодки забурлила, как от винта  парового катера, и над поверхностью воды показалась страшная голова огромной рыбины, с вздернутым кверху носом, маленькими, пронизывающими насквозь глазами и открытой пастью,  куда уходила его сеть.  От неожиданности и испуга старик выпустил сеть,  и  она снова стала убегать за корму лодки вслед за погрузившейся рыбиной.  Немного спустя на дне лодки осталась  около  десяти саженей сети,  та  часть, которую он, завязав узлом, оставил на всякий случай. Его лодка стала следовать за сетью против течения, развернувшись вперед кормой.  Проплыв какое-то расстояние, лодка остановилась.  Как будто встала на якорь саженей в ста от обрывистого скалистого правого берега Амура и в паре верст ниже по течению от села.


Отойдя от испуга,  Гавриил стал рассуждать: «Наверно, это и есть та Царь-рыба, о которой слышал отец и которую никто не видал.  Наверно, она стала охотиться на проплывающую мимо кету и набросилась на неё. Проглотила, а та оказалась в моей сети и теперь эта Царь-рыба у меня на крючке. Только вместо бечевки моя сеть из прочного шнура, а вместо наживки – несколько рыбин кеты в животе. Сейчас она легла на дно и будет переваривать.  Помощь мне ждать не откуда, кричи, не кричи, не услышат.  Так что еще неизвестно, кто у кого на крючке».  Конечно, он мог достать нож и обрезать сеть. Но он поймал царь-рыбу, о которой мечтал отец, и поймать которую завещал брат Костя. И вот теперь, когда она попалась, обрезать сеть? Нет  уж...С таким решение старик решил ждать помощи.


Прошло несколько часов. Старик перекусил тем продуктами, что положила дочь. Зачерпнул амурской воды в кружку и напился.  Помощи не было.  И когда  день уже  стал катиться к вечеру, в этих северных краях в это время года темнеет рано, вдали, у самого горизонта на поверхности моря, появилась точка.  У старика екнуло сердце: «Неужели пароход? Это мое спасение!». И он не ошибся. Это была действительно шхуна,  которая торопилась зайти в порт Николаевска до темноты.  И какое-же было удивление и одновременно радость старика, когда он увидел ту японскую шхуну, с экипажем которого они вели торговлю.  Он стал кричать, но потом заметил, что делал это зря. Шхуна и так шла курсом прямо  к нему.

Наконец, шхуна приблизилась настолько, что стали видны лица людей, стоящих на палубе. Он увидел и того толмача, т.е. переводчика, которого знал уже очень много лет.  Шхуна приблизилась к лодке настолько близко,  что он смог объяснить ситуацию толмачу.  Тот велел ждать, а сам ушел. Матросы, стоявшие на палубе, с любопытством глядели на лодку, которая  встала на якорь так далеко от берега.  У борта появился толмач и с ним капитан шхуны,  который стал командовать.  Шхуна приблизилась вплотную к лодке старика, на неё по веревочному трапу спустился матрос, взял тот остаток сетки, что был в лодке и с ним поднялся вновь на палубу шхуны. Вместе с ним на борт шхуны поднялся и старик, захватив с собой веревку, с помощью которой он закреплял лодку у берега. Сеть накрутили вокруг барабана, который поднимает огромные сети для ловли краба и других придонных моллюсков.  Запыхтела труба и сеть стала натягиваться, наматываясь на барабан, и через какое-то время из воды показалась огромная голова рыбы, которая, как на леске, висела на сетке.  Все ахнули. Такой огромной  речной рыбы никто еще не видел.   Сетка натянулась, рыбина извивались в воздухе, но свою добычу, кету в сетке, не могла отпустить.  Осторожно её  положили на палубу,  и когда она затихла, перестала дергаться и извиваться, подошли  поближе.  Кто-то сбегал за рейкой длиной 1 метр  и стал измерять рыбину.  Она оказалась длиной почти 6 метров, или 2,5  сажени, как прикинул старик.  «Ничего себе. Точно Царь-рыба», - вертелось у него в голове.  Знали бы отец с братом, что ему удалось поймать  такую огромную рыбину.


Капитан шхуны и толмач стали разговаривать, активно жестикулируя.  Потом толмач обратился к старику: «Капитан предлагает продать эту рыбину ему. Он заплатит очень много денег, этого хватит хорошо и долго жить.  А капитан сделает чучело, выставит его для  показа в Японии и заработает много денег».   Старик задумался.  «Как эту рыбину тащить на берег, как её разделывать? А куда девать столько мяса рыбы? А если будет икра, как её солить и где продавать?» - думал он.  И взвесив все это, согласился на предложение японца. Вместе с толмачом они  прошли в каюту капитана. Тот достал из сейфа  много японских денег в пачках, и они с толмачом стали складывать  деньги в  кожаный  чемоданчик, пересчитывая их. Старик держал и раньше японские деньги, но всего несколько банкнот, и на них мог купить очень много вещей в Николаевске.  Так что он понял, что совсем не прогадал, заключив такую сделку с капитаном.


Потом, когда шхуна подошла к его селу,  он по веревочному трапу вместе с чемоданчиком спустился в свою лодку,  и,  налегая на весла, поплыл к берегу.  Пристав, он вытащил лодку подальше  на берег,  подумав о том, что с такими деньгами ему не придется больше ловить рыбу. Помахав рукой стоящим на палубе шхуны японцам, тяжело ступая, пошел к дому. Любаша уже вся извелась, потому что отец очень долго не возвращался с рыбалки. И увидев его с каким-то кожаным чемоданчиком, бросилась к нему на грудь.


Поздно вечером, уже после ужина, сидя за столом с дочерью, старик рассказал о своем сегодняшнем приключении, о благополучном  его окончании, о предложении японского капитана и о той огромной сумме денег, которая лежала у него в чемоданчике. Он  жалел  только о том, что никто из его односельчан так и не увидит Царь-рыбу.