Шарманка

Гитара досталась ему по наследству от каких-то дальних родственников. Ее прислали из Кордовы заказной почтой, и по тому, как инструмент был тщательно упакован, можно было судить о его ценности. Семиструнная красавица, завернутая в кусок синего бархата, лежала на дне старинного  сундучка, покоясь на плоской шелковой подушке, как спящая красавица из той самой сказки. Мальчик взял ее в руки и сразу почувствовал приятное тепло, исходившее от темной полированной поверхности, а вздрогнувшие гитарные струны отозвались на прикосновение глубоким и сочным звуком. "Какой-то нездешний голос", - подумал мальчик, ощущая в руках приятную тяжесть диковинного предмета. Он погладил гитару, как будто она была живым существом, осторожно потрогал пальцами пышный бант на длинном грифе.

- Ну, раз тебе достался такой замечательный инструмент, - сказал отец, - сам бог велел научиться играть на нем. У меня вот, к сожалению, совсем нет слуха, а ты поешь в церковном хоре, и говорят, недурно. Надо нам найти хорошего учителя и начинать занятия. Я так хочу, чтобы ты освоил этот инструмент.  Твоя мать была испанкой. Ей было бы приятно услыхать, как ты играешь на гитаре.
И он с грустью посмотрел на женский портрет, висящей на стене.  Он потерял любимую жену, которая умерла при рождении сына. Мальчик, привыкший во всем слушаться отца, согласно кивнул.

Вскоре нашелся гитарист, согласившийся давать уроки ребенку. Ему было предложено поселиться в доме, чтобы заниматься ежедневно. Он согласился, правда, с самого начала предупредив отца, что дело это трудное, на скорый успех рассчитывать не приходится, поскольку ученик слишком мал для серьезных занятий.
 - Детские пальцы, - сказал дон Санчес, - слишком слабы и нежны для этих струн, поначалу они будут испытывать боль, стираться в кровь. Вы не боитесь, что ваш сын не выдержит этого и на всю жизнь возненавидит гитару?

Отец свысока глянул на учителя и ответил:
 - В жилах моего сына течет гордая испанская кровь. Я уверен, он все сможет. И потом, какая вам разница - я оплачиваю уроки даже в том случае, если они будут безрезультатны.

Из желания угодить отцу мальчик занимался старательно. Но как же было утомительно часами извлекать из туго натянутых и режущих пальцы струн какие-то жалкие звуки! Инструмент оказался непослушным, неподатливым, строптивым. Но как менялся он, когда попадал в руки учителя, как радостно пел переливчатый голос, как полнозвучно гудел аккорд - точно это была другая гитара.

- Почему она не слушается меня, дон Санчес? - спрашивал с легкой завистью мальчик.

Музыкант отвечал, улыбаясь в бороду:
- Гитара слушается того, кто ее любит.
 
И ученик умолкал, потому что в глубине души понимал, что он не любит гитару.
Справедливости ради, надо сказать, что каких-то успехов они все-таки достигли. Мальчик играл уже простенькие пьесы, мелодии песен, и ему это доставляло удовольствие. Но учитель не хвалил ученика. Не так должна звучать семиструнная гитара, инструмент, которому в свое время воздал должное великий Паганини. И как трудно было гитаристу объяснить мальчику, что песенка "Я здесь, Инезилья, я здесь под окном..." - это еще не вся Испания и не вся гитара.

Шли недели, шли месяцы, и мальчик усердно занимался музыкой. Отец, глядя на него, считал, что все идет успешно, хвалил учителя и даже прибавил ему жалование. Но не в деньгах счастье, хотя без них не обойтись. Дон Санчес мог купить себе новые башмаки и вкусно поесть в трактире напротив, но не мог научить мальчика полюбить гитару. А она, словно чувствуя это, не желала петь в руках ученика своим настоящим голосом. Ни ставшие ловкими детские пальцы, ни удаль, которая появилась в исполнении ритмичных танцевальных мелодий, не могли скрыть бедности звука. Казалось, что гитара пела только вполголоса, а то и просто шепотом, и делала это нехотя - как подневольная, как пленница.

Однажды во время занятий мальчик услыхал за окном незнакомый и странный звук. Какой-то инструмент старательно выводил мелодию, которую он совсем недавно разучивал на гитаре. Он глянул на учителя, стараясь угадать по его лицу, что он думает о звучащей с улицы музыке. Тот поморщился, как от зубной боли, и велел продолжать занятие. Когда оно закончилось, мальчик выбежал из дома.

Посреди двора стоял незнакомый старик в рыжей шляпе и ветхом плаще, а перед ним какой-то разрисованный ящик на складной подставке, на котором сидела крыса в платье и шляпке на голове. Она грызла пряник, зажатый цепкими розовыми лапками с острыми коготками. Люди останавливались, чтобы поглядеть на забавное зрелище. "Какая милая зверушка!" - думал каждый прохожий, пока не замечал длинный и голый крысиный хвост, так некстати видневшийся из-под юбок.

Мальчик подошел ближе. Хвост крысы, сразу бросившийся ему в глаза, вызвал у него невольное отвращение. Но он пересилил себя, точнее, любопытство оказалось сильнее всего остального.
- Это вы сейчас играли? - робко спросил он старика.
Бродяга приосанился.
- Известное дело, я! - важно ответил он хрипловатым голосом.
- А что это за чудесный инструмент? - спросил осмелевший мальчик.
- Как, ты не знаешь? Это шарманка - самый лучший дорожный инструмент, очень подходящий для странствующих музыкантов. Вот, смотри, я сейчас буду вращать эту ручку... - и как бы в подтверждение слов старик привел в действие скрипучий механизм.

Сквозь шипение, шуршание и всхлипывание послышалась знакомая мелодия. Мальчик застыл как зачарованный. Подумать только, какой дивный инструмент - ведь ничего не надо уметь, только вращать ручку! Сколько времени он потратил напрасно, пытаясь укротить строптивую гитару, а здесь никаких усилий, все так просто!

Он кинулся в дом и позвал отца. Шарманщик, польщенный вниманием публики и надеясь заработать лишнюю монету, стал охотно демонстрировать свое "искусство”. Собрались прохожие, кто-то бросил медную денежку в шляпу, пылившуюся у ног старика - он нарочно снял ее с лохматой головы. Из окна выглянул Санчес, но, увидев среди уличных зевак своего воспитанника, недовольно захлопнул створки окна.

Тем временем мальчик с отцом вернулись в дом, оживленно переговариваясь. Голоса их доносились издалека, но по интонации можно было понять, что младший о чем-то настойчиво просил, а старший мягко отказывал. Это продолжалось довольно долго. И Санчес уже собрался было уходить по своим делам в город, как услышал пронзительный крик, а потом детский плач, и пошел узнать, что случилось.

- Ну что тебе стоит, - кричал сквозь слезы ребенок, - купить мне этот замечательный инструмент. Я всю жизнь мечтал о нем. А тебе жалко денег, чтобы порадовать единственного сына! Да, тебе жалко? Вот мамочка никогда бы ничего для меня не пожалела!
 
Двое взрослых мужчин стояли, бессильно опустив руки, и не могли успокоить мальчика. Наконец отец не выдержал:
- Хорошо, будет тебе шарманка, только замолчи!
И ребенок смолк мгновенно. Отец спустился вниз, договорился со стариком, бросил в шляпу несколько крупных монет и вернулся в комнату с шарманкой. Дрожащими руками бедный ребенок прижал к груди обшарпанный ящик, и на лице его появилась блаженная улыбка.
- А вот тебе еще подарок, - сказал растроганный отец, сажая на шарманку крысу, - не бойся, она совсем ручная! Ее зовут Крысильда.

С тех пор мальчик забыл о гитаре. Да и зачем было вспоминать о непокорном инструменте, от которого болели пальцы. Теперь у него была чудесная шарманка, и чтобы играть на ней, не требовалось никаких умений, совершенно никаких! Она охотно исполняла подряд все четыре песенки, не останавливаясь, не сбиваясь, разве что иногда, когда заедал валик. Особенно хороша была песенка "Прекрасная Катрин". Услышав ее, крыса обычно поднималась на задние лапки и забавно кружилась, совсем как танцовщица. Мальчик смеялся, хлопал в ладоши и уже не замечал отвратительный голый крысиный хвост.
 
- Еще, еще, Крысильда, - кричал он и все быстрее крутил ручку шарманки, - танцуй, не ленись! На Пасху мы будем выступать с тобой на ярмарке!
Отец, глядя на новое увлечение сына, только вздыхал и молча поглядывал на портрет дамы в кружевной мантилье. "А верно ли, что Мерседес была испанкой, что-то я начинаю в этом сомневаться", - тоскливо думал он.

Учитель музыки все еще жил в доме. Ему по-прежнему платили жалование, хотя он уже не занимался с мальчиком. По вечерам из его комнаты раздавались чарующие звуки "Арабского каприччио", и было слышно, как вздыхают в саду соседские барышни...

А мальчик по несколько раз на дню крутил ручку любимой шарманки, извлекая из нее все те же, уже порядком надоевшие всем и безнадежно фальшивые звуки. Он слушал прорывавшиеся сквозь шипение и скрежет обрывки мелодий и думал, как глупы те, кто тратит время на занятия музыкой. Шарманка доставляла ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Он чувствовал себя повелителем музыки.