Бокал тумана, или кто убил доктора Чехова

 полная версия - https://ridero.ru/books/bokal_tumana/

                БОКАЛ ТУМАНА. КТО УБИЛ ДОКТОРА ЧЕХОВА?
               ( версия смерти А.П.Чехова )

*
Мифы, мифочки, мифушки и мифуёчки.
Кто на них не попадался?
Вот и недавно один почтенный и образованный иерей А., (что с иереями бывает не всегда)  рассказывая о смерти Чехова,
в своей замечательной серии «Смерть замечательных людей», замечательно сказал примерно так:
- «Он умер не с покаянием, как Пушкин. Не с Евангелием, как Достоевский. А с бокалом шампанского» - открыто намекая, что смерть Чехова была не.... как бы так поделикатнее выразиться… не вполне праведно-канонична - вместо Чаши и Причастия - барственно-гусарский и залихватский  бокал  игривого вина из провинции Шампань.
Впрочем, иерей А. тут же добавил:
- «Но читать его надо - он умён, тонок, тих, интеллигентен, человеколюбив, чудесен…»  -  и прочее, позитивное.
*
Многие видели и хотят видеть в этом чеховском бокале шампанского символ трагического, но торжествующего безбожия.
А некоторые, ещё дальше глядящие, подтянули за метафизические уши даже и вагон для устриц, в котором привезли Чехова в Москву.
Как некий образ-закуску.
*
Начало мифу положили, конечно, газеты и газетчики.
Но миф подтвердила и вдова писателя Ольга Леонардовна Книппер-Чехова.
*
Германия.
Городишко Badenweiler - термальные источники и курорт ещё римской эпохи с развалинами терм времён Веспасиана, который кроме прочего, ввёл налог на общественные уборные, сказав - Aes non olet - деньги не пахнут.
Население на 31 декабря 2010 года - 3907 человек,
а в 1904-том раза в три, если не больше, меньше.
Тишина, дешевизна (по тем временам), горный воздух.
Хотя, высота - всего 425 метров.
Отель «Sommer», существующий и поныне.
Второй этаж, балкон.
Ночь на 2 (15) июля 1904 года.
Уже пятница.
Книппер-Чехова:
- «Около часу ночи Чехов проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором»…
*
В этой же гостинице остановились два брата-студента из России - сыновья фабриканта Рабенека - Лев и Артемий.
Книппер-Чехова просит Льва Рабенека сбегать за местным врачом, который наблюдает Чехова.
*
Быстро приходит доктор Швёрер, благо живёт совсем рядом.
Книппер-Чехова:
- «Антон Павлович как-то необыкновенно прямо приподнялся, сел и сказал, громко и ясно:
- «Ich sterbe».
*
…что означает - я умираю…
*
… но почему по-немецки?...
*
Андрей Битов («Мой дедушка Чехов…»):
- «Это очень волнует праздный русский ум.
Почему по-немецки?
Отрезвляя гипотезы, я утверждал, что потому, что доктор рядом был немец и он сообщил ему своё мнение как врач врачу».
*
Немец-то немец, но отрезвляя Битова
(в том числе и от родственных связей с Чеховым),
заметим - Чехов немецкого не знал.
К тому же - рядом два человека:
жена - дочь прусского подданного
и прекрасно говоривший по-немецки Лев Рабенек.
Надобности говорить Чехову «я умираю» на немецком - не было.
Кроме, как выясним, одной.
*
Книппер-Чехова:
- «Доктор успокаивал,
взял шприц и сделал впрыскивание камфоры,
велел подать шампанского»…
*
Согласитесь, странная фраза - «врач успокаивал… велел подать шампанского».
Да и поведение врача несколько странное:
вы говорите - я сейчас умру, а врач вам наливает шампанское.
Да и где он его взял, около часа ночи…
*
И почему - шампанского?
Не коньяка, не водки, не красного вина?
А именно шампанского?...
*
Некоторые - тут вспомнили один из множества псевдонимов Чехова,
кроме Антоши Чехонте и  «Гаек номер 6 и номер 9»  -
Шампанский…
*
Отчасти миф о Чехове и шампанском разъяснён британским профессором  русской литературы
колледжа Queen Mary University of  London Доналдом Рейфилдом (Donald Rayfield ) в книге «Жизнь Антона Чехова» -
якобы по старой германской традиции врач, находясь у смертного одра коллеги и видя, что на спасение нет никакой надежды, должен поднести ему шампанское.
Врач - и только врачу.
Докторские штучки.
Наверное, это должно было символизировать победу над смертью.
Победу духа над бренным телом.
Что доктор Швёрер  и сделал.
Подал бокал шампанского врачу Чехову.
*
Некоторые немецкие врачи эту традицию не подтверждают.
Например - Хельга Джон Грайнер  в своей диссертации на соискание степени доктора медицинских наук -
Грайнер Х.Дж. «Антон Чехов. Его болезнь и медицина того времени». Университет Генриха Гейне.  Дюссельдорф, 2008.
*
Однако есть и вторая версия воспоминаний Книппер-Чеховой
(точнее - черновики),
от первой почти не отличающаяся:
- «… первый раз в жизни сам попросил послать за доктором.
После он велел дать шампанского».
*
Получается - сам Чехов…
*
Книппер-Чехова:
- «Антон Павлович взял полный бокал, оглянулся, улыбнулся мне и сказал:
- «Давно я не пил шампанского».
Выпил всё до дна, лёг тихо на левый бок - я только успела перебежать и нагнуться к нему через свою кровать, окликнуть его - он уже не дышал, уснул тихо, как ребёнок…»
*
Чехов попросил бокал шампанского, выпил, лёг на левый бок и умер, как заснул.
Всё.
*
Книппер-Чехова:
- «… И страшную тишину ночи нарушала только как вихрь ворвавшаяся огромных размеров чёрная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате…»
*
Таков миф.
Как та бабочка.
Попробуем его осмыслить.
Отогнать от величественной и страшной последней минуты великого русского писателя Антона Павловича Чехова
эту чёрную мохнатую бабочку…
*

                за месяц до смерти…
*
Книпер-Чехова:
- «В первых числах июня мы выехали на Берлин,
где остановились на несколько дней, чтобы посоветоваться с известным профессором Э.,
который ничего не нашёл лучше, после того как выслушал и выстукал Антона Павловича, как встать, пожать плечами, попрощаться и уйти.
Нельзя забыть мягкой, снисходительной, как бы сконфуженной и растерянной улыбки Антона Павловича».
*
Обратите внимание - германское светило «пожало» плечами» - оно ничего не нашло.
Светило, правда было желудочное, а не лёгочное, как принято думать, но наверное, желудочное светило подумало, что этот русский мнителен, как человек  и не профессионален, как доктор.
Тактичный Чехов сконфужен, ему неловко - зря потревожил светило.
А жить Чехову оставалось меньше месяца.
*
Рассказ о походе к светилу Книппер-Чехова закончила странной фразой:
- «Это должно было произвести удручающее впечатление».
А на кого?
На «светило»?
На нас, кто будет читать?
Или на неё?
Так ведь событие-то радостное - в болезни Чехова светило не нашло ничего опасного и пожало плечами.
Пить шампанское пока ещё рано.
*
Из Берлина, около 10(23) июля Чехов с женой приезжает в Badenweiler.
*
После смерти мужа, Ольга Леонардовна станет вести дневник в виде писем Чехову:
- «Помнишь, как мы любили с тобой наши прогулочки в экипаже, нашу «Rundreise», как мы её называли?»
*
Rundreise - с немецкого - круговое путешествие, тур, турне, круиз.
То есть - путешествие по кругу.
А по какому такому кругу?
*
Кроме римских развалин, в городишке была ещё одна достопримечательность - круговая аллея, в силу местного мягкого климата, усаженная всяческими экзотически-тропическими растениями - по ней и катались на извозчике Чехов с супругой.
*
Книппер-Чехова:
- «Какой ты был нежный, как я тебя понимала в эти минуты.
Мне было так блаженно чисто на душе.
Помнишь, как ты тихонечко брал мою руку и пожимал,
и когда я спрашивала, хорошо ли тебе,
ты только молча кивал и улыбался мне в ответ.
С каким благоговением я поцеловала твою руку в одну из таких минут!»
*
Боже! Семейная идиллия. Жена целует руку мужу.
А жить Чехову оставалось уже две недели.
Но, главное, чтобы она этого не поняла.
Главное, чтобы жене было хорошо.
*
Книппер-Чехова:
- «Ты долго держал мою руку, и так мы ехали в сосновом благоухающем лесу.
А любимое твоё местечко была изумрудная сочная лужайка, залитая солнцем.
По прорытой канавочке славненько журчала водичка, так всё там было сыто, напоено, и ты всегда велел ехать тише, наслаждался видом фруктовых деревьев, которые занимали огромное пространство и стояли на свободе, не огороженные, и никто не рвал, не воровал ни вишен, ни груш.
Ты вспомнил нашу бедную Россию…
А помнишь очаровательную мельничку, - как-то она внизу стояла, вся спрятанная в густой зелени, и только искрилась вода на колесе?
Как тебе нравились благоустроенные, чистые деревеньки, садики с обязательной грядкой белых лилий, кустами роз, огородиком!
С какой болью ты говорил:
- «Дуся, когда же наши мужички будут жить в таких домиках!»
Дуся, дуся моя, где ты теперь!»
*
Дусей - Чехов в письмах называл жену.
Теперь - она его.
А ещё - они говорили о ребёнке.
Которого у них нет.
Чехову сорок четыре...
Но об этом - потом.
*
Книппер-Чехова:
- «Доктор Швёрер, к которому мы обратились, оказался прекрасным человеком и врачом».
*
Доктора Швёрера называют в интернете то Йозеф, то Эрик.
Поэтому будем звать его просто - Schwoerer.
*
Лев Рабенек:
- «Доктор Schwoerer был сравнительно молодой, красивый и приятный в обращении человек.
Его лицо показывало, что в свои студенческие годы он принадлежал к одной из студенческих корпораций: следы дуэльных порезов сохранились на его щеке.
Так как он лечил также моего брата, то я имел возможность присмотреться к нему и убедиться, что он серьезный и знающий врач.
Примечательно то, что он был женат на русской, на нашей москвичке Елизавете Васильевне Живаго».
*
Отчасти именно поэтому, по московским связям и рекомендации московских врачей Чехов и оказался в этом крохотном Badenweilerе у Schwoererа
При желании - можно покопаться в интернете и найти фотографии этого доктора, по жене Живаго, красавца в шрамах.
Но «студенческую корпорацию» запомним.
*
Книппер-Чехова:
- «Вероятно, и он ( Schwoerer) понял, что состояние здоровья Антона Павловича внушало опасения, но тем более он отнёсся к нему с необычайной мягкостью, осторожностью и любовью».
*
Опять странная фраза.
Особенно, после берлинского «светила».
Вчитайтесь:
«… вероятно… и он понял … состояние здоровья… внушало опасения… »
А кто ещё понял?
*
Сам доктор Schwoerer потом написал в местной газете:
- «До наступления кризиса я был уверен, что его жизнь ещё продлится несколько месяцев».
*
Ни берлинское «светило», ни Schwoerer не видят, что дни Чехова сочтены…
*
Schwoerer:
- «Он лечился у меня три недели,
но в первый же день, осмотрев его, я выразил опасение в связи с его больным сердцем, которое значительно хуже лёгкого.
Господин Чехов был удивлён:
- «Странно, но в России никто и никогда не говорил мне о больном сердце». Он не поверил мне, я это понял...»
*
Стоп.
Чехова лечат от туберкулёза, а у него, оказывается, ещё и больное сердце.
Больнее лёгкого.
Но Чехов не поверил.
*
Лечится Чехов давно, лет двадцать, вокруг него врачи - и ни один ничего не сказал о сердце.
Странно.
А проницательнейший доктор Schwoerer-Живаго сразу усёк.
А плохой врач Чехов ему не поверил.
Швёрер потом так и напишет:
- «Он, видимо, замечательный писатель, но очень плохой врач…»
*
Пастернака я не читал…
*
                ПОНЕДЕЛЬНИК, 28 (11) ИЮНЯ.
*
Книппер-Чехова:
- «За три дня до кончины Антон Павлович почему-то выразил желание иметь белый фланелевый костюм
(и в шутку упрекал меня: плохо одеваешь мужа).
И когда я говорила, что костюм нельзя купить здесь, он, как ребёнок, просил съездить в ближайший город Фрейбург и заказать по мерке хороший костюм».
*
Чехову осталось жить четыре дня - он покупает костюмы…
Или он, действительно, плохой врач, или жена что-то напутала -
немного смущает её "почему-то".
*
Нет, не напутала - в письме сестре в этот день Чехов пишет:
- «Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланел<евый> костюм,
здесь в Баденвейлере ни портных, ни сапожников.
Для образца она взяла мой костюм, сшитый Дюшаром».
*
Лев Рабенек:
- «Он просил Ольгу Леонардовну поехать в ближайший город Фрайбург и заказать ему для поездки в Крым два фланелевых костюма - один белый в синюю полоску, другой синий в белую полоску».
*
Нет, Чехов, определённо, умирать и не собирается: планов - громадьё.
Хочет в Италию и морем, на пароходе - в Крым.
В двух костюмах - синем и белом. Оба в полосочку.
Не трудно догадаться: Чехов понимает - за четыре недели этой поездки жена устала.
От этого захудалого курортика, от него, от его болезни.
Жена - актриса - ей нужны новые впечатления.
Он посылает её развеяться.
*
И ещё кое от чего устала Книппер-Чехова.
О чём мы начнём догадываться в конце этого дня.
*
Лев Рабенек:
- «Ольга Леонардовна (… ) предложила мне сопровождать её".
*
Теперь её "почему-то" ставится чуть понятнее.
Равно как и кому эти костюмы нужнее.
*
Лев Рабенек:
- "Итак, в одно прекрасное утро мы отправились в путь-дорогу, захватив с собой старый костюм Антона Павловича для мерки портному.
Доехав до Фрайбурга и заказав оба костюма, мы решили воспользоваться чудным днем и осмотреть этот старый немецкий город и его окрестности».
*
Расстояние  до Фрайбурга - по прямой на карте - 25, 27 км.,
по дороге -  36, 66.
До железнодорожной станции - 7 км. - туда и обратно путь не близкий.
*
Книппер-Чехова.
- «На эту поездку потребовался целый день, так что Антон Павлович оставался совсем один и, как всегда, спускался к обеду и к ужину».
*
Чеховы в этом отеле «Sommer» почему-то не ходят на завтрак, только на обед и на ужин.
*
Лев Рабенек:
- «Вернулись домой мы около шести часов вечера и застали Антона Павловича мирно прогуливавшимся в обществе моего брата по саду нашего отеля».
*
Скорее всего, было это не в шесть вечера, а около 20.00.
*
Чехов - письмо сестре от 23 июня (5 июля) 1904 г.:
- «Обедаем и ужинаем (в час и в 7 1/2 час.) превосходнейше, по-немецки».
*
Книппер-Чехова.
- « Как раз когда я вернулась, Антон Павлович выходил из общей столовой и, по-видимому, гордился своей самостоятельностью и остался очень доволен, когда узнал, что костюм будет готов через три дня».
*
Чехов с Артемием Рабенеком к 19.30 спустился на ужин, за полчаса отужинали и теперь прогуливаются по саду, где, скорее всего и накрыты столы к ужину для постояльцев «Sommerа».
*
Лев Рабенек:
- «В саду сидела большая компания немцев, очень шумных, потных, пьющих бесконечное количество пива».
*
Не любит Рабенек потных немцев.
А немцы Чехова?
*
Лев Рабенек:
- «Антон Павлович, увидев нас возвращающимися весёлыми и радостными, взглянул на меня через своё пенсне и сказал:
- «Вы, поди, весь день за моей женой ухаживали», - чем поверг меня в большое смущение».
*
Рабенек писал это через
пятьдесят четыре (!) года.
Но помнит.
Своё «большое смущение».
*
Про «ухаживания» - опустим.
Льву 21 год, жене Чехова - тридцать шесть - её романы и увлечения чеховедам известны и описаны.
Да и для мужа они не секрет.
*
Чехов - письмо  О. Л. Книппер:
- «7 марта 1901 г. Ялта
Я получил анонимное письмо, что ты в Питере кем-то увлеклась, влюбилась по уши.
Да и я сам давно уж подозреваю, жидовка ты, скряга».
*
Скряга - потому что он так и не дождался от жены телеграммы.
*
Чехов - продолжение того же письма  О. Л. Книппер:
- «А меня ты разлюбила, вероятно, за то, что я человек не экономный, просил тебя разориться на одну-две телеграммы...
Ну, что ж! Так тому и быть, а я всё ещё люблю тебя по старой привычке…
…
Я тебя целую восемьдесят раз и обнимаю крепко. Помни же, я буду ждать тебя. Помни!
Твой иеромонах Антоний».
*
Он любил её.
И всё прощал.
Поэтому - про «ухаживания» - опустим,
чтобы не опуститься до газетной желтизны.
*
Книппер-Чехова - дневник-письма Чехову после его смерти, 27 августа:
- «Была сегодня у тебя на могилке уже в сумерки, часов в семь.
Тихо, хорошо, только птицы шумят…
….
Опять я мысленно перенеслась в Баденвейлер и старалась понять, что там произошло.
Дуся, я должна тебе всё рассказать, только пока ещё не могу.
Когда я увидела студента…
( а Льва Рабенека она видела пару дней назад - она об этом пишет )
… я до боли переживала каждую минуту той ужасной ночи.
Я слышала даже скрип его шагов по песку среди этого удивительного, величавого и жуткого молчания ночи, когда он бежал за доктором.
А всё-таки смерти нет…
Об этом после…»
*
Ну, после, так после.
Тем более, что смерти нет.
Но после - она ничего не напишет.
Надолго её не хватило  -
19 августа она начал своей «дневник»,
11 сентября забросила.
Но не волочения студентика за женой заботят Чехова…
*
Лев Рабенек:
- «Антон Павлович, увидев нас возвращающимися весёлыми и радостными, взглянул на меня через своё пенсне и сказал:
- «Вы, поди, весь день за моей женой ухаживали», - чем поверг меня в большое смущение.
А затем, не дожидаясь моего ответа, обратился к Ольге Леонардовне:
- «А мне, дуся, всё время казалось, что эти немцы, в конце концов, меня поколотят».
*
Может, братья Рабенеки и склонны к курортным романам, да так скорее всего и было - брат Рабенека - Артемий - в этом же Badenweilerе-курорте познакомится с женой младшего брата жены Чехова - танцовщицей Эллой (Еленой) Книппер, урождённой Бартельс, тоже старше него, но только на три года. 
И вскоре Артемий уведёт её от супруга и она станет его женой - Эллой  Книппер-Рабенек, почему-то с двойной фамилией обоих своих мужей.
И вряд ли всё это прибавило дней смертельно больному Чехову.
Которых осталось - всего только четыре.
Но за что налитые пивом и потные бюргеры собирались поколотить великого русского писателя Антона Павловича Чехова?
*
                29 (12) ИЮНЯ. ВТОРНИК
*
Книппер-Чехова:
- «Началась жара»…
*
Жара Чехова и добьёт.
Schwoerer потом так и напишет.
Но жара началась вчера.
*
Письмо Чехова - Г.И. Россолимо за вчерашний день:
- «Здесь жара невыносимая, просто хоть караул кричи…»
Письмо сестре от того же дня:
- «…здесь жара наступила жестокая…
…
Очень жарко, хоть раздевайся. Не знаю, что и делать…»
*
Просто Ольга Леонардовна в поездке во Фрайбург её не заметила.
В молодом обществе Льва Рабенека.
*
Книппер-Чехова:
- «На следующее утро Антон Павлович, идя по коридору, сильно задыхался
и, вернувшись в комнату, затревожился, просил переменить комнату…»
*
За три недели пребывания в Badenweilerе
это уже третья гостиница
и четвёртое переселение Чеховых из номера в номер.
*
Первая гостиница называлась «Рёмербард».
*
Книппер-Чехова:
- « В отеле «Rёmerbad» было очень людно, нарядно,
и мы переехали на частную виллу, в нижний этаж, чтобы Антон Павлович мог сам выходить и лежать на солнце…»
*
Вилла называлась Villa Friederike.
Но Чехову не понравилось и там…
*
Чехов - письмо П. И. Куркину от 12 (25) июня 1904 г., с виллы Friederike:
- «Badenweiler хорошее местечко, тёплое, удобное для жизни, дешёвое, но, вероятно, уже дня через три я начну помышлять о том, куда бы удрать от скуки».
*
Жить Чехову осталось совсем немного - но ему «скучно»,
Всё хочет куда-то удрать.
*
Чехов - письмо сестре:
- «В доме и вне дома ни звука, только в 7 час. утра и в полдень играет в саду музыка, дорогая, но очень бездарная. Не чувствуется ни одной капли таланта ни в чём, ни одной капли вкуса, но зато порядок и честность, хоть отбавляй…»
*
О порядке -  узнаем чуть позже.
А «музыка» - это месса в 7 утра и орган и в полдень оркестр.
А что такое «музыка дорогая» - не знаю.
*
Книппер-Чехова:
- «Вскоре и здесь стало тяжко, - Антон Павлович всё зяб, мало было солнца в комнате, а за стеной по ночам слышался кашель и чувствовалась близость тяжко больного».
*
Какой капризный Чехов - всё не так.
Кашель, музыка, а теперь ещё и какао...
*
Письмо сестре:
- «… в Villa Friederike было уж очень по-обывательски…
…
То же глупое какао, та же овсянка…»
*
Глупое какао и овсянка - это специальная диета от доктора Schwoererа.
Снова переезд…
*
Книппер-Чехова:
- «Переехали в отель «Sommer»...
*
А в «Sommerе» что - какао будет умнее?
*
Книппер-Чехова:
-"... в комнату, залитую солнцем.
Антон Павлович стал отогреваться, стал чувствовать себя лучше,
каждый день обедал и ужинал внизу, в общей зале, за нашим отдельным столиком.
Много лежал в саду, сидел у себя на балконе и наблюдал с большим интересом жизнь маленького Баденвейлера».
*
Так отчего же «затревожился» Чехов?
Снова требует поменять комнату.
Абсолютно не щадит жену - ей снова собирать-разбирать свои юбки-шляпки-коробки-чемоданы.
И потом - на первом этаже нет балкона, сидеть там Чехов никак не мог.
*
Книппер-Чехова:
- «… просил переменить комнату - окнами на север».
*
Кажется - «окнами на север» - потому что началась жара - в номере солнце в окна, сущее пекло, духота, Чехову трудно дышать.
И этим поздним утром Чеховы переехали в последний раз…
*
Книппер-Чехова:
- «… и часа через два мы уже устраивались в новой комнате,
в верхнем этаже, с прекрасным видом на горы и леса».
*
«Верхний» - это второй этаж.
Это последняя комната Чехова.
Последнее земное пристанище.
С прекрасным видом с балкона на эту жизнь.
*
Кажется - Чехов бежит от смерти.
Всё хочет спрятаться от неё.
Строит планы на жизнь, дуется на глупое какао и радуется новым белым костюмам в полосочку.
Как будто не понимает, что от смерти не удерёшь.
И скоро, очень скоро придётся пить шампанское.
Но...
*
Чеховы приехали в Badenweiler в пору перепрофилирования местных  санаториев из туберкулёзных в общеоздоровительные  - это доказательно описано в статье Рольфа Лангендёфера  «Больной Антон Чехов и «Синий Генрих» Больные и здоровые в Баденвайлере, 1904 г.»
По решению «курортного комитета» Badenweilerа, ещё за год до приезда Чехова, с лета 1903 года, гостиницы перестали принимать туберкулёзных больных. Ибо термальные воды никак туберкулёз не лечили - в местных  термах заживляли свои  раны римские воины, как и сегодня в этом городке никто лёгочников не лечит - это спа-курорт.
А туберкулёзников «курортный комитет» решил перевести в Обервайлер, в только что открывшийся специальный санаторий «Вилла Пауль».
Но там нет Schwoererа.
Да и охота ведущей актрисе МХАТа Книппер-Чеховой ехать в эту деревню, население которой даже на 31 декабря 2010 года составляло всего 134 человека.
*
Лев Рабенек:
- «… я видел, что он часто очень кашлял и отплевывал мокроту в небольшую синюю, закрывающуюся наглухо, плевательницу, которую постоянно носил с собой в кармане своего пиджака».
*
Почему в плевательницу?
В парках Badenweilerа, пока ещё стоят таблички - «Плевать запрещено».
Это чтобы такие, как Чехов, не плевались.
Мокрота считалась заразной.
Пыль, поднятая с песчаных дорожек, могла заразить здоровых бюргеров.
Недавно изобретённая плевательница была ярко синего стекла и называлась «синий Генрих».
Синий - цвет туберкулёза, цвет бацилл, цвет опасности.
Бюргеры боялись бацилл.
Бюргеры боялись заразиться.
От Чехова.
*
- «А мне, дуся, всё время казалось, что эти немцы, в конце концов, меня поколотят».
*
Поколотят, не поколотят, но бюргеры жалуются.
*
И Чехова гонят.
Гонят, как прокажённого.
Гонит владелец «Rёmerbadа» г-н Ёнер.
*
Лев Рабенек:
- «… администрация первой гостиницы, где остановилась семья Чеховых по приезде в Баденвайлер, сочла необходимым отказать им в дальнейшем пребывании - по причине того, что нахождение такого тяжелого больного в гостинице могло отпугнуть других гостей».
*
Гонят с Villa Friederike.
Гонят из номера «Sommerа», гонят из общей столовой. 
Сегодня Чехов спустился на последний свой ужин.
Обедать и ужинать Чеховы теперь будут только в номере.
Бюргеры гонят Чехова.
И им плевать, что он великий русский писатель,
что в Германии на тот момент уже 45 его публикаций -
он заразный.
Его гонят, как пса.
*
Жара, травля, потные пивные бюргеры, липучий студентик.
И жена-актриса, которая любит всеобщее внимание.
Проницательный доктор Schwoerer, который никак не поймёт, что Чехов умирает.
*
Что осталось Чехову?
Туберкулёз, больное сердце, одышка, расстройство желудка,
через три дня бокал шампанского и вагон для устриц.
*
Но будет и ещё кое-что поунизительнее…
*
             ПОСЛЕДНИЙ НОМЕР
*
Всё ещё вторник, 29 (12) июня.
Переехали в новый номер.
*
Книппер-Чехова:
- «Антон Павлович лёг…»
*
Антон Павлович не лёг.
Антон Павлович слёг.
*
Книппер-Чехова:
- «Антон Павлович лёг, просил меня написать в Берлин, в банк, чтобы выслали нам остающиеся там деньги.
И когда я села писать, он вдруг сказал:
- Вели прислать деньги на твоё имя».
*
Чехов понял - жизнь закончилась.
Но бюргеры - это порядок.
Ей могут не выдать денег.
*
Книппер-Чехова:
- «Мне это показалось странным.
Я засмеялась и ответила, что я не люблю возиться с денежными делами
(и это Антон Павлович знал)
и что пусть будет по-прежнему.
И написала, чтоб выслали Herr A. Tschechof ».
*
А кто любит возиться с финансовыми делами?
Тратить деньги - куда интереснее.
А актрисе, тем более.
Но деньги пришли - в день его смерти.
Не такой уж и плохой врач оказался этот писатель Чехов.
*
Книппер-Чеховой придётся слегка понервничать, чтобы их получить.
С её слов - поможет услужливый владелец «Sommerа».
*
Книппер-Чехова:
- «И когда я разбирала вещи и приводила в порядок комнату, он вдруг спросил:
- «А что - ты испугалась?»
Может быть, моя торопливость заставила его так думать».
*
Ну как же ей не испугаться - ведь доктор Schwoerer уже три недели как открыл им, что у Чехова сердце больнее лёгких.
А она не испугалась.
Потому что ни она, ни Schwoerer не понимают, что Чехов умирает.
Так - приболел. Отпустит.
*
Впрочем, на следующий день, 30 июня, в письме М. П. Чеховой она напишет:
- «Вчера он так задыхался, что и не знала, что делать,
поскакала за доктором…»
*
Schwoerer:
- «… даже после ужасающего припадка во ВТОРНИК
состояние сердца ещё не внушало больших опасений,
потому что после впрыскивания морфия и вдыхания кислорода пульс стал хорошим, и больной спокойно заснул...»
*
Довольно подробно всё описывая, Книппер-Чехова об «ужасающем припадке во вторник» почти ничего не пишет:
- «… он сильно задыхался, так что лежал на пяти подушках, почти сидя, очень ослаб, с постели не вставал, дышал кислородом, пил только кофе, и всё было невкусно.
Температура была невысокая, кашель почти эти дни не мучил его, и хрипы были мало слышны».
*
Какой кофе, господа!
Доктор Schwoerer сказал - у Чехова больное сердце.
А герр Чехофф  дует себе кофе на пяти подушках и слушает хрипы в своём лёгком.
Да ещё, симулянт, и почти не кашляет.
Пастернака я не читал. Но доктор Чехов - плохой врач.
*
Несложно представить, как делегация возмущённых бюргеров в то утро пришла к  владельцу «Sommerа», и потребовала не пускать в столовую этого заразного русского с его синей плевательницей.
К делегации, наверное, присоединились жильцы соседних с Чеховыми номеров  на первом этаже - пусть не кашляет - (помните «кашель за стеной» который раздражал Чехова?) - не разбрасывает свои бациллы вокруг наших жён и детей и убирается из отеля.
Потому, что бюргеры в этом Badenweilerе - не болеют - они оздоравливаются.
Потому что бюргеры - es ist  «порядок и честность», как написал о них Чехов. Ну и футбол. И пиво с сосисками.
*
И хозяин ««Sommerа»» сдался.
Потому, что хозяин -  es ist  честность и порядок - он обязан соблюдать решение «курортного комитета».
Ну и футбол, и сосиски к пиву.
*
Судя по тому, что сразу после смерти Чехова
о ВТОРНИКЕ
пишут в местной газете и Schwoerer, и хозяин гостиницы -
в тот вторник бюргеры подняли в этом общеоздоровительном Badenweilerе-городишке «ужасающий» скандал.
Из-за этого чахоточного русского.
*
И хозяин запретил Чехову спускаться на обед и ужин. 
Но из гостиницы всё же не выкинул - переселил в другой номер, запретив выходить из него.
Либо он был жалостливый человек, либо просто сработали его хорошие отношения со Schwoererом, который с 1901 года состоит придворным советником (Hofrat) при дворе Великого герцога Баденского Фридриха I - лечит преемников Фридриха I – Великого герцога Баденского Фридриха II и его жену Хильду Шарлотту Вильгельмину Нассаускую – последнюю Великую герцогиню Баденскую, прославившуюся как покровитель изобразительных искусств.
*
И только Бог, да Чехов знают, сколько нервов помотали ему в то утро эти потные бюргеры.
Впрочем, можем догадаться и мы - Чехов слёг.
* 
Жара, впечатлительная жена, студентик-дантесик и вся эта унизительная, изматывающая травля  окончательно доконали Чехова.
Вот почему он велит прислать деньги на имя жены.
И вот почему любезный хозяин помогает Книппер-Чеховой - побыстрее получить деньги и уматывать из их прекрасного Badenweilerа вместе со свои покойным мужем, которого бюргеры обязаны… сжечь.
Незамедлительно.
И то, и другое.
Сжечь. И уматывать. 
*
Преподобный Амвросий Оптинский на смертном одре сказал:
- Весь ад ополчился против меня. 
Адом для Чехова стал курортный Badenweiler.
С его потными оздоравливаюшимися бюргерами.
*
Из этого номера Чехов больше уже не выйдет.
И на балконе с «прекрасным видом» сидеть уже не сможет.
И писем уже не напишет.
Последнее письмо - сестре - было написано вчера.
Чехов слёг.
Сил жить больше не оставалось.
Он уже не встаёт с постели.
*
Книппер-Чехова:
- «Ночью дремал сидя, я ему устроила гору из подушек, потом два раза впрыснула морфий, и он хорошо уснул лёжа».
*
На смертном одре, под домашним арестом и со скандалом прошли эти два дня - 29 и 30 июня.
Чехов умирал.
И он это понимал.
Жизнь кончилась.
Настало время пить шампанское…
*
Об этих днях Чеховых в Badenweilerе журналисты обычно пишут что-то примерно в таком духе:
- «Последние дни жизни Чехова прошли с женой.
Ольга была рядом, заботилась о своём муже.
Заключительная глава жизни великого русского писателя подходила к концу спокойно и тихо, он ушёл счастливый осознанием того, что не одинок, что его муза – рядом».
*
Ну-ну…
Хоть и красиво.
*
Впрочем, эти дни Книппер-Чехова тоже не выходит из номера.
*
Наступила последняя ночь…
*
                НОЧЬ с 30 ИЮНЯ на 1 ИЮЛЯ
*
Книппер-Чехова назовёт её предпоследней,
Хотя правильнее - последней.
Следующую ночь Чехов не переживёт.
А жена будет жить ещё… пятьдесят пять лет.
Это сколько ночей…
Что-то около двадцати тысяч.
*
Книппер-Чехова:
- «Предпоследняя ночь была страшная.
Стояла жара, и разражалась гроза за грозой.
Было душно.
Ночью Антон Павлович умолял открыть дверь на балкон и окно…»
*
Душно, Чехову тяжело дышать, он задыхается и умоляет открыть дверь на балкон.
Но почему «умоляет», а не просто - просит, или требует?
Или актриса ляпнула просто так, для красного словца, театральщина взяла своё?
*
Книппер-Чехова:
- «… а открыть было жутко,
так как густой, молочный туман поднимался до нашего этажа и, как тягучие привидения самых фантастических очертаний, вползал и разливался по комнате, и так всю ночь…»
*
Жуть!
Прямо Стивен Кинг со своими ужасами!
Книппер впечатлительна, как всякая артистка.
И слегка капризна.
А Чехову нечем дышать.
«Чтот-то воздуху мне мало, ветер пью туман глотаю…» - как пел поэт.
И Чехов просит её открыть балконную дверь.
А жена не открывает, боится - там этот противный туман…
А Чехов  задыхается…
*
Книппер-Чехова:
- «Электричество потушили, оно мучило зрение Антону Павловичу,
горел остаток свечи, и было страшно, что свечи не хватит до рассвета,
а клубы тумана всё ползли,
и особенно было жутко, когда свеча то замирала, то вспыхивала…»
*
Но дверь она, вроде, всё же открыла.
Правда, с первого раза у неё это явно не получилось -
Чехову пришлось умолять.
*
Книппер-Чехова:
- «Чтобы Антон Павлович, приходя в сознание, не заметил, что я не сплю и слежу за ним, я взяла книгу и делала вид, что читаю…
Он спрашивал, приходя в себя:
- «Что читаешь?»
Томик Чехова был открыт на рассказе «Странная история», я так и сказала.
*
А загляните к Чехову - есть у него такой рассказ?
«Скучная история» есть…
*
Книппер-Чехова:
- «Он улыбнулся и слабо сказал:
- «Дурочка, кто же возит книги мужа с собой?» - и опять впал в забытье.
Когда я ему клала лёд на сердце, он слабо отстранял и неясно бормотал:
- «Пустому сердцу не надо…»
*
А надо ли лёд на больное сердце?
Это пусть врачи домыслят.
Но чьё сердце тут пусто?
И на чьём сердце туман?
*
Книппер-Чехова:
- «Ночь была настолько страшна своей тишиной
и вместе с тем какой-то жизнью во всех углах
благодаря этому колыхающемуся туману,
и силуэт Антона Павловича, почти сидящий, с трудом дышащий - всё было так величаво спокойно и потому жутко,
что я утром с нетерпением ждала прихода доктора Швёрера, чтобы посоветоваться с ним и выписать сестру или брата Антона Павловича из России».
*
А чего советоваться - надо взять, да и выписать.
Причем тут Schwoerer?
Ответ получим после смерти Чехова - она переедет в дом Schwoererа.
Куда, скорее всего, уже решили перевезти и Чехова.
Да не успели.
*
Книппер-Чехова:
 - «Мне казалось, что я могла потерять присутствие духа, если ещё повторится такая ночь.
И как ни странно, - о смерти не думалось, о конце…»
*
Но если смерти мужа она совсем не ожидала - 
что же тогда  величавого и страшного было в этой ночи,
кроме этого тумана, да теней по углам?
*
А туман - штука серьёзная.
В мифах и поверьях  в тумане граница между миром живых и мёртвых.
С туманом могут вползти нечистые духи.
И тумана она боится - больше смерти мужа.
*
А может, добросердечный хозяин «Sommerа» просто запретил открывать окна?
Чтобы не раздражать бюргеров и не заразить бюргеров туберкулёзом.
И даже включать ночью свет в номере?
Может - он их просто прячет в этой закрытой комнате?
*
К утру она поняла, что больше этого она вынести не сможет.
Из актрис плохие сиделки для больных мужей - театр наше всё.
Как и из сиделок актрисы.
Но умирающему - больше нужна сиделка, чем муза.
*
Книппер-Чехова - «Мои воспоминания о Вл. И. Немировиче-Данченко»:
- «Помню, он посмотрел на меня и говорит:
- «Вы хотите на сцену? Имейте в виду, что если у вас есть другие привязанности - муж, брат, - театр всё съест».
- «Актрисой вы никогда не будете», - сказал он мне как-то в начале занятий. Я тогда страшно огорчилась, плакала…»
*
Театр всё и съел.
И её, и Чехова.
Пьесы принесли Чехову мировую известность - больше ста лет идут по театрам мира.
Но театр и добил его.
Из актрис плохие жёны.
А уж сиделки - тем более.
*
Какая она была актриса, мы уже никогда не узнаем -
ни одной роли в кино -
(хотя, вроде, недавно нашли один фильм, где она во второстепенной роли ) -
но, вряд ли, актриса большая.
Скорее всего - обычная.
Каких пруд пруди.
Она прекрасно вписалась в сталинские времена, получила кучу званий и медалей.
И не сидела.
Не имя ли Чехова уберегло её все эти двадцать тысяч дней и ночей?
Но если вы найдёте её фото 1954 года на могиле Чехова с  артистами МХАТа Яншиным и пр. - станет даже как-то неловко за такое актёрствование.
*
Книппер-Чехова:
- «Потом, уже в Художественном театре, я напомнила ему (Немировичу) эти слова, спросила, почему он сказал так.
Он засмеялся:
- «Очень вы тогда были похожи на «барышню из хорошего дома». Думал, театр - это так… скоро замуж выскочите…»
*
Вот она и выскочила.
*
Виделись они с мужем - в год неделю.
А тут, в этом захолустном Badenweilerе - сразу три.
В одной комнате - нос к носу.
И за три этих недели в этом городишке она просто уже устала.
От травли бюргеров, от переездов из гостиницы в гостиницу, из номера в номер,  от Чехова и его болезни - бесконечного льда на сердце, уколов, одышки, расстройства желудка.
А тут ещё этот гадкий туман…
Она просто сломалась.
*
Так, «на руках у любящей женщины»,
задыхаясь в мольбах открыть балконную дверь,
утром настал последний день жизни Антона Павловича Чехова…
*

                ЧЕТВЕРГ, 1 (14) ИЮЛЯ
*
Последний день Чехова женой описан скупо:
*
Книппер-Чехова:
- «Стало легче утром...»
*
А утро в «Sommerе» у Чехова начиналось так…
*
Чехов - письмо сестре от 16 (29) июня 1904 г.:
- «В 7 час. утра я пью чай в постели,
почему-то непременно в постели,
в 7 1/2 приходит немец вроде массажиста и обтирает меня всего водой,
и это, оказывается, недурно…»
*
«Обтирает» - потому что ни ванны, ни душа в номерах, где они жили не было.
А номер на втором этаже, куда спрятали Чехова, ещё проще - это просто комната.
Из удобств - кувшин с водой, тазик и ночной горшок.
Кпиппер-Чехова третьи сутки не выходит из комнаты…
*
Чехов - письмо сестре от 16 (29) июня 1904 г.:
- «… затем я должен полежать немного,
встать и в 8 час. пить желудёвое какао
и съедать при этом громадное количество масла.
В 10 час. овсянка, протёртая, необыкновенно вкусная и ароматичная, не похожая па нашу русскую».
*
Были эти обтирания - в номере «Sommerа» на первом этаже.
А вот приходил ли тот «немец, вроде массажиста» в этот последний арестантский номер «Sommerа» - неизвестно, скорее всего, уже нет.
Но последнее «глупое какао» было.
И овсяную кашу Чехову принесли.
*
Книппер-Чехова:
- «Стало легче утром.
Антон Павлович поел даже жидкой кашки
и просил устроить его в кресле поближе к окну».
*
Почему не на балкон?
А чтоб бюргеры его там опять не увидели.
И не рассердились.
*
Теперь рядом с этим окном на фасаде «Sommerа» висит медальон с профилем Чехова.
И есть музейчик.
Гордятся.
*
Книппер-Чехова:
- «… просил устроить его в кресле поближе к окну.
И очень много и долго, с перерывами, раскладывал пасьянс «тринадцать».
*
Вроде, в переводе на современный язык - щёлкал на компе какой-нибудь банальный - «Паучок», или «Солитёр».
Но старый добрый пасьянс - это гадание.
Чехов - гадает.
*
Чехов - письмо жене от 20 апреля 1904 г. Ялта:
- «Ты спрашиваешь: что такое жизнь?
Это все равно, что спросить: что такое морковка?
Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно».
*
Жизнь, смерть, морковка.
Утро, карты, пасьянс.
Умрёт он сегодня, или не умрёт?
Впрочем, кто из нас верит, что умрёт.
Пока не умрёт.
*
Гадать нехорошо.
«Не должен находиться у тебя… прорицатель, гадатель, ворожея… ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это…»
(Второзаконие. 18:10–14).
Чехов это знал не хуже нас.
В детстве певший с братьями на клиросе и умилявший родителей стоянием на коленях в алтаре, от Церкви Чехов потом отпал.
Как и б0льшая часть русской интеллигенции.
Но Крест на груди носил до конца.
Он и в Badenweilerе с Крестом.
Последний день, однако - отсчёт пошёл уже на часы - ему бы к священнику - собороваться, исповедаться, причаститься -
(о чём сетует и скорбит иерей А.) -
ведь венчался же Чехов три года назад.
А он гадает.
А где он возьмёт в этом Badenweilerе попа?
Тут нет попов.
Тут католики.
А, может, и хуже того - лютеране.
Потому Чехов раскладывает пасьянс, сильно отвлекающий от мыслей о болезнях и болячках.
И отсутствии попов.
Жизнь + смерть = морковка.
«И более ничего неизвестно».
*
Потом, наверное, пришёл доктор.
*
Schwoerer:
- «Он переносил свою тяжёлую болезнь, как герой.
Со стоическим, изумительным спокойствием ожидал он смерти.
И всё успокаивал меня, просил не волноваться, не бегать к нему часто, был мил, деликатен и приветлив».
*
Погодите - какой смерти?
*
Schwoerer:
- «В ЧЕТВЕРГ он почувствовал себя сравнительно хорошо, пульс и аппетит были удовлетворительны».
*
Вот воспитанный Чехов - и глазу не кажет, что умирает.
Просит не волноваться.
Впрочем, что толку с этого Schwoererа - одна диета из глупого какао - если он не видит - его пациенту - конец.
*
Schwoerer:
- «Он, видимо, замечательный писатель,
но очень плохой врач,
если решился на различные переезды и путешествия.
При его тяжелейшей и последней форме бугорчатки лёгких надо было сидеть в тепле, пить тёплое молоко с малиной, содой и наперстянкой и беречь каждую минуту жизни.
А он мне все рассказывал, что в последние три года объездил пол-Европы.
Сам себя и загубил...»
*
Конечно, мы сами себя губим.
Врачи нас - только спасают.
Чехов-то знал, что умирает,
а вот Schwoerer - ни сном, ни духом.
А написал он это - сглаживая углы - никто ни в чём не виноват:
ни «курортный комитет»,
ни потные, но добропорядочные бюргеры,
ни он,
ни жена, ни студентик -
виновен сам Чехов: 
жил не с той женщиной,
ездил по всяким там Сахалинам,
и зачем-то припёрся в наш уютный Badenweilerе умирать -
herr A. Tschechof сам себя убил.
*
Книппер-Чехова:
- «В сумерки я пошла в аптеку за кислородом,
и он сам велел мне выкупаться в бассейне, пробежаться по парку и вздохнуть,
так как эти дни я ни на минуту не выходила из комнаты».
*
Три дня взаперти - это не шутка для актрисы.
Да ещё с мытьём в тазике.
Конечно, Чехов видит, что она устала, она замучена - он гонит её на пробежку и в бассейн.
Точнее - не в бассейн - в термальный источник.
А, может, и говорит - плюнь ты на этих бюргеров, да на хозяина этого «Sommerа» и  пойди, развейся, искупайся, подыши воздухом.
*
Однако, обратим внимании на «сумерки».
*
Сумерки, аптека, кислород.
Пробежка, бассейн, кислородная подушка подмышкой.
Всё по кругу, по «Rundreis-у», где с мечтаниями о будущем ребёночке она целовала Чехову руку.
Вокруг и навстречу, конечно -  оздоравливающиеся бюргеры.
*
А что делали братья Рабенеки?
Мы уж три дня, как их не видели.
А братья Рабенки в тот день  ходили в горы.
В долгую и оздоровительно-утомительную прогулку.
Но к ужину-то должны были вернуться.
*
Книппер-Чехова:
- «…. в то время как прислуга принесла мне какую-то еду,
Антон Павлович и начал придумывать рассказ…»
*
Значит - 19.00. - ровно.
Потому что бюргеры -  es ist  порядок.
Стало быть, Книппер-Чехова бегала-купалась и вернулась - до ужина.
Если на  бегание, купание и кислород положить по двадцать минут - на всё про всё, примерно - час.
А как ни одной женщине в купальне двадцати минут никогда в жизни не хватит  - пока она юбки свои снимет, пока оденет, пока волосы расчешет и уберёт -  прибавим ещё 20 минут.
Значит, вышла она из «Соммера» около 17.30.
И побежала…
*
А сумерки в июле - во сколько?
Явно не в 18.00.
*
Но она вернулась в сумерках и с кислородом.
К 19.00.
*
Книппер-Чехова:
- «….Вернувшись, я увидела его мягко улыбающееся лицо,
и как-то стало покойнее, казалось, самое страшное прошло с этой жуткой ночью.
И тут-то, за разговорами прослушавши гонг, зовущий к ужину,
в то время как прислуга принесла мне какую-то еду,
Антон Павлович и начал придумывать рассказ как в богатом курорте, вечером, собираются все, уставшие за день от всякого рода спорта, сытые, богатые англичане, американцы и с жадностью ожидают сытного ужина, и - о ужас - оказывается, что повар скрылся, и как эта трагедия отозвалась на желудках всех этих сытых, избалованных людей.
Антон Павлович так увлекательно говорил, что я смеялась от души, и казалось, что точно камень сваливался с груди».
*
Ужин, якобы, профукали, жить осталось несколько часов, а Чехов - развлекает жену байками.
А вы обратили внимание на - «МНЕ принесла какую-то еду».
А Чехову?
*
А Чехов тут больше не живёт.
Этот чахоточный съехал.
Со своей заразной синей плевательницей.
Нету в «Sommerе» больше никакого Herr A. Tschechof .
Хозяин его выгнал.
И он уехал.
А жену забыл.
*
Книппер-Чехова:
- «Приняв лекарство, Антон Павлович велел взять лишние подушки и лёг, как обыкновенно, и с улыбкой сказал:
- «Вот видишь, сегодня мне уже легче, я не так задыхаюсь».
Вскоре уснул…»
*
«Приняв лекарство» - это, скорее всего, она впрыснула  ему морфий.
И он уснул.
Так и не поужинав.
И было это - около 22.00.
Вот вам и «сумерки».
*
Чехов уснул - и жена пошла прошвырнуться.
Пару часиков у неё есть.
Всё-таки - три дня взаперти.
*
Чтобы не бросать сумеречную длинную тень на  честь жены Чехова и потомков Рабенека - 
будем думать, что она пробежалась за кислородом.
*
Только вот - зачем она лжёт?
Какая ей в этом надобность?
*
Книппер-Чехова - дневник-письма Чехову после его смерти, 27 августа:
- «Была сегодня у тебя на могилке…
Опять я мысленно перенеслась в Баденвейлер и старалась понять, что там произошло.
Дуся, я должна тебе всё рассказать,
только пока ещё не могу…»
*
А зачем вообще люди лгут?
Явно - не для того, чтобы сказать правду.
*
Чехов и сам был не голубок. Далеко не голубок.
- «Распутных женщин я видывал, и сам грешил многократно…» 
И этого признания с нас довольно, ( остальное есть в википедии ).
Может, поэтому и прощал.
Понимая, что за всё надо платить.
Поэтому - последуем совету самого Чехова:
- «Когда тебе изменяет жена - радуйся, что она изменяет тебе, а не отчеству».
Главное -  чтоб вовремя кислород принесла.
Но какой ценой даётся прощение.
*
Книппер-Чехова:
 - «Вскоре уснул
и спокойно, тихо проспал часа три…»
*
Schwoerer:
- «В четверг он почувствовал себя сравнительно хорошо, пульс и аппетит были удовлетворительны.
Спал хорошо до часу ночи…»
*
Он пишет так, словно сидел и смотрел, как Чехов спит.
А так ли  «хорошо» спится за три часа до смерти?
*
Пробило полночь…
*
                наступило 2 (15) ИЮЛЯ.
*
Ну, вот и всё.
Дальше начинается -
Ich sterbe
и легендарное предсмертное шампанское…
*
Пока Чехов спит, а жена гуляет за кислородом -  совсем чуть-чуть о шампанском, врачах и поэтах.
*
Шампанское - напиток древний.
И изобрёл его вовсе не дом Pеrignon, который был, всего лишь, келарь - зав. монастырской столовой, а дом это обращение к духовному лицу во Франции - ещё в средние века шампанское использовалось французскими монахами для причастия.
Потом шампанское стало частью коронационных торжеств при помазании королей.
Со временем - стало общедоступным. Хотя и праздничным.
*
Во времена Чехова шампанское было дорогим.
Когда Есенин в 1925 году привёз в Константиново на свадьбу двоюродного брата несколько бутылок шампанского, дед его, выпив стакан, блаженно крякнул и, вытерев бороду, одобрительно воскликнул:
- Дааа-а! У бар губа была не дура! 
А дед Есенина до революции был человек далеко не бедный - имел мельницу и несколько барж на Оке - наводнение смыло всё - но дед никогда до того не пил шампанского.
*
Как говорил большой ценитель этого игристого вина Оскар Уайльд,
шампанское может сделать душу бессмертной, потому как отбивает всякую охоту думать о мерзостях земных.
( не станем обсуждать, как кончил Оскар Уайльд)
*
И Пушкин не обошёл своим вниманием шампанское. 
«Евгений Онегин»:
                «Оно сверкает Ипокреной;
                Оно своей игрой и пеной
                (Подобием того-сего)
                Меня пленяло: за него
                Последний бедный лепт, бывало.
                Давал я. Помните ль, друзья?
                Его волшебная струя
                Рождала глупостей не мало,
                А сколько шуток и стихов.
                И споров и весёлых снов!»
* 
Иппокрена, или Гиппокрена - это священный источник вдохновения для муз,  на вершине Геликона в Беотии, забивший от удара копытом крылатого Пегаса и переводится, как конский источник.
И Чехов, наверняка, не раз пивал и пивал из этого конского источника.
Из вина Причастия шампанское давно превратилось в шипучку для поэтов и гусар.
*
А ещё шампанское любят дамы - пьётся вкусно и быстро кружит голову и  заплетает мысли.
*
В нашей же истории - шампанское сейчас выступит в роли некоего ритуального напитка, который доктор Schwoerer, примерно через час, после вынесения приговора, поднесёт обречённому доктору Чехову.
*
Напомню - давление в бутылке - 5-6 атмосфер - примерно в три раза больше, чем в автомобильной шине.
В среднестатистической бутылке шампанского живёт около 250 миллионов пузырьков.
Вылетевшая пробка может развить скорость до 100 км/ч.[
Мировой рекорд полета пробки  - 54,2 метра.
Шампанское обычно подается в специальных фужерах в форме флейты
(флют, - фр. champagne flute),
на длинной  ножке с высокой  узкой чашей.
*
Потом бюргеры трепетно выставят в музее Чехова в Badenweilerе  бутафорский champagne flute .
Flute с туманом.
Из которого, якобы, пил шампанское Чехов.
Якобы, бережно сохранили.
*
Смерть во все времена и во всех народах -  таинство.
Она ею и останется навсегда.
Но этот чеховский бокал шампанского, с лёгкой его руки, станет интеллигентской притчей во языцех.
В нём увидят абсолютную  десакрализацию  смерти.
Дерзкое панибратство со старушкой с косой.
И это станет неким эталоном.
Эталоном обращения к Смерти.
Само понятие Смерти, никогда и никак не вмещавшееся в пределы человеческого восприятия, станет скорбным, но обыденным. А бокал шампанского неким новым интеллигентским безбожным причастием:
- Жизнь кончилась. Грустно конечно. Ну и фиг с ней. Пошли, костлявая - всё равно ТАМ ничего нет.
*
Умирающий от туберкулёза Илья Ильф, подняв бокал в ресторане дома литераторов, печально вздохнёт:
- Шампанское марки Ich sterbe.
И через несколько дней его не станет.
Галич потом споёт:
                «Кошачьими лапами вербы
                Украшен фанерный лоток,
                Шампанского марки « Ихъ штербе»
                Ещё остаётся глоток».
*
И тут нужно вспомнить красавца Schwoererа- Живаго с его мужественными шрамами.
*
Лев Рабенек:
- «Доктор Schwoerer был сравнительно молодой, красивый и приятный в обращении человек.
Его лицо показывало, что в свои студенческие годы он принадлежал к одной из студенческих корпораций: следы дуэльных порезов сохранились на его щеке».
*
Студенческие корпорации и корпусы (Corps) появились в университетах Европы с ХIII века. В Болонском Университете были «nationes» - нации, например, natio Theutonicorum, объединявшая германских студентов. В 1250 г. уже существовали две крупные корпорации (universitates) схоларов: «цитрамонтаны» (итальянцы) и «ультрамонтаны» (иностранцы).
Информации  об этих корпорациях совсем немного, известно только, что они объединяли студентов и выпускников высших школ на основе братства, патриотизма, стремления к знаниям, уважения старшинства и пр. - и членство в них продолжалось всю жизнь.
Конечно же, в каждой корпорации были свои  уставы,  клятвы,  посвящения, и прочая ритуальная дребедень.
*
Где учился, в какой корпорации состоял, в каких боях и с какими врагами получил свои дуэльные метины Schwoerer - неизвестно.
Но очевидно, что приехавший в Badenweiler лечиться именно к Schwoererу, Чехов с женой должны были быть приглашены к нему в дом на обед, или ужин - обычная вежливость.
А уж русской женой  Schwoererа москвичкой Елизаветой Живаго - тем более. А если учесть, что Чехов известный в России писатель, а его жена  не менее известная  актриса, то провинциалы Schwoererы-Живаго и за честь должны  были почесть принять их у себя.
*
Не поленитесь, найдите в интернете это дом - огромный дом, не у каждого богатея в России сейчас такой.
Ссылка чудовищно длинная, поэтому наберите  в поисковике «Больной Чехов и «Синий Генрих» - откроется статья Рольфа Лангендёфера и в ней фото.
*
И на этом званом обеде-ужине, после обильной немецкой еды, пока дамы чирикали о шляпках и театре, доктор Schwoerer с сигарой и коньяком непременно должен был со скромной гордостью поведать Чехову о своей корпорации,  её традициях и ритуалах. 
И тогда предположение  профессора Доналда Рейфилда (Donald Rayfield) - что, якобы «по старой традиции германских и русских врачей, находясь у смертного одра коллеги и видя, что на спасение нет никакой надежды, должен поднести ему шампанское» -  приобретает несколько иной оттенок.
Скорее всего, это традиция корпорации студентов-медиков, в которой состоял Schwoerer - быть верными друг другу до гроба и в случае смерти, поднести умирающему собрату по корпорации бокал шампанского, как брат,  брату - ну, как-то так.
И это гораздо более логично и похоже на правду, чем неуклюжая и неподтверждённая версия Рейфилда.
А если быть категоричнее - нет и не было, ни у германских, ни у русских врачей такой традиции - подносить умирающему коллеге шампанское.
Это фенечка узко корпоративная и попахивает студенческой бесшабашностью.
И Чехов, скорее всего, узнал о ней от Schwoererа.
Иначе -  поданный ему перед смертью бокал выглядит просто бессмысленно.
Попробуйте представить - вы умираете, а врач вам наливает стакан, - «На. Махни. На ход ноги».
На тот свет.
*
Но вернёмся в «Sommer».
*
Пробило полночь…
*
                2 (15) ИЮЛЯ.
*
Около этого, в первом часу, скорее всего и вернулась в номер Книппер-Чехова.
И следующую её строчку, логичнее поставить сюда, а не на 19.00.
*
Книппер-Чехова:
- «…. Вернувшись, я увидела его мягко улыбающееся лицо,
и как-то стало покойнее…»
*
Скорее всего, Чехов проснулся до её возвращения.
И о многом догадался.
*
Чехов:
«Изменившая жена - это большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что её держал в руках кто-то другой».
*
Вернулась ли в ту ночь Книппер-Чехова из своего похода за кислородом
большой холодной котлетой -
это вопрос со Страшного суда
и не нам его задавать
Но сколько раз она возвращалась к нему такой котлетой - 
знают не только чеховеды постфактум.
Знал и Чехов.
А нам с вами - необязательно.
Но настали последние минуты Чехова…
*
Вряд ли был скандал.
Судя по письмам, Чехов не был склонен к разборкам, выяснениям отношений и аффектам.
Он был вежлив, интеллигентен и терпелив.
Мученически терпелив.
Но какой ценой даётся такое терпение…
*
Потом жена напишет:
- «Последние минуты не нарушались никакой повседневностью».
*
Ну… ей лучше знать, что понимать под «повседневностью».
*
Книппер-Чехова:
- «Была тишина величавая, ни лишних разговоров, ни лишних слов, - покой и величие смерти».
*
Что произошло в этой арестантской комнате «Sommerа» в ночь на 2 июля 1904 гола -
мы не узнаем уже никогда -
только с ненадёжных слов Книппер-Чеховой.
Но странная закономерность - предыдущий приступ случился у Чехова после  поездки жены со студентом во Фрайбург.
А последний - совпал с этой прогулкой за кислородом.
Надо полагать - тоже не без студента.
*
Как говорят застигнутые врасплох неверные жёны в кино:
- Дорогой! Это не то, что ты подумал!
Но фрау Чехова, конечно, уверяет, что всё было, конечно, иначе...
*
                около ЧАСА НОЧИ…
*
Книппер-Чехова:
- «Около часа он проснулся.
Жаловался, что ему жёстко лежать…»
*
Конечно, жестко.
И стелила она не мягко  - и лежать жёстко.
Да это уже и не постель, это уже гроб.
Жёстко лежать на досках.
А вы заметили, что Чехов ещё ни разу не жаловался.
На жару немного. Да и то не очень.
*
Книппер-Чехова
- «… жаловался на тошноту, «маялся»…
*
Маета - это изнуряющее мучение, мука.
Скорее всего, под «маялся» Книппер имела в виду - бредил.
Из писем Чеховой, слухов и сплетен родился журналистский полумиф -
Чехов спросил:
- «Матрос уже ушёл?»
Некоторые это связали с русско-японской войной, с погибшим матросом.
Который приходил к Чехову.
Или у Чехова начался бред, или это бабьи бредни Чеховой.
Но, по её словам, про студента Чехов, конечно, не спрашивал.
Да и что толку спрашивать - и так невыносимо плохо.
*
Книппер-Чехова
- «… и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором...»
*
Чехов знает, что умирает и сейчас умрёт.
И какой смысл звать этого Schwoererа - его докторский набор даже нам уже известен - он колет камфору, даёт кислород, велит класть лёд на сердце, да заставляет пить глупое какао с овсяной кашей. 
И никак не хочет видеть, что Чехов обречён.
Проницательный Чехов давно это просёк и в письме сестре писал:
- «Во всем этом много шарлатанства, но много и в самом деле хорошего, полезного, например овсянка».
Колоть лёд, да камфору умеет и жена.
Что толку звать Schwoererа.
Разве что, овсянку опять пропишет.
За Schwoererом послать, скорее всего, велел не Чехов - это паническое, но естественное решение жены.
Да Чехову, наверное, и неловко было будить доктора ночью, - ну, подумаешь,  умираю. Делов-то.
*
Книппер-Чехова (черновики):
- «… Стало жутко.
Но чувство, что надо всё делать необычайно уверенно и быстро, заставило собрать все силы».
*
В окружении Чехова её не любили.
Многие открыто называли дурой.
Женщина, которая боится тумана и теней по углам.
Единственное, на что у неё хватило сообразительности - собравши «все силы», выскочить из комнаты и побежать к… студентику.
*
Лев  Рабенек:
- «В ночь на 2/15 июля мы с братом спали крепким сном, вернувшись поздно вечером после большой экскурсии по горам».
*
Как мы могли подумать всякие такие гадости про Рабенека!
Ну, конечно, Рабенек крепко спал, как ребёнок.
Чуть смерть Чехова не проспал.
*
«Sommer» - это санаторий.
И «экскурсии по горам», даже «большие», явно были  спланированы так, чтобы  оздоравливающиеся бюргеры вышли рано утром в горы и успели вернуться к ужину. Да и ходить в темноте по горам как-то небезопасно. Поэтому в «позднем вечере» - резонно усомнимся.
*
Лев Рабенек:
- «Сквозь сон я вдруг услышал сильный стук и голос Ольги Леонардовны, которая звала меня…»
*
А почему не брата?
Ах, ну да - они же во Фрайбург вместе ездили.
*
Лев Рабенек:
- «Вскочив с кровати и подбежав к двери, я увидел её взволнованное лицо. Она была в капоте…»
*
Какая память! Пятьдесят четыре (!) года прошло - а он помнит капот.
И это, конечно, очень важно.
Капот это домашнее женское платье, разновидность домашнего халата.
Это очень важно - Книппер-Чехова уже давно вернулась с прогулки с кислородом и весь вечер сидела в номере. 
С 19.00.
Он ведь читал её воспоминания.
*
Книппер-Чехова (черновики):
- «Я разбудила нашего знакомого русского студента Л. Л. Рабенека, жившего в этом же отеле, и попросила сбегать за доктором».
*
Лев Рабенек:
- «… я увидел её взволнованное лицо. Она была в капоте:
- Очень прошу вас, голубчик, одеться поскорее и сбегать за доктором, - Антону плохо.
Я сейчас же наскоро оделся и побежал к доктору, который жил в минутах ходьбы от гостиницы…»
*
Книппер-Чехова - дневник-письма Чехову после смерти:
- «Опять я мысленно перенеслась в Баденвейлер и старалась понять, что там произошло».
*
А что, собственно, там такого особенного «произошло»?
А ничего не произошло.
Только Чехов умер.
А так - ничего особенного.
*
Книппер-Чехова - дневник-письма Чехову после смерти:
- «Дуся, я должна тебе всё рассказать,
только пока ещё не могу».
*
Доконала всё-таки Чехова эта артистка.
*
Книппер-Чехова - дневник-письма Чехову после смерти:
- «Когда я увидела студента, я до боли переживала каждую минуту той ужасной ночи.
Я слышала даже скрип его шагов по песку среди этого удивительного, величавого и жуткого молчания ночи, когда он бежал за доктором.
А всё-таки смерти нет…»
*
Да нет же, смерть есть.
И она уже совсем  рядом.
Она уже стоит у изголовья.
Как её называет Книппер-Чехова - величавая.
Кому величавая, а кому и не очень.
И она склонилась уже над Чеховым…
А фрау Чехова от студента побежала вниз, к портье…
*
Книппер-Чехова:
- «Разбудила швейцара и велела дать льду».
*
«Собрав все силы» и «необычайно уверенно и быстро»
она велела ещё и дать льда.
Это не женщина - это буря и натиск!
Sturm und drang.
Сколько делищ за одну ночь попеределала!
*
Рабенек:
- «Ночь была тёплая, мягкая, в доме у доктора все спали с открытыми окнами».
*
Да не «тёплая» ночь была - духота стояла.
Книппер-Чехова назовёт эту ночь «давящей» и «мучительно душной».
Но - кому духота, а кому и тёплая мякоть.
*
Рабенек:
 - «Доктор, услыхав звонок у калитки из своей спальни, спросил: «Кто там?»
Я ему прокричал, что прибежал по поручению «фрау Чехов» и что мужу её плохо».
*
Чехов умирает.
Началась агония.
Так принято называть последнюю стадию умирания, последнюю борьбу угасающего тела со смертью.
Агония с древне-греческого означает - борьба.
Чехов уже не боролся.
Чехов смирился.
Он смертельно устал.
От жары, жены, своей болезни, баденвейлерских бюргеров.
Да тут ещё этот студентик.
Но деликатному Чехову, наверное, так неловко было доставлять своими болячками столько хлопот этим прекрасным людям.
*
Рабенек:
- «Доктор сейчас же зажёг свет в своей комнате, подошёл к окну и сказал мне, что будет через несколько минут в гостинице, и просил меня по дороге в отель взять в аптеке сосуд с кислородом.
Я от доктора побежал к аптекарю, разбудил и его и получил от него требуемый кислород».
*
Погодите, а ходила же уже жена за кислородом.
К 19.00 принесла, в 22.00 Чехов уснул.
Он что - за три часа весь кислород съел? 
И - откуда доктор знает, что нет кислорода?
Вот вам и цена слов Книппер-Чеховой.
*
Пока студент бегал в аптеку, Schwoerer поспешно уже пришёл в номер к Чехову.
И тут у нас очередная нестыковочка…
*
Книппер-Чехова:
- «Когда вернулся Рабенек, мы быстро и молча на полу кололи лёд в ожидании прихода доктора...»
*
Лев Рабенек:
- «Когда я вернулся в отель, доктор был уже в комнате Антона Павловича…».
*
И пишет он это неспроста - он же читал её воспоминания…
*
Книппер-Чехова:
- «Выражение лица Антона Павловича было сосредоточенное, ожидающее, как бы прислушивающееся к чему-то...
Пришёл доктор Швёрер и с мягкой лаской начал что-то говорить, обняв Антона Павловича.
А. П. как-то необыкновенно прямо приподнялся, сел и сказал, громко и ясно:
- «Ich sterbe».
*
В черновиках её воспоминаний чуть иначе:
- «Антон Павлович сел
и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки
(он очень мало знал по-немецки):
- «Ich sterbe».
*
В этот трагический момент прервёмся
и вспомним внука лейтенанта Шмидта, по собственному признанию черкеса в пятом поколении, Андрея Георгиевича Битова («Мой дедушка Чехов…»):
- «Это очень волнует праздный русский ум.
Почему по-немецки?
Отрезвляя гипотезы, я утверждал, что потому, что доктор рядом был немец и он сообщил ему своё мнение как врач врачу».
*
Первое:
объяснять что либо Schwoererу - бесполезно - сейчас убедимся -
он никак не хочет видеть, что Чехов умирает.
И пока Чехов не умрёт он этого так и не поймёт.
Зато это видит Чехов.
И скорее, он извиняется перед  Schwoererом, что того заставили встать с постели в такой  поздний час, чем что-либо объясняет как врач врачу.
Второе:
чуть позже убедимся - дочь прусского подданного не знает немецкого.
Её дед, крещёный в лютеранстве еврей Книппер из Эльзаса, приехал в Россию в середине 19 века. И если в семье деда ещё говорили  по-немецки, то внуки его уже обрусели и забыли этот язык за ненадобностью.
Чехов говорит на немецком, которого тоже почти не знает, только для того, чтобы не поняла жена, которая, как и доктор Schwoerer
не видит и не хочет видеть,
что Чехов умирает.
А он - не хочет её расстраивать. Он не хочет пугать жену.
Вот почему Чехов сказал:
- Ich sterbe.
«Я умираю» на немецком.
И, вряд ли повторил «я умираю» на русском.
Да и студента в номере, вроде, пока ещё не было.
*
Но есть и ещё одна версия этого ich sterbe.
И тут нам в помощь - самый издаваемый в России автор - Корней Иванович Чуковский, который любил собирать окололитературные слухи со сплетнями и десятилетиями исправно заносил их в свой дневник:
- «М. Ф. Андреева сказала, что Горький не верил Книпперше,
будто Чехов, умирая, произнес:
- «Ich sterbe».[
На самом деле он, по словам Горького, сказал:
- «Ах ты, стерва!»
М. Ф. не любила Чехова».
*
Хоть Книпперша, это жена Книппера, а не Чехова, не одни мы не верим Книпперше.
Но кого имел в виду Чехов под стервой - жену или жизнь вообще - в отличие от Горького с Андреевой, уточнять не станем.
*
Sterbe - умирать.
А стерва - это падаль. Труп умершего животного. Гриф-стервятник, например, потому так и назван, что  питается падалью.
Что дало повод почтеннейшему Александру Жолтовскому, лингвисту и знатоку языка сомали, сложить две версии и утверждать, что Чехов в ту ночь произнёс двуязычный каламбур - Sterbe-стерва.
Впрочем, кроме Александра Константиновича, с 1904 года это мало кто заметил.
*
Недоверие к Книппер-Чеховой (и не только наше) вынуждает и нас предполагать, что Чехов в ту ночь не удержался от комментария по поводу прогулки жены за кислородом со студентиком.
И если всё же Чехов и обыграл каламбур sterbe-стерва,
то сказал это не со злостью, а с печальной и горькой иронией -
в смысле: могла бы и подождать, пока я умру.
Но, главное - с любовью.
Он любил эту свою роковую актрисульку.
*
По фрау Чеховой всё было, конечно, иначе, никаких каламбуров:
- «Антон Павлович сел
и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки
(он очень мало знал по-немецки):
- «Ich sterbe».
Потом повторил для студента или для меня по-русски:
- «Я умираю».
*
«… повторил для студента,  или для меня…» -
Чехов у неё - прям большой драматический артист императорских театров -
что подтверждает наличие второго смысла в трагичном ich sterbe.
*
Теперь догадались, почему не спешит в номер студент?
Конечно, он придёт  после «Ich sterbe».[
По крайней мере - в своих воспоминаниях.
Зачем ему про падаль слушать?
Это их семейные дела.
Ухаживания за замужними дамами это одно, это острое и романтичное приключение, а разборки между мужьями и жёнами - это увольте.
Если дама не умеет скрыть от мужа свои делишки - это её проблемы.
Студент не хуже нас знал, что говорил Горький (и не только он один) про Книппершу.
*
Книппер-Чехова:
- «Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:
- «Давно я не пил шампанского…»
*
Погодите, до шампанского ещё дело не дошло - его ещё не принесли.
Да и студент с кислородом, вроде, ещё и не вернулся.
*      
Книппер-Чехова:
- «Доктор успокаивал,
взял шприц и сделал впрыскивание камфоры».
*
Schwoerer:
- «Только в ночь с четверга на пятницу,
когда после первого камфарного шприца
пульс не поправился,
стало очевидным, что катастрофа приближается...»
*
Раз был «первый шприц», значит, был и второй.
И вот тут уже, после второго укола, Schwoerer заволновался - уколы не действуют, сердце Чехова почти не бьётся.
*
И снова остановим надвигающуюся катастрофу.
Вспомним иерея А.:
- «Он умер не с покаянием, как Пушкин. Не с Евангелием, как Достоевский».
*
Попробуем для начала понять, как Чехов оказался в Германии.
Документальных подтверждений тому нет, но, скорее всего - Schwoerer и жена его Елизавета Живаго - это круг знакомств семьи Книпперов.
Чехов приехал в этот Badenweiler с подачи жены и её родственников - лечиться  у кудесника Schwoererа.
И жена - заодно подкрепится горным воздухом и термальными водами.
Но - благими намерениями оказалась выстлана дорога на этот курорт -
что бюргерам было оздоровление - Чехову стало смерть.
*
Почему-то иерей А. забыл - Чехов на чужбине.
Православный Чехов не может участвовать в Таинствах Католической церкви.
Тем более, в Протестантской.
Равно как и наоборот.
Это приравнено к предательству.
И Чехов это знал не хуже нас.
Так почему об этом забыл иерей?
Которому помнить это полагается первее, чем нам и Чехову.
*
Наверное, потому, что Чехов давно уже стал - образом.
Для иерея - образом человека перед смертью не покаявшегося и не принявшего Причастия.
Образом всей русской интеллигенции, отпавшей от Церкви.
Детали и обстоятельства никого не интересуют.
Образа рубят - судьбы летят, как щепки.
А самого Чехова - забыли. 
Как Фирса в финале «Вишнёвого сада».
*
Забежим немного вперёд.
Книппер-Чехова:
- «В следующую ночь тело Антона Павловича перенесли в часовню.
Утром супруга доктора Швёрера (урождённая Живаго) вместе со мной превратила католическую часовню в православную,
устроили аналой, поставили наши иконы.
Приехал священник из Карлсруэ - отслужил первую панихиду».
*
Оказывается - есть поп неподалёку.
Хоть путь от Карлсруе до Badenweilerа совсем не близкий  - 170 км.,
по сравнению с Россией - дачная поездка.
Почему же Чехов, зная, что умирает, не послал за ним?
*
Первая половина ответа очевидна - почти домашний арест в этой комнатёнке «Sommerа», как следствие травли бюргеров - и хозяин гостиницы, Schwoerer, и жена воспротивились бы этому.
А последние двое - ещё и потому, что не видели, что Чехов умирает.
*
- «А мне, дуся, всё время казалось, что эти немцы, в конце концов, меня поколотят».
*
Книппер-Чехова (о панихиде):
- «Немцы просили, чтобы не было слышно ни пения, ни службы».
*
Ответ на вторую половину вопроса ещё проще -
Чехов не стал предателем.
( Впрочем и бюргеры не горели желанием обращать его в свою веру.)
А иерей А., совершенно не зная обстоятельств смерти Чехова, поверху пройдясь по мифу об Ich sterbe и шампанском, позволил себе вынести Чехову приговор.
А приговоры - они, как бумеранги…
Потому и сказано, - не судите, да не судимы будете.
*
Кто знает - не окажись Чехов в этом захолустном Badenweilerе, а умирай он в Москве - может и послал бы за священником, покаялся бы и причастился.
И нечего было бы теперь сказать иерею А.
Но, позови Чехов местного herr pastor - херра пастора,
( что переводится как господин пастух) - 
иерей А. непременно бы назвал его иудушкой Чеховым.
Как не крути...
*
Но это только половина претензий иерея к смерти Чехова - вторая и главная будет чуть позже.
*
И тут прибежал студент с кислородом…
*
Лев Рабенек:
- «Когда я вернулся в отель, доктор был уже в комнате Антона Павловича.
Я вошёл в неё и передал ему кислород.
Антон Павлович сидел на постели, подпёртый подушками и поддерживаемый Ольгой Леонардовной; он тяжело, с трудом дышал».
*
А вам понравится, если к вашему смертному одру придёт ухажёр вашей жены?
А если ещё и после…
Думаю, Чехову тоже.
*
Лев Рабенек:
- «Доктор стал давать ему кислород.
Через несколько минут…»
*
Обратите внимание Рабенек пишет - он всего несколько минут в комнате.
Ich sterbe уже сказано.
*
Лев Рабенек:
- « Через несколько минут доктор шёпотом попросил меня спуститься вниз к швейцару и принести бутылку шампанского и бокал.
Я снова исчез…»
*
И опять остановим эту трагедию.
Чехову плохо, он умирает - два укола, пульс почти не слышен, дышит с трудом -  а Schwoerer вдруг просит Рабенека, - сгоняй, студент, за шампанским.
А кому тут шампанское?
И причём тут шампанское - человек умирает.
*
Положим,  жена Чехова не слышала этой просьбы «шёпотом» и потому не удивилась.
Рабенек побежал вниз, на первый этаж…
*
«Sommer» - это не отель с ночным рестораном и казино,
«Sommer» это санаторий для оздоравливающихся бюргеров и их жён.
Здесь не пьют шампанское по ночам.
Нужно спуститься к портье, открыть ресторан, найти это шампанское.
Время идёт.
Чехов умирает.
А что - шампанское ему поможет?
Ни Книппер-Чехова, ни Рабенек не объясняют - какого чёрта тут шампанское?
*
И так за сто лет все свыклись с этим чеховским шампанским, и так оно всем нравится, что никто почему-то не обращает внимание, что это похоже на несмешной и глупый  анекдот:
Пациент:
- Доктор! Два укола не подействовали! Я умираю!
- Принесите ему шампанского. Пусть выпьет и умирает себе на здоровье.
Принесли бутылку.
Пых! - пробка, Буль-буль-буль, хлюп-хлюп-хлюп.
-  Давно я не пил шампанского, - сказал пациент и умер.
*
Тут даже и не поймёшь про что этот анекдот - про писателей, про врачей, или про шампанское?
*
Неуклюжая попытка профессора Рейфилда выкрутиться из этого анекдота почему-то всех удовлетворила.
Кого не устроила - читаем дальше…
*
Взглянем на Schwoererа попристальнее.
*
Ещё раз Лев Рабенек:
- «Доктор Schwoerer был сравнительно молодой, красивый и приятный в обращении человек.
Его лицо показывало, что в свои студенческие годы он принадлежал к одной из студенческих корпораций: следы дуэльных порезов сохранились на его щеке».
*
Студенческие корпорации, точнее братства - это полудетская игра в подобие масонской ложи. Игра, в которую веками играли и играют студенты европейского Запада, а потом и Америки.
В восьми университетах Лиги Плюща в США (The Ivy League),  из которых выходит вся мозговая элита страны - десятки таких братств.
*
Schwoerer «сравнительно молод» + «красив» + «приятен в общении» + весь в шрамах
 =
про таких говорят  - представительный мужчина.
( Хотя - почему наличие  шрамов считается признаком доблести и отваги?  Били-то владельца шрамов, а не наоборот. Но не об этом речь.)
+  Schwoerer пользует, как врач, высоких в обществе людей -  самого Великого герцога Баденского Фридриха I,  Великого герцога Баденского Фридриха II и его жену Хильду Шарлотту Вильгельмину Нассаускую – последнюю Великую герцогиню Баденскую, покровительницу изобразительных искусств.
=
Всё это даёт нам повод думать, что в иерархии своей студенческой корпорации с каким-нибудь полуидиотски-продвинутым названием, вроде «Братство кривого костыля» Schwoerer, если и не был главой, то занимал далеко не последнее место, входя в правление.
Мы не сильно ошибёмся, если предположим, что на том званом обеде в своём доме Schwoerer  в полушутку-полусерьёз принял Чехова в почётные члены своего братства -
не действительным членом, с  ритуалами посвящения и обязанностями,
а в почётные.
И даже выдал какую-нибудь удостоверительную грамоту с вензелями и печатями.
И кто Schwoererу возразит из братьев «Криволго костыля » - herr Tschechof  знаменитый писатель, его издают и в Германии - уже 45 публикаций - и его почётное членство почётно и полезно и для  «Братства».
И не удивительно будет, если обнаружится в каком-нибудь архиве, может и в частном, следующая бумага:
- Сим удостоверяется, что herr A. Tschechof состоит…
Всплыла же курортная карточка Чехова в Badenweilerе. А несколько лет назад и история болезни.
Просто её или ещё не нашли, или ещё не поняли кто там такой этот
herr  А. Тшешофф?
(У меня, кстати, есть такая же бумажка, после давнишнего показа фильмов в одном из университетов Америки, в котором я больше ни разу не был - что и натолкнуло на эту мысль.)
Если мы не примем такое (или примерно такое) предположение  - всё далее происходящее будет выглядеть анекдотическим бредом.
Или маетой, как говорит Книппер-Чехова.
*
Рабенек пишет - Schwoerer велел принести шампанское, фрау Чехова это подтверждает.
Но ещё раз вспомним её черновики.
- «… первый раз в жизни сам попросил послать за доктором.
После он велел дать шампанского».
*
Кто «он»?
Невнятно. Но, получается - сам Чехов…
*
И, скорее всего, так оно и было.
Видя, что Schwoerer даже после Ich sterbe не понимает, что Чехов
сейчас умрёт
и считает, что он просто паникует,
тактичнейший и деликатный Чехов просит принести ему шампанского.
Как принято в «Братстве кривого костыля».
Ну, чтоб Schwoerer  потом не мучался, что нарушил клятву.
Ибо бюргеры - es ist «порядок и честность».
И не всегда es ist ум.
*
Сказать дай шампанское, не зная немецкого, вряд ли сложно.
Примерно, как на английском - ай вонт шампень 
Но даже и тут Schwoerer принимает это за панику «плохого врача Чехова».
«Доктор успокаивал».
Но велит Рабенку сходить.
И ни фрау Чехова, ни Рабенек не понимают - зачем?
Ибо они в эту «тайну» не посвящены - её знают только Чехов и Schwoerer.
Для фрау Чехов и Рабенека: матрос, шампанское - одного поля ягодки - Чехов «мается», Чехов бредит.
А с больными не спорят. Проще сходить. Чтобы успокоить.
*
Книппер-Чехова и запустила этот миф о Чехове и шампанском -
в полном неведении что оно означало.
Единственно, что она в нём подправила- шампанское велит принести доктор. 
Ей как-то неловко было писать, что инициатива исходила от мужа.
Отчего миф стал откровенно бессмысленным.
Но мифик этот - неожиданно всем очень понравился.
Он пришёлся в самую пору повального отказа русской интеллигенции от Причастия.
*
И тут вернулся студент с бутылкой…
*

          продолжение и полная версия - https://ridero.ru/books/bokal_tumana/