Глава 1. Приличные люди и нелюди

- Что Вы, что Вы! У нас же здесь приличные люди! – забавное существо еще сильнее замахало на меня лапками и затрясло ненатурально болтающимся пятачком. На черта оно, кстати, нисколечко не походило.
- Ага, в аду, - скептически припечатала я, под шумок зарисовывая сей возмутительно недофольклорный элемент в потрепанный блокнотик.
- В Преисподней! – робко пискнуло существо, спешно захлопывая ветхую калиточку прямо у меня перед носом. Я вынырнула из блокнотных недр и озадаченно воззрилась на это чудо инженерной мысли. В последнем пристанище душ грешных я ожидала увидеть все что угодно: сгустки чистой плазмы, облака с температурой абсолютного нуля, золотой трон Люцифера, да и его самого… Но только не древнюю, кое-как сбитую горе-плотником из неотесанных кольев калитку, за которой прячется трясущийся от пятачка до кончика облезлого хвоста якобы черт, а дальше нет вообще ничего! Сколько себя помню, мечтала посмотреть на ад изнутри. А тут на тебе! Семь лет учебы… черту под хвост! Под линялый!!! Стиснув зубы и вдумчиво перечислив по памяти семнадцать основных реакций конденсации свободной энергии, я приняла решение на достигнутом всеже не останавливаться.
- А где высокие кованые ворота, драконы, извергающие пламя, устрашающее шкварчание сковородок и вопли наказуемых грешников? – смиренно вопросила я у калиточки, доходящей мне ровно до пояса.
- Нетути тут такого! Отродяся небыло! – с надрывным визгом провозгласило закалитное пространство. Нет, ну вот это уже слишком возмутительно! Неужели он думает, что я не смогу перелезть через это «заградительное сооружение»? Тоже мне Великая Китайская Стена!
«Стена», однако, на практике оказалась куда как строптива. Судя по ощущениям, она подвешена к небу на плотной нанозавесе, дополнительно укрепленной неслабым магнитным щитом. Прежде чем отказаться от идеи взять вражескую крепость приступом, я успела набить себе на лбу здоровенную шишку, и теперь сидела, задумчиво слизывая выступившую сукровицу с указательного пальца. Пошатнувшуюся самооценку, впрочем, изрядно услаждало тихое нецензурное бормотание черта по другую сторону кольев.
Если через некий предмет нельзя перелезть, то теоретически, можно сделать подкоп… Но памятуя о моей великолепной антиудачливости, сомневаюсь я, что это хорошая идея. Как там говорится? «Умный в гору не пойдет»? Ну вот и я обойду это чудо-сооружение! Справа, с песней, как пушкинский кот!
Как правило, пришедшая в голову дурная мысль пытается поскорее оттуда слинять непосредственно в исполняющую часть тела, дабы не быть изгнанной с позором. Так что ноги сами понесли меня по намеченному маршруту.
Спускаясь по узкой тропочке, правильным винтом закручивающейся вокруг оранжевой завесы, являющей собой границу вожделенного ада, я в полный голос по мотиву песенки Винни-Пуха перечисляла именные реакции. Третий час кряду. За каждым поворотом «спирали» я упиралась в похожую на исходную калиточку. И, пожалуй, поверила бы, что хожу кругами, да вот предусмотрительно оставленных мною несмываемым маркером  на пройденных калиточках значков все не наблюдалось. На реакции Зелинского я всеже запнулась. Преимущественно потому, что, повернув, вместо ожидаемой калиточки уткнулась носом в дракона.
Отступив на три шага и оглядев сие чудо природы с кончика хвоста до гребня на голове я, не удержавшись, присвистнула.
-Шшшштто? – тут же встрепенулся ящер. Он крутил головой по сторонам, явно меня не замечая.
- Здрасьте, - решила я прийти на помощь бедному ископаемому, - Я вот!
Дракон непонимающе уставился на меня. Я жизнерадостно помахала ему ручкой, надеясь, что он не сочтет мою дружественную улыбку за охотничий оскал.
- Где? И кто? – с нотками паники в голосе выдал коварный ящер, - Я мышей боюсь!!! – и, поджав хвост, как дама подбирает юбки, сиганул на оранжевую стену, как раз рядом с калиточкой. Вот уж чего точно не ожидала. Да еще и пыли поднял тьму, гад, и откуда ее здесь набралось-то столько… Я даже чихнула от неожиданности. За калиткой заворочались и запричитали подозрительно знакомым голоском, а спустя пару минут ожесточенного шизофренического совещания с собственным я, даже открыли. От такой чести я просто растаяла, напрочь задвинув намеренье убить это линялое чудо до более подходящих времен. Вместо этого я обратилась к рептилии.
- Уважаемый, я не мышь. И вообще, Вы меня этим страшно оскорбили!
- Точшшно? – подозрительно прищурившись явно мимо меня, осведомился гад.
- Вы издеваетесь? Я ученый, между прочим!
- Этто ешшшо шшто за ххадость такая?
- Сами вы гадость, а наука – это двигатель прогресса! – вознегодовала я.
- Вот-вот, точно Фимочка, пакость оно и есть, - закивал пятаком вылезший на свет люциферов черт.
- О, а вот и ты! Что ж ты даму бросил? Гостью к тому же? Нехорошо…
Облезлая мелочь охнула и спешно ретировалась за спасительную калиточку.
- А нечаво тябе тут делать! – привычно заверещало сие подобие оборонительного укрепления.
- Это я уже слышала.  Может, впустишь-таки? – вкрадчивой змейкой вопросила я. За калиточкой заскулили так, что она заходила ходуном.
- На тебя там что, блохи напали?
- Фот ящо! – оскорбилось строение, - Хххадость оно хадость и есть! Был уже один тут такой… ущщеный…
- Это куда ж вы, ироды, моего собрата дели? – стала я в позу «рыцарь перед ликом ящера». Ящер, кстати, наконец-то меня узрел и сильно сконфузился. Сидит вон теперь сироткой, горе, хвостик полирует короткими плазменными вспышками…
- Оно само ушло… слава тебе, нечистый…
- Во-первых, не оно. Во-вторых, куда ушло? Я требую подробностей!
- Чур тебя! – замахал на меня копытцами черт. – Хде-то рядом, небось, ошивается. Накличешь ишшо!
- Аууу! Уче-еный! Приди! – завопила я на тональности пьяной пнутой кошки.
- Детыщка, послушшшай, - блаженно примружилась слезшая с калиточки дракониха, - Не сс-зови… У меня от неххо ххолофффа болит… Ты бы ночлех-х себе нашшшла. Поздно уже, нещего такой ххорошенькой в преисподней нощщью ходить. Там, за холмом, Сиэлата шивет, ххорошшая девушшка. Иди к ней, она тебе и постель постелет, и ужином накормит. Только смотри, чего дает, да спи начеку. Вампирка… сама понимаешь.
- Ага, спасибо, - кивнула я. Ящер удовлетворенно вздохнула и, взмахнув крыльями, устроила мне пылевой душ напоследок.
***
На поверку оказалось, что в аду тоже есть речки, и вовсе не из лавы, как утверждают священники. Мелодично журчащий поток я узрела в довольно глубоком карьере, как на зло, с отвесными краями. Мне, как девушке приличной и чистоплотной, драконий пылевой джакузи не пришелся по вкусу, и теперь кожа зудела и чесалась, яростно требуя нормальной жидкости. На момент узрения мною мелкой голубой речушки весь мой организм, за исключением активно протестующего мозга, был согласен уже хоть кислотой облиться, лишь бы смыть с себя пыль и пот. Разглядев далеко внизу нечто, по цвету напоминающее не то воду, не то сжиженный кислород, акцию протеста мозг прекратил,  и теперь прибывал в ожесточенной научно-шизофренической самодискуссии относительно того, можно ли умереть второй раз, прыгнув в реку в аду, ибо обходить ее было лень. Решив, что деяниям во благо науки имеется придел, и я всеже хочу, воскреснув, донести до широких масс гениальную мысль о возможности мирного сосуществования, а, если повезет, то и сотрудничества, с жителями Хельхейма, я печально побрела по отвесной кромке злополучного карьера. Не зря же я, в конце-то концов, позволила убить себя на специальном алтарном камне? Тело, между прочим, до конца моего путешествия останется прикованным к нему, а это значит, что по возвращению меня ожидает шикарное подтверждение наличия в нем жизни в виде насморка и прочих простудных прелестей. Алтарь-то холодный.
Обуреваемая трусливыми мыслями остаться в сим теплом и дружелюбном месте на веки вечные и не возвращаться в царство горчичников и гадкого тетиного чая с малиной, я не заметила, как дошла до более-менее пригодного спуска к столь желанному водоему. Вблизи стало видно, что над водой клубится чуть заметный зеленоватый парок, будто над ведьминским зельем, и входить в него желания резко поубавилось. Но тело (а исходя из нынешнего моего состояния, как минимум карма) чесалось и требовало хоть такого омовения, ежели бестолковая хозяйка не может обеспечить нормальное. Поддавшись сему низменному  материальному желанию, как сказал бы один знакомый священник, я решила, что козленочком уже не стану, и с задорным визгом полетела в шелковистую теплую воду.
От души наплескавшись там за пару часов и перезнакомившись со всем местным полчищем милых шкодливых игош, которые умудрились обклеить меня мелкой плотной чешуей цвета радуги на манер очень-почти-неприличного платья, я выбралась на берег, отфыркиваясь и стирая ладонями с глаз текущую с волос воду. Посему я сначала решила, что девушка, старательно принюхивающаяся к некультурно сброшенной мною на берегу одежде и блаженно жмурящаяся после каждого вдоха, мне определенно примерещилась. Особенно таковому мнению способствовали ярко-малиновые волосы с нежными нотками салатовых прядей, стелящиеся по земле минимум на полметра. От такого экстравагантного подхода к вопросам собственного стиля я даже зажмурилась. Потом разглядела розовое же платье с салатовым корсетным шнурочком и вновь зажмурилась. И так несколько раз. Моему изумленному взору постепенно открывались розовые же непомерной длинны ноготки, ярко-алые пухлые губки, старательно подведенные зеленым карандашом зеленые же глаза и миниатюрные, расшитые бисером туфельки, выглядывающие из-под платья. Несмотря на столь странный внешний вид, который я списала на причуды местного модного дома, девушка на удивление к себе располагала. А заметив застывшую на кромке воды чешуистую меня, быстренько отстранилась от одежды, с молниеносной хозяйственной сноровкой сложив ее складочка к складочке на ближайшем теплом камне. Да, моя одежка так сложена, пожалуй, не была, с момента приснопамятного попадания ко мне в руки. За что, подозреваю, не раз прокляла бы и неряшливую хозяйку, и жестокую свою судьбу, если бы только могла мыслить. Хотя это еще что, джинсам ли жаловаться? Вон, на лабораторный халат так и вовсе смотреть больно…
Пока я медленно преисполнялась безрезультатным, но оттого не менее искренним состраданием к обитателям собственного гардероба, девушка немного отошла от камня, благовоспитанно сцепила ручки с длинненьким маникюром перед собой и захлопала длиннющими ресницами.
- Эээ, привет, - выдавила  наконец я, поскорее прошмыгнув к камню.
- Привет, - тихо ответила девушка и наклонила голову, не сводя с меня взгляда. От этого мне стало как-то не по себе, но потом я вспомнила о дизайнерских ухищрениях игош.
- Это… там в речке живут такие… как головастики, только у русалок, - краснея аки маков цвет, выдала я – Игоши…
- Игоши, - согласилась девушка. – Души некрещенных детей. Если они дали тебе одежду, значит, считают тебя своей.
- Ээээ… - смешалась-насторожилась я, - эээто х-хорошо? Я тут, как бы, надолго задерживаться не собираюсь…
- Хорошо. – кивнула девушка, - Они не станут тебя держать, но ждать будут с нетерпением. Когда настанет твой час… Что ты, человек, делаешь здесь?
- Гуляю, - ляпнула я. - В оздоровительно-познавательных целях, знаете ли…
- Не стоит гулять вечером по ручью Иго. Человеку точно. Пошли со мной.
- Но ты же гуляешь. Еще и платьице такое… ээ… красноречивое. Бедная принцесса там и все такое… Не похожа ты, в общем, на нежить.
- Я и не нежить.
Она развернулась и ловко пошла по узким осыпающимся песком ступеням вверх, изящно подхватив юбки. А я вспомнила, как сама спускалась сюда минут десять, пятой точкой вперед и громко ругаясь на песчаные ложбинки, вырубленные на крутом спуске словно смеха ради, и мне стало стыдно. Громко засопев решительным паровозиком, я с максимально гордым и независимым видом пошла следом, тем более, из воды начали высовываться преподозрительного вида морды…
- Зовут тебя как?
- Изи. – ответила не оборачиваясь.
- Угу. Меня Марьей, - буркнула я под нос, не особо надеясь быть услышанной. И девушка эта нравилась мне все меньше. Но ведь не нежить. И морды в речушке, опять же. А она здесь бывалая, похоже. И какими ветрами этакое чудо сюда занесло только?
Минут через двадцать моих молчаливых раздумий мы вышли полянку. У меня вообще создалось впечатление, что она появилась сама собой, вынырнув невесть откуда. Полянка представляла собой донышко выщербленной с одной стороны чаши-долины. Собственно, в эту «щебинку» мы и зашли. Высокая трава на полянке по-осеннему пожухла и пожелтела, искусно пряча в себе пыльную змейку тропинки. Тропинка вилась причудливыми петельками, словно нитяная вязь на вилке мастерицы, петляя по полянке немыслемым лабиринтом, и в конце концов упиралась в дверь. Видно было, что домик старый, но необычайно ухоженный. Будто вырезанный из книжки со старинными детскими сказками, которую иллюстрировал абстракционист. Простой, грубо сработанный короб из потемневшего от времени дерева на срубах был украшен сказочной тонкой резьбой, регулярно подновляемой заботливыми хозяевами. Здесь были драконы, кентавры, единороги и церберы. Бегущие, летящие, сражающиеся в какой-то древней битве на фоне пламенеющих знамен. Гуляющие под луной парочки. Чудесные пейзажи и странные, красивые птицы. Вырезанная в дереве лоза, будто разделяющая все эти такие разные, но одинаково красивые миры. Я засмотрелась на это чудо, застыв в нескольких шагах от двери и опомнилась, только когда из открывшегося окошка дурманяще потянуло мятой и чабрецом. Тщательно вытерев ноги о заботливо расстеленный на пороге половичок, я осторожно зашла в довольно просторную переднюю комнату, стены, пол и потолок которой был облицован каким-то светлым деревом. Большая часть комнаты была отгорожена подобием плетеной ширмы, меньшая же заканчивалась дверью. На маленькой кухоньке сладко пахло карамелью и тем самым травяным духом, который и заманил меня в дом. Из-за другой ширмы вышла вытирающая руки черным полотенечком Изи, уже переодевшаяся в простое темное домашнее платьице. На столе выпускал клубы ароматного пара белый в красный горошек чайничек.
- Ты можешь привести себя в порядок там, - махнула рукой девушка куда-то за ширму. – Одежду я нашла, надеюсь, тебе она подойдет. У меня очень редко бывают гости.
За ширмой обнаружилась довольно уютная комнатка – старая клетчатая софа, покрытая мягким пледом, какой-то цветок в горшочке на плетеной тумбочке и невероятно уютное даже на вид высокое кресло с откидной крышкой стола. На софе лежала аккуратно сложенная одежда, отражаясь в приставленном  стене на табурете большом зеркале в бронзовой оправе, украшенной той же резьбой, что и дом, только в миниатюре. Провозившись достаточно долго с крепкими атласными корсетными лентами я всеже одела простое, но красивое платье цвета мха и распустила волосы, став похожа на эльфийку,  сочтя, что в нынешней обстановке могу это себе позволить. В домике стремительно темнело,  и будто в противовес этому на душе было светло. Последний раз окинув себя придирчивым взглядом в зеркале, я вышла за ширму, влекомая новым, необычайно вкусным ароматом.
Источником сей приманки для голодных ученых оказался небольшой глиняный горшочек, стоящий на столе вместе с двумя тарелками. Над приоткрытой крышкой витал многообещающий парок, изящными завитками, как кошка сворачивается клубочком, оседая на горшочке мельчайшими капельками. Я с наслаждением потянула носом, пытаясь запомнить все здесь в мельчайших деталях: этот запах, приправленный ароматом прогретых печным теплом бревен на стенах, звон оконных стекол, отзывающихся на ласку теплого летнего ветерка, танцующие по стенам и потолку тени в хрупком пламени свечи…
Но тут одна из не  меру активных теней, развеяв все очарование самым бесстыдным образом, сдавленно охнула и прошипела глубоко нецензурное наставление в след покатившемуся по полу блюдцу, которое оставляло после себя влажную веселого малинового цвета дорожку из собственного содержимого. Впрочем, мое негодование тут же заменилось ярким желанием записать все услышанное и сохранить сей перл фантазии жителя Преисподней для будущих поколений. Чувствую, особенно он приживется у наших аспирантов, особенно – после бесед со Змееголовом – вреднючим начальником лаборатории ЯМР, к которому пол института регулярно ходит на поклон, униженно выклянчивая законные, между прочим, спектры. Змееголовом, кстати, его прозвали с моей легкой руки (а точнее, языка) за невыразительный, застывший, будто змеиный взгляд. О чем, естественно, был в курсе весь коллектив, включая и главного гада. Но если в глазах коллег я стала чуть ли не звездой местного пошиба, то вот путь в зловещие темные подземелья лабораторий (ЯМРщики издревле обитали в полуподвальном помещении) мне был заказан навечно.
Очевидно, все мнение  о Змееголовом сполна отразилось на моем лице, потому что, вынырнув из воспоминаний, я узрела разнесчастное розововолосое создание напротив. А взирала я с этой физиономией, как оказалось, прямо на безвременно погибший кулинарный шедевр хозяйки. Мне даже неловко как-то стало…
Убирать непонятной консистенции влажную массу руками я передумала в последний момент, а потому, кокетливо прикрыв место преступления удобным широким рукавом, быстренько поддала пинка вышеупомянутому нечту слабеньким силовым полем, заставив его резво скакнуть обратно в тарелочку. Когда встала и протянула тарелочку девушке,  несчастный взгляд хозяйки перерос в откровенно обалдевший.
- Ты чего, магичка? – недобро как-то сверкнули на меня зеленые глазищи. Хоть обычно я не робкого десятка, сейчас, почему-то, ноги сами сделали пару шагов назад.
- Нет. Я ученый, - спохватилась я, гордо расправив плечи.
Девушка недоверчиво изогнула бровь, на что я пожала плечами и достала из маленькой неприметной сумочки, закрепленной на поясе платья небольшой медальон:
- Это – эмотивный генератор силового поля. Преобразователь пятиступенчатого действия, усиливающий электромагнитные колебания, генерируемые моим мозгом при простейшем единичном локальном эмоциональном всплеске и подчиняющий моей воле выработанную им за счет полученных колебаний энергию. Дальше я могу создать силовое поле практически любой напряженности и направленности и использовать его.
- Ааа, - глубокомысленно протянула сразу успокоившаяся розововолосая хозяйка, - Вот теперь вижу, что и правда ученый. Это только вы можете с вдохновенным лицом выдать одну фразу продолжительностью минуты в три, из которой нормальному человеку понятны будут одни предлоги.
И, убежденно покивав своим умозаключениям, девушка пошла к столу. Ну а я что? А я обиделась, на задворках сознания мигом причислив новую знакомую к «блондинистой армии», как называл всех не интересующихся наукой наш зав.каф.
- Ужинать иди, кот ученый, - усмехнулась новопричисленная.
- Я не кот, - непонятно с чего огрызнулась я. И почему меня так зацепили ее слова? Ведь, по сути, ничего нового она мне не сказала, да и говорила с шуткой, по-доброму. Иные от ученых вообще вон шарахаются, как в средневековье…
- Ага, ты мышь. Лабораторная, - захихикала Изи, указывая мне на второй стул. Но тут же посерьезнела:
- Ты чего, обиделась? Да ладно тебе дуться…
Я посмотрела на эту улыбающуюся одними уголками губ девушку с огромными добрыми глазами и почувствовала себя нашкодившим котенком. Она ко мне со всей душой – на ночь домой к себе пустила, ужином вкусным угостила, а я что творю? Пытаясь загладить собственную твердолобость и ругая себя последними словами, я промямлила:
- Нет, Изи, я не обиделась. Точнее, я сама не знаю, чего я так взъелась. Тетка моя вон вообще полностью серьезно меня странной называет, и ничего. Устала, наверно – впечатлений много. В конце концов, я сегодня первый раз в жизни умерла.
- Ну вот и ладненько, - улыбнулась в ответ девушка, пододвигая ко мне чашку с ароматным травяным настоем. – А что странной тебя считают, так это даже хорошо. Это лучше, чем быть невзрачной.
Глядя на нее, мне вдруг почему-то показалось, что этой хрупкой девушке намного больше лет.
Остаток вечера и большую часть ночи мы с Изи просидели на кухне, порядком изничтожив ее запасы сушеных трав. Уже через час мы болтали, как давние подруги. Я рассказывала об институте и друзьях, Изи делилась со мной местными обычаями и легендами, которые тут же с большим прилежанием были занесены мною в разом пополнившийся блокнот. Спать мы отправились, когда местное солнце уже показалось над лесом. Называла светило Изи красиво – Персефея… Как в древнем мифе.
С наслаждением вытянувшись на хрустящей, пахнущей травами перине, я удивленно подумала, что здесь очень странный рассвет. Солнце не всходило как у нас – постепенно, а сразу прочерчивало линию горизонта сполохами, напоминающими далекий пожар. Длилось это недолго – с минуту, а затем все стало привычно. Засмотревшись, я и не заметила, как уснула.