Любовь, от Бога нам дана?

Любовь, от Бога нам дана?
Раннее весеннее утро. Как обычно зашел в учительскую, чтобы почитать объявления. Ничего нового не было, я уже собирался уходить, как вдруг в комнате стало светло. Первое что пришло в голову: это солнце вышло из-за облаков и так ярко осветило комнату. Но когда я повернул голову к окну, то увидел совершенно чистое небо. Свет шел не из окна, а из угла учительской, в котором стояли две молодые женщины, и о чем-то говорили. Я видел их лица в профиль. Одна, что стояла справа, улыбалась, и зубы её сверкали как бриллианты. Ничего себе, подумал я, как богато стали жить люди, уже вставляют бриллиантовые зубы. Но тут я увидел, что свет этот идет только от неё и излучает такое тепло, что ты как снежинка, упавшая на теплую ладонь, быстро таешь, не понимая того, что эта сладкая нега означает конец твоей прежней жизни. Нет, ты не умер! Тело твое реально существует, но душа твоя, уставшая и измученная покинула тебя и на её место пришла другая, такая юная и такая счастливая! Я мысленно воскликнул: «Господи, что это?!». И получил ответ: «Это твоя Любовь. Ты ведь просил её!».
- Но Она не в моем вкусе, мне нравится другая женщина, что слева.
- Но это твоя любовь! – был ответ.
И тут мне стало страшно. Я вдруг вспомнил: сколько мне лет, что я женат, что у меня дети и, наконец, что живу я в реальной жизни – такой примитивной и убогой.
- Но между нами пропасть! – продолжал я.
И тут я увидел две скалы. В серой дымке вырисовывались два пика. Один пик высокий – на нем стою я в белом. Другой, тот, что справа гораздо ниже, на нем стоит Она тоже в белом. Я заглянул в эту пропасть, там не было дна, а была лишь густая дымка. Голова моя закружилась.
- Прыгай же к ней, она ждет тебя.
- Но мне страшно, Господи! – ответил я.
- Тогда не смотри на неё, не заговаривай с ней, и не прикасайся к ней. Беги от неё, ты еще успеешь! – был мне ответ.
Я так и поступил: отвернулся и быстро ушел. И когда впоследствии мы случайно встречались, я сразу уходил от неё. Я не знал ни имени, ни фамилии её, даже не знал, какой предмет она ведет.
Прошел год. Я все реже вспоминал этот странный случай и очень был рад, что все так легко и просто обошлось. Но наступил весенний праздник 8 марта. Мне выпала честь разносить приглашения женщинам (после сокращенных уроков мы устраивали чаепитие с поздравлением и цветами).
 Я зашел в класс, ученики дружно встали, встала и учительница. Я взглянул на неё и сразу вспомнил все: и необычный свет, и бриллиантовые зубы, и две скалы, и ту не преодоленную мною пропасть.
 Сейчас все было по-другому. Передо мной стояла маленькая, худенькая женщина замученная уроками и тетрадками. Сердце мое сжалось. Как же мы живем! Без радости, без сказки, без любви! С одними должностями и обязанностями: должен и обязан, должен и обязан. Вот и сейчас я должен произнести поздравление с праздником и обязан вручить приглашение, при этом лицемерно улыбаясь и скрывая свои истинные чувства. Что за табу висит над нами и что это за преступление – Любовь!
 Так думал я, вручая ей приглашение на праздник, забыв о том, что истинный Праздник бывает только в душе человека, и обозначен он не красным числом календаря, а Ее состоянием . Когда все расцвечивается, необычными красками, которые излучают не только свет, но тепло и радость. Когда человек невольно произносит: Господи, как прекрасен этот мир и как я счастлив в нем! Но все это будет потом, а тогда я злился на себя, что так труслив и так ленив.
События шли своим чередом. После уроков мы собрались в школьной столовой. Женщинам подарили букетики цветов и пригласили их за праздничный стол. Потом мужчины стали произносить хвалебные речи в адрес женщин, и банкет начался. Заиграла музыка, и мужчины стали приглашать женщин на танец. Пошел и я, но видно не так прытко, потому что ту женщину, к которой я шел уже пригласили. Мне  ничего не оставалось, как пригласить оставшуюся. Это была Она. И тут я нарушил сразу три заповеди; посмотрел ей в глаза, взял за руку и тихонько произнес: «Разрешите». Она встала, положила руки мне на плечи. Я обнял её за талию, и прижал к себе, насколько позволяло приличие.  Она легко поддалась, и взгляды наши встретились. И вдруг я почувствовал, что лечу в пропасть, которой я так боялся еще год назад. Голова моя закружилась. Я увидел как с бешеной скоростью, лечу к той скале, на которой стоит Она. Но скала не приближается, а пропасти, в которою я лечу, нет конца. Ноги мои подкосились, чтобы не упасть, я прижался к ней еще ближе. Мы словно слились  в одно целое. Я ощущал не только её тело, но каждую клетку в отдельности. Музыка играла. Мы топтались на месте, изображая танец, и непрерывно разговаривали, чтобы не остановиться и не разойтись. Потом выключили музыку, а мы все «танцевали».  Все уставились на нас, полагая, что мы не слышим, что нет музыки. Но мы действительно не видели и не слышали, что происходит вокруг. Мы были одни в этом мире. Нам хотелось, чтобы остановилась не музыка, а время, чтобы остаться в этом состоянии, где нет никаких обязанностей, а есть только одно блаженство.
 Тем временем банкет продолжался и про нас все забыли. Мы непрерывно болтали и не могли оторваться друг от друга. Нам казалось, что прошло одно мгновение, но подошла её подруга с серьезным лицом и тихо сказала: «Ну сколько можно? За тобой уже муж приехал, пойдем быстрее». Она не прощаясь, «со странной улыбкой лица», словно под гипнозом, покорно пошла за подругой. Я остался один, как идиот, которого только что обокрали, а он стоит, улыбается и не понимает что произошло. Её уже не было, а я будто держал её в руках, чувствовал её аромат, ощущал тепло её тела, слышал её голос, и блаженство моё продолжалось.
 Я еще не осознал, что живу уже в другом мире: полном ярких красок, давно забытых чувств, в ожидании все новых и новых ощущений. Так больной человек, после тяжелой и продолжительной болезни, не умирает, а выздоравливает. И это редкое чудо, возрождение из пепла, происходило со мной. Я все еще стоял и печалился, как ребенок, у которого отобрали игрушку, и который готов разреветься. Но ища игрушку, он видит вокруг себя столько всего интересного, что тут же успокаивается.
 Я уходил последним боясь забыть все ощущения пережитые мною в этот вечер. Но я не знал тогда, что это лишь прелюдия к моей новой - старой жизни. Вместо серого однообразия, появилось буйство красок, точь-в-точь, таких как на картинах Моне. Так, наверное, происходит с человеком, который всю жизнь смотрел черно-белый телевизор с двумя программами. На одном новости с хоккеем, на другом новости с фигурным катанием. И вдруг ему дарят цветной телевизор, который может показывать не одну или две, а десятки программ. И как с этим жить? Так думал я, идя знакомой дорогой домой.
 Пришел поздно. Дети и жена уже спали. Я разделся, но спать не хотелось. Поздняя луна робко заглядывала в окошко. В комнате было светло и тихо. Хотелось писать стихи. Я начал рифмовать слова, но чувства захлестывали меня и ничего путного я не мог придумать. К утру я все же выдал четверостишье:
Не будет радости взахлеб,
Не будет счастья до предела,
Расцвел прекраснейший цветок
В тот час, когда уж солнце село.
Печально-нежный свет луны
Восторга выразить не может.
Кто красоту его поймет,
Кто в трудный час ему поможет?
На этом успокоившись я уснул. И видел странный сон: будто я художник, пишу картину и не могу закончить. Нет отдыха и нет забвения, краски мучают воображение и холст покрывается новыми и новыми мазками, но все это лишь повторение написанного. Нет звуков, нет жизни – картина молчит. Как написать красками то, что не высказать словами? Отчаяние невысказанного, навеки утраченного, обостряет одиночество, и без того невыносимое. Я бросаю кисть, отворачиваюсь от картины и вижу листочки еще клейкие, нежно-зеленые: их запах возбуждает во мне чувство радости и необъяснимого восторга. Я понял, что настал тот волшебный миг, когда одним усилием воли можно вызвать реальную картину, реальный образ, когда можно пережить ситуацию, в которой ты однажды побывал или которая состоялась без твоего присутствия. И картина является: краски вдруг оживают и переливаются самыми фантастическими оттенками, и является тот образ, о котором так долго мечтал. Но ты в этом действии являешься лишь простым соглядатаем: безликим, и безголосым участником происходящего.
Вдруг является Она. Еще никогда я не видел её так близко, не ощущал с такой остротой. Я беру её на руки, пристально рассматриваю и поражаюсь, что никогда не видел её такой красивой и такой строгой. Она тоже смотрит на меня, но взгляд её строгий и проницательный направлен сквозь меня. Я в отчаянии, хочу позвать её, но голоса своего не слышу. И тут страшная догадка поражает меня, что это не мои руки обнимают её, и смотрит она вовсе не на меня. Вот она, извиваясь, судорожно пытается освободиться от рук, но не моих рук. Выражение лица её меняется с непостижимой быстротой: взгляд то любящий, то нежно-корящий, наполненный то испугом, а то искренней радостью обжигает меня. Припухшие и пересохшие губы непрерывно шепчут чье-то имя, я пытаюсь услышать его, но не единого звука, по движению губ понимаю, что это не моё имя. Я пытаюсь вырваться из этих ощущений, но безликий и безвольный становлюсь невольным свидетелем того, что со мной не происходило и что мне пусть даже во сне, так остро пришлось ощутить.
  Проснулся я от странного чувства неопределенности, к чему этот сон? И сон ли это, или будущая реальность, в которой мне придется жить? Как бы там ни было, но жизнь прежняя: размеренная и расписанная до мелочей, ушла. Открылся новый мир, в который я шагнул по собственной воле. И что он мне откроет, кроме сладостного восторга воспоминаний юности?
Но шило в мешке не утаишь. Как я не пытался скрыть свои чувства, за маской непроницаемости и равнодушия, близкие знакомые стали намекать о странной метаморфозе, которую они видят во мне. Первой об этом сказала старшая дочь: «Папа, что с тобой происходит? У меня такое чувство, что ты моложе меня».
- Конечно, - ответил я. – ведь тебе уже шестнадцать, а мне всего пятнадцать лет.
Она посмеялась шутке, но я действительно пребывал в состоянии пятнадцатилетнего подростка. Волшебная сила любви наполняла мою душу необыкновенной энергией, и эта энергия была осязаема для окружающих. Однажды пожилая женщина остановила меня и спросила: «Мужчина, в кого вы так влюблены?»
- А что заметно? – удивился я.
- Конечно, от вас же идет сияние!
Но самое забавное было, когда меня остановила незнакомая девушка и спросила: «Ну что тяжело? Держись, будет еще тяжелее. Со мной такое было, но я выстояла, выстоишь и ты, не печалься».
Я не печалился, потому что каждый день, после уроков, мы как бы «случайно» встречались в учительской: говорили о текущих проблемах в образовании, о падении нравственности, и ошибках воспитания школьников, что нынешнее поколение совсем не читает классиков, и что в наше время все было по-другому (хотя ей, только исполнилось 25).
 Но наши милые встречи не проходили тет-а-тет. По «странному» стечению обстоятельств, за нами буквально по пятам, следовали другие учителя, будто им тоже были так близки и интересны проблемы, нами обсуждаемые. Хотя они ясно понимали, что «лопочем» мы обо всем этом, лишь для того чтобы побыть вместе.
 Но так устроена психика человека: если не испытать - то подсмотреть и подслушать, чтобы потом разнести новость из первых уст. Так рождаются сплетни, отравляющие нашу жизнь. Ты попадаешь в фокус всеобщего внимания, и каждый судит о тебе, в силу своей испорченности. Но больше всего от сплетен, страдают твои близкие. Именно им преподносятся тайные новости в «сладком» соусе лжи и лицемерия. Так точно все было и с нами.
 Первой не выдержала Она. При очередной встрече, вместо улыбки и приветствия она окинула меня презрительным взглядом, и разразилась такой тирадой упреков и обвинений, что я опешил и невольно вспомнил Есенина: «Вы помните, вы все, конечно, помните, как я стоял, приблизившись к стене, взволнованно ходили Вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне». Странно было слушать упреки, которых я не заслужил и тем более обвинения в поступках, которых не совершал. Я выслушал ее молча, и спросил: «И что же нам теперь делать?»
-  А давай оставим все, как было раньше.
- А что было раньше, разве не то, что сейчас? Мы что целовались с тобой, объяснялись в любви или занимались сексом? В чем наш грех? В том, что мы рады каждой случайной встрече, и не можем скрыть этого от окружающих. Мы живем в мире собственных фантазий, но почему они так раздражают других. Что другим до наших иллюзий? Ведь Господь подарил их нам!
 Но зависть человеческая не имеет границ, именно она засасывает души, как трясина, в болото. И вместо того, чтобы радоваться за ближнего, завистники тащат его на дно.
 Так нищему, молящему о помощи, Господь от щедрости своей бросает бриллиант. Нищий держит его на ладони, любуется им, и не знает, что с ним делать: «Ведь я просил хлеба, а мне дали украшение». Мы все что-нибудь просим, а получив, не знаем, что с этим делать. Так было и со мной. Я сам просил любви, а получив ее, не знал что делать. Что я мог сказать этой «оскорбленной» женщине, которая в пылу «благородного» гнева несла такую ахинею, что хотелось послать её туда – откуда она пришла.
«Но причем здесь она, – подумал я, – ведь на её месте могла быть другая, и все было бы точно так». Не человек тому причина, а формула любви: «Любовь от Бога нам дана, любовью шутит сатана».