я в чуме

  Начнем, благословясь.  Итак, нету там вообще-гарантии ни смерти, ни жизни, ни много народу, ни много чудес . Но есть и силач есть в картине-простор неописуемый по размаху всех физических констант. Даже жара пожара, чумы и болезни, солнечного нападения на почву есть .
   Ни ночь, ни день, костер и олень. Не иллюзия-около смерти, но явь иного состояния моей души. Душа для меня не мое тело, а что скажет очередной кам, с бульдозером, бубном, самолетом, медитацией, углем, жиром моржа, кухлянкой, пивом, чипсами, покаянием, причащением, вызовом пращуров, субботниками...
   Тут все камы, все на каслании. Мурманск, Нарьян-мар, Лабытнанги, Хатанга, Тикси, Амбарчик...За получкой, сбежавшими, товаром, заначкой, песцами, овцами Христа, нартами, невестой, мясом, связью, гаданием, спермой, интернатом...
   Но в сей месяц я почти одна. Черно, вот и все, а если светло-вижу небо и все внизу, то есть - самый ужас, за богами уйти можно в тундру, за сутки далекооо, пусть по 3 км в час, идти-идти часов пятнадцать, сорок пять километров. Назад не видно, куда, ничего с собой не берешь-к богам идти сразу требование. Назад двое суток, без хвороста.
   Хворост рубим всегда, все 300 дней в году, пока не летают собаки по ветру. Мясо бьем всегда, пока нет заразы на нас и оленях. Сушим и вялим на ветру всегда. Вода всегда, но снег безопасен от пиявок и злых духов-микробов.
   Сплю, пока нет волков и наглого оленя в стаде поперек власти вожака. Ем и пою, тут же предки и небо, и сумасшедствие, может, душа сына около ждет, мужа подкыскивает. Кыс-кыс, важенку иди смотри любовью, олешка делай. Нет часов, но внезапно связь, тогда есть час, день, месяц. Не умерли никто, муж, олени, песцы, я, огонь и чум живые, и предки.
   Холод приятен, если обращаться к небу, страшен, если нет кусочка тела земли-хвороста. Тепло приятно, но страшно во сне, а не выпал ли сук из костра ? Засыпаю полчаса, просыпаюсь пять секунд.
   Время считается в смертях-Иисуса у попа, это 20 веков, Ленина у русских, это четыре поколения нашей семьи, того волка, когда родила первого, это восемь лет, старого кама, это полтора года. Смерть- матушка наша, всех видит, обращусь к ней, пусть пошлет Иисуса и какого-нибудь кама из их кладбища-стойбища, пусть тынзеем набьют оленя мужнина, что не едет он? Еще сына хочу.