Если ты не скажешь эти три слова... 3

А днем меня навестила Алла. Принесла мои любимые пирожные и рассказала последние новости. Накормила тем и другим до отвала. Все-таки она удивительная девчонка. С первого взгляда производит впечатление неприметной, несуразной серенькой мышки, а на самом деле держит в железном кулаке всю нашу группу, включая нас с Мишкой. Его еще и за яйца держит. Он, конечно, периодически взбрыкивает, бунтует, но ничем хорошим это не заканчивается, и мальчик покорно возвращается в свое стойло. От Аллы не убежишь, как она решила, так и будет. Я не могу сказать, что Мишка стремится ее бросить, но его бунтарской натуре требуется хоть какое-то подобие свободы, поэтому временами он ходит на сторону. Причем не втихаря, а с громкими скандалами и публичными разрывами. А после приползает обратно чуть ли не на коленях, и она, надавав ему по ушам, прощает.
Преподаватели Аллу тоже уважают. Вообще, в университете наша староста на очень хорошем счету. Умница, отличница. К тому же дисциплину помогает поддерживать и прекрасно справляется с организационными вопросами. А доцент Тепляков, читающий у нас социологию, однажды сказал ей в приватной беседе, что она чрезвычайно социализированная личность, и предложил два билета на спектакль "Дядя Ваня" по Чехову. Алла билеты взяла, поблагодарила и ответила, что с удовольствием сходит в театр со своим молодым человеком. Тепляков сразу все понял и прекратил подбивать клинья, но вздыхать и надеяться не перестал. Когда Мишка узнал об ухаживаниях, то рвался набить эту "интеллигентскую морду". Мы еле удержали его. Он бывает очень ревнивым во всем, что касается Аллы. Оно и понятно. Когда больше года добиваешься внимания девчонки, и вдруг всякие местные с высшим образование и заграничными командировками начинают светить на горизонте своими преимуществами, то поневоле взбесишься. Хотя я считаю, что Мишка с его загулами вполне заслужил небольшую встряску. Нечего борзеть.
Даже с Пашей у нее полное взаимопонимание, как у двух хищников, поделивших территорию и уважающих силу противника. Я иногда вижу, что Аллу натуральным образом колбасит от желания влезть в наши отношения, но она изо всех сил сдерживается и единственное на что решается - так это на разговоры со мной и осторожные подталкивания в определенном направлении. Вот и сегодня заставила измерить температуру, закутала в плед на свой лад, прикатила с кухни столик, уселась напротив меня в кресло. Потом разлила чай, разложила пирожные, передала приветы от ребят, рассказала о зверствах декана. И началось...

— Стас, сколько еще это будет продолжаться?
— Что?
— Изводите друг друга молчанием и ходите вокруг да около как два идиота.
— Алла, опять? — чуть не подавившись эклером, взвыл я. Когда она уже закончит попытки улучшить чужие отношения? Спрашивается, что человеку неймется? — Сколько можно? У нас все нормально!
— Если бы все было нормально, я бы и слова тебе не сказала, — строго парировала она и поправила очки, съехавшие на нос. — Посмотри на себя. У тебя глаза как у побитой собаки. Когда нормально спал в последний раз?
— Я болею, если ты не заметила.
— Ангина здесь ни при чем. Петренко, мы дружим почти пять лет. Ты, правда, считаешь, что за это время я не изучила тебя вдоль и поперек?
Я мысленно схватился за голову. Сейчас будет продолжение. Психическая атака - дубль два. Ну почему у кого-то не хватило ума притвориться спящим и не открывать дверь?
— Алла, я тебя умоляю! Тебе не кажется, что издеваться над больным человеком негуманно?
— Нет, Стас. Попытка вправить мозг не издевательство, а лечение. Нет ничего хуже недоговоренности между людьми. Почему ты не хочешь с ним объясниться?
— Не могу, — тихо сказал я. Положил надкусанное пирожное, подтянул колени к подбородку и сжался в комок на диване. — Не мучай меня, пожалуйста.
— Ты же его любишь, Стас. Признайся наконец, скажи о своих чувствах.
— У нас сделка. То, что есть - это те отношения, которые изначально были нужны Паше. Мы договорились. О какой любви может идти речь? Ему этого не надо, а я не хочу потерять его из-за глупых признаний.
— Боже, какими идиотами бывают мужчины, — горестно вздохнула она и потребовала. — Посмотри на меня, пожалуйста.
Я поднял голову. Алла сидела, забравшись с ногами в кресло, и совсем утонула в его глубине. Вид у нее был задумчивый и какой-то напряженный, словно она решалась в чем-то признаться.
— Стас, ты мне поверишь, если я скажу, что Паша тебя любит?
— Конечно, нет!
— Что он тебя ревнует?
— Снегирева, прекращай. Мы точно поругаемся.
— Что он боится тебя потерять?
— Алла, угомонись, — я устало вздохнул и потер переносицу. — На самом деле ты и обо мне многого не знаешь, хоть и утверждаешь, что читаешь как открытую книгу. А уж про Пашу и говорить нечего. Давай лучше попьем чаю, а?
— Петренко, думаешь я не знаю, что ты был влюблен в Мишку?
— Что?! — ничего себе поворот! Я с ужасом уставился на невозмутимую Аллу, скрестившую руки на груди. — Как? Когда ты догадалась?
Она помолчала немного и, чуть подавшись вперед, негромко ответила.
— В самый первый день. Помнишь, когда мы пошли отмечать начало учебы в кафе? Я сразу увидела, как ты на него смотришь, и о твоей ориентации догадалась.
— Так ты поэтому не хотела с Мишкой встречаться?
— Да ты что? — Алла расхохоталась, вскочила и, усевшись рядом, взяла меня за руки. — Стаська, даже не надейся, что меня останавливала дружба с тобой. Не смей думать обо мне так хорошо. Я вовсе не альтруист.
— Тогда почему?
— Боялась. Прямо как ты сейчас. По-другому, конечно. Знаешь ведь какая у него репутация. Страшно было, что использует и бросит. Он же со всеми так поступал.
— И что же произошло, раз ты решилась? — ворчливо поинтересовался я и потянул ее к себе. — Иди сюда.
Алла, не задумываясь, нырнула в мои объятия, и мы минут пять возились, устраивались в теплом коконе пледа, отпускали шутки, понятные только нам двоим, и смеялись. Только веселье это было ненастоящее, с привкусом горечи. В конце концов она устроила голову на моем плече и продолжила.
— Помнишь тот день, когда ты встретился с Пашей? Я зашла, а вы барахтались на полу. Помнишь?
— Да, но не вижу никакой связи...
— Знаешь, Мишка вдруг взглянул на меня так, как ты на него всегда смотрел, и я увидела совсем другого человека. Словно с него слетела вся внешняя шелуха. И я сразу поняла, что рискну. От разбитого сердца умирают только в книгах и в кино. В общем, попытаться стоит. Иначе всю жизнь будешь думать, а что если бы... Рискни и ты, Стас! Честное слово, лучше определенность, чем ничто из-за страха выяснить отношения. Ты и так ничего не имеешь, так узнаешь есть ли надежда.
— Тебе легко говорить.
— Совсем нет. Я прекрасно понимаю, может случиться так, что Паша тебя оттолкнет. И будет законченный идиот, — сквозь зубы произнесла Алла. — Я его тогда прибью, сволочь брюнетистую! Ты только знай, если будет совсем плохо, всегда есть мы с Мишкой. А эклеры из кондитерской за углом и твой любимый чай никогда не переведутся в моем доме. Есть наш кот и место на диване для тебя. Подумай над тем, что я сказала. Пожалуйста!
— Снегирева, оказывается под твоим железобетонным панцирем и очками прячется романтичная натура. Кто бы мог подумать?
— Только никому не раскрывай мою страшную тайну.
— Уговорила, но учти: буду шантажировать.
— Чем? Тебе никто не поверит, — расхохоталась она.
— Был бы повод и возможность - все остальное дело техники.
Так мы попикировались еще минут пять, пока Алла не взглянула на изящные часы, которые Мишка подарил ей на прошлый Новый Год, и не воскликнула.
— О, уже пора! Сегодня один красивый мужчина ведет меня в цирк. В программе заявлено выступление слонов и уссурийских тигров, и я просто обязана проникнуться волшебством цирковой арены. А ты будь умницей. Не унывай. И решайся!
Прощаясь, она ласково чмокнула меня в нос и умчалась на встречу с Мишкой.

Я так и остался сидеть на диване. Слегка знобило, побаливала голова, но не было ни сил, ни желания вставать и пить жаропонижающее. Ничего не хотелось делать. В другое время я бы позвонил Паше, чтобы услышать его голос. Знаю, что это выглядит не по-мужски. Но смешная, на первый взгляд, привычка на какое-то время избавляет меня от постоянных раздумий и сомнений. Однако сегодня не стоило так делать. Жестокие и правдивые слова Аллы прочно засели в голове и безрадостные мысли терзали мозг. Я понимал, что она права. Уже давно моя жизнь превратилась в гламурную фальшивку, которой завидуют окружающие, кроме немногих друзей, знающих о ее неприглядной изнанке. Как картина на стене, которая красива издалека, но стоит подойти ближе и сразу видны трещинки, выцветшие краски и налет грязи на полотне. Так и с нашими отношениями. Ушла из них даже та холодная честность, что присутствовала в самом начале. Когда произошло мое превращение в тряпку? Как я стал молчаливой и бессловесной тенью рядом с красивым и успешным мужчиной? Жалким придатком, при виде которого презрительно и недоуменно кривится все его окружение? Нет, я всегда понимал, что не ровня Паше. Но почему продолжаю мириться с поздними приходами, ледяным молчанием, странными, словно бы ненавидящими, взглядами, постоянным присутствием язвительного бывшего любовника? Если честно, внутренне трясет от злости, когда слышу очередную завуалированную колкость относительно своего ума, внешних данных, вкуса и прочего. И сильно чешутся руки надавать козлу Демину по рогам, но хрен увидишь открытую агрессию в изящных словесных конструкциях. Он же юрист высокой квалификации. А выглядеть неадекватным придурком в глазах Паши я не желаю.
Хотя зачем кривить душой? Знаю, почему терплю. Для меня драгоценно время, проведенное без его свиты, когда Паша становится совсем другим. Наши разговоры и общее молчание, нечастые походы в кафе и кино, на выставки и на концерты. Вечера, когда мы сидим на диване в гостиной, он работает, а я устраиваюсь рядом со своими конспектами, и в конце концов, вытеснив ноутбук, засыпаю на его коленях. И совместные ночи. Паша совсем не холоден, когда мы оказываемся в постели. Бывает, что кончаю под ним по два-три раза за ночь просто от ласк. В такие моменты он только мой, и больше ничего не надо. Это пугает, потому что я чувствую, что теряю себя, свою гордость, чувство собственного достоинства, силу воли и полностью растворяюсь в нем. Но изменилось ли его отношение или все по-прежнему - пока так и не понял.

От уничижительных раздумий меня отвлек звонок. Паша! Я рванулся с дивана, свалился на пол, запутался в пледе, подскочил, отбросил его и побежал на кухню. Схватил телефон со стола и ответил на вызов.
— Привет, — сказал он. — Как себя чувствуешь? К тебе Алла заезжала?
— Привет! Чувствую себя нормально. И да — на второй вопрос. Мамочка была, лечила, кормила, мозг прочищала, извилины промывала. Обслуживание предоставили по полной программе.
— Даже так? — слегка растягивая слова, с легкой насмешкой спросил он.
И я тут же представил, как он сидит в своем рабочем кабинете в темно-сером костюме, так гармонирующем с цветом его глаз. Ноги задраны на стол, рубашка расстегнута на груди чуть больше, чем положено. Черт, у меня сразу встало! Нет, я вовсе не сексуально распущенный. Просто однажды пришлось подвозить в офис документы, забытые Пашей дома. Вот примерно в таком виде застал его, и сорвало тормоза. Кинулся целовать, уселся сверху, рванул рубашку. Он тоже мгновенно завелся, только шептал все время, чтобы я не стонал так громко, и пытался между поцелуями зажимать рот ладонью. Должен признаться, секс на рабочем месте - это нечто. Особенно, в кресле. Ну, а если в кабинет ломится бывший с настойчивостью обманутой жены, то чувствуешь себя актером, снимающимся то ли в порно, то ли в мелодраме. Когда он все-таки прорвался - это был момент моего триумфа. Один вид Демина чего только стоил. Бледный, с закушенными губами. Увидев нас расхристанных, потных, раскрасневшихся, аж позеленел. Стал выговаривать Паше о недопустимом поведении, а тот резко его одернул. Тогда Демин бросил на меня злобный взгляд и, хлопнув дверью, вышел из кабинета. Вообще, конечно, не очень удобно получилось перед той же секретаршей. Пришлось просить ее съездить в магазин, потому что рубашку шефа я уничтожил.
— Стас, ты там не заснул? — я вздрогнул от окрика. — Почему молчишь?
— Извини, задумался. Что ты говорил?
— Что-то ты в последнее время в облаках витаешь, — недовольно проговорил Паша. — Я сегодня задержусь, поэтому не жди, а ложись спать пораньше.
— Где ты будешь? — непроизвольно вырвалось у меня.
А сколько раз давал себе зарок: надо сдерживаться и не спрашивать лишнего. Но с некоторых пор это не то что трудно, а похоже просто невозможно.
— Заеду в клуб на пару часов. Культурная программа для партнеров из Италии, — с некоторой заминкой ответил он. — Ничего особенного, в общем.
— И Дима там будет? — да что же со мной сегодня происходит?! Косяк на косяке.
— Ну конечно, как же без его обаяния и умения развлечь?
— А после? Вы же пить будете? Заехать за тобой? Я могу всех развести.
— Стас, ты с ума сошел? Сиди дома и не вздумай выходить. У тебя, наверное, температура к вечеру поднялась. Заедет он. Я у Артура Шульгу попрошу, он и поработает водителем. Ладно, будь умницей. К часу ночи скорее всего приеду домой. Отбой, — напористо проговорил Паша и отключился.
Я осторожно положил телефон и сел на стул. Ничего себе. Совсем стемнело, пока мы разговаривали. По потолку кухни пробегали тени от фар проезжающих автомобилей. Тишину нарушало лишь монотонное капанье воды из крана. Надо бы встать и закрутить. Что-то еще нужно сделать... А, выпить лекарства. Конечно же, я буду умницей, раз столько людей этого хотят. Только посижу немного и заново соберу себя из кусочков... Как же дерьмово. Есть ли, вообще, смыл выяснять отношения после подобного разговора? Я знал, куда Паша повезет иностранцев. Когда-то Шульга чуть было не открыл дверь в клуб Артура моим телом.

Телефон все-таки полетел в стену...