Слова с буквой r

Под конец пятого класса я возненавидел два предмета в школе. Это были история и иностранный язык.  Точнее историю Киевской Руси и французский язык.  Историю вела наша классная, Лариса Ивановна, которую звали в классе Лариской, она же вела старославянский и литературу. Класс был гимназический.  С претензией на золотые медали. Точнее, имея даже две тройки, переводили в обыкновенный класс, и это действо считалось как ссылка – обидно горько, как падение аристократа до положения дворника.
В начале, история казалась мне самым интересным предметом. Рюрик, Синеус, Трувор, «Повесть временных лет» - все это было по круче всяких сказок и фантастик. Лариска читала  «Повесть» так, что затихали самые говорливые в классе.  Княгиня Ольга и Святослав вставали как живые, я ненавидел печенегов, как ненавидел их мой одногодка в 10 веке. Все было прекрасно. Но после смерти Ярослава Мудрого все изменилось. Я начал не успевать запоминать, кто кого убил, изгнал с Киева, кто с кем воюет. Половцы, стали ходить на Русь с частотой маршрутного такси.  В отношении русских  князей, я знал только одно, что Ярослав Мудрый был им либо отцом, либо дедушкой, либо седьмой водой на киселе, но одним словом- родственником.  Дальше, памяти у меня не хватало.  А Лариса Ивановна, тихо ставила два в журнал и, слушая очередное моё вранье про забытый дневник, заводила мне нотацию, громкостью на весь класс:
- Максим, но это же так просто. Очень просто! Любой же может ответить на вопрос: был ли Юрий Долгорукий  Ольговичем? Да ребята?  - и класс сзади дружно кивал головами, что да. – вот я не знаю что делать… Да и с французским у тебя не  в порядке.  Тебе грозит двойка по этому великому языку Вольтера, Шарля Перро и твоей любимой Патриции Каас. – и класс заливался смехом, поскольку считал , что Кар-мен это круто а Каас это вчерашний век.
Я покрывался красной краской стыда, и потихоньку начинал ненавидеть и историю и французский.
В принципе я попал во французскую группу чисто случайно. В сентябре, когда всех распределяли, все хотели, что понятно, на английский.  Я тоже. Но на английский все места разобрали очень быстро, поэтому оставался либо немецкий, либо французский.  Распределяла нас на языки та же Лариса Ивановна.  На первой парте около неё, сидел я. Мне было все равно. Я хотел на английский, все остальное меня не интересовало.
-Так, - Лариска стукнула карандашом по столу- у нас получается вот что: На немецком одни мальчики, на французском одни девочки. Мальчики кто на немецком, пусть кто-то пойдет на французский.
На французский никто  не хотел идти.
- Хорошо…  - задумчиво , смотря по списку Лариска начала выбирать жертву.- Так … Шитик, Мишин…вот. На французский пойдет Максим. И она поглядела на моё «радостное» лицо. – Максим, не надо огорчаться. Ведь французский язык, это  один из величайших языков в мире. Это же язык мушкетеров и поэтов, второй язык Пушкина, Достоевского. Наполеон Бонапарт говорил на этом великом языке. Это не немецкий язык… Язык Гитлера.
И это мне понравилось. Мне льстило  чувствовать себя причастным к мушкетерам, а язык Гитлера учить, как то не хотелось. И пролистав и рассмотрев картинки учебника, я отправился на первый урок.
Трудности обучения сибирского пацаненка французскому, описал ещё Распутин в «Уроках французского». В принципе, мучения главного героя в изучении ин-яза  пережил и я.  Только «прононс» дался мне очень быстро.
Другое дело чтение и буква “r”. Я мог выучить любые слова, но, как и где читать и не читать последние буквы я не понимал (иногда они читались, иногда нет). Спряжения глаголов были для меня все равно, что Бастилия, которую надо было взять одному.  Я отставал страшно, а дома ,как назло, никто не изучал французский. Но самое страшное, то, что выводило из себя учительницу по французскому,  это, то, что я не мог выговорить слова, в котором стояла проклятое французское «R».  Здесь нужно было картавить. А картавить я не умел.
- Хенкин, как по-французски платье?- спрашивала она.
- Роб.
- Не «роб», а  unerobe. -  стонала она.
- Я и говорю юн роб, - огрызался я, готовясь к очередной пытке.  И пытка начиналась.  Потом к ней прибавились глаголы – и не было страшнее ничего на этом свете …кроме истории.  И Лариса Ивановна , просматривая журнал снова вздыхала.
- Вот опять у тебя проблемы с французским. Что опять?
- А  он вообще французский не учит, - торопливо начала рассказывать мои бедствия  за меня Наташа Смирнова, одновременно смеясь – он  даже слова с буквой “r” выговаривать не умеет, – он наверное дефективный,- предположила она и на этот раз рассмеялся весь класс.
- Тихо!-  Лариса Ивановна постучала своим карандашом. – способности к языкам тоже надо иметь.  Максим написал же один среди нас сказку про Грига ( это была сказка про маленького Эдварда Грига и тролля,  с собственными иллюстрациями, чем я очень гордился). А ведь, сколько из вас могли это написать? (половина класса сделало вид что снег, идущий за окном, они видят впервые). Так что дефективность здесь не причем. Просто он не может учиться в  нашем гимназическом классе. У него обыкновенные способности. Так что после летних каникул он , скорее всего, перейдет в обыкновенный класс. Одно но….- она вздохнула,- как он будет переходить с французского на другой язык …не знаю. Не знаю…. Так продолжим наш урок , сегодня у нас события на Руси после Владимира Мономаха….
Оставалось  ещё два месяца, но мне уже было все равно. Наверно это был протест, но я начал учиться спустя рукава. Что с французским плохо? Все равно. Не могу перечислить  всех сыновей Всеволода большого Гнезда? Их мой друг, Федя Рубан, из обыкновенного класса не знает. И плевать хотел на всех вместе взятых.  Я был потрясен, что я обыкновенный, абсолютно обыкновенный человек. Вон  Дима Руденко, шпарит на английском, что твой англичанин, знает династию Рюриковичей, как своих родственников! Наташка Иванова, начала переводить с  учительницей «Дети капитана Гранта». Они одаренные, они лучше меня. 
А потом, я привык. Привык, что я не стою всего класса. Я спокойно слушал Диму Руденко, всеобщего любимчика и круглого отличника. Он говорил это развалясь на двух стульях сразу, как наверно говорил с худородным князем половецкий хан:
- Ты просто троечник, а мы должны быть все на высоте. Жаль, старик, но ты неудачник. Точнее не неудачник, а без таланта.
Что ж без таланта? Ладно, только отстаньте от меня – думал я и ждал конца мая.
С тройками, единичными четверками, я закончил пятый класс.
Лариса Ивановна была права. Я оказался в обыкновенном классе. Только в другой школе и в другом городе.  Школа отвечала, всем показателям для неудачников. Она была средняя.  Но именно в ней я ожил. Точнее вдруг стал другим.  Или я остался тем же? Не знаю. Но было все так.
Французского языка в этой школе не оказалось. Вообще.  Там был немецкий.
Первое, что меня поразило, это то, что «немцы» бредили своим языком, гордились своим предметом.  Это было как-то странно. Обычно, так ведут себя счастливые «англичане» у них и  учебник так и называется “Happy English”.  А тут все наоборот.
«Попал. -  думал я -, если я в французском ни фига не понимал, то в немецком, да ещё год пропустив, я вообще не смогу ничего сделать».
С робостью и законченной безысходностью я вошел в класс немецкого я зыка. По стене красовался большой флаг ФРГ и карта Германии.  Портреты, каких то людей были рядом с ними.  Два моих товарища обсуждали матч по футболу с параллельным классом переходя время от времени на немецкий. Все было странно, страшно и интересно  одновременно. Денис Айвазян обернулся ко мне и толкнул меня в бок.
- Шо?
- Страшно- сознался я. – Вы вон на немецком, а я ж французский учил…
- А…- отмахнулся от меня Денис, - вон, он указал на таких же новеньких как я Розу и Армена. Они вообще с Молдавии. Так им тяжелее, наверно, будет, они ж румынский учили.
- Почему ты так решил?
- А Франция с Германией же граничит… - пожал плечами Денис.   И тут в класс вошла Валентина Ивановна. Выслушав мою историю, она поглядела на меня, долго и с печалью.
- Год… год ты пропустил… - она вздохнула. – Но ничего, немецкий легче. Если не будешь лениться освоишь.
И я не знаю что случилось со мной. Может, слова о том, что немецкий легче французского, может то, что мне внутренне захотелось доказать то, что  я все-таки что-то могу, то ли Валентина Ивановна нашла ко мне такой подход, какой не могли найти в гимназии, но я уже через месяц, затараторил на «дойче».  Тем более что берлинский выговор, как то не заставлял картавить. Через два  месяца,я уже читал про себя не большие тексты, спокойно, без словаря. Через три, я жутко хотел, ответь на немецком Ларисе Ивановне
- Entschuldigen Sie, bitte, Larisa Ivanovna, aber Deutsch ist viel besser als Franz;sisch. Und es ist nicht nur die Sprache Hitlers. Er Sprache von Goethe, Heine, Konrad Adenauer, Mozart, Beethoven... Es ist ein gro;es Land. Und dazu ist es unn;tig, zu lernen im Gymnasium. Ich brauche das nicht. Und Patricia Kaas... Sie ist auch halb Deutsche (- Извините, пожалуйста, Лариса Ивановна, но немецкий гораздо лучше, чем французский. И он не  только язык Гитлера. Он язык Гёте, Гейне, Конрада Аденауэра, Моцарта, Бетховена… Это великая страна. И для этого ненужно учиться в  гимназии. Совсем не нужно.  А Патриция Каас… Она тоже наполовину немка!)
Долгое время, у меня было неприятие ко всему французскому (Патриция Каас не в счет).  Зато восхваление всего немецкого (за исключением Гитлера и прочего).  До сих пор, процентов 70 групп и исполнителей у меня немцы (чего стоят Scorpion’s, Scooter и Rammstein). Я не то что бы не любил Францию. Я относился к ней прохладно. Зато германия была превыше всего…после русской истории  18 – 20 века.
 
Шли годы. Я сменил школы, увлечение немецким  стало забываться. Я перешел в 10 класс. В классе появилась новенькая.  На её столе красовался учебник французского языка.
- О! Ты говоришь на французском?  - спросил я , и сразу осекся. У меня был и прононс  и картавое “r”.
- Да,- ответила она так же на французском. Я стоял и смотрел на неё. Где я тебя видел?- ты француз?
- Нет, я немец. – ответил я на немецком. И добавил на русском,- когда то учил французский…
- Понятно…- разочарованно сказала она. – я просто училась,- и она назвала город и гимназию, где я учил французский язык…,- а теперь вот здесь…- И она рассмеялась.
- Наташа? Смирнова?- оторопел я.
- Да…
- Я учился с тобой. Помнишь, я не мог выговорить слова с буквой «R»? Ты меня ещё дефективным обзывала?
Она задумалась.
- Н-нет, не помню. Ведь от нас много ушло. Теперь и я. А ведь была лучшей в гимназии… Теперь придется учить этот немецкий….
Я улыбнулся. Обиды у меня уже не было. Да и что я мог сказать?  Она переживала свой переход из гимназии в школу, то над чем я давно уже не жалел.  Я вздохнул, сел за свою парту и сказал:
- Немецкий легче французского. Если немного пораскинуть мозгами, наверстаешь. Тяжело только в первый месяц. А гимназия….Все мы одинаковые.
Потом, однажды от скуки, находясь на сутках, на работе, я взял у сына сотрудницы учебник французского языка за пятый класс и спокойно разобрался со всеми правилами чтения и спряжения. Все было просто. И даже очень походило на немецкий.
А история Киевской Руси… Что ж, зато я знаю наизусть всю династию Романовых. И  все битвы Семилетней войны. И даже почему у апшеронского полка сапоги были красного цвета. И судьбу армии Самсонова.  Все это я узнал от своего учителя Истории. Валентина Савича Пикуля, и книг, которые я прочитал по истории после него. Не Нестор, конечно…  но  наверно, Лариса Ивановна  , была все- таки права, кесареву – кесарево, Богу -  богово…
Edem das seine.