Увлечение юности

 (Из романа «ЖИЗНЬ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН»)
          Иван Домов, дворянский сын, после окончания трёх классов земской школы был препровожден отцом в городок Чаусы к тетке Марии, для дальнейшего обучения в местном шестиклассном городском училище.
Тетка Мария встретила племянника, как родного сына, и Иван отучился в Чаусах вполне благополучно целых пять лет.
Последний  год обучения в училище начался в августе 1901 года и отличался от предыдущих лет учебы тем, что мальчики превратились в юношей и стали интересоваться девушками, познакомиться с которыми возможно было лишь по-соседски или на официальных городских вечерах по случаю какого-нибудь торжества: тезоименитства государя Николая Второго или церковного праздника, например Рождества.   
В городке была женская прогимназия, выпускницы которой тоже вступали в возраст зрелости, как и выпускники училища. По традиции, еще при прошлом директоре училища, были устроены музыкальные вечера совместно с девушками из прогимназии. На этих вечерах, которые проводились три раза в неделю, юноши и девушки учились танцам, под присмотром учителя музыки, устраивались спевки, разучивались романсы под фортепьяно, и всем было весело и интересно.  Иван вполне успешно учился танцам, памятуя разговор отца, что мужчина обязан уметь хорошо танцевать, чтобы этим умением, завлекать девушек, которые ужасно любят танцевать.
Однако петь Иван так и не обучился за все годы учебы в училище: слух у него был неважный, и он отчаянно фальшивил, напевая даже простую народную песню, не говоря уже о романсах, но слушал пение других с удовольствием.
В танцах Иван весьма преуспел и, кружась в вихре вальса с  девушкой из прогимназии, он, ощущая гибкое и трепетное тело девушки в своих руках, понимал, почему отец настоятельно рекомендовал ему обучаться танцам: ничто так не сближает с девушкой, как танец, никакие слова и даже песни, не позволяют юноше держать девушку в своих руках, а в танце это необходимое условие.   
Для выхода в свет подросшего племянника тетя Мария, пошила Ивану пару костюмов, в которых он выглядел худоватым, но почти взрослым мужчиной и даже рыжеватый пушок начал пробиваться у него над верхней губой.
 Войдя в возраст взросления, Иван тщетно искал себе друзей среди сверстников по училищу: приятельские отношения у него были со всеми, но вот настоящих друзей, с которыми можно делиться самыми сокровенными мыслями, не находилось.
Случайно, на танцевальном вечере, он разговорился с девушкой  из прогимназии, которая стояла в одиночестве у стенки, с любопытством разглядывая окружающих.
В это время начали разучивать танец польку  и Иван вызвался составить девушке пару. Разучивая пируэты, они разговорились и уже через полчаса стали настоящими друзьями. Девушку звали Машей: она была жизнерадостна, приветлива и охотно слушала рассказы Ивана о прошедшем лете, которое он провел у отца в деревне. 
Маша была местная уроженка, жила с родителями на другом конце городка и, видимо раньше никогда не встречала Ивана, потому что искренне удивилась его разноцветным глазам, с детской непосредственностью разглядывая его так и эдак, пока окончательно не убедилась, что глаза юноши действительно разные: зеленый и голубой.
- Как это необычно, - развеселилась девушка и даже захлопала в ладоши, - вам Ваня, надо непременно прийти к нам в гости, в это воскресенье. Я представлю вас как своего друга и пусть папа,  и мама тоже удивятся вашим глазам.
- Что я, обезьяна, какая, чтобы меня разглядывать? - Обиделся юноша, но Маша вдруг прижалась к его плечу и прошептала: - Я скажу им, что вы волшебник и сами изменили себе цвет одного глаза: посмотрите, как они будут охать  и ахать, а мы посмеемся вместе над предрассудками старших.
Иван почувствовал, что ему легко и просто общаться с этой девушкой и самое удивительное заключалось в том, что он не чувствовал к ней привычного притяжения как к женщине – пусть и юной, но уже оформившейся: в неброской красоте лица с правильными чертами и нежным румянцем на щеках, на котором выделялись большие карие глаза в обрамлении длинных и пушистых ресниц. Тёмно- каштановые волосы ниспадали девушке на плечи шелковистыми прядями, и от этого Маша казалась выше ростом, хотя была ниже Ивана на пару вершков. Стройная, тонкая фигурка девушки постоянно меняла позы, что говорило о её непоседливости.
Заметив, что–то интересное, она легким толчком руки привлекала внимание Ивана, восклицая громким шепотом: - Смотрите, смотрите Ваня, как импозантен пианист; - или что – то другое, например: - Видите ту девушку – красавицу блондинку? Она полька, но православная, и мы учимся с ней в одном классе.
За вечер они  сдружились, будто были знакомы много лет  и Иван не спрашиваясь, пошел провожать Машу, а она, уцепившись в темноте ему за локоть, шла рядом, рассказывая какой-то случай из своей, гимназической жизни.
Иван с улыбкой взрослого мужчины, слушал девичий лепет Маши, удивляясь как легко  и непринужденно ему рядом  с этой милой девушкой, которая взяла его под руку, что было бы совсем недопустимо при свете белого дня.
Незаметно они подошли к дому, где жила Маша, поговорили несколько минут и, уговорившись встретиться через день снова на танцевальном кружке, Маша ушла в дом, помахав Ивану  рукой на прощание.
- Какая милая девушка, это Маша, - думал Иван, возвращаясь, домой к тёте Марии. – Мне  с ней легко и просто и удивительно, что  у меня  не возникло к ней чисто мужского желания. Пусть она будет моим другом: может же быть дружба между мужчиной и девушкой – я читал об этом в книгах, но не верил.
На следующее утро Иван, как обычно пошел в училище доучиваться до получения свидетельства об окончании училища, чтобы потом выучиться на учителя. На последнем году обучения занимались только повторением пройденного ранее, для подготовки к испытаниям за полный курс училища, поэтому учеба была уже необременительна для Ивана, обладавшего хорошей памятью.
Стояла вторая половина октября. За ночь подморозило, и Иван весело шагал по подмерзшим лужицам, похрустывая сапогами по тонкому льду, покрывшему дорожные выбоины и колею, заполненную водой.
 – Хорошо, что Маша вчера держалась за меня, и не поскользнулась на этой грязи, - весело подумал юноша, вспоминая вчерашний вечер и свою новую знакомую. – Завтра встретимся и поболтаем ни о чём с этой милой девушкой, а если будут танцы, то и потанцуем в свое удовольствие. Она сказала, что я хорошо танцую и надо постараться не разочаровать девушку в своем умении вальсировать.
С этими мыслями Иван и вошел в училище, предварительно вымыв сапоги от вчерашней грязи в колоде с водой, что лежала у входа. Группа была уже в сборе полного состава в количестве 14 человек, и ждали нового учителя. Прежний учитель Борис Олегович или Боб, как звали его ученики, закончив курс, весной переехал на жительство в Витебск и теперь класс доучивал другой учитель: сухой и желчный старик - Павел Евгеньевич Тухманов, которому оставался год до выхода на пенсию и поэтому он усердно занимался с учениками, чтобы выпустить их с хорошими отметками.
Прозвенел звонок в коридоре, дверь открылась, и вошел Петух – так прозвали ученики своего нового учителя: по начальным буквам. Учитель и впрямь был похож на взъерошенного петуха с хохолком на лысой голове, бородкой и прыгающей походкой. Положив журнал на стол, Петух оглядел класс и, убедившись, что все на месте приступил к урокам.
 Повторяли материал лишь по  предметам, по которым будут испытания: учитель давал задания из учебника, письменное или устное, ученики готовились и потом отвечали учителю вслух, а Петух поправлял учеников, если они ошибались, вновь и вновь повторяя пройденное за прошлые годы: вот и всё учение на последнем году. Иван постоянно удивлялся никчемности последнего года обучения и считал его потерянным временем жизни.
На следующий день, вечером, Иван поспешил в гимнастический зал училища, где проходили уроки танцев, чтобы встретить свою новую знакомую Машу. Девушка оказалась на месте, и, увидев Ивана, радостно улыбнулась и призывно помахала ему рукой. 
Весь вечер они провели вместе: учились танцам, слушали песни и романсы, которые осмеливались исполнять некоторые гимназистки и юноши из училища – надо сказать, что некоторые ученики пели весьма неплохо и вызывали одобрение присутствующих.  Маша, тоже достаточно искусно, сыграла на фортепьяно какую–то вещицу, заслужив аплодисменты. Когда вечер закончился,  Иван проводил Машу до дома уже знакомым ему путем, оживленно обсуждая увиденное и услышанное.
- Жду вас, Ваня, к нам в гости в воскресенье, - сказала девушка на прощанье. – Я уже сказала родителям, что познакомилась с хорошим юношей, и мы уже подружились. Можно, мы будем говорить между собой  на «ты» ? – спросила девушка, -  мы же друзья, хотя и недолго, а друзья не говорят на «вы».
Получив согласие Ивана на простое обращение, Маша захлопала в ладоши и воскликнула:  - До свидания Ванечка, спокойной тебе ночи, - засмеялась и убежала во двор дома, где в двух комнатах светились лампы: видимо родители ожидали  возвращение своей дочери.
В воскресенье, после полудня, Иван надел свой новый костюм и, сказав тёте Марии, что идет в гости к родителям знакомой девушки, отправился в путь, услышав вслед пожелание тетки, быть осторожнее с девушками, чтобы не попасть в неприятную историю, а какую она расскажет потом.
Родители Маши встретили Ивана радушно, так же, как и дочь, подивились его разноцветным глазам, а отец девушки – Юрий Алексеевич, земской доктор, сказал, что впервые в своей практике сталкивается с таким явлением, хотя и слышал о разноцветных глазах. Родители Маши оказались приветливыми и открытыми людьми, простыми в общении, и обед прошел за оживленным разговором, где родители расспрашивали Ивана об его родителях и жизни здесь, на что юноша отвечал охотно.
Когда он упомянул, что живет у тётки Марии, Юрий Алексеевич нахмурился и сказал, что знает эту женщину с родимым пятном на лице, и она однажды лет пять назад обращалась к нему за советом, но каким не уточнил.
После обеда родители удалились к себе, а Маша провела Ивана в свою комнату для занятий, где они и провели время до вечера за разговором, рассматривая книги и альбомы с фотографиями, которые стало модным заводить в обеспеченных семьях.
Отец Маши служил земским врачом, выезжал в сёла к больным, лечил людей в городской больнице и вел частную практику, поэтому числился местным интеллигентом. Мать Маши домохозяйничала, но будучи набожной, посещала церковь ежедневно, в пику мужу – атеисту. Юрий Алексеевич, как- то сказал Ивану, что сколько врачи не изучают тело человека, нигде не находят у людей места для души, а коль нет места, то нет и самой души.
Маша была их единственной дочерью, в которой родители души не чаяли. Вечером, попив чаю, Иван распрощался и ушел вполне довольный проведенным временем.
С того дня и повелось, что Иван частенько захаживал к Маше в гости, иногда нечаянно и без приглашения, но всегда встречал радушный прием без навязчивого любопытства о его отношении к Маше.
На тезоименитство царя в женской гимназии был устроен вечер, куда пригласили и старших мальчиков из училища. Иван много танцевал с Машей, и они показывали публике свое умение, что приобрели в танцевальном кружке. Когда часы пробили полночь, все вокруг стали целоваться, поздравляя с днём тезоименитства царя, и Маша тоже расцеловала Ивана в обе щеки, чем смутила и удивила юношу: он -то относился к ней вполне дружески, без тайных желаний, но прикосновение девичьих губ сменило в нем дружескую привязанность к Маше, на медленно разгорающуюся страсть к ней, как девице.
После Рождества, случайные прикосновения к Маше стали ему приятны, но острого желания близости с Машей у него еще не наступило и они продолжали  дружеские отношения, скрывая от себя, и друг от друга плотские влечения и мечты.
Иван, однажды, пригласил Машу зайти к нему в гости: - Тётка Мария очень добрая женщина, хотя и с родимым пятном на лице. Она уже спрашивала не раз, что это за девушка, с которой меня видят в городке. Я сказал, что ты дочка доктора Иванова и тётка Мария посоветовала мне привести тебя в гости и показать, как я здесь живу у тётки, но без отца. Давай Маша, в воскресенье пойдем ко мне в гости: тётка обязательно приготовит чего-нибудь вкусного, а я покажу тебе свои книги по истории, которой хочу заниматься, когда выучусь на учителя.
Через пару дней Маша, объявила, что отец не разрешает ей навестить Ивана и быть в гостях у тётки Марии: – Не знаю почему, но отец категорически против моего знакомства с твоей тётей – недоуменно пояснила девушка. - А ты Ваня, по-прежнему, можешь приходить к нам, когда пожелаешь – так мне сказал отец.
- Может быть, он опасается твоего испуга, при виде тётки Марии без платка – догадался Иван, но тётка и по дому всегда ходит в платке и ее уродства не видно, а левый глаз и здоровая щека с подбородком выглядят вполне привлекательно, как у обычной женщины.
- Не знаю, почему отец не хочет, чтобы я зашла в твой дом, но воли отца я нарушать не буду, а то он и вовсе может запретить нам дружить, - пояснила Маша.
В следующий раз, когда Иван навестил Машу в воскресенье, Юрий Алексеевич, после обеда пригласил гостя к себе в кабинет, сказав дочери, что у него есть разговор к Ивану.
Кабинет отца Маши был устроен по рабочему: в шкафах стояли медицинские книги, ещё в двух шкафах были всякие инструменты, лекарства в таблетках и флакончиках и ещё другие непонятные предметы.
- Иногда приходиться среди ночи ехать к больному и всё необходимое для врача я храню здесь, чтобы быстро собраться и оказать больному помощь – пояснил доктор, усаживаясь в кресло и предложив Ивану присесть на диван.
- К вам, Ваня, у меня назрел серьезный разговор, продолжал Юрий Алексеевич, внимательно разглядывая юношу.
 – Моя дочь, видимо, увлеклась вами уже не по-дружески, а как девушка. Мне вы тоже симпатичны, но молоды для серьезных отношений, собираетесь учиться дальше, а это годы и годы. Машу я тоже намерен отправить учиться в Москву, где у меня есть брат с положением, и он подберет подходящее учебное заведение для девушки.
 Потому вместе вы быть  не можете, и я опасаюсь, чтобы по молодости лет вы и моя дочь не наделали глупостей, прямо скажу: чтобы не вступили в отношения, когда страсть затмевает рассудок. Я врач, я вижу, что Маша готова отдаться вам при первом же настойчивом желании с вашей стороны и не могу допустить, чтобы мою дочь погубила первая девичья любовь. Вы из порядочной семьи и должны дать мне дворянское слово, что не будете соблазнять мою дочь: ей на погибель, а себе в укоризну. Пройдет время, вы оба выучитесь, познаете жизнь, и если ваши чувства сохранятся, то я буду рад считать вас, Ваня моим зятем.
- Если Иван,  вы даёте слово, то можете продолжать дружеские отношения с Машей, а иначе я буду вынужден ограничить ваши встречи или вовсе отправлю дочь досрочно к брату в Москву. Решайте Ваня: вы мужчина и ответственны за свои поступки, даже если и не достигли совершеннолетия.
Иван, покраснев от смущения, что Юрий Алексеевич, догадался о его отношении к Маше и смутных намерениях к близости, срывающимся голосом заверил отца, что у него нет, и не будет дурных помыслов покуситься на честь девушки.
- Вот и славненько, другого ответа я и не ожидал, можете идти, Маша, наверное, уже заждалась, - ответил Юрий Алексеевич, дружески похлопав Ивана по плечу, и понизив голос, добавил:- Если уж совсем станет невтерпеж от мужского желания и чтобы обезопасить Машу, советую вам, как врач, иногда посещать публичных девок и снимать с ними свою похоть.
С этого дня Иван старался реже прикасаться к Маше, потому что каждое такое прикосновение вызывало желание обнять девушку, так чтобы косточки захрустели, а потом и овладеть ею по согласию: известно же, что  запретный плод слаще.  Именно после данного им слова, Маша стала для Ивана желанной: дружба ушла, а взамен пришла нестерпимая страсть обладания.
 Маша, заметив перемену в его отношении, будто нарочно норовила прижаться к юноше плечом или бедром, провоцируя его на объятия или встав с дивана непринужденно потягивалась всем телом, будто кошка, так что ее девичья фигурка обтягивалась платьем, вызывая восстание мужского желания и тогда Иван, под каким-нибудь предлогом уходил домой, подставляя холодному зимнему ветру свое разгоряченное лицо, а дома ему снова стала сниться обнаженная Даша, выходящая из реки, но почему – то с лицом Маши и опять сон заканчивался утренним семяизвержением. И потом приходилось украдкой от тетки Марии застирывать исподнее белье, удаляя пятна от юношеского желания, самопроизвольно излившегося от приснившегося, будто наяву, обнаженного образа любимой девушки.
В учебе и встречах с Машей, незаметно наступила весна, растаяли снега, прилетели грачи, на обочинах зазеленела первая трава, ребятишки из дворов перебрались играть на улицу в бабки. Проходя мимо игроков, Иван вспомнил, как шесть лет назад он приехал к тётке Марии и тоже начал играть в бабки с соседскими мальчишками. Эти мальчишки выросли, как и он, и уже давно работали кто–где, возвращаясь усталыми после двенадцатичасового рабочего дня. Иван иногда встречал, прежних друзей, возвращаясь от Маши, здоровался и они, молча, расходились, также как разошлись их жизненные пути.
 Он - сын обедневшего дворянина смог учиться, чтобы выбиться в люди, а они - дети крестьян, переселившихся из-за невыносимой нужды в город, принуждены были с малолетства зарабатывать на кусок хлеба, даже и не мечтая ни о какой учебе.
 Сословное различие разделило Ивана и его друзей детства раз и навсегда: как это представлялось Ивану при таких встречах. Но впереди, грядущие годы сулили большие перемены, грозные отзвуки которых, как дальний весенний гром, доносились со всех концов Российской империи и в этот маленький уездный городок вестями о восстаниях крестьян, забастовках рабочих и смутах среди инородцев.
Учебные годы приближались к завершению, будущие выпускники повеселели, ожидая выпускных испытаний, которые проводились для проформы, поскольку учителя больше полагались на оценки учебы в течение прошедших лет, чем на знания учеников, показанные на испытаниях.
Маша, которая, как и Иван, заканчивала курс обучения, почему – то погрустнела с приходом ясных весенних дней и Иван часто ловил на себе ее вопрошающий взгляд, но не знал, как  и когда объясниться ему с девушкой, которая всей душой привязалась к нему поначалу как товарищу, а затем и избраннику девичьего сердца. Памятуя о слове, данном отцу Маши, юноша ни разу, с самого Рождества, не обнял и не поцеловал девушку, которая напряженно ждала от него решительных действий и вероятно отдалась бы ему сразу и безоговорочно, скажи он лишь несколько слов любви и прижав ее к себе.
Ясный девичий взор Маши угасал по мере того как приближалось окончание учебы и скорое расставание Ивана с этим городом, о чем он говорил девушке, делясь планами на дальнейшую учебу.
Отец Маши тоже заметил смятение чувств своей дочери и однажды, оставшись наедине с юношей, посоветовал ему объясниться с дочерью пообещать что–то на будущее или же решительно растоптать девичьи мечты, сказав, что он скоро уедет навсегда.
- Поймите, Иван, ваша нерешительность лишь усугубляет страдания моей Машеньки. Она чувствует, вашу привязанность  к ней, и не может понять ваше молчание, потому, что не знает о том обещании, что вы дали мне. Поговорите с Машей, и пусть будет так, как вы решите.
Дня через два после этого разговора, когда Иван гулял вместе с Машей вдоль реки, которая разлилась широким потоком, затопив почти всё Заречье, он завел трудный разговор с девушкой, об их будущем.
Был теплый весенний день, на березах проклюнулись первые, клейкие, зеленые листочки, воробьи стайками перелетали на обочину дороги, отчаянно борясь между собой за каждый найденный кусочек пищи. Вороны с карканьем обустраивали на березах свои гнезда, обветшавшие за зиму, а высоко в небе стаи перелетных птиц тянулись на север к местам обитания, когда Иван начал объяснятся с девушкой.
- Дорогая Маша, – сказал Иван, глядя вдаль, где синева неба сливалась с синевой разлившейся реки, - скоро мы заканчиваем наше обучение здесь, и что будет дальше нам пока неизвестно. Я собираюсь учиться, тебя отец тоже намерен отправить на учебу в Москву, и видимо нам придется расстаться: юность наступила, но мы ещё не совсем взрослые и не можем принимать самостоятельные решения вопреки воле родителей.
Ты мне настоящий друг, мне с тобой легко и просто  и как девушка ты мне очень – очень нравишься. Я не сплю ночами и думаю, как быть дальше, но ничего не могу придумать. По любви к тебе я чувствую себя взрослыми, но по возрасту и положению я еще подросток. Мне хочется целовать тебя, шептать слова любви, но я не могу увезти тебя с собой, пожениться и быть всегда вместе: и возраст не позволяет, и жить нам будет негде и не на что. А просто так, прелюбодействовать, я не хочу.
 Потому и сторонюсь твоих прикосновений и не пытаюсь обнять тебя и поцеловать, чтобы страсть не захлестнула нас обоих и мы не наделали глупостей, как говорил мне твой отец, а я дал ему слово в этом. Я мужчина и должен отвечать за свои поступки. Давай останемся друзьями, если пока нам нельзя любить друг друга. Я буду писать тебе письма, и может быть, жизнь еще повернется, к нам удачей и мы будем вместе.
Маша неподвижно стояла спиной к юноше и молча слушала его объяснение о предстоящей разлуке. Девушка ждала объяснения в любви, а ей предлагалась лишь дружба. Она повернулась лицом к Ивану, подняла глаза, полные слез и вдруг бросилась к нему на грудь и разразилась громкими рыданиями, сотрясаясь всем телом. Девушка не понимала  и не желала понимать справедливости слов любимого юноши, чувствовала себя несправедливо обиженной, отчего расплакалась еще сильнее.
Иван бережно обнял Машу за плечи, прижал к себе, ощущая, как трепетно вздрагивает девушка у него на груди,  и начал целовать ее в мокрые глаза и солоноватые от слез щеки, наконец, прижался к ее губам долгим и страстным поцелуем. Маша тут же перестала плакать и в ответ начала осыпать лицо юноши короткими ответными поцелуями, пока их губы не встретились вновь во взаимном желании. Они стояли неподвижно на берегу реки, целуясь снова и снова, пока у Ивана не закружилась голова от разгоревшейся страсти, и он неимоверным усилием отстранил разгоряченную девушку от себя, тяжело дыша как после долгого бега.
Маша, напротив, получив от Ивана доказательства любви к ней, вполне успокоилась и радостно прижалась вновь к его плечу, словно юноша и не говорил ей только что о грядущей разлуке. Это будет впереди, а пока в объятиях любимого ей было спокойно и приятно.
Иван огляделся по сторонам: людей поблизости не было и он бережно, повел девушку вдоль берега, чтобы присесть на поваленное дерево, валявшееся неподалеку, - на этом дереве часто сиживали влюбленные парочки: согрешить здесь не было возможным, но можно было всласть обниматься до боли в паху  и нацеловаться до припухлости губ.
Присев на дерево, Маша снова прижалась к Ивану, ласково потрепала его по волосам, заглянула в его разноцветные глаза и сказала невинным голосом:
- Я-то, дурочка, думала, что совсем тебе не нравлюсь как девушка, и ты считаешь меня только другом, а оказывается, что ты дал слова моему отцу пощадить мою честь. Ты хотя и старше меня почти на год, но не знаешь, что девушка сама выбирает как вести себя с любимым мужчиной, однако папа был прав, высказав опасения: я всегда была готова уступить тебе при малейшем домогательстве.
Мне с тобой спокойно и надежно, я чувствую твое настроение, угадываю желания и мысли, твои прикосновения вызывают у меня приятное волнение, а от сегодняшних поцелуев у меня и вовсе закружилась голова: я согласна на все – делай со мной, что хочет мужчина.
Иван резко отстранился от прильнувшей к нему девушки: – Нельзя нам делать этого – я дал слово  и сдержу его. Ты младше меня, но можешь хоть завтра выйти замуж, а мне до совершеннолетия еще четыре года, чтобы совершать мужские поступки не обращая внимания на твоего отца и моего тоже. А четыре года срок большой: мы повзрослеем окончательно, и может быть, наши чувства изменятся. Тебе, Маша, будет двадцать лет – в этом возрасте моя сестра Лидия имела уже двоих детей, будучи замужем. Нам кажется, что мы любим друг друга сейчас и навсегда, но пройдут года и все может измениться. Одно только не изменится -  наша дружба.
 Останемся друзьями, я буду писать тебе письма, а куда писать ты сообщишь моему отцу, адрес которого я тебе дам. Будем учиться дальше с тобой врозь, и если любовь сохранится у нас обоих к концу обучения, знай, что я непременно разыщу тебя  и предложу быть моей женой навеки.  – Сказав эти слова, Иван снова начал страстно целовать девушку, чувствуя, как ее тело обмякает в его объятиях, а страсть обладания снова кружит ему голову.
Он вскочил с бревна, и, потянув Машу за руку, заставил ее встать, прижал к себе всем телом, поцеловал несколько раз  и решительно повел девушку от берегового обрыва к ближайшим домам, что виднелись за пустырем.  Чувство ответственности и долга пересилило в нем плотскую страсть обладания любимой девушкой и он, в последующей своей жизни, всегда гордился этим благородным поступком.
Вернувшись, домой, Иван, проголодавшись за весь день, плотно пообедал, прилег на диван с учебником, намереваясь готовиться к испытаниям, но сытный обед и прошедшие события сморили юношу и он незаметно заснул, проспав до сумерек и возвращения тётки из магазина. Поужинав вместе с тёткой, он снова лег спать, проспал крепким сном до утра, а проснувшись, чувствовал себя бодрым и энергичным, как -  будто вчерашних событий не было вовсе.
Уроки уже закончились, и ученики ходили в училище на консультации к учителям, готовясь к испытаниям, которые еще назывались экзаменами, по основным дисциплинам за полный курс училища.
После консультации Иван, как обычно зашел к Маше в гости без приглашения. Маша была дома и тоже готовилась к экзаменам, но встретила его холодно и настороженно, будто и не было вчерашнего объяснения в любви и жарких поцелуев.
Иван был в недоумении, пока Маша тихонько на ушко, не прошептала ему, что кто–то видел их вчера целующимися, на бревне у реки. Это стало известно отцу, который сделал ей выговор за недостойное девушки поведение на людях и хотел отказать Ивану от дома, но она уговорила отца  не делать этого: они с Ваней остались лишь друзьями и поцеловались перед грядущим расставанием. Маша сказала, что и Ваня должен подтвердить ее слова,  если Юрий Алексеевич  спросит его. На том и условились, но больше Маша вольностей не допускала,  и Иван довольствовался пожатием ее руки, листая учебники.
Отец Маши ничего Ивану не сказал, но перестал быть радушным, и, видимо, с нетерпением ожидал отъезда юноши домой после окончания училища.
Наконец испытания закончились, Иван получил отличные отметки, кроме музыки, где довольствовался четверкой, и наступил выпускной день, который училище и женская прогимназия проводили вместе.
Ученики и девушки пришли в форме: такова была традиция, вместе с родителями и даже тётя Мария, закутавшись в платок, пристроилась в конце зала.
Уездный инспектор училищ по-фамильно вызывал выпускников и вручал каждому свидетельство об окончании учебного заведения. Это свидетельство было на гербовой бумаге и скреплено красной сургучной печатью, под которой на бечевке висела карточка с фотографией выпускника, чтобы кто другой не мог воспользоваться этой бумагой.
 Потом все разошлись до вечера, когда в городской управе состоялся бал в честь выпускников. Уездный начальник поздравил всех с окончанием учебы, пожелал успехов и начались танцы. Иван пригласил Машу,  и они станцевали два танца под неодобрительные взгляды отца Маши, который пришел на бал и неотлучно наблюдал за дочерью, не давая им уединиться, ни в управе, ни в сквере около управы.
Маша сказала: что через день отец увозит ее в Москву к своему брату договариваться о дальнейшей учёбе дочери в Москве  и им больше не увидеться. Ивана заметно огорчило это известие, и он уговорил Машу завтра в полдень встретиться тайно на берегу реки, но не наверху, а под обрывом  у самой реки, где были заросли ольхи, и можно было спрятаться под деревьями.
 Чтобы не злить отца понапрасну, Маша пошла к подругам, а Иван к своим однокашникам и остаток вечера они провели раздельно, изредка встречаясь взглядами во время танцев.
На следующий день Иван ждал Машу в условном месте. Девушка пришла, запыхавшись, сказав, что отпросилась у отца навестить подружку перед отъездом. Иван попробовал обнять Машу, но та отстранилась, сказав, что между ними уже все решено, они будут переписываться и пусть время проверит их чувства, а сейчас разжигать страсти ни к чему.
 Иван оставил Маше адрес отца и попросил написать ему осенью, когда будет известно, где Иван будет учиться дальше. Потом она будет писать по этому адресу и, получив ее письмо, Иван сможет ответить и завязать переписку. Маша недовольно надула губы: - Как все это сложно ты придумал.
– Жизнь начала только налаживаться, потому и сложно, - ответил Иван с обидой. – Захочешь помнить меня и вести переписку – найдешь и адрес мой и меня самого. Кроме того, будущим летом я хочу навестить здесь свою тётю Марию по её просьбе, и хорошо было бы, чтобы нам здесь снова встретиться – сказал Иван, сжимая девичьи руки в своих ладонях. От этих пожатий Маша вдруг вспыхнула лицом, прижалась к Ивану всем телом, и страстно поцеловав его в губы долгим поцелуем, высвободилась из объятий юноши и, повернувшись, торопливо пошла прочь. Поднявшись на обрыв, она обернулась, помахала ему рукой и скрылась из вида.
              Иван, расставшись с Машей, через три дня уехал домой к отцу, где провел всё лето,  в  августе самостоятельно приехал в Оршу. Чтобы продолжить учебу на четырехгодичных учительских курсах на земского учителя.
           Поступление на курсы состоялось и весь первый год он усердно обучался, постоянно ожидая письма от Маши, но так и не дождался.
Закончив первый год обучения, Иван при первой возможности поехал к тётке Марии: повидаться с ней и разузнать у родителей Маши ее адрес в Москве.
         Может показаться странным, но Иван скучал в своей одинокой, теперь, жизни по тётке Марии, которая столько лет заботилась о нем. Он жил при ней, не зная заботы ни о крове, ни о хлебе насущном - забот хлопотных и требующих денег, которые давались Ивану отцом, тёткой и собственной работой и  которых всегда не хватало.
Тётка оказалась дома, когда Иван, без предупреждения, открыл калитку, отодвинув засов через щели в заборе, и вошел во двор. Мария выглянула с веранды посмотреть, кто пришел и, увидев Ивана,  тихо охнула и присела без сил на крыльцо.
 За год прошедший с отъезда, Иван на восемнадцатом году жизни стал настоящим мужчиной:  раздался в плечах, на щеках курчавилась шелковистая бородка еще не знавшая ножниц и бритвы, темно-каштановые волосы аккуратно обрамляли его лицо с прямым носом и высоким лбом, из-под которого весело смотрели разноцветные глаза. Иван был рад увидеть тётку  Марию в здравии и его глаза не скрывали радости племянника от встречи. Мария, тут же вскочила, подбежала к Ивану  и прижалась к нему всем своим маленьким и похудевшим тельцем.
- Что же ты не написал о приезде? - укорила тётка племянника. Я бы нажарила и напарила  разных кушаний ради такой встречи, а сейчас мне и покормить тебя нечем. Живу одна, и есть мне совсем не хочется. Помнится при тебе, и я кушала за компанию, а в одиночку и ложка в рот не лезет,  - видишь, как исхудала? А мне лишь немного за сорок лет. И седая стала я в одиночестве всего за год, - сказала Мария, отвернув платок  и показывая Ивану прядь седых волос, которые еще прошлым летом были у нее иссиня – черного цвета.
 – Да, жить одной  не в радость, - подумал Иван.- Я хоть с товарищем, проживаю, а тётка совсем одна осталась.
- Почему жиличку в дом не возьмешь, как обещалась? - напомнил Иван.
- Не хочу, чтобы  люди в моем доме проживали и стесняли меня, видимо совсем я одичала в одиночестве – людей бояться стала, ворота на ночь на запор закрываю, и дверь на засов изнутри запираю, чего раньше никогда не бывало. Городок у нас тихий, сам знаешь, лихоимства нет. Бывает, что муж жену побьет  или дом сгорит по недосмотру за детьми, а чтобы грабежа или смертоубийства мы тут не знавали, - пояснила тётка.
- Располагайся, как прежде, твоя комната свободная стоит, а я схожу  в лавку и возьму припасов для стола: радость-то какая – племянник приехал в гости, - добавила Мария и заспешила в свою лавку.
Иван собирался провести у тётки дня два-три  и потом ехать к отцу уже на все лето. Он переоделся с дороги, разобрал вещи, умылся из рукомойника на кухне и успел закончить эти дела, как возвратилась тетка Мария с двумя корзинами, в которых были разнообразные продукты из ее лавки: все, что нужно, чтобы встретить гостя.
Они вместе попили чая со свежим хлебом, ветчиной, сыром и копченой севрюгой на которые налегал Иван,  но и тётка покушала с аппетитом, глядя, как племянник наворачивает кусок за куском.
После чаепития, тетка принялась хлопотать у печи, которую растопила, чтобы сготовить чего-нибудь к обеду, а Иван решил прогуляться по знакомым местам, которые покинул год назад, намереваясь навестить  родителей Маши и справиться у них насчет адреса в Москве, чтобы написать Маше письмо. За год одинокой учебы в чужом городе, его чувства к девушке стали казаться ему значительными и важными для дальнейшей жизни.
Он вышел на улицу и ноги непроизвольно понести его в сторону, где прежде жила Маша и где они часто проводили время вместе за разговорами и чтением книг. Иван подошел почти к самому дому, как калитка отворилась из нее вышла  Маша в сопровождении какого-то мужчины и они направились в его сторону, причем Маша взяла мужчину под руку, чего никогда не делала с Иваном при посторонних. Они о чем-то оживленно разговаривали, пока не поравнялись с Иваном и тут Маша, подняв глаза и увидев его, вдруг смутилась, но быстро опомнившись, весело вскрикнула:
- Здравствуй, Ваня, я и не знала, что ты здесь, а то обязательно бы зашла вместе с Филиппом.
- Филипп, - обратилась девушка к своему спутнику, - это мальчик Ваня, о котором я тебе говорила. Мы дружили здесь, пока не закончили учебу и не разъехались в разные края.
- Ваня, познакомься – это Филипп, мой жених, он заканчивает, университет в Москве и будет там работать. Я тоже буду с осени учиться в университете, осенью мы поженимся, и будем жить пока у родителей Филиппа, - закончила девушка, представляя Ивану своего спутника.
Иван машинально протянул руку для знакомства, совершенно огорошенный известием о предстоящем замужестве Маши,  о которой минутами раньше думал как о возможной своей невесте.
Спутник Маши, худосочный мужчина лет двадцати пяти на два вершка ниже «мальчика», каковым представила девушка Ивана, тоже протянул руку, поправив очки на переносице. Высокий лоб с заметными залысинами и очки говорили о том, что Филипп много времени проводит за чтением  и в недалеком будущем окончательно облысеет, оставаясь таким же тщедушным интеллигентом.
- Что такого нашла Маша в этом сморчке? - думал Иван, пожимая растерянно руку Филиппу.- Чем он улестил девушку, что она так быстро собралась за него замуж? Наверное, тем, что заканчивает университет и уже становится самостоятельным, а мне учиться еще три года.
Все трое стояли молча, не зная о чем завести разговор. Неловкое молчание прервала, Маша, спросив Ивана, чем он занимается. Услышав ответ, что Иван учится на курсах учителей младших классов для земских школ и городских училищ, Маша победно сверкнула глазами и прижалась к своему Филиппу: учительские курсы Ивана не выдерживали конкуренции с университетским образованием Филиппа, хотя  неказистый вид ее жениха не выдерживал сравнения с высоким статным и привлекательным Иваном - каким он стал за прошедший год.
- Эх, если бы внешность Ивана соединить с образованием Филиппа - получился бы идеальный жених, - подумала девушка.  - Но не ждать же целых три года, пока Ваня закончит  учительские курсы, чтобы потом уехать с ним в глухое село  и прожить там всю жизнь. С Филиппом  я буду жить в Москве, тоже закончу университет  и мы будем светской интеллигентной парой, живущей обеспеченной и культурной жизнью. Потому я  и не писала Ивану  и даже не пыталась узнать его адрес, чтобы он своим взглядом разноцветных глаз не утянул меня за собой в бедную и грубую жизнь сельского учителя.
- Желаю тебе Ваня успехов в учебе. Мы завтра уезжаем с Филиппом в Москву, а сейчас торопимся в лавку к еврею – ювелиру, купить обручальные кольца – здесь они гораздо дешевле, чем в Москве. Прощай Ваня, может быть, и встретимся когда-нибудь в этом городке, - сказала Маша и потянула жениха за собой, оставив Ивана на месте.
Юноша смотрел вслед уходящей паре, удивляясь, как столичная жизнь изменила Машу: увлекающаяся и непосредственная девушка превратилась в спокойную и расчетливую даму, разменявшую  свою любовь к нему, в чем сама призналась когда-то, на блеск и лоск столичной жизни. Пожертвовав ради этого  своим телом и отдав себя этому хилому очкарику, но с университетским образованием.
Гулять по городку Ивану расхотелось, и он не спеша прошел к реке Басе, сел на берегу, где год назад под ольхой страстно целовался с Машей и смотрел на струи воды, которые медленно уносились вдаль. Невидимое время, также как и вода, унесло годы его жизни в этом городке, унесло любовь  Маши к нему и он остался один на пустом берегу жизни. Вглядываясь в даль, как в будущее,  в надежде увидеть там, за поворотом реки и времени, свою взрослую будущую жизнь, он не видел ничего: будущая его жизнь скрывалась  в пелене времени, как речка Бася скрывалась за поворотом в сизой мгле – видимо неподалеку что-то горело и дымок стелющийся по земле скрывал очертания дальнего леса сразу за излучиной реки.
Погостив у тётки три дня, Иван собрался в дорогу и, несмотря на уговоры тётки Марии погостить еще, уехал к отцу проводить свое очередное лето.