Холодное время

- Это время холодное, - говорил Гуньяр.
Он сидел в углу и курил трубку. Книжные полки, возвышаясь над мужчиной, пытались побороть едкий запах табака. Гуньяр был человеком привычки. Излишняя суеверность была у него в крови. Она засела в нём так глубоко, вцепилась своими когтями и пропитала его насквозь.
Он не выходил из дома уже неделю.
- Этому есть объяснение, друзья мои. – Гуньяр делал судорожную затяжку и медленно выдыхал белый дым.
Он говорил:
- Вот, на прошлой неделе я три раза забывал ключи от дома у Фрэнка. А всем известно, это к воровству.
Тогда, отговорившись, он откидывался на кресле и начинал гладить свои седые бакенбарды. Когда тишину нарушили часы с кукушкой, я не стерпел. Я резко вскочил со своего места, едва не опрокинув чашку с кофе. Гуньяр содрогнулся. Я не тот человек, которого можно бояться.  Могу поклясться, что все в комнате тогда видели, как на голове хозяина появился ещё один седой волос.
- Сколько тебе лет, Гуньяр? Неужели ты всё ещё веришь в эти нелепые приметы? – Я сел на своё место, - Не знаю, Гуньяр, не знаю… Дело твое.

В доме было страшно. Если бродить по его коридорам и залам в пасмурный день, да ещё в одиночку, то при «удачном» раскладе не мудрено заработать инфаркт.  В холле, у лестницы, по обеим сторонам стояли жуткие горгульи из тёмного камня. В широком коридоре, что вёл в гостиную, на стене висел огромный гобелен с вышитым золотыми нитями драконом. В детстве у меня с языка не сходило название этого зверя. Дракон.
Мы тогда жили в Атморской деревне. Я и отец. В холодные вечера он оставался дома, хоть и был человеком самой прочной закалки. Отец стелил у камина нежное одеяло и звал меня. Он читал мне свою большую книгу.
- Ну, - говорил он, - Готов к приключениям?
- Всегда готов! – отвечал я.

И приключения начинались.

Каждый раз была новая, не похожая на предыдущую, история.  Но почти в каждой появлялся дракон. Я его представлял примерно так: Темно-красный окрас чешуйчатой кожи, когти, как мечи, заточены с двух сторон. Его глаза были наполнены светом вечно горящих свеч, а из ноздрей валил дым, пахнущий горелой плотью.
Гобелен меня не пугал. И даже горгульи не внушали страха. Я боялся самой сущности дома, его атмосферы.

Сейчас же все сидели в гостиной. Тишина, как независимый купол, замедляла время.
- Думайте, что хотите, - не унимался Гуньяр, - Только я всё равно говорю: Это время холодное.
- Да что же в нём такого? – спросил Боб, хозяин лесопилки.
Гуньяр посмотрел в окно, за которым раскинулись его мрачные владения. Было видно, как по его телу прокатилась дрожь.
- Люди умирают непонятно за что…
- Они всегда умирают! – крикнул я.
- Это точно. – поддакнул Боб.
- Это верно, - сказал Гуньяр, - Только раньше было не так как сейчас. Раньше они знали за что умирают. За страну, за семью, за деньги. А сейчас…
- Что сейчас? – вырвалось у Боба и одновременно у меня.
- Сейчас происходит что-то непонятное. Эти ужасные письма… Половина Вайлона их получает и люди сами себя убивают. А эта мелкая деревня неподалеку, - Гуньяр вопросительно посмотрел на нас, - Вы ведь слышали о том, что там произошло? Все жители получили письма, а через неделю все утопились в реке… Все…
На это мы ничего не сказали. Действительно, это были не выдумки. Целая деревня и пол города. Об этом писали все газеты. На столбах вешали объявления. Они гласили:

«Жители Вайлона и других городов! ВНИМАНИЕ! Получив письмо, незамедлительно несите его в участок. Ни в коем случае не вскрывайте его собственноручно.»

Нечто странное произошло и в Нью-Харли. Это самый ближайший город к Атмору. 2 августа Нил Паркентсон вернулся с войны. Ребекка, его жена, оповестила весь город. Горожане только об этом и говорили.
- Неужто ли сам Нил вернулся?
- Да, я сам лично видел его вчера. Идет себе по тропинке, в руках чемодан, на голове шапка.
Кто- то из жителей спросил:
- А правда, говорят, что он на войну больным ушёл?
Правда.
Врачи терялись в догадках. В непогоду, когда гроза рвала на себе рубаху-небо, у Нила случались приступы. Одни говорили, что у него раскалывалась голова, а другие, что из его рта лилась пена. Война берет своё. Не уступает не под каким предлогом. Нила Паркентсона, как и многих других мужчин, забрали.

Но чудеса! Нил вернулся. Живой.
Весь город ликовал. И некоторые говорили:
- Он вернулся! Опоздал на два года, но вернулся! Живее всех живых!
Вояка настойчиво молчал, когда у него спрашивали, где он провёл два года.
Приступы его оставили. Казалось, счастье будет вечным. Но так не бывает.
12 августа Нил получил письмо. Конверт был жёлтым и прелым. Без обратного адреса…
Нил не повесился. Не вскрыл вены. Не утопился. Он ушёл в лес.
Сначала нашли его ногу. Потом другую.
Целое тело собрали под утро следующего дня.

Гуньяр встал со своего кресла и начал ходить взад-вперед, вдоль книжных полок. Его седые волосы спадали ему на лоб. Они, как губка, впитывали пот. За окном теперь лил дождь, тихий и снисходительный. Пустота? Или такой переизбыток, что всего и не заметишь? Гуньяр не знал.
Он не знал, почему приходят эти письма. От кого они? И что в них? Сложно… Очень сложно…

- Вам, господа, пожалуй, пора. – Его голос слился с дождем. Он был таким же тихим и снисходительным. Слыша его, понимаешь, что если ослушаешься, то последует гроза.


Я встал. И Боб тоже. И мы ушли, не зная, что видим Гуньяра в последний раз. Он не стал нас провожать, как полагается.  Но он нам помахал рукой.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю почему был заколочен почтовый ящик. Я понимаю, что служило Гуньяру закладками для книг. Оружие! Он был с ним так легок, как с ребёнком. Его принципы, суеверия, седые волосы… Всё это было оправдано.
Проходя мимо его дома, я понимаю… Наступило холодное время.