Алжирский пленник - часть 68

Вот опять лежу среди ночи и всплыло в памяти смешное, не могу не записать!
Вчера пошли мы обедать. Зино всегда как-то странно выискивает, где поесть. Если мы находимся в центре города, и я ему скажу, что пора ит (есть значит), то он озадачится, начнет кому-то звонить, а потом мы будем час ехать на окраину, объезжая разными закоулками многочисленные пробки, при этом на каждой улице, в каждой подворотне, на каждом шагу есть свой ресторант, как тут пишут, прибавляя к слову «ресторан» букву «т» на подобии «да-с». Но у Зино всегда одна отговорка, он незнаком с рестораторами данного режиона (региона). Почему просто нельзя поесть в любом заведении - для меня загадка?
И так мы долго едем, я предвкушаю, что сейчас-то Зино, так долго меня вез, чтобы удивить! И, да! Я удивлен! Не просто удивлен, а потрясен очередным убожеством данного заведения! Как алжирцы умудряются создавать свои ресторанты на площади двенадцати квадратных метров – я не могу понять!
И дело ведь не в том, что Зино ищет, где подешевле! Нет! Он не скупится! Он набирает всего помногу. Но обязательно ему нужно пройти на кухню, которая тут же за прилавком, обняться со всеми поварами, рассказать им, что вот привез к ним русского, что он голоден, как волк тамбовский, но гад привередливый, сладкое не ест! Вы уж в грязь лицом не ударьте, сделайте ему погорячее! Или как-то так. На этот раз Зино то ли сплоховал, то ли уж сам сильно есть захотел… Мы шли с Муниром за его уверенно шагающей впереди фигурой и он привел нас в еще одну свою знакомую забегаловку. Я поначалу даже подумал, мы в ней уже вчера были, и приготовился расслабиться при виде знакомых лиц, но это оказалась другая забегаловка. Зино, к моему удивлению, тут никого не знал! За прилавком местные кудесники кулинарии, виртуозно управлялись со своей работой. Один стоял у печного шкафа и чем-то там орудовал, другой уже достал большой противень в котором только что испеклась яичная запеканка. Ну, думаю, класс! Поем наконец-то знакомое с детства блюдо! Но этот местный Андрей Макаревич, взял вдруг булку ихнюю длинную и безвкусную, и разломил пополам. Одну половину еще раз разломил повдоль и к моему ужасу стал накладывать в нее яичницу! Совершив такое святотатство, он отдал эту булку довольному старичку, который тут же с аппетитом стал засовывать ее в рот, на что булка и запеканка ему ответили: «А вот на тебе!» И запеканка полезла с обеих сторон! Обжигаясь, и не зная с какой из сторон лучше ее подъесть, старичок ни чуть ни сконфузился, ел с таким аппетитом и рвением будто сам только что придумал это блюдо, и теперь пытался всем, и нам, в том числе, доказать, что это страшно вкусно, вы только попробуйте! Я с отчаяния стал искать что-то еще из меню на прилавке. На стене висели фото вполне солидных гамбургеров. Мунир меня успокоил, сказав, что Зино заказал пиццу. Я расслабился, насмешливо посматривая на старичка, который с собачьей жадностью доедал свою булку, фаршированную пюре из яичницы. Но тут Зино, стоявший у прилавка, стал сквозь набежавшую  откуда-то толпу передавать нам на бумажках такие-же горячие чудо-запеканки. Когда он передал первую, я подумал, что это Муниру. Тот и вправду, тут же взялся за нее. Потом Зино передал вторую. Ну, думаю, эту тоже тебе, а мне пиццу. Но и третьей тоже оказалась булочка с яичницей!
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день» - подумал я, «поел…» В забегаловку тем временем набилось полно молодых и не очень людей, места едва хватало, чтобы протиснуться. Кто-то ел стоя посередине этой малюсенькой комнаты, умудряясь при этом еще разговаривать. Мы втроем стояли у стены, где была приделана небольшая полочка, для еды, видимо. Не буду описывать вкус этого безвкусного шедевра. Мне захотелось его хоть чем-то, да сдобрить. Увидел стоявшую поодаль бутылочку напоминающую кетчуп и потянулся было за ней. Зино с Муниром бросили свои булки и чуть не из рук стали вырывать у меня ее. «Не надо, не надо! Там уже есть!» - разобрал я их англо-кабильско-французское наречие. Где есть, не понял я, и раскрыл булку. Там где-то в глубине, в ущелье, на дне его чуть-чуть что-то розовело. Да, идите вы! Разозлился я! Я вообще стал последние дни борзый, паспорт то у меня! Взял кетчуп и давай им обильно поливать содержимое своей булки. А в это время Мунир и Зино высунув языки и открыв рот жарко дышали, как псы на солнцепёке, показывая мне на свои языки. «Да понял я, понял!» - сказал я, и еще добавил назло им. Кстати, правильно сделал!
Иногда мы в России на трассе останавливаемся поесть, садимся за столик, и пока нам готовят пельмешки или манты, или шашлык, утоляем голод хлебом, который тут бесплатно, и острым соусом Чили или кетчупом. Так вот эта булка с яичницей внутри чем-то мне напомнила бесплатную еду в придорожных кафе! Вы не там встали Россияне! Езжайте в Алжир и встаньте там у дороги! Вы сразу же по Алжирским меркам поднимите свой рейтинг до звёздочного ресторана, хотя бы тем, что у вас на столах не бумага, а скатерти, в меню не два с половиной блюда, и чай не через дорогу в чайнике у негритянского паренька, который его готовит тут же у дороги на газовой горелке, стоящей между двух камней, и клиентам не нужно будет давиться сухой пиццей.
Но и это не все! Я еще не съел и половины, а Зино и Мунир свое, каким-то чудом, горячее проглотили, подоспела пицца! Вот черт, подумал я! Зачем я эту гадость тогда ел? Но из приличия все-таки докончил. Зино с Муниром в это время уже запихивали свернутые в трубочку кусочки пиццы. Да, да! Я не оговорился! Это был бы не Алжир, если бы они не сделали из пиццы что-то другое! Вместо пышной, мягонькой внутри пиццы, у них был приготовлен обычный блин, намазанный сверху чем-то красным. Я даже сначала подумал, что красной икрой, но потом отогнал это видение, как не реальное в данной стране. Если бы у нас в России приготовили такую пиццу и подали к столу, то я представляю, что бы услышала в свой адрес хозяйка?! И что раз у нее продуктов только на смазывание сверху хватило, то наверное у нее и с фантазией так же плохо, как с продуктами и т.д.  А уж про толщину этой чудо-диетической пиццы и говорить  не приходится. Это, наверное, чемпион пицц по низкокалорийности и стройности! Мне оставили два куска, и как я не отнекивался, пришлось их скрутить, потому что просто так они форму не держали, и съесть, запивая лимонным соком,. Что там было от пиццы, не понимаю?! Может только тонюсенький слой запекшегося сыра?
Но забавнее всего было наблюдать, как эти наивные алжирские служащие соседних фирм и магазинчиков, пришедшие перекусить в обеденный перерыв, наяривали эти явства, даже не подозревая, что их тупо надули!
Выйдя из одной забегаловки, мы тут же зашли во вторую, за стенкой, чтобы поздороваться. Здесь не было народа, стояло два столика приличной наружности, и в печах готовилось, что-то даже более сытное, а главное, в углу умещался туалет, за пластиковой гармошкой. Я не стал выяснять у Зино, зачем мы толкались локтями в соседней забегаловке, если здесь свободно и сесть есть где, а попросился в туалет. Меня, как русского туриста, пускают везде, не без гордости. Я попытался протиснуться в приоткрытый проем двери-гармошки, и что-то там задел. Дверь слетела со своих пластиковых направляющих на верхней рейке. Извиняясь, я пытался ее починить, но она видимо только и ждала, чтобы ей оттуда слететь и начала изгибаться, рассыпаться на секции по вертикали и по горизонтали. Боясь, что это пластиковое чудо полетит прямо в кастрюли, я просто залез за нее, а Мунир придерживал вихляющуюся дверь, как тряпичную занавеску. В туалете было все по-домашнему. Висела одежда повара на смывном бочке, на нем же стояла его сумка и вообще обстановка была уютная, располагающая к размышлениям, тем более, о чудо, здесь был унитаз! Но скорее всего только для того, чтобы на смывной бачок можно было что-то поставить, воды в бачке не оказалось.
Пользоваться унитазом, по его прямому назначению и посидеть подумать, я постеснялся, за моей спиной Мунир воевал с дверью-трансформером, рассыпающейся на глазах.
Проклиная себя за нетерпение, я кое-как развернулся, чтобы еще что-нибудь здесь не разрушить и не уронить, и даже попытался вдеть дверь обратно в пазы. Но она видимо изначально была взята с помойки, потому что никаких креплений там отродясь не было, торчал один саморез, и видимо своей шляпкой он и ходил туда и сюда. Вспомнив все слова извинений, на всех языках мира, я с величайшей осторожностью стал выходить из кабинки. Но дверь, если ее можно так назвать, не хотела ни стоять приложенной к косяку, ни висеть на своем месте, а все еще норовила развалиться и завалить собой все это помещение. Тогда Мунир, через мое плечо стал ее придерживать, а я вылез из этого злополучного туалета. Мы кое-как приладили к стеночке расслабившуюся так не кстати конструкцию и постарались поскорее убраться из заведения.