Пустоцвет. Глава 31. Недо-реальность

Глава 31. Недо-реальность

***
Говорить ли Ему? А если да, то что? Как я могу Его подвести? Столько сил, надежды... веры? Но и рискнуть... всем нашим счастьем? И нужно ли мне это счастье, жизнь вообще... без Него? Если в итоге Он от меня откажется? Уйдет? Если Пахомов... после моей трусости... уйдет?
Имею ли я право... ведь работа для него - всё. Не раз сам говорил, и Анна Федосеевна утверждала. А тут возьму - и так подведу. А ведь сама упросила, умолила... И Костя доверился мне... Всё поставил на карту, безрассудно рискнув, - и я... теперь наплюю на всё? Позорно поджав хвост, сбегу?
Нельзя... Нет, нельзя... НЕЛЬЗЯ поддаваться! НЕЛЬЗЯ страху уступать!
Я очень хочу этого ребенка. ОЧЕНЬ!.. БЕЗУМНО!!!
Но сейчас я нужна Косте. Очень нужна - моими же глупыми стараниями...

А потому...
Я выдержу. МЫ выдержим. И никак иначе... ВЫДЕРЖИМ!
…да?

Господи!
Беременна... реально БЕРЕМЕННА!
От Кости... беременна.

От этой мысли сжались все мышцы в теле… Молнией, током прошибло, казалось, каждую мою клетку.

Господи! Но это же… НЕРЕАЛЬНО. Нереально…
Взахлеб говорили, утверждали они…
Хлестали словами, готовя меня к правде жизни.

И тут - «беременна».
11 недель…
Это… это – сентябрь?
Почти сразу… всё и вышло, так?
Черти что…

(невольно качаю головой, отрицая)
Не верю…

Но…
Но… если и так. И ты… ты, Боже, услышал нас…

А что... если что-то случится? Если... я вновь не выдержу? Сорвется...
Потерять... опять потерять... И более того - уже точно навсегда, без шансов?
Жуть... жуть, от которой волосы дыбом. Сердце рвется на части, захлебываясь кровью...

Но не могу! Не могу уступить слабости, страху... Не могу я… Костю подвести!

Господи... Почему? Почему ты ставишь меня перед таким жутким выбором? Почему раньше я не узнала правду? Ведь тогда бы никогда не предложила эту авантюру, риск... Не заварила бы эту кашу... Берегла бы наше чадо, как самое ценное сокровище на земле... Берегла бы, как следует. А теперь? ТЕПЕРЬ ЧТО?
ЧТО ДЕЛАТЬ?!

***
Смолчала. Не созналась.
В сути - соврала.
Ради Кости.
Ради тебя, Пахомов!
...и твоего призвания. Твоей... мечты. Сути, души.
Я, мы - уступаем. МЫ выдержим, справимся. Рискнем - и выдержим.
Выведем тварей на чистую воду, завоюем право на покой - и уйдем... в тихую гавань - заботливый, беспечный, теплый тыл для тебя сторожа.

***
И пусть больше нежданных гостей у меня не было (или просто не пускали их уже), но суматоха, сочащаяся невольно из коридора, иных палат в виде разговоров пациентов, медперсонала, а также прочего вмешательства в мои аскетические "хоромы" (а-ля визиты время от времени заботливой медсестры), стихла лишь под самый вечер, когда уже за окном стемнело, и всюду приглушили свет. А потому сну за целый день так и не предалась. Шальные мысли отчаянно, бессовестно, жестоко глушили голову. Устала, ужасно устала... паниковать, реветь, сходить с ума, давиться безысходностью...
Сознаться? Я обязана сознаться Пахомову... И в то же время - нельзя. Никак нельзя.
Любой исход, итог сего поступка невыносим, страшен: или прервет операцию... сломав планы, усложнив жизнь (не только себе) и поставив всех под удар; или же смолчит... смирится - рискнет добровольно нашим ребенком... и тогда навсегда потеряет мое уважение, так как... окончательно и бесповоротно пойму, что мы всегда будем на заднем плане, на втором месте: сначала работа - а потом семья.
Так что нет. Уж проще не задавать вопрос, ответ на который... знать не хочется.

Еще одна мысль, которая меня терзала: Курасов. Честно, не ожидала. Реакция Сальникова и Казанцева предсказуемая... и даже ожидаемая, как по мне: будучи верными товарищами по службе, хорошими друзьями в жизни, логично, что, скорее всего, окажутся и соратниками в "темных делах". А вот поведение, советы... подполковника вовсе выбили меня из колеи: или замыливает глаза, отводит подозрения, красиво и коварно притворяясь, или же... пусть даже и непосредственный начальник, а все же... не при делах - и те действовали в обход него.
Хотя... а вдруг и Роман с Виталей «чистые»? Вдруг... мои предположения – не что иное, как слепая, глупая предвзятость? Киношная паранойя?

Шумно вздохнуть - и вытолкнуть весь этот сумасброд из своей дурной башки.
Черти что... во что вляпалась. И кто?
Теперь уже и самой смешно: учительница физкультуры... строит из себя спецагента. Я даже на актера не тяну, талантливого или хотя бы удачливого... Так - пустышка. Глупость, жизнью лишь научена, как надо врать... и, будучи не приемлющей сию политику, вынуждена ее соблюдать.

А что, если проколюсь? А что, если уже прокололась?
Верить Ему... Он рядом. Костя мой рядом.
Высыпать из пакета все вещи, что принесли родители. Повезло: догадались про телефон и зарядку к нему (узнаю: старый, батин… еще без тачскрина).
Шаги в коридор.
Не знаю, почему многие считают, что если они запрячутся в туалет и там начнут свою "интимную" беседу, все это будет сугубо конфиденциальным…
Приоткрытое окно; тишина, вторящая сосредоточению смущенным посетителям; закрытая дверь, за которой может стоять, кто угодно - и прочие, казалось, маловажные факторы, но играющие не на пользу  почитателя "тет-а-тет".
А потому прошлась я в дальний угол и замерла среди огромных горшков с пышными, вечнозелеными напольными цветами. Спиной к окну, боком к прохожим (ловя косым зрением слушателей), лицом в угол. Сделать вид, что набрала чей-то номер и приложила телефон к уху.
- Костя, ты тут?
Жгучая, пугающая тишина. И вдруг треск, шорох.
Усталый, заспанный голос сокрушил тишину:
"Да, зай? Ты в палате?"
- Нет. Вышла в коридор.
"Следующий раз сразу докладывай о передвижениях. Даже просто в туалет", - сдержанное, заботливое, поучительное.
- Хорошо.
"Что-то хотела?"
Обмерла я.
И снова полосонула мысль о беременности, будто лезвием по горлу, тотчас обжигая жутью. Нет, нельзя.... нельзя сообщать.
Шумный вздох.
- Врач сказал, неделю или две придется здесь лежать. Как так? И что... все это время... ждать? А если они не придут? Я думала, хоть в отделении помаячу - спровоцирую.
"Не переживай, - внезапно перебил мою тираду. - Катализатор пущен вход. Скоро припечет - и быстро объявятся".
- Что именно?
"Вчера объявили, что служебная проверка по поводу всей той ситуации, и особенно относительно тебя, будет не в том виде и не теми людьми проведена, на которых доселе все рассчитывали. Гаврики наши однозначно поняли, что ими заинтересовались извне... Как пить дать, запаникуют... и наделают ошибок. Главное, ты не расслабляйся. И никому не верь. Ничего не бойся, но и на рожон не лезь. Ясно?!"
- Что Вы здесь делаете? - от ее голоса меня даже подкинуло на месте.
Живо оборачиваюсь - медсестра (угрюмая, худощавая, невысокого роста пожилая женщина).
Черт бы меня побрал! Расслабилась идиотка... и вовсе упустила всё из виду. Надеюсь, никто ничего лишнего не уловил, не выудил из моего разговора. Вот тебе... и чрезмерная, глупая самоуверенность.
 - О! По телефону, - с негодованием гаркнула старушка. - То туалет в переговорный пункт превращают, то... коридоры - что в палатах потом сидят, уши развесив, все сплетни собирают приблудные. Ну сколько можно говорить? И таблички вешать? Вот... понавыдумывали этих мобильников. Мало того, что в радиоволнах, как в шелках ходим, так еще и куда нос не сунь - каждая вша с ним пляшет... от самого малого до великого. Ложку в руках еще уверенно не держит, а по кнопкам чертовщины уже ловко перебирает. Были на проводах - так хоть упорядочено всё было. Мамочки... те еще мне. За вами надо глаз да глаз, а то еще и детей вам доверяй. Иди давай, - грубо, но все же сдержано, рявкнула на меня, кивнув в сторону палат. - Откуда ты там?
Тотчас виновато спрятала взгляд я. Неспешные, едва ли не в растяжку, шаги... давая женщине возможность психануть и заняться своим прежним делом, а не пытаться проконтролировать мое сомнительное поведение: незачем лишние вопросы, особенно рождающиеся из удивления, почему для "частного" разговора пришлось мне покинуть и без того "уединенную" палату.

И, тем не менее, как бы я не пыталась переиграть "старуху", "недалекой маразматичкой" опять оказалась я, и только я. Глупо было надеяться, что возраст возьмет у нее свое - и она забудет про меня. Или не сможет докопаться до истины: кто я и откуда. Поди, не зря, даже не смотря на столь почтенный возраст, ее до сих пор держат здесь, не освобождая место под более молодые, «современные» кадры.
Скрипнула дверь. Зашла в палату. Серьезный, пытливый взор около:
- Лекарства все выпила?
- Почти, успокоительное только осталось...
- Ладно, давай, температуру и давление проверим. С утра, к восьми – в процедурку: там буду ждать. А вообще, есть какие жалобы, вопросы?
- Нет, - резко, невольно поторопившись.
Хмыкнула:
- Куда ж... тебя нелегкая занесла, что ты... так хорошо выглядишь? Муж, что ли?
- Нет, - тотчас закачала лихорадочно головой.
"Соври", - нагло вклинился чей-то (незнакомый мне) мужской голос, взорвав тишину в наушнике, отчего я даже заметно вздрогнула.
- Что? - удивилась женщина.
- Да так... в аварию попала.
Цыкнула нервно старушка. Помолчав немного, добавила:
- Ничего... главное, что в остальном целы... а так - быстро на ноги поставим. Лекарства пей, - кивнула головой в сторону тумбы, размыкая и снимая с моей руки манжет.
- А, да... сейчас. Спасибо...

***
И сама не поняла, как провалилась в сон. Жуткие, временами несвязные, малопонятные, размытые картины. Коридор, белый как снег, уходящий в бесконечную даль. Тихое, нудящее жужжание ламп, хотя свет от них - яркий, стойкий, прерывающийся лишь полной теменью  усталых, слипшихся моих век. Ведут, тащат меня в никуда, волочат, удерживая под руки. Но кто, куда и почему - полное отсутствие понимания. Прострация, лишь иногда нарушающаяся странными вспышками недо-реальности.

И снова перемены. И снова ничего не могу понять... где я и с кем. Запах... странный, противный и приятный одновременно. Будто эхо из прошлого, далекого детства. Еще со времен того самого, когда с отцом много ездили по области в редкие его выходные дни, радуясь природе и пользуясь ее плодами: от рыбалки до похода за ягодами и грибами.
Выхлопные газы. Те самые, червем влезающие в салон, забивающие каждый миллиметр внутреннего пространства старого "Запорожца".

И вновь шорох, чей-то голос... и знакомый, и далекий одновременно. Сложно выудить хоть что-то, что могло походить на логичную, вразумительную картину бытия. Но если я сплю, почему осознаю... свое это лживое, шаткое положение?

И снова ход. И снова коридор, вот только густой полумрак уже царит повсюду, до жути пробирая неизвестностью обстановки, происходящего и наличия затаившихся угроз. И, если бы меня все также не тащили силой, точно бы обо что-то споткнулась, или врезалась, расшибая лоб. И вдруг яркий, режущий, пронзающий до самой глубины души, холодный свет. Морщусь, кривлюсь, отворачиваюсь от него, неумолимого истязателя, тут же нелепо желая сбежать обратно в слепую, пугающую,  но все же пока еще безболезненную мглу. И что самое странное, ощущения с каждым наплывом рисованных картин всё четче и четче, реальней и реальней... И муки, что причиняет хватка или безжалостные лучи искусственного светила, казались уже вполне настоящими, не выдуманными. РЕАЛЬНЫМИ.
И снова ход по кишкообразному лабиринту, вот только уже четко различала перед собой: из красного кирпича стены; без рам окна в мрачную неизвестность; заделанные камнем, кирпичом или перекрытые решеткой из прутьев дверные проемы; пол, что местами тонул в неведомой глубины лужах. Но шли. Вся бригада, "коллегия" смело шагала вперед, бороздя полумрака просторы. Но кто же мои захватчики - я до сих пор не ведала, не понимала, не было ни возможности, ни сил… признать.
И вновь поворот, смело протиснуться в узкий проход, межстенье, что заботливым одеялом окутывало, обрамляло, судя по всему, важные отсеки, центровые, ключевые помещения сего странного сооружения. Впереди - тупик. Свернуть вбок - и перед нами уже крутой, каменный серпантин, ведущий стремительно вниз.
И снова ступить в лужи, погоняя гребни волн среди разливов скверны.
Дышать с каждым метром все тяжелее и тяжелее. Тихое, редкое покашливание одного из "сопровождающих" невольно участилось, а затем и вовсе - ему начал вторить кто-то новый, а дальше, как по команде, взорвался и прочих лай, поражая разнообразием звучания, тембра безусловных рефлексов. Не избежала сей участи и я: давясь скопившейся слизью в горле, взорвалась в борьбе за свободный, спокойный, полноценный вдох. И вновь страх сечет плетью прозрения по спине, доводя до холода, до дрожи в конечностях. "Отнюдь не сон... - грохочет ужас, сдавливая виски. - Реальность. Костя… упорно молчит. Я - чёрти где. Я - ОДНА... брошенная на растерзание... неведомым псам-изуверам".