Определение любви

                ЭССЕ   

                ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛЮБВИ               
                Любовь – чувство индивидуальное, она неповторима,
                и этот колорит индивидуальности, который хорошо
                передаёт искусство, исчезает, когда о любви говорят
                обобщённо и отвлечённо.
                Юрий Рюриков               
Да, не хотелось бы попадаться на путь обобщения и отвлечённости в обсуждении такой сложной темы. Но в своём ЭССЕ я не задавался целью исследования для доказательств и приведения каких-то неопровержимых аксиом. Давно и подробно о любви исследовали многие и многие философы, поэты и писатели. Прекрасно обо всём написал Юрий Рюриков в своей книге «Три влечения», изданной в 1968 году. Прекрасно передал самый взлёт высших чувств – чистых, искренних между испанкой Марией и американцем Робертом Джорданом Эрнест Хемингуэй в романе «По ком звонит колок». Поэтому, мне остаётся очередной раз, но может быть немного по своему, сказать с точки зрения своего жизненного опыта.  Ещё не касаясь вопроса к написанию ЭССЕ, меня, когда-то зацепило название из стихотворения Тютчева «Предопределение любви». А в дальнейшем стихи Бориса Пастернака – «Определение философии», «Определение поэзии»... Тогда я подумал, почему же нет «Определения любви». Другим фактором к написанию этого эссе, меня заставило моё полное, категорическое несогласие с произведением Шекспира о любви – это «Ромео и Джульетта». И третье – у меня уже был цикл стихов, которому, исходя из выше сказанного, и было присвоено название «Определение любви». 
Конечно же, решиться написать о любви, да ещё под таким названием – это большая ответственность, но если рассматривать её сущность с позиции известных поэтов, писателей, философов, то, не так страшно вести разговор на эту тему. В чём же наглядность стихотворных строк раскрывающих переживания, настроения в любви? Наглядность их не в красивости слов, а в том, что чувствуем за словами и мыслью авторов великий труд души, видим их жизненный путь, за которым всевозможные преодоления и испытания. Чувствуем сплав физических чувств и душевных. Я подбирал авторов с учётом своей жизненной позиции, но уверен, что мой взгляд совпадает со многими, многими любителями поэзии, знатоками поэзии и даже кто редко с ней соприкасается. И с этим я открываю самое моё любимое стихотворение Марка Лисянского:
«Любовь, любовь!                И ты чуть слышно говоришь пока,
И нет, весь день покоя                И я с надеждой говорю – до встречи.
И встречи ждёшь, и ходишь сам не свой,          И радостью внезапной захлебнуться,
И мы не знаем что это такое,                И на душе печали никакой.
И счастья нам отпущено с лихвой.                И можно сердцем к счастью прикоснуться,
И ночь неудержимо коротка,                И боязно притронуться рукой!»
И темень обнимает наши плечи,
            «И боязно притронуться рукой». Как точно сказано и веришь в те отношения, где может быть не стеснительность, а боязнь обидеть для тебя дорого человека. И, может быть, здесь ещё состояние влюблённости, а не любви, но чувствуется, что в человеке заложено воспитание, при котором из зерна души произрастает впоследствии любовь. Дорогой тебе человек… дорогой мой человек. Это глубинное содержание строк означает страх потери, но не эгоистический, что останешься в одиночестве, а в том, что не представляешь без другого жизни  – это равносильно для родителей потерять своего ребёнка и условно, как для ребёнка потерять дорогую ему любимую вещь, и, конечно же, трагедия – это потеря родителей. Так у Бунина, в произведении  «Чистый понедельник», для главного героя является невосполнимой утратой, когда внезапно исчезает близкая, единственная для него женщина, с которой он собирался прожить в обоюдной радости  до конца своих дней. Да, он любил – она нет. Вернее у неё была любовь, но к Богу. Что ж! Это хорошо, что к Богу, но не зря Антуан дэ Сент Экзюпири сказал: «Мы в ответе за тех, которых приручили». И здесь, героиня должна быть в ответе за душевную рану, нанесённую  своим эгоистичным поступком – она ведь знала о его чувствах к ней и не отталкивала, а сама при этом готовила себя к монашеской жизни.
Эгоизм – высшая форма проявления зла, при котором не может быть речи ни о любви, ни даже о дружбе. И Лев Николаевич Толстой в «Крейцеровой сонате» ярко показывает весь трагизм этого психологического состояния, когда оба супруга попадают в ловушку этого ада и он, убивая её, мать общих для них детей, впоследствии прозревая и, видя всю подлость своего эгоизма, называет себя подлой, отвратительной свиньёй. С самого начала их супружеская жизнь была основана на том, что одному, будучи уже испорченным, извращённым человеком, возникла необходимость, жениться на молоденькой чистой  душой девушке, а девушки в то время не выбирали. Конечно же, состояние влюблённости, которое определяется, прежде всего, физиологией человека, между ними было, но оно не перешагнуло в фазу одухотворённости и чистоты, как сказано выше. И здесь так же, эгоизм встал между мужем и женой непреодолимым барьером к решению даже незначительных споров.
Вернёмся к поэзии. Вспомним стихи Роберта Рождественского;
«Всё начинается с любви… Твердят: «Вначале было слово…» А я провозглашаю снова:
Всё начинается с любви!..» И другое: «Три слова, будто три огня, придут к тебе средь бела дня. Придут к тебе порой ночной, огромные, как шар земной». И это не пафос автора, а его личное пережитое, которое утверждается биографией, всей жизнью и, выплёскивается во многие стихи, которые стали известными песнями.  Вот самое сильное – «Ноктюрн» - «А между мною и тобой – века, мгновенья и года, сны и облака. Я им к тебе сейчас лететь велю. Ведь я тебя ещё сильней люблю». И другое стихотворение, звучащее пронзительно в песне - «Эхо любви» - «Мы – эхо, мы – эхо. Мы – долгое эхо друг друга»… «Мы - нежность, мы – нежность. Мы – вечная нежность друг друга»… «Мы – память, мы – память. Мы – звёздная память друг друга». И исповедальные строки из стихотворения «Радиус действия» - «Но, вопреки всему, я счастлив от того, что есть на свете женщина, судьбой приговорённая жить в радиусе сердца моего!..». И ещё – «Алёне» - «Благодарен, что мне повезло. Говорю, на потом, не откладывая: ты – моё второе крыло. Может – самое главное…  Но, когда разбираюсь в былом, боль пронзает как молния: стал ли я для тебя крылом? Стал ли? Смог ли я?».
Любовь, любовь! Человеку она необходима и он ждёт её. Ждёт её, как «Глоток во время зноя летнего». Эти слова Рождественского относятся к мгновениям, но мгновение это наша жизнь, спрессованная в повседневные дела и заботы, в которых любовь должна занимать главное место. И человек должен верить и надеяться, что он всё-таки будет не одинок. И, мы чувствуем до дрожи, как бы в робкой интонации стихотворения Булата Окуджавы, желание и радость прихода, пусть по ошибке, прихода к нему женщины:               
Тьмою здесь все занавешено         Тусклое здесь электричество,        О, ваш приход — как пожарище
и тишина как на дне...                с крыши сочится вода.                Дымно, и трудно дышать.
Ваше величество женщина,           Женщина, ваше величество,          Ну, заходите, пожалуйста.
да неужели — ко мне?                как вы решились сюда?                Что ж на пороге стоять?
                Кто вы такая?  Откуда вы?
                Ах, я смешной человек...
                Просто вы дверь перепутали,
                улицу, город и век.
Было бы желание, и она придёт. Но вот она есть у Чехова в «Попрыгунье», но любовь односторонняя. Мы видим всепрощающую любовь Дымова к своей взбалмошной, но драгоценной ему жене, которая прозревает от своего эгоизма, но поздно. Трагедия же здесь, даже не в безответности любви, а в не понимании, что человеку, как воздух необходимо хоть малюсенький интерес и к его тоже делу и делу более важному, чем все творческие изыски героини и окружающих её людей. И человек находясь с близкими ему людьми рядом, чувствует себя одиноким. Веру в любовь здесь Чехов раскрывает именно необыкновенным характером Дымова. Надо просто родиться таким человеком, где от предков вместе с генами и с определённым воспитанием, закладывается в душе самое наивысшее – это качества интеллигентности, а значит и в возможности нести любовь – эту песнь о торжестве жизни. 
И веруя в любовь – любовь чистую, поэт Эдуард Асадов восклицает:
«И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звёздных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!» 
Люди любили и верили – любовь их спасала в трудные годы войны. В тылу и в окопах из газет, из уст в уста читались стихи Константина Симонова:
«Жди меня, и я вернусь,            Жди, когда снега метут,               Жди, когда из дальних мест
Только очень жди.                Жди, когда жара,                Писем не придёт,
Жди, когда наводят грусть        Жди, когда других не ждут,         Жди, когда уж надоест
Жёлтые дожди.                Позабыв вчера.                Всем, кто вместе ждёт». 
И хочется, и хочется продолжать. Но вот, пусть даже не вторя Симонову – «Баллада о
прокуренном вагоне» Александра Кочеткова, где – «Нечеловеческая сила, В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли. И никого не защитила. В дали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали». И к этому, далее какой призыв – «С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них, - И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!
               «- Пока жива, с тобой я буду –                Ты понесёшь с собой повсюду -
Душа и кровь не раздвоимы,-                Ты понесёшь с собой, любимый,-
Пока жива, с тобой я буду –                Ты понесёшь с собой повсюду      
Любовь и смерть всегда вдвоём.             Родную землю, милый дом».
                «Любовь и смерть всегда вдвоём». Есть правота в этих строках и жизнь подтверждает, и
на основании её пишут великие произведения. Много имеется примеров для разговора о настоящей любви в произведениях в прозе и здесь, конечно, сделав небольшое отступление, можно будет, в дальнейшем разобрать несколько ярких примеров. Но есть и произведения в прозе, и в стихах, которые, по моему убеждению, и близко не отвечают понятиям любви, хотя авторитеты от литературы называют их шедеврами. Возьмём «трагедию» Шекспира  «Ромео и Джульетта».  Извините, но в глаза явно бросается всё  несоответствие сюжета с реальностью. С одной стороны видим лишь юношеский максимализм, эгоизм и даже не влюблённость, и вовсе не страсти физического обладания друг другом, а фантасмагорическую пылкость, словесные брызги, якобы отражающие какие-то чувства любви. Крайности в словах и поступках возведены до степени бреда, которые прослеживаются с первых страниц, и характеризуют Ромео, как эмоционально и морально неустойчивого, а Джульетта слабое существо не готовое не то, что к жизни, а и к тем чувствам, что по взрослому, выплёскивала в словах. С другой стороны, по отдельным диалогам героев создаётся впечатление, что они, на самом-то деле далеко уже не юноши. А вообще, здесь манипуляции автора чувствами для пьесы, для игры. Если взять за истину возраст Джульетты – не полных четырнадцать лет то, хоть и отдавали замуж в четырнадцать лет, но фактически идёт совращение морально и психически неустойчивой и ещё детской души. Не зря же отец Джульетты на сватовство дворянина Париса в начале отказывает ему, говоря, что она ещё молода и ей два года бы надо, подождать с замужеством. Девушке же остаётся игра во взрослость. Игра во взрослость! Это аморальное и вредоносное произведение, быть может, сколько обмануло неопытных жизнью молодых людей и настолько серьёзно, что иногда приводит к совершению суицида. В поведении и диалогах Ромео и Джульетты чётко прослеживается искусственная надуманность ими и любви друг к другу, и страсти. К тому же, у Ромео до встречи с Джульеттой было увлечение Розалиной и чувства такие, что хоть в огонь или в воду за них. Пример этого – признание другу Бенволио, где на вопрос: «Ты любишь?», Ромео отвечает: «Да, и томлюсь тоскою по любви». И в следующем диалоге опять отвечает:
«Мою печаль ты растравил вдвойне,
Что есть любовь? Безумье от угара,
Игра огнём, ведущая пожаром,
Столб пламени над морем наших слёз,
Раздумье необдуманности ради,
Смешенье яда и противоядья.
                Прощай, дружок»
Всё это изречения бывалого и зрелого мужчины, хотя по возрасту сам ещё юноша.
И далее Ромео характеризует Розалину: «Она такая строгая святая, что я надежд на счастье не питаю. Ей в праведности жить, а мне конец: я не жилец на свете, я мертвец».
И к убеждениям Бенволио произносит: «Неужто зреньем Бог меня обидел, чтоб я на небе солнца не увидел?». Второму другу Меркуцио на его мысли о любви вторит просто убийственно: «Я ранен так, что крылья не несут. Под бременем любви я подгибаюсь». И все эти речи ещё до встречи с Джульеттой. И какие скороспелые тут же чувства, буквально в этот же день, да такие пылкие, но уже к Джульетте: 
«Её сиянье факелы затмило.                Я к ней пробьюсь и посмотрю в упор,
Она, подобно яркому бериллу                Любил ли я хоть раз до этих пор?   
В ушах арапки, чересчур светла                О нет, то были ложные богини.
Для мира безобразия и зла,                Я истинной красы не знал доныне».
Как голубя среди вороньей стаи,
Её в толпе я сразу различаю.
Опять прослеживаются изречения бывалого мужчины, а вовсе не юноши.
Можно не продолжать. Мы видим явного ловеласа, запутывающий своими мудрёными речами неподготовленные к жизни молодые души. И понятно, если Джульетте, нет и четырнадцати, то, что мы видим в этот же вечер?  И с балкона своей комнаты, после обмена диалогами с Ромео Джульетта говорит:
«Не надо, верю. Как ты мне мил,
Мне страшно, как мы скоро сговорились.
Всё слишком второпях и сгоряча…»
И Ромео даёт уже клятву любви, и требует такую же клятву от Джульетты.
                Джульетта:    «Да, для того чтоб дать опять,
Мне не подвластно то, чем я владею.
Моя любовь без дна, а доброта,
Как ширь морская. Чем я больше трачу,
Тем становлюсь безбрежней и богаче».
Здесь переплетается в словах пылкость ещё не зрелых чувств и высокопарность светской дамы, выраженная многообещающими фразами, за которыми не следует ни каких обязательств. Что же можно полезного почерпнуть из всего этого? Произведение Ромео и Джульетта Шекспира, в переводе Пастернака, полностью фальшивое по всей сюжетной линии и вредоносное, вводящее в заблуждение современную молодёжь о настоящих чувствах в любви. В противовес Шекспиру, совсем иное у Тургенева – это повесть  «Первая любовь». Главный герой, молодой человек Владимир, даже юный, увлечён девушкой старше его по возрасту. И всё же мы видим, что название повести оправдано, потому что здесь Тургенев показывает не просто влюблённость, а влюблённость чистой души, покорённой первым прикосновением к другому, неизвестному ему ранее существу, первому поцелую, что она подарила. Далее, по прошествии времени, возникают и новые, глубокие чувства. Возникает настоящее страдание юноши Володи, при его ненавязчивой, тихой ревности и горечи разочарования. Но он чувствует, за властью её над мужчинами, ранимость в ней и чистоту души. И всё же первая любовь –  это любовь равноценная влюблённости, за которой идёт, зачастую, и охлаждение. К слову, о влюблённости юной души, очень образно написал Александр Сергеевич в стихотворении «К Наталье», то есть о своей влюблённости к крепостной актрисе, когда самому-то было четырнадцать лет.
«Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь – и я влюблён!»
Влюблённость, но не дающая надежды, ни на какие отношения, а потому воспринимаемая Александром легко и радостно. Продолжая разговор о Пушкине, можно и нужно прикоснуться и к любви его к Наталье Николаевне. Первое стихотворение – это «На холмах Грузии лежит ночная мгла» написано на Кавказе, когда Пушкин уехал туда после отказа в сватовстве. Второе стихотворение уже обращёно к невесте Наталье Гончаровой в сонете «Мадонна».
«Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец».
И в дальнейшем, через несколько лет, обращение к жене, драгоценной ему Наталье Николаевне:
«Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрём».
И эти стихи по своей простоте более всего говорящие о зрелости поэта и его настоящей любви, а не те, что посвящённые Анне Керн – «Я помню чудное мгновенье» или к Марии Воронцовой – «Желание Славы», или к Амалии Ризнич – «Простишь ли мне ревнивые мечты», где опять явная влюблённость.
Но самые яркие доказательства любви – это письма, но, к сожалению только письма Александра Сергеевича проникнутые нежными чувствами и ставшие ныне бесценными документами, которые бережно хранила и перед смертью передала в архив Наталья Николаевна. И снова, возвращаясь к прозе, вспомним Александра Грина. В произведении «Алые паруса», в эпизодах происходящими с главными героями, видим чистоту души и красоту души, то есть души наполненной мечтами о необыкновенном чуде. Пусть это и кажется наивным, но это всё в простой, живущей в рыбацком посёлке на берегу моря, любящий окружающий мир, девушке Ассоль, которая покоряет капитана Грея именно своей наивной мечтой, а затем, одухотворённостью глаз и лица. И Александр Грин покоряет читателя верой в любовь героев, ещё незнакомых друг с другом, давая понять нам и увидеть в них родственные души.
Родственные души! Вот главный двигатель и костёр любви – любовь двоих, соединённых красотой внутреннего душевного мира, и, несущие только жизнь. Здесь понимаешь и веришь в любовь с первого взгляда, и это чётко подчёркивает, выделяет Карамзин словами главного героя – обращение Алексея
к Наталье в повести «Наталья, боярская дочь». – «Я видал прежде многих красавиц, дивился их прелестям и часто думал: «Господь бог не сотворил ничего лучше красных московских девушек», но глаза мои на них смотрели, а сердце молчало и не трогалось – они казались мне чужими. Ты же первым взглядом влила какой-то огонь в моё сердце, первым взглядом привлекла к себе душу мою, которая тотчас полюбила тебя, как родную свою. Мне хотелось броситься и прижать тебя к моей груди так крепко, так чтобы ничто уже не могло разлучить нас». И, вот она простота изъяснения – искренняя,
а не высокопарная, что Ромео у Шекспира.
         И, пожалуй, тему родственные души можно рассмотреть в  «Гранатовом  браслете» Куприна, правда,  подходя к ней с двух сторон. С одной стороны, реальный прототип господина Желткова, писал письма к госпоже Любимовой, по стилю не такие, как изложено в рассказе и с другой стороны, по отзывам Горького, Чуковского, Толстого, Куприн фактически выплеснул жар своих чувств и переживаний, и, именно, своё личное отношение и понятие любви. Вся чувственность письма, любовь господина Желткова к Вере Николаевны – это  изменённая автором, от реального события, линия повествования рассказа. Это мысли и чувства самого Куприна, которые так же прослеживаются в разговоре генерала Аносова с названной внучкой, а именно с Верой Николаевной и в рассуждениях его о любви, он говорит так:
«А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды?»
И далее я прочитываю всё величие души Куприна – величие души к женщине:
«Для неё, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни – всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к нежности и обожанию перед любовью».
И вот, с одной стороны герой Желтков, к которому относишься с недоверием о его любви, а предполагаешь больше, о чувствах  влюблённости и с другой, в то же время – это гимн Любви, поэзия Любви самого автора. А влюблённость Желткова, если рассматривать по сюжету то – это доведённая до крайней точки абсурда надуманность своих чувств к образу, поскольку и соприкосновения то между героем и княгиней никакого не было, а с его стороны, как видим из сюжета, и незнанием женщин вообще. А ведь часто бывает, что при первой близости –  даже соприкосновении рук, возникают разные реакции. Предположим, что Желтков чувствовал для себя в Вере Николаевне родственную душу, но беда
висела над ним в том, как и над Анной Карениной у Толстого, так это в осуждении обществом и церковью к изменам супругов и к разводам. Но больше хочется верить в родственные души и не разрывные – это у Веры Николаевны с её мужем. И об этом впереди.  А здесь мы видим болезнь господина Желткова, и болезнь явно проявляется маниакальностью, ярко выраженным фетишизмом, и болезнь даже не отчаяния, а одиночества и приведшее его к глупому положению, и к смерти.  А все размышления княгини Веры, по поводу смерти Желткова, а именно: «Что вот, наверное, мимо меня прошла любовь», можно легко опровергнуть. Чтобы он ей дал? Да! Конечно же, письмо, написанное таким словом, наполненным пламенными, проникновенными чувствами, сильно подействовало на Веру Николаевну, но есть ещё между людьми и объединяющее родство, о котором я сказал выше, когда две души впитывают общие им переживания, и не только горя, и радости, а каждодневные простые обыденные события, что фактически составляют жизнь. И случись, умер бы у княгини в это же время муж, то можно уверенно сказать, для неё было бы трагедией осознания глупых своих мыслей – осознание потери действительно ей близкого, родного человека. И здесь можно лишь поставить восклицательный знак и закончить в прозе о Любви! Единственно лишь и кратко, в тон Шекспира, надо добавить о «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова, что Любовь предполагает созидание. Если же мы
видим на почве физической страсти затуманенность мозга, то ни о какой Любви здесь нет и разговора.
Ладно бы спонтанное убийство мужа, заставшего любовников, но спланированное и ребёнка…
Как часто влюблённость принимают за любовь, так часто настоящая любовь, что рядом, не замечается. И перейдя к поэзии, продолжу вновь, но о любви в стихах. И к месту нам признанье Ярослава Смелякова:
«Вот женщина,                и опуская часть – далее:   «Как стыдно мне,
которая, в то время                что, живший долго рядом,
как я забыл про горести свои,                в сумятице своих негромких дел
легко несёт недюжинное бремя                я заспанным, нелюбопытным взглядом
моей печали и моей любви».                Ещё тогда её не разглядел!»
Не зря Сергей Есенин в « Письмо к женщине» выдал для нас, ставшими крылатыми строки - «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». И это расстояние выплёскивается у Смелякова в глубочайшую печаль.
«Прости меня за жалкие упрёки,
За вспышки безрассудного огня,
За эти не придуманные строки,
Далёкая красавица моя»
И невыносимая трагедия для Бориса Слуцкого, как и для Смелякова – это потеря жены, которую он боготворил при её жизни и берёг. И стихотворение звучит сильно, проникновенно:
«Каждое утро вставал и радовался,                Не было в длинной жизни лучшего,
как ты добра, как хороша,                чем эти жалость, страх, любовь.
как в небольшом достижимом радиусе                Чем только мог, с судьбой
дышит твоя душа.                рассчитывался,
Ночью по нескольку раз                лишь бы не гас язычок огня,
прислушивался:                лишь бы ещё оставался и числился,
спишь ли, читаешь ли, сносишь ли боль?                лился, как прежде, твой свет на меня».
В отличие от произведения «Ромео и Джульетта» здесь ощущаешь реальность, материальность жизни. Веришь в истинность отношения к женщине, чувств выплеснутых выстраданным тихим голосом.