Вот так погадал!

Пятидесятые годы прошлого века. Конец августа, теплый, солнечный день. Я, студент Иркутского медицинского института, иду по центральному городскому рынку. У меня в кармане приятно шелестела новенькая двадцатипятирублевая купюра. А моя цель посещения рынка – купить ведерочко картошки, вилка два–три капусты, штук пять морковок, одну свеклу и маленький–маленький кусочек мяса. И из всего этого целую неделю варить вкусные борщи. При одном только этом предположении у меня начали течь слюнки.
Рынок многолюден, шумит. На прилавках – чего душе угодно. Добавляли рыночного шума и цыганки, которые где группами, а где и поодиночке бродили между торговых рядов, предлагая и покупателям, и торговцам свои услуги – погадать, поворожить, предсказать судьбу. Одетые в цветные кофты, длинные черные юбки, на головах – яркие платки, они – то завлекали публику погадать, то о чем–то громко разговаривали между собой на своем языке.
Да, случалось, и ко мне подходили раза – два в жизни цыгане, предлагая погадать. Ну и что? С чем подходили, с тем и отходили. Говорил им, что я не верю в ворожбу, что я и так все знаю.
А вот сейчас я знал, конечно, не все. Очень терзал меня в то время один вопрос. А дело вот в чём. Училась в то время на нашем курсе очень красивая девушка по имени Людмила. Папа у нее был полковником. Одевалась она всегда элегантно. Училась на пятерки. Многим она нравилась: и однокурсникам, и ребятам с других курсов. Ну, а я в ней души не чаял. Конечно, я знал, что ей не пара: ни красотой, ни статью, ни какими–то другими особенностями я не отличался. Да и одевался – не в пример ей. И тем не менее я чувствовал, что и я ей не безразличен. Но вот до какой степени – не знал.
В то время, как я направлялся к мужчине поторговаться насчет картошки, смотрю – а навстречу мне идет молодая, невысокого роста цыганка, с золотыми серьгами в ушах. Поравнявшись со мной, она заулыбалась и, обращаясь ко мне, заговорила:
– Куда идешь, дарагой?
– Иду картошку покупать, – ответил я и хотел идти дальше.
Но цыганка встала на моем пути, придерживая меня за рукав пиджака.
Куда торопишься, хароший? Зачем таропишься? Ты ведь не знаешь, что ждет тебя там?
– Знаю – картошка и капуста.
Никто не знает, что его ждет впереди, – быстро заговорила, заворковала цыганка уже знакомым мне тоном гадалки, и все крепче придерживая меня за рукав пиджака. – Давай лучше я тебе , маладой, красивый, пагадаю. Всю правду тебе скажу. Дай мне свою руку!
От такого натиска я несколько оторопел, но руку не подал.
– Дай мне руку, маладой, залатой, и я скажу тебе, что было и что будет.
И, повинуясь цыганке, я подал ей руку. Она начала водить пальцем по моей ладини, быстро приговаривая при этом:
– Да, дарагой, красивый, прожил ты еще мало на этом свете, но горя повидал уже много. И обманывали тебя, и обижали, и били. А чтобы узнать, что тебя ждет впереди, позолоти мне ручку. Положи на мою ладонь, хароший, красивый, деньги – и я скажу тебе, сбудутся ли твои заветные желания.
Заветное желание у меня было одно: узнать, нравлюсь ли я своей однокурснице Людмиле. И все же золотить ручку цыганке я не спешил.
– Да ты не бойся, дарагой, маладой, залатой. Никуда твои деньги не денутся. Ты думаешь, они мне нужны? Они только полежат на моей ладони, пока я буду гадать, и я тебе скажу, сбудется ли твое самое заветное желание.
И вновь, повинуясь воле цыганки, я достал из бокового кармана пиджака свою единственную денежную купюру – двадцатипятирублевку, и кладу ее на ладонь протянутой цыганкой руки.
И как только мои деньги легли на ладонь цыганки, она еще больше оживилась, еще быстрее, почти шепотом заворковала, а в её глазах появился алчный блеск. Она запричитала:
– Любишь ты дарагой, девушку. Ох, как сильно ты ее, залатой, любишь! И хочешь знать, нравишься ли ты ей. Хочешь? – перешла она с шепота почти на крик.
– Хочу, – сказал я.
– Нравишься ты ей, маладой, красивый, – продолжала причитать цыганка, поводя своим пальцем по моей ладони. – Но ждет вас разлука.
На этом цыганка закончила гадание, сказав напоследок: «Вот и все, дарагой. А теперь иди покупай, красивый, что хотел купить.»
И только тут я заметил, что на ладони у цыганки  моей купюры уже не было. Когда она и куда успела ее деть – я не понял, ибо сделала она это, как хороший фокусник – иллюзионист.
– А деньги–то отдай! – громко сказал я.
– Какие деньги?! Видишь – никаких денег у меня нет, – она демонстративно помахала своими ладонями перед моим лицом.
– Как это нет?! Это последние мои деньги! – уже кричал я. – Отдай мне мою двадцатипятирублёвку!
– Нет у меня твоих денег! – сердито сказала цыганка. – И не было.
Вокруг нас на шум стала собираться толпа зевак.
– Ну что, парень, погадал? – обратилась ко мне со смехом пожилая женщина. – Обманула тебя цыганка? Так вам, дуракам, и надо!
– Уплыли денежки? И много ты ей отвалил? – то ли с сочувствием, то ли с издевкой вторил ей подошедший мужчина.
А цыганка тем временем быстро удалялась в сторону своих подруг, которые стояли невдалеке гурьбой и уже поджидали ее.  Были с ними и два бородатых цыгана.
     Что делать? Догнать цыганку и отобрать у нее свои деньги? Сообщить о случившемся милиционеру? Но хотя я был очень возбужден и разозлен, у меня все же хватило разума понять, что деньги мне уже не вернуть.
Обескураженный и очень расстроенный произошедшим, побрел я в свое общежитие. Рассказал о случившемся своим друзьям. Они вдоволь посмеялись надо мной, но накормили и заняли денег.
А Людмила, моя однокурсница, вскоре уехала с родителями в Одессу, и больше я ее никогда не видел. Никогда я больше и не ворожил.