ВОЯЖ. Повесть

Оглавление:

1. Начало.
2. Внезапная муза.
3. Ворота Америки.
4. Нью-Йорк. Манхэттен.
5. Нью-Йорк, Брайтон-Бич и другие.
6. Ректификационная башня.
7. Одноэтажная  Америка.
8. Зараза номер три.
9. Мне начинает нравиться Америка.
10. То, что мы пытались догнать и перегнать.
11. Возвращение.
               
              Глава 1.               
        НАЧАЛО.


Дожила! Сподобил Господь! Увидела.
Лечу над Атлантическим океаном и вижу его сверху.
Лечу  не духом бестелесным и не лебедем белокрылым. Лечу  внутри железной птицы, которая называется  аэробус А330. На спине и животе у моей железной  птицы установлены глаза-видеокамеры, изображения  с которых передаются  на экран, который находится у меня перед носом. Верхний глаз смотрит в стратосферу и добросовестно передаёт только чёрно-синюю космическую пустоту. Нижний глаз, наверное, подбит, чтобы не шпионил, и не видит ничего. Поэтому я пристально слежу  через иллюминатор, проверяю - туда-ли меня везут. Мне надо в Америку.

   …….   …………  ……..     ………    ……..  ……….
 
Из дождливого и промозглого Вильнюса в  марте NNNN года, через Финляндию,
я вылетела в Нью-Йорк.   Сложности начались уже в Вильнюсском аэропорту.
Небогатый  литовский сервис, подкатил нам из древних запасов, краденый музейный агрегат Литовцы утверждали, что это самолёт. Кое-где, на его замурзанных боках,  виднелись следы чернозёма. Значит, садился на пашню и взлетал с неё же. Это успокаивает. На вильнюсском аэродроме в это время, неподалёку, пасся огромный американский военно-транспортный самолёт. Зеваки из наших пассажиров, стали дружно его фотографировать, чтобы потом  хвастаться тем, что имели счастие  лицезреть, и даже топтаться поблизости…(О, скромное счастье провинциала!)
Самые трусливые из наших, просились у американцев, чтобы те пожалели их молодую жизнь, и подвезли до дружественной Финляндии. Американцы не согласились.
Тут на поле вышел мужик в тулупе. Послюнявил указательный палец, и воздев его к небу,определил направление ветра. После этого заявил, что волноваться нам нечего, что ветер дует аккурат на Финляндию, и не взяли бы мы с собой пять мешков семян и пестицидов, развеять над родными полями, чтобы не таскаться по небу просто так.

Может, мужик врал, а, может, ветер закончился, но в Хельсинки на своей колымаге, мы притащились с большим опозданием.
Семена и удобрения, возможно, сбросили пилоты, я этого не знаю, хотя слышала
утробный шум, а потом самолёт подпрыгнул в воздухе, наверное, от облегчения.
Когда мы приземлились в Хельсинки, народ не веря своему счастью, брызнул врассыпную, и  в огромном зале прибытия, осталась я одна. Никто не хватал меня под белы руки, и не волок к авиалайнеру А330, для продолжения путешествия. И где он, этот мой белоснежный лайнер – неизвестно.
С помощью жестов, гримас, мычания и смачных русских ругательств, мне удалось установить в каком направлении мне надо бежать, чтобы успеть запрыгнуть в мой отбывающий самолёт. Я и побежала.  От гэйта 2 до гэйта 38.


Первый километр я проскакала бойко, гордясь собой. На втором километре,
я припомнила белофиннам войну 1939 года и порадовалась,  что мы их  там побили.Какое ни есть, утешение. Смахнув пот и слезу,я припустила  дальше, стараясь держаться указанного направления. Но, это оказалось непросто, так как на пути имелось много поворотов, закоулков, тупиков и  выходов, ведущих в  ненужную мне Финляндию. Встречающиеся мне аборигены, не знали, ни английского, ни немецкого, ни русского. А мне учить их туземный язык было уже поздно. Покрыв еще с километр и взглянув на часы, я поняла,  что мой лайнер улетел в Америку без меня. И, тогда я успокоилась покоем обречённого. Осмотревшись, я решила, что в таком необозримом, извилистом и теплом помещении, я вполне сносно смогу прожить ближайшие годы, питаясь подаянием и мелким воровством. Я может быть даже,  выучу финский язык.
И, перейдя с галопа, на вальяжную походку бомжа, я  поплыла дальше.
Народу  вокруг  становилось всё меньше, а потом народ исчез  вовсе. Я продолжала двигаться вперёд, ожидая, что скоро начнутся дремучие финские  леса, в которых, может быть, водятся партизаны, оставшиеся с прошлой войны. Вот у них, я и выясню, как всё было на самом деле! День клонился к вечеру, я уже еле волочила ноги, продолжая держать направление на Север, и чувствуя, что вот-вот из-за поворота появится Северный полюс. Я очень удивилась, когда увидела 38 гэйт. За время скитаний, я решила, что его не существует в природе.
- Здрасьте! – сказала я  38 выходу.
- Гуд ивнин – ответили мне стюардессы и затащили меня в самолёт.
- Как это мило, что вы  меня  дождались! Виват Америка!
 

                ГЛАВА  2.
                ВНЕЗАПНАЯ  МУЗА.

Огромный авиалайнер, уже загруженный пассажирами и багажом, под завязку, дожидался  бестолковую тётку, болтающуюся неизвестно где! Уважаю! 
Втискавшись в самолёт, я раскланивалась налево и направо, как на светском приёме. Но, стюардессы быстро пресекли мои излияния благодарности и восторга, упаковав  меня в моё кресло, и надёжно обездвижив меня  ремнём безопасности.
Моё место было возле иллюминатора, а рядом сидел горячий финский парень.
Классический экземпляр.
За 10 часов полёта, он сказал всего одну фразу,и то – это я его вынудила.
Как воспитанная барышня, я поздоровалась с ним и спросила, не говорит ли он по-русски? Услышав такое,  мужик насупился.  Вспомнил красно-финскую войну 1939года. И,  ответил мне. Через час. Предполагаю, что это был бесхитростный лапландский мат.
- Сам иди туда, куда меня послал, - рявкнула я в ответ
А, потом мы, как два упыря, прижатые друг к другу, долго молча сопели от злости.
Но, на высоте 11 километров, я оказалась ближе к Богу, чем обычно, и на меня снизошла  благодать. И, хоть в Бога я не верю, но что-то  со мной произошло. Словно шалый весенний ветер, загулял в тесных пространствах самолёта. Давно забытая мною, беспричинная радость, вдруг охватила меня. Люди, знакомые с искусством, называют это вдохновением.И, я начала писать.
Приступ графомании обуял меня внезапно, поэтому у меня не оказалось чистой бумаги. И, я стала писать на страницах книжки, взятой мною в самолёт.
Мои каракули и так нечитабельны, а поперёк печатного текста, вышла шикарная шифровка – почти Энигма. И, это хорошо. Ведь, если верить Сноудену, то сейчас за мной следят  сотрудники всяких серьёзных  спецслужб. Это мне очень льстит. Мне только интересно, с какой точки они за мной наблюдают? Если с моего   компьютера, на котором я сижу, то,- Господа, простите  за ракурс.  А, если вы взираете на меня с того экрана, что торчит у меня перед носом, то вы никак не узнаете, то о чём я тут пишу. Я, и сама не могу это сделать. И, я радостно показала фигу экрану. Финн беспокойно завертелся на месте, предположив, что я сумасшедшая. Чтобы он не сомневался в этом, я захотела ещё скорчить рожу, своему деревянному соседу, но побоялась, как бы  с ним не случилось беды. И, без него в туалеты постоянные очереди, ведь развлекательная  фишка такого длительного полёта  - это сновать по салону от еды в туалет и обратно к еде.
В промежутках между снованиями, народ смотрит  фильмы, новости и играет в игры с помощью всё того же экрана на предыдущем кресле. И, жуют, жуют, жуют…
А, чего зря пялиться  в иллюминаторы? Уж пятый час там всё одно и то же. Будто мы никуда не летим, а зависли в одной точке над океаном. Сроду не знала, что Атлантический океан такой, непостижимо, большой и одинаковый!  Неинтересно.
Это вот, когда едешь на телеге из деревни в деревню, там много чего интересного можно  разглядеть.

И, не привыкшая к  таким большим расстояниям, я уставилась на экран, что висит в центре самолёта. На экране земной шар.  Маленький, сине-зелёный и мирный. Вокруг него летит игрушечный самолётик. Это мы. Сзади нас сплошная полоса. Наше прошлое. Впереди – штрихпунктирная. Наше будущее. Мы уже пролетели Норвегию, Швецию, Исландию. Карабкаемся всё выше к полюсу. А теперь летим над ледовитым океаном. Небо ясное, и потому мне в иллюминатор хорошо видно, над чем летит наш маленький самолётик. Ледовитый океан, бесконечные и ровные снежные поля. И, вдруг из них начали вздыбливаться  горы, потом горные хребты, присыпанные снегом. Сверяюсь с экраном. Это Гренландия. А может, и нет. Спросить не у кого. Гад–финн, даже, если и знает - не скажет.
 Ууу.. басурман!


                ГЛАВА  3.
                ВОРОТА  АМЕРИКИ.
               
Самолёт, траекторией выписывает параболу. Вершина  её находится в ледовитом океане, ближе к полюсу. По правой ветке мы  карабкались, минуя Финляндию, Швецию, Норвегию,  Исландию, Гренландию. А, теперь мы съезжаем к югу по левой
ветке. Под нами огромное количество островков, будто раздробили бурый камень, а потом раскидали обломки  по серовато-голубоватой воде. Это островная Канада
А вот и сам американский континент начал появляться.  Это государства  Нью-Фаундленд  и Лабрадор. Дальше летим над  Великими озёрами и это уже материковая Канада. А,  вдоль её восточного побережья по голубым полям Атлантики, как несметные бараньи стада плавают льдины, огромные, как города или даже страны. В чём-то графоманы схожи с Акынами.  Акын-это казахский, киргизский или чукотский всадник. Вот скачет он по степи  на своей лошадке, или по тундре на своём олене, а степь или тундра бесконечны,  дорога длинная и скучная. И, он поет, чтобы развлечься. Что видит, о том и поёт. И ему хорошо.А моя дорожная степь приближается к концу и пора бы ответить на  вопрос:
 - За каким чёртом,  меня опять понесло в такую-то даль?
И американцы об этом же спрашивают, дескать,
- Чего вы у нас тут  забыли, дорогая?
Это называется  заполнить декларацию.
Мелкий бес, сидящий во мне, нацарапал в их премудрой декларации, о том, что еду я к ним, с целью быстрого личного обогащения, и потому готова:
а) на вооружённый грабёж, б) на финансовые махинации и биржевые спекуляции, в) на наркоторговлю и прочие быстродоходные мероприятия. 
- Что везу с собой?
Естественно, автомат Калашникова,наркотики из Таджикистана и Узбекистана, а  в самом большом моём чемодане таится  компьютерный хакер и я вместе с ним,  собираюсь  порвать вашу банковскую систему. Похихикав, бумажку я скомкала, балбеска. А,новую написать не успела.
При подлёте к  Нью-Йорку, все пассажиры уже были похожи на осенних ёжиков, зарывшихся в листву.  Кучи мусора накопила вокруг себя, беспрерывно жующая публика. А некоторые, стали похожи на хомяков. И, тогда с большими мешками побежали по салону прелестные стюардессы, очищая нам проходы к Америке.
В суматохе,  затерялась моя «правдивая» декларация, и, наверное, поэтому, я смогла очутиться в тихой американской провинции, а не в центре международного скандала.
А, самолёт летел всё ниже, и под мышкой Канады раскинулся Бостон. Ещё чуть ниже, под Бостоном, улёгся лесистый штат Коннектикут.
Я, легко перенесла длительный перелёт, поскольку моим идеалом издавна был Диоген. Жил такой чудак в древние времена. Он жил в тёплых и сытных местах, и потому мог себе позволить - жить в мыслях и чихать на отсутствие бытовых удобств,и бушующие вокруг человеческие страсти.Теперешние циники,  конечно же,усмотрели бы в этом стиле поведения эпатаж  и пиар. Дескать, не имея других возможностей возвыситься и прославиться, Диоген не купил,а спёр у кого-то(поскольку деньги презирал)большую амфору из-под масла или вина, прикатил её на базар (а, куда ж ещё!),залез в неё и начал смущать народ своим неправильным поведением. И, к нему потянулись зеваки. Ведь с развлечениями тогда было туго. За зеваками потащилась разная публика, включая царей. И, говорят даже, что  с царями он вёл себя по-хамски. 
Что он умного сказал, за свою бочковую карьеру мы не знаем, но вошёл в историю,как некий образец философа – бессеребренника. Хотя вполне вероятно, что он был просто сумасшедшим, но не обычным, а с изюминкой. Людям,очень
нужны и герои, и блаженные, и юродивые, и чудаки и клоуны.  А, также гуру, святые и махатмы. И, если их нет в реальности – их придумывают. Тогда жизнь не так скучна, и не так пугает своей хаотичностью. 
С   ГОДАМИ,  МЫ ВСЕ ПОТИХОНЬКУ ОДИОГЕНИВАЕМСЯ,в силу жизненных обстоятельств, а не для славы и популярности. И, бочка наша находится не на базаре. И, важно то, что окажется вместе с нами в нашей удельной бочке, когда в силу нашей  ветхости - общество перестанет в нас нуждаться.
 
Пока стюардессы разгребали завалы, наша затареннная  бочкотарой,  большая железная посудина  А330, прошила канадскую границу, проскочила Коннектикут и как по рельсам подкатила к махине - международному аэропорту  имени Кеннеди в Нью-Йорке.
Распаренная толпа вывалилась на волю, и помчалась по бесконечным коридорам.
И повторились хельсинские скачки, с тою разницей, что мчаться в толпе  веселей, чем мыкаться по коридорам в одиночку. А, ещё,  в отличие от убогих чухонцев, крутые америкосы, кое-где сделали самодвижущиеся дорожки, на которых  я с песнями и с гиканьем прокатилась. Как ручейки стекаются в море, так и разношёрстные толпы с разных прибывших самолетов, стеклись в огромный зал, паспортного контроля. Обмахиваясь паспортами,  стояли люди со всей планеты, и из всех её социальных слоёв.
Там были дяденьки в чалмах, были неясные существа в парандже, там прели в боярских шубах рыжие, веснушчатые тётки, а рядом полуголые, но в ярких майках, томились  саудовский Али-Баба и все его сорок разбойников. Были там  лощёные джентльмены с надменными лицами, и игривые мамзели из путано-модельной серии. А прямо передо мною, стоял мутный тип в военных шортах и в  телогрейке, в которой, судя по запаху, родился и прожил, как в шкуре, всю свою жизнь. А, ещё через ряд виднелась  кучка  хиппи. То, есть они  были хипьями в молодые годы. А потом, забыли вернуться к людям. Они по-прежнему не стриглись и не мылись. Нравы у них тоже были простые. В очереди они не стояли, а сидели на полу, и громко общались между собой, словно были в джунглях.
Дотолеранились, Америкосы!
 
Паспортный контроль, непосредственно производится в стеклянных будочках, их в зале штук тридцать. Бедняги – контролёрщики в них пашут, как шахтёры в забое.
Прошло больше часа, и наступила моя очередь контролироваться. И тут я обнаружила, что декларации у меня нет. Она осталась в самолёте и, возможно, над ней уже стояло и покрывалось холодным потом  американское АНБ, ЦРУ или  ФБР. Выкатившись из толпы, я стала заново заполнять декларацию, и чтобы опять не насвинячить себе же, пригласила приглядеть за мной сотрудницу  таможенной службы. Вместе мы состряпали благопристойный документ, и с ним  я  вклинилась в бесконечную очередь, застряв в ней ещё на час. Я уже испытывала непреодолимое желание улечься на грязном вокзальном полу, и свернувшись калачиком задремать, подобно их  хиппи и нашим цыганам, но очередь, как транспортёр чемодан, подтащила меня  к стеклянной будочке паспортного контроля.
Сначала дяденька в стеклянной будочке попытался у меня чего-то выспросить.
От жары и усталости я забыла все языки, включая и свой родной. Дяденька был,  в таком же состоянии, хотя и пытался это скрыть. Поэтому наш диалог, если бы, его можно было перевести, напоминал  разговор двух глухонемых, или двух сумасшедших. Хорошо, что в паспортном контроле, интеллект – не главное. Главное - отпечатки пальцев. И взгляд в фотокамеру. Взгляд у меня вышел, что надо, чуть фотокамера не перегорела. Мы ещё немного дружелюбно помычали, и тут  контролёрщика  осенило - что со мной лучше не связываться!  Он быстренько грохнул в моем паспорте печать, подтверждающую мою безопасность для его великой страны, не понимая, какую змею он пропустил!
Ну и покатилась я, в Америку!!


                ГЛАВА 4.
                НЬЮ-ЙОРК.  МАНХЭТТЕН.

Когда мой самолёт приземлялся в Нью-Йорке, я очень близко увидела океан, он был почему-то зеленоватого цвета. Ещё меня поразила правильная, как линейка, линия берега  Аэропорт находится фактически на берегу океана, в округе Нью-Йорка  - Квинс
(Квинс  –  королевы. Откуда они там  взялись? И, зачем Америке королевы?).
 
Вильнюс – Хельсинки – Нью-Йорк – Квинс. Я уже почти сутки по земле и по воздуху перебираюсь на противоположную половину земного шара.  Как они тут? Ходят вниз головами? А, я?
Я, осторожно вышла из аэропорта. Ступив на американский асфальт, я вдохнула  густой автомобильный  выхлоп. Тут и настиг меня, кайф токсикомана. Высоко в  небе, мне стали мерещиться серые собаки, трудолюбиво гребущие лапами в светлое будущее. Перекрестившись, я решила дышать пореже, и не смотреть вверх.  Вокруг  меня  звенела, лязгала, шуршала, ревела  серая симфония. Все оттенки от тёмно-серого до светло-серого, составляли  грандиозный пазл. Серые машины, серые дороги, циклопические сооружения стального цвета,  упирались в небо,  цвета асфальта. Неподалёку  я  увидела  своего финского соседа. Он  прыгал, как горный козёл, бурно жестикулировал и болтал без умолку.
Я присутствовала при чуде воскрешения Лазаря из мёртвых. В роли Иисуса выступал субтильный белобрысый субъект, по-видимому, встречающий. Я,столбом наблюдала происходящее, пока парочка, громко чирикая, не скрылась в нью-йоркском дыму. А,я разминулась с встречающими меня, пока мухлевала с декларациями. Панику усилило то, что мой новенький мобильный телефон, наотрез, отказался  работать на американской земле. Лишённая  интернета, телефона и JPS, я почувствовала себя:
а) умственно-неполноценной, б) сиротой, покинутой мамой-цивилизацией.Новый статус позволял мне с криком: «Спасите!» нападать на прохожих, и добиваться от них помощи, сочувствия и поддержки.  Но, тело стало ватным, а голос пропал. Неужели, я опять потерялась в незнакомой стране?! Вокруг меня носились иностранные люди, некоторые ударялись об меня, как об забор, и  каркнув sorry, мчались дальше.
Какая знакомая ситуация!
С гордостью идиота, могу заметить, что терялась я много - во Флоренции, в Барселоне, в Карловых Варах, в Швейцарии, в Австрии и вообще везде, куда бы не заносили меня черти. Однажды в Сибири, я без компаса выбралась сквозь буреломы из непроходимой тайги. Поэтому твёрдо верю, что дуракам и авантюристам, как ценной человеческой породе – помогает сам Бог. Укрепившись в вере, я  осмотрелась.  Красной ковровой дорожки я не обнаружила и решила вернуться в аэропорт.  Вскоре я увидела гнездо полицейских.Помня о своей хамской декларации, и понимая, что совесть моя нечиста,я не стала привлекать к себе внимание властей, и с видом особы, задумчиво бредущей по просёлку в густом лесу, миновала полицию. Я понимала, как не повезло встречающим меня родственникам.  Ведь совместно с глумливым русским бесом, и литовским авиапарком времён первой  мировой войны, я опоздала на встречу на четыре часа,и на что мне теперь надеяться?
Только на то, чтобы найти сухое, безветренное, и укромное местечко, пригодное для проживания в этой огромной махине – аэропорте  Д.Ф.Кеннеди. И я стала деловито присматриваться к  углам и закоулкам, вспоминая  попутно о российских мешочниках, времён гражданской войны и разрухи1920 года. За этим занятием меня и застали мои близкие, уже почти потерявшие надежду, отловить меня, среди бесчисленных пассажиров, налетевших в Нью-Йорк со всего света.
Наша взаимная радость была неописуема.  И, теперь я могла покинуть ворота Америки,и углубиться внутрь страны. Первым пунктом был Нью-Йорк.

                …………………………………………………………………………………………

Помня свои блуждания в разных частях света, сопровождавшиеся потерей, последовательно одного за другим: ориентации, речи, соображения и сознания, я решила не повторять больше своих ошибок. Основательно истерзав карты Нью-Йорка, я  значительно уменьшила свою пространственную тупость, и сделала для себя много полезных географических  открытий.
Оказывается, город Нью-Йорк находится на месте впадения реки Гудзон в Атлантический океан! Оказывается, ядро города Нью-Йорк, находится на острове Манхэттэн, который с одной стороны обтекает река Гудзон,а с другой  пролив Ист-ривер. Округ Нью-Йорка, облюбованный эмигрантами из России, называется Бруклин, и находится прямо напротив Манхэттэна, их разделяет лишь  Ист-ривер, а соединяет знаменитый бруклинский мост. Манхэттен и Бруклин, можно сказать, находятся на одной большой поляне, которую разделяет ручей Ист-ривер. Они могут поверх этого ручья  круглосуточно любоваться друг другом и посылать друг другу, воздушные поцелуи. Но, они этого не делают, потому, что им некогда. Они заняты отловом американской мечты. Каждый берег делает это по-своему, так-как  возможности (по части отлова этой мечты) у них разные. Про Бруклин расскажу потом.  А, на  Манхэттэне,  отлов мечты,  делается с размахом и в космических масштабах. Там находятся главные спекулянтские конторы всего мира – фондовая биржа, валютная биржа, товарная биржа и  много других интересных бирж. Где-то глубоко под манхэттэнским  асфальтом,  в подземных бункерах хранится  золотишко,  добытое непосильным трудом американских дельцов, а также изъятое у доверчивых европейских стран, многими из четырёхсот способов честного отъёма денег, о которых,  рассказывал ещё Остап Бендер. Над пятиэтажным  подземным  золотохранилищем, стоит здание Федеральной Резервной системы. Здание белое, очень массивное и респектабельное. Так вот он где - главный жулик на планете! А с виду не скажешь! ФРС – заведение очень интересное. Загадочно основанное,  перед первой мировой войной и расцветшее после неё. Зажиревшее,  после второй мировой вой войны,  ФРС наводит на определённые мысли, над которыми бьются  лучшие умы мира. А мне, человеку  экономически дремучему, и подавно нечего соваться, чтобы понять, как облапошивать всю планету, наводнив её зелёными бумажками, не обеспеченными золотом, товарами и услугами.  Можно только тихо завидовать.
Wall Street - для  большинства  грамотных обитателей планеты – это место, где живут, охотятся, питаются и плодятся акулы капитализма и империализма. На самом деле это небольшая улица. Я протопала по ней туда-сюда, даже не успев устать. Во-первых  потому, что она короткая. А, во-вторых, напор толпы, несущейся по ней, был сравним с напором лососей, стремящихся на нерест. При умелом подходе, в этом плотном потоке, можно было перемещаться не перебирая ногами, главное - попасть в нужную струю, и в ней зависнуть. Умело плывя в толпе, я рассматривала эту знаменитую улицу. Дома, как дома, только высокие, до эстетического идиотизма. На них вывески: банк такой, банк сякой, корпорация такая или этакая. Основной цвет – практичный серый. Попадается старинный коричневый. Оценить прелести архитектуры – никак невозможно. Улицы узкие из-за дороговизны земли. Поэтому здание можно рассматривать,только почти уткнувшись в него носом. Прямо перед тобой стоит дылда, высотой 200-300 метров, и,если на  этой дуре и есть где-нибудь, что-нибудь украшательное, то все эти шеверюшки, финтифлюшки и завитушки, теряются на гектарах фасадов, несущихся ввысь. На улице сумрачно, как в каньоне. Чтобы расцветить свои мрачные городские застенки, американцы везде вывешивают свои яркие и пёстренькие, звёздно-полосатые флаги. Один самый большой, прикрывает  фасад фондовой биржи. Во время кризиса 1929 года, не вынеся позора финансового краха, из её окон выбросилось 11 разорившихся толстосумов. После чего, там поставили решётки, чтобы сохранить, не успевший выброситься, бесценный генофонд. Сверху решётки прикрыли  флагом.
Я нахожусь в финансовом сердце планеты. И, что?!  Почему меня не распирает от гордости? Почему нет желания хлопнуться ниц перед их главной биржей? Или, хотя бы запеть: Боже, царя храни…?
Поразмыслив, я решила, что это оттого, что мы бедные, но гордые. А, в той прослойке общества, из которой я происхожу, любая сумма свыше трёхсот долларов – есть величина абстрактная и непостижимая уму. Жадность, алчность, азарт и поклонение,видимо, начинаются с некоторой пороговой степени зажиточности...
Меня, такую задумчивую, человеческий поток таскал  туда-сюда по Wall Street и, наконец,  выбросил перед какой-то церковью. Как выяснилось – это церковь Святой Троицы. Расположение этого культового учреждения в бесовских кущах золотого тельца меня не удивило.  Напротив. По-американски очень функционально. Перед работой забежали, помолились и с криком:
 - с нами Крестная сила и Пентагон,
помчались набивать  карманы в бесчисленных небоскрёбах знаменитой улицы.
А, я двинулась дальше по серым ущельям. В одном из лабиринтов финансовых кварталов, я наткнулась на огромного быка.  Бык исполнен был в  бронзе, и запечатлён скульптором в  воинственной позе. Рогами он пытался кого-то забодать. Бык явно был обласкан публикой, хотя и неравномерно. Отполированные до золотого блеска, у быка были морда, и ай-яй-яй - бычья гордость под задранным бычьим хвостом. Я тоже потянулась погладить  сакральные бычьи  места, в надежде, что это глупое действо, принесёт мне, наконец, финансовую удачу, а также успехи в труде и личной жизни. Но, опозоренного быка, уже огородили музейными шнурами, и вдоль шнуров прохаживались весёлые полицейские, как бы говоря:
- Нечего на всяких шерамыжников разбазаривать финансовую удачу! Самим не хватает!
- Да, подавитесь! – сказала я шёпотом, и пошла, куда глаза глядят.


Очумев от скачек по Wall Street, я не сразу поняла, куда меня занесло. Постепенно,  аскетическую суровость серых стен финансовых кварталов, стала сменять  свето и цвето пляска. Топографически улица  не изменилось - те же две стены, уходящие в космос, между ними катится автомобильная лавина, а зажатые между стеной и лавиной, по узким тротуарам крадутся  бесчисленные пешеходы. На одной стене я прочитала  название улицы: БРОДВЕЙ!!!
На Бродвее огромные стены небоскрёбов не пропадают попусту - на них  скачут светящиеся картины. Они мигают, бегут, сверкают, фонтанируют, заманивают, завлекают, обещают, и раскручивают…
Лично я  - люблю фейерверки. Это красиво и пахнет праздником. Но, я заметила, что они радуют и удивляют, если длятся не больше минуты. Если дольше, то уже перестаёшь на них реагировать. Поэтому я, несмотря на царящую вокруг меня  вакханалию света, цвета и звука, вскоре стала чувствовать себя вполне  буднично, если не считать некоторую осоловелость, которая бывает после удара пыльным мешком по голове. Значимость момента я стала осознавать немного позже, когда  осела пыль.
Боже, мой!  Ведь об этом знает даже каждая собака у меня в деревне! Бродвей, это - Ого!! Бродвей – это пуп земли! О, Бродвей – и закатили глазки от невыносимости восторга, распирающего грудь!  О, Бродвей! И, потеряли сознание,  при попытке передать простыми и понятными словами, то, что описать словами невозможно.  Бродвей - это такая большая пребольшая улица, на которой помещаются мюзиклы и Метрополитен-опера,  мировые артгалереи и магазины, Таймс-сквер и Гарлем! А в Гарлеме находится знаменитый Колумбийский университет. И, в Нью-Йорке находится 39 театров имени Бродвея! Бродвей - это знаменитый дом-утюг, где герои О.Генри встретились, чтобы обняться! Бродвей – единственная улица на Манхеттене, которая не покорилась геометрическому диктату стритов и авеню. И  чтобы определить, где вы находитесь - надо сказать, например:
 - я нахожусь на Бродвее, на пересечении 34 стрит и пятой авеню, третья урна слева.
Бродвей – это игла, прошивающая исторические и культурные пласты,  наслоившиеся за  время жизни удивительного, безумного, кипучего и кипящего города  Нью – Йорк.
Нью-Йорк - это город, где бешеные деньги,  скапливающиеся здесь,  как в запруде, смогли притягивать, не только таланты в науке, технике, культуре и искусстве, но и весь мусор цивилизации, который, как известно, при любых условиях, всплывает на поверхность.
Не знали  коренные жители Манхэттэна (индейцы), шастая по покрытой зарослями охотничьей тропе, связывающей север и юг острова Манхэттен, что бледнолицые превратят это тихое местечко в такой умопомрачительный  гламур, и назовут его - Бродвей (широкая дорога). А, потом, это название (Бродвей) расползётся по всей планете, дабы всегда обозначать  самую шикарную, в любой местности, улицу. Даже если эта местность – деревня в пять дворов.
Я, добросовестно пыталась понять и полюбить признанные вершины современного американского искусства.   Уорхолл, поп-арт, авангард, абстракционисты. В литературе – Джек Керуак, с его бестселлером «На дороге», в музыке -  джаз, хип-хоп, рэп (приплывшие потом и к нам). Ну, не получалось у меня млеть перед художествами  уорхолловцев  и поп-артистов. Мне всё казалось, что эту наскальную бормотуху, отрыли  археологи, слегка отмыли и выставили на всеобщее обозрение. А сами спрятались за углом и наблюдают, давясь от смеха.
Молодёжная субкультура (рэп, хип-хоп и другие) - зародилась в трущобах Нью-Йорка, а потом как чума расползлась по всему миру. И, опять что-то первобытное видится мне в субкультуре Нью-Йоркского дна. Вижу пещеру, и неандертальцев после удачной охоты.Нет ещё ни нот, ни музыкальных инструментов, но хочется чего-то высокого, чего-то,что будет приятней, чем урчание в животе и нечленораздельное мычание. Можно отчеканить ритм  костью по камню, и в этом ритме высказать всё, что накопилось в сермяжной душе мафиози, наркомана и бездельника.
Литература от Джека Керуака, по стилю и лексикону - это первые опыты описания своих утробных ощущений и потребностей  у кроманьонца и его же словарным запасом. Ощущений и потребностей у Джека немного. Это (его же словами) -  пожрать, потрахаться и хроническая потребность оглушить себя, чем-угодно (виски, пиво, травка, наркотики и.т.п.) Показательно, что книга Джека Керуака  «На  дороге», стала бестселлером, и вошла в сотню лучших книг века (по мнению американской прессы). Это говорит о том, что своей топорностью и базарной простотой, она оказалась близка по духу американскому пиплу, что и способствовало её коммерческому успеху. И, мне, кажется, что другого вида успеха, в этой стране не существует. Перспективы развития такого вида цивилизации, очень впечатляюще показал в своём фильме Киндза-дза - Георгий Данелия.


Пройдясь оглоблей по вершинам  американского искусства, и умственно сравняв их с землёй, теперь я могу приняться  за красоту нью-йоркской городской архитектуры. 


Лучше всего на остров Манхэттэн смотреть или издалека сверху, или издалека сбоку (с океана). Тогда ты чувствуешь себя человеком, а не блохой.  Издалека сверху, Манхэттен выглядит, как длинная рыба, плывущая между рекой Гудзон и проливом Ист-Ривер. От криминально известного Бронкса, эта рыба отделена речкой (каналом) Гарлем. В хвостовой части рыбы-Манхэттена находится негритянский район, который носит имя речки – Гарлем. Рыба для удобства ориентации разделена, как тетрадный лист в правильную клеточку. Клеточки прочерчены стритами и авеню, реализующими координаты X и Y.  Пятая авеню  делит стриты - на  восточные и западные  части. Логично, понятно и удобно.
Это в варварской стране, отсталые и сентиментальные азиаты-бездельники  поют:
 -  Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную, и на Тенистой улице я постою в тени…
Вот поэтому они и проиграли холодную войну!
Авеню делят Манхэттен вдоль, стриты –поперёк. Ещё одно удобство – номер стрита, на котором ты живёшь, определяет и твой социальный и финансовый статус. Чем больше номер стрита – тем ближе ты к социальному дну. Отсчёт стритов идет от головы «рыбы», к её гарлемскому хвосту. Голова рыбы-Манхэттен, это визитная карточка Нью-Йорка.Она вся утыкана небоскрёбами, и смотрит в Нью-Йоркский залив. Кто не видел всю рыбу, может подумать, что вся Америка – это сплошные небоскрёбы. Но, это не так. От головы к хвосту – этажность понижается  до, приемлемо разумной. А дальше, на огромных просторах США, разумные люди живут в одно-двухэтажных хорошеньких домиках.

Издалека и с залива, Манхэттэн (его рыбья голова!),  выглядит, как скопление огромных, разноцветных  высоченных кристаллов, вырастающих из воды. Венчают  эти стоэтажные кристаллы,  симпатичные архитектурные выделушки со шпилями.  Многие небоскрёбы имеют стеклянные или зеркальные стены. Отражая свет, они выглядят, как ослепительно сверкающие  иглы, скребущие по небу и облакам
(наверное, поэтому они и небоскрёбы?). В стремлении к высоте, манхэттенские небоскрёбы напоминают малышей, которые играют  в игру – кто выше подпрыгнет. Амбициозные американцы, допрыгались  до ста этажей, и принялись прыгать выше. Горожане, и так, почти не видя,  солнца и неба, громко завыли, и после этого строителей заставили строить небоскрёбы, сужающиеся уступами к вершине. Строители покорились закону, но зато на вершинах своих уступчатых башен, стали ставить высокие шпили, опять следуя принципу – кто выше. Высотной горячкой заболели и по другую сторону океана. По указу дядюшки Джо (И.Сталина), в Москве на Воробьёвых Горах, на  Котельнической  набережной и в других  местах, стали строить дома, подозрительно напоминающие Эмпайр стэйт билдинг. А, чтобы окончательно уесть американцев, предполагалось выстроить дом союзов, высотой более четырёхсот метров. Выстроить такую махину – оказалось,  кишка тонка, зато графическим символом Москвы, стали сталинские высотки, прославлявшие наши успехи  в градостроительстве и вообще.
Одна  маленькая,  но существенная деталь:  небоскрёбы Нью-Йорка возводились
американскими рабочими-эмигрантами, зачастую,  работающими без страховочных приспособлений.
Сталинские высотки возводили бесчисленные заключённые. По легенде, прорабы на этих стройках, не поднимались  выше пятого  этажа, боясь, что их оттуда сбросят.
                …………………………………………………………………………………………

В заливе перед Нью-Йорком, на маленьком острове Либерти, стоит статуя  зеленоватого цвета, тоже Либерти – знаменитая статуя Свободы.  Символ Америки. Но, символично мне показалось другое. Стоящие плотной толпой, напротив статуи Свободы, исполинские  небоскрёбы Манхэттэна  – вот настоящий символ Америки. Рядом с ним, зелёная от времени, одиноко стоящая среди воды Свобода, смотрится, как мелкая садовая статуэтка и видно, как не равны их силы. И, вообще, чем больше народу скапливается на ограниченном  пространстве, тем меньше свободы там достанется на каждого.
Мне Свободу стало жалко. Захотелось завернуть её в одеяло и увезти из этой сырости и очковтирательства,  далеко, далеко. Поставить бы эту железную тётеньку с её факелом, например, посреди голой и ровной, как стол, курской степи. Там ничего  не будет подавлять её высоты и величия. Ввиду немыслимых по размерам, безлюдных пространств – свободы там, хоть отбавляй. Статую Свободы  видно будет очень далеко вокруг, и народ бы толпами, регулярно её навещал, с иконами и подарками, а в непроглядной российской ночи, она освещала бы своим  факелом  путь домой, глубоко-пьющим российским путникам.  И,  с этими мечтательными мыслями, я углубилась в стриты и авеню великого города Нью-Йорка.
Мегасити Нью-Йорк, жив и здоров, и  к нему неприменимо правило – о покойниках говорить, или хорошо, или никак. Поэтому я могу говорить честно – Нью-Йорк мне не понравился. Для рождения симпатии мне надо было бы углубиться в недра их Богемы и восхититься ими. Или пообщаться, подружиться, проникнуться интеллектуальной красотой, по-американски. Или признать, что без их технических  изделий, мы все до одного, быстро вымрем. (А, вот, не вымрем!) Или, наконец, чем-нибудь поживиться на их биржах, в их бизнесе, или в банковской системе. После чего, можно было бы пуститься во все тяжкие, в бесчисленных нью-йоркских очагах туризма, торговли, развлечений и гурманства. Во хмелю, в сытости, в плясках и песнях, глядишь, и растаяло бы моё ледяное сердце. Однако, корыстные американцы,  делиться своими богатствами не стали. А, без смазки развлечений и удовольствий (любого происхождения), мне, принять внутрь этот оплот ультра-западной цивилизации, оказалось, невозможно.
 
               ………………………………………………………………………………………………

Если продвинуться по Манхэттэну на север к Гарлему, то картинка меняется. Дома становятся мельче. Стоят они плотно прижатые друг к другу, словно калики перехожие на паперти. Разной высоты, колера, ободранности и расхристанноcти. 
Где-то это - псевдоампир. Где-то, дом в кучеряшках, претендует изобразить барокко.А, где-то, просто и без затей – кирпичная коробка о  четырёх-пяти  этажах, окна-бойницы, и в качестве украшения - железная пожарная лестница, вьющаяся прямо по фасаду.Вдруг, ни с того, ни с сего, ни к селу, ни к городу,  среди этой разношёрстной мелочи,  выпрыгнет бурый гигант – не то фабрика, не то крематорий.  Дальше опять архитектурная чехарда. Вобщем, как-то, глазу возрадоваться негде. И,ни рощицы, ни кустика, под который  упасть усталому путнику! Хорошо, хоть не заблудишься, X и Y не дадут.

Заветную карту я держу у сердца.
Телефон-паразит продолжает не работать.
Банки денег по-прежнему не несут.
Духовитые харчевни - не напрягайтесь, вам меня не заполучить!
И, вообще - вы мне все надоели!
Где тут у вас выход к океану?
 .
                ГЛАВА 5.
                НЬЮ - ЙОРК.БРАЙТОН-БИЧ и другие.

Долго выписывала  я немыслимые кренделя по Манхэттену, так, что ни один шпион не выследил бы меня, а полицейские собаки вскоре утеряли бы мой след. Справедливости ради, следует отметить, что я была тем неуловимым Джо, которого никто не поймал, потому, что никто его и не ловил.
У меня была карта, сносное знание языка, и я ничего не боялась.
Я всматривалась в город, в  надежде найти в нём красоту, величие, и гармонию. И, не находила. Архитектурно город говорил на непонятном мне языке. Всякий город  - есть порождение общества, его создавшее. А здесь -  это общество, провозглашённой свободы. Сборная солянка. Но, у всякой медали – есть оборотная сторона. Оборотная  сторона свободы – стихия. Хочешь, и есть возможность – возводи башню в сто этажей. Хочешь - конуру в два этажа. Как они выглядят рядом, никого не волнует. На Манхэттене, безусловно, есть и очень красивые здания-одиночки, но почти нет ансамблей. Если не считать центрального парка, Линкольн центра, Рокфеллеровского центра  и ещё кой-чего – всё остальное стихия, амбиции и хаос. Гармония даёт силы, а хаос их отнимает. И, вконец, обессилев,  я  рухнула под какой-то монумент. Монумент  изображал неизвестного мне, чугунного  военного  дедушку.
Я растянулась под ним во всю длину, на зелёном клочке травы. Мне было интересно – как скоро набегут оскорблённые горожане, и начнут оттаскивать меня за ноги от скульптурного украшения их города. Никого! Ах, вот, как? Тогда  я  перевернулась на живот и  вызывающе разложила снедь на газетке под постаментом.  Никого. Поедая американскую горячую собаку (хот-дог), я стала наблюдать за публикой, пытаясь понять, кто же населяет этот Вавилон. Вокруг ходили, бежали, плелись, и шатались, обладатели всех цветов кожи: начиная от иссиня  чёрного, и кончая иссиня белым. Здесь обитали представители всей планеты, все расы и все народности. Ну, этим меня не удивишь,  хаживали по столицам!!  Меня не удивит даже горилла в тапках и шляпке!
Накаркала!  Кто–то,  пытается подсесть под мой памятник!! Хотя и без шляпки, но волосатый и коричневый.! Оставляю газетку с едой и  отпрыгиваю.  Мда… Вот, что значит свобода! Наш  милиционер, схватил бы нас обоих  за шкирку, если б мы расселись под памятником Дзержинскому или Сталину с жареной курицей и пирожками, а потом, мы бы с гориллой вдвоём, пятнадцать суток мели улицы.
А  зато, у американцев  нет советского обычая, поливать предыдущих политиков и военных деятелей грязью, и сносить их памятники. Вот это обстоятельство, а также тотальный дефицит  в  Советии,  всего и вся, компенсируемый изобильной возможностью сесть в тюрьму или психушку, за то, что слишком много о себе возомнил, и не шагаешь в плотном строю к светлому коммунистическому будущему, частично и породили Брайтон-Бич. 
Самых  речистых и шибко умных  из Советии изгоняли, считая (и совершенно справедливо), наиболее опасными для строя. В спину изгоняемым, упирались завистливые взгляды остающихся. Всё изменилось в начале  семидесятых годов. Тогда решили, от  речистых и шибко умных, избавляться в промышленных масштабах. Традиционно - это были евреи. Жаждущих смыться тогда было много,
и записывались в евреи, все, кто только мог. Отпускали из Советского Союза евреев в Израиль.  Добравшись до Израиля, многие евреи и псевдоевреи  отбывали  в Америку. Когда в СССР началась перестройка, тонкий ручеёк эмигрантов превратился в могучий поток, который попадал на юг Бруклина, в небольшой прибрежный район под названием Брайтон – бич.
Надо бы выяснить, как это случилось, что вечноопальным  евреям и примкнувшей к ним всякой нищей советской шелупони, расчётливые  американцы отвели моднейший в своё время, океанический курорт на атлантическом  побережье?
Попробую выяснить это на месте. Проваливаюсь в Нью-Йоркское метро.
Фууу!...Что ж вы так, родименькие, запустились?!  Нью-Йоркское метро - это место, где Москва и Нью-Йорк меняются местами. В смысле крутости. Чем ярче были  у меня воспоминания о хрустально-дворцовом  московском метро, тем  страшнее, мрачнее и замызганней, выглядело метро нью-йоркское. Интерьер станций очень походил на интерьер морга. Желтоватая от времени, с ржавыми подтёками кафельная плитка, покрывала стены. На,cомнительного цвета кафеле,  черные метки с номерами стритов. Повсюду, назойливая, до тошноты, реклама. Ну, вы и сволочи! Ну, прикройте свои убожества произведениями искусства. Ну, хоть копиями.  Пусть народ развивается в процессе выживания, ведь не всякий пойдёт в ваш  Метрополитен-музей!!
Я, опасливо спускалась в нью-йоркское метро, и мне казалось, что я опускаюсь в преисподнюю.  Но, я ошиблась. Преисподняя ждала меня впереди, когда я вышла из метро на Брайтон- Бич авеню.

Когда я спустилась по лестнице с метрополитеновской  эстакады и оказалась на улице Брайтон-бич авеню, я вдруг поняла, что разноязыкий говор Нью-Йорка исчез, и вокруг меня зазвучал великий и могучий русский язык, но слегка подмоченный и похожий на слэнг. Ещё мне показалось,  что я попала на городскую свалку, с её уродством, хаосом и  вонью.
А, чтобы я не сомневалась, что я в аду, прямо над головой, громыхала огромная чёрная стальная  эстакада,  по которой с душераздирающим воем, проносились поезда метро.
Под эстакадой шла автомобильная дорога и осуществлялась посильная торговля. Справа и слева от эстакады толпились одно-двухэтажные строения. Архитектурный стиль которых…. Да небыло в этих уродцах  никакого архитектурного стиля.  Просто уцелевшие со времён  курортного расцвета (20-40 годов), частные лавчонки типа – халабуда.
В халабудах  завалы еды, тряпок, всякой хозяйственной мелочи. Завлекающие надписи на русском, кое-где на английском. Между громыхалкой-метро и магазинами-замурзяйками,  с пакетами, кошёлками и авоськами тащился в разных направлениях советский люд. Однажды сформованный под советским прессом в свои, когда-то молодые годы, он не изменился, переплыв океан, и так  и доживает здесь свой век в законсервированном виде. Здесь есть русские, кавказцы, узбеки, казахи, белорусы и украинцы… 
Вобщем:  музей-заповедник. Советский Союз. И через каждый шаг - истасканные пьяные рожи, точно такие же, как в российской глубинке. Они  давно уже живут в своей  походной нирване, как в капсуле, и им всё равно, где лакать свой C2H5OH - в Конотопе, на Брайтон-бич, или на Луне.
А,потом я начала приставать к авосечным  тётенькам и дяденькам, с  одним и тем же вопросом: - стоило ли менять шило на мыло?! Тётеньки и дяденьки задыхаясь от возмущения, начали хвастаться тем, что здесь любой еды ууу!!!…. А, культура!! Во!! Ведь туалетная бумага продаётся свободно…и без очереди!
- Ладно,- брякнула я невпопад, - с ассимиляцией и диссимиляцией  у вас всё в порядке, но вы же не овощи! И, тут меня захотели побить! И, даже начали. Какой-то  лихой старичок с сизым носом, метнул в меня авоську с пустыми бутылками.  Убегая, я мстительно пискнула, что у нас сейчас и с едой и туалетной бумагой даже лучше чему них.  Вслед, мне заревели, что у них зато -  есть океан!!! Ну, ладно – пойду посмотрю. Прямо по карте, по Брайтон-стрит я вышла на набережную. По карте, линия океана почти параллельна  Брайтон – Бич авеню, а соединяются они через Брайтон-стриты от 1 до 15.. О, океан! Океан действительно прекрасен! Но, причём здесь вы, судари? Это - заслуга господа Бога. А, вы могли бы это чудо ещё украсить, например, посадив пальмы, кипарисы, ели, сосны, георгины и подсолнухи вдоль пляжа. На заднем плане можно было бы пустить небольшой горный хребет со снежными шапками на вершинах. (Для Америки – это несложно).
Но, местное управление пошло другим путём. Пляж, оставшийся от когда-то модного курорта не изменяли.  Остальную прибрежную территорию выровняли, наверное, направленным взрывом, отшлифовали и покрыли дощатым настилом.
Завершает настил, как гигантская тюремная стена, ряд угрюмых многоэтажек.,  из черновато-коричневого кирпича. Под зданиями каменная стенка. Около неё стоят лавочки, на них греются на солнышке  старички и старушки. Местами стенка выкрашена в зелёный цвет, и по-видимому, должна означать зелёные насаждения. Долго смотреть  на эту мутно-зелёную  с разводами стенку, нельзя - захочется повеситься. Но, это мне, вольнолюбивому и дикому жителю прибалтийских европейских лесов и свободных пространств. А, здешнему  биовиду для счастья, видимо, достаточно хлеба и зрелищ. Зрелища и  развлечения  расположены на соседнем пляже, который называется Кони-Айленд.
Вообще, если назвать Брайтон-Бич – гетто, то это не будет преувеличением.
Гетто, это скорее закономерность, чем случайность мегаполиса Нью-Йорк. Но, не только его. Под это определение вполне подходит и Троещина с Виноградарем в Киеве, и Черёмушки и Чертаново с Бирюлёвым  в Москве, и бесчисленные спальные микрорайоны в городах бывшего союза. Гетто в Нью-Йорке возникали так: застройщик возводил коммерческие здания для продажи или сдачи внаём. Как правило, эти здания не отличались архитектурной оригинальностью и приятным дизайном. Просто многоэтажные кирпичные коробки, тёмно-коричневого цвета, с удручающе безобразными пожарными лестницами по фасаду, и окнами бойницами. Из-за их относительной дешевизны, туда селились люмпены - белые, цветные и чёрные. Часто – эта публика не могла работать из-за отсутствия профессии или нежелания. Так и появились бесчисленные очаги криминала, воспетые в бесчисленных американских боевиках. Замкнутыми они становились так: сначала подобные притягивались к подобным. Когда из подобных накапливалась критическая масса – создавался закрытый гетто-анклав.  И, люди живут в своём гетто годами, не покидая его пределы. Уж, если ты живёшь на дне, то среди своих – это не так заметно. На дне и разбойничать и  веселиться в своей компании значительно приятней, чем в одиночку. Таких  гетто - в Нью-Йорке десятки, а может сотни.  И Брайтон – Бич совсем не худшее
Фильм  «Ирония судьбы, или с лёгким паром!»  прославил (ославил) наши
серые, одноликие, унылые и одинаковые микрорайоны. Причины возникновения гетто советских - нищета и идеологии коммуны. Американские гетто – соединение коммерции и нищеты.
И, Гарлем и Бронкс,  хорошо видны уже с середины Манхэттэна.
Об этих районах давно ходит дурная слава. Но, я пока неплохо бегаю, так, что рискну.

Гарлем – это чёрный хвост у рыбы-острова Манхэттэн. Когда-то здесь жили голландские фермеры. Они пасли коров и делали голландские сыры. Потом земля истощилась и фермеры ушли. На освободившейся земле, застройщики быстро налепили свои коммерческие дома-страшилки.  Покупать в них жильё,  тогдашний народ не спешил.  Дешёвое жильё пустым стояло недолго. Туда стали заселяться негры, поскольку это был единственный район Нью-Йорка, где неграм разрешалось жильё приобретать. Примерно так же застраивался Бронкс,  только заселялся он, кроме чёрных, ещё и цветными. Компактное проживание национальностей, обязательно накладывает свою культуру (или её отсутствие), на окружающее пространство. В  Гарлеме, я ощутила себя белой вороной среди чёрных – буквально. А заодно постигла - где живёт чёртова мать, чёртова бабушка,
и сами черти, коричневые и чёрные. А, место их пребывания, соответственно, определённые круги ада. Замусоренные пустыри между домами, и дома на которые смотреть больше пяти секунд нельзя, охватывает тоска безысходности. Вокруг слоняются пёстро одетые черти, и мы с большим подозрением смотрим друг на друга. Но, их больше, и мне лучше унести отсюда ноги, пока мне их не переломали.  Пересекаю реку Гарлем и оказываюсь в южном Бронксе.
Когда я исследовала Гарлем, мне казалось, что страшнее этого места быть уже ничего не может. Но, когда я попала в южный Бронкс, я поняла, что предела безобразию не существует. Если бы Гарлем побомбили, а потом подожгли, тогда бы и получился южный Бронкс. Насколько я знаю историю - войн на территории США не было с1865 года.
Но, тогда, ещё не было самолётов – бомбардировщиков. Как же это вам удалось, так изгадить место своего обитания  а, главное, зачем?
 
                ГЛАВА 6.
                РЕКТИФИКАЦИОННАЯ   БАШНЯ.


Труся по бесчисленным глянцевым улицам-ущельям Нью-Йорка, запрыгивая в самые  мусорные районы, мыкаясь по земле и под землёй,  я всё чаще говорила сама себе:
- Нет, здесь жить нельзя!
Увидев очередной памятник, с зелёной травкой вокруг, я решила сделать привал,
Пора было отдышаться и подумать об окружающей меня жизни.
С непосредственностью деревенской тётки, я уселась на клочке травы и, прислонясь к постаменту,уставилась вверх. Словно со дна глубокого колодца, я увидела далёкое небо. Оно было такое же, как у меня на Родине. Самое прекрасное в мире небо. Рядом, справа и слева над моей головой,  вышагивали бесчисленные пешеходы. Они были разные: белокожие, желтокожие, чернокожие, и только не было среди них краснокожих. Тех, кто назвал это место Манна-Хатта – холмистый остров. Пришельцы стесали холмы и скалы Манна – Хатта до плоскости зеркала, и построили идеальный, по их понятиям, город.  Кто они, эти пришельцы? Сидя на пыльной, пожухлой травке,я обратилась к ногам, мелькающим у меня перед носом, как в своё время Лермонтов обращался к мчащимся тучкам:

……….
………..
………..
    
Кто же вас гонит, судьбы ли решение?
Зависть ли тайная?  злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?

        Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
        Чужды вам страсти и чужды страдания;
        Вечно холодные, вечно свободные,
        Нет у вас Родины, нет вам изгнания….

Очень быстро истекли мои минуты покоя и поэтической истомы,  и вскочив и помчавшись,  я сама ответила Лермонтову, о том, что тучки небесные гонит:

 - И, злоба открытая,
 - И, тяготит преступление,
 - И, наскучили нивы бесплодные,
 - И, наконец, судьбы решение….

Вечная, разница между желаемым и действительным, создаёт разность потенциалов,
и появляется электрическое напряжение, в котором рождается электрический ток.
Физический закон, следуя которому, мощный ток уже пять столетий течёт из света Старого в свет Новый.
ОТ   …..К.
От нищеты к богатству.
От тюрьмы, к свободе.
От петли, костра и разрухи к надежде.

Короче, от тюрьмы и от сумы к мечте. Американской.
Почти пять столетий переплывали к мечте по океану. Часто добиралась до земли обетованной, только одна треть из отплывших из Старого света..
Нынешние американцы – потомки  людей сильных, отчаянных и отчаявшихся, авантюрных и выносливых, и ради успеха, готовых на всё.Их предкам тесно было в Старом свете, с его устойчивым  и рутинным устройством. Там, до конца дней, большинство было привязано к своей социальной и имущественной полке, как к касте в Индии.
Попавшие  на  желанный американский берег, распределялись  там,  как в ректификационной колонне, по вертикали. Вход в вертикаль первичной субстанции, находился внизу. Далее,  положение  субстанта, зависело от фортуны, связей и личных качеств. Наиболее летучие и подвижные поднимались вверх. Менее летучие, занимали своё место в вертикали, в соответствии с летучестью. Вовсе не обладавшие летучестью, оставались на дне, как отстой.
Вертикаль подвижна, и возможно, в этом секрет силы и экономического могущества США. Эта страна высвобождала внутреннюю энергию человека. Так же, как при расщеплении ядра атома, выделяется огромная энергия, способная двигать горы.
Ирландец, итальянец, китаец, немец, француз или еврей,наконец-то,добравшись до заветного американского берега, был счастлив уже от этого. Но, объятия  Америки были распахнуты не для всех! Долгие годы (до 1956 года) громадные пароходы  заплывали в П-образную гавань на острове Эллис, рядом с островом Либерти в Нью-Йоркском заливе. Остров Эллис, называли ещё островом Слёз. Не всех, прибывших на этот остров,  пропускали  дальше в Америку. Молодой державе США, нужны были  молодые, здоровые и мастеровитые граждане. А прочих, сажали обратно на тот пароход, на котором они приплыли, и отправляли назад. Те же, кто прошёл фильтр-сито Эллиса, счастливыми птицами разлетались по необозримым просторам  континента, отвоёванного у коренных жителей Америки – индейцев. Отвоёванные пространства надо было осваивать и заселять. 
Ожидание свершения  чуда, действовало на вновь прибывших,гипнотически. Эмигрант готов был ночевать на земле и питаться с помойки. А, уж жить, почти цивильно, пусть, и в самых мерзопакостных районах Бруклина, Бронкса или Гарлема, на первых шагах к мечте – это была огромная удача! Осмотревшись и обжившись, новичок, заводил своё дело, и если дело приносило прибыль, новый житель Нью-Йорка, начинал подниматься вверх. Менял дом или район проживания, на более респектабельный. А, на освободившееся место заселялись, вновь прибывшие эмигранты.
Так, через гетто Бруклина, Бронкса, Гарлема проходили волны самых разных национальностей, прибывших со всех концов света. Самыми малолетучими оказывались афроамериканцы, жители латинской Америки, и пожилой интернационал, и потому многие из них, и сейчас живут на дне. И, до сих пор, места их обитания в Нью-Йорке – самые подозрительные, неряшливые и уродливые, позорящие самую богатую страну, и её самый богатый город. Кстати, испоганившее европейские города увлечение граффити - зародилось в трущобах Нью-Йорка, полвека назад. Несчастные люди, беспросветно увязшие в тёмно-коричневых каменных джунглях, пытались вот-так украсить среду своего обитания.
 А, доходные и муниципальные дома в Бронксе, были изувечены и сожжены мафиозной шпаной, чтобы получить за них страховку.
Вот и ответ, на вопрос, который я задавала себе, озирая дикие урочища Бронкса.
Когда я выбралась из бронксовских  колдобин, меня впервые в Америке, охватил душевный подъём и я радостно проревела обращаясь к небу:
- Господи! Какое счастье, что я не живу в Нью-Йорке!
Мне неслышно вторили жители пригородов, счастливо живущие на природе. Часто, это самые летучие ингридиенты в ректификационной колонне Америки. 


                ГЛАВА 7
                ОДНОЭТАЖНАЯ   АМЕРИКА.

Нью –Йорк  – это не Америка. Это отдельная планета, как в России - Москва,
в Англии - Лондон, в Бразилии - Рио-де-Жанейро..
А, Америка (США) – это гигантские пространства, от океана, до океана
Пустыни, реки, горы, леса, мегаСити,  просто Сити,  просто тауны и микротауны.
Но, большинство разумного американского люда, живёт в небольших и уютных городках, похожих друг на друга так, словно они сошли с одного конвейера.
Поэтому, чтобы понять все городки США, достаточно понять всего один обычный
маленький городок. Или необычный, если повезёт.

Выкатившись из несъедобного для меня, Нью-Йорка,  и,  вдохнув полной грудью настоящего воздуха USA, я готова была познавать всё, что подвернётся мне под руку, в самой могучей стране  современного мира.

Для начала, следовало бы сделать краткий обзор, о том, что это за страна, предварительно выудив сведения о ней, из какой-нибудь умной книжки, или из интернета.Но, буду честна. Без чьего либо информационного костыля, мои собственные познанияоб Америке - это скудный винегрет из обрывков, чего-то, случайно прочитанного, или услышанного когда-то. Общая картинка не складывается. То ли это - жуткий военный монстр, который вечно суёт нос, в чужие дела, мировой империалист и кровосос. То ли это - страна  свободы. Богатая, могучая, великодушная и прекрасная. Страна, которая, когда-то приютила у себя многих непокорных наших: Аксёнова, Бродского, Солженицына, Довлатова, Евтушенко и других.
Но, если  исходить не из чёрно-белого и клишированного, а из цветного и с оттенками, восприятия мира, то картина будет очень сложной, и скорей всего,  для каждого человека, эта картина,  будет своя.
Оставлю более точный анализ качеств этой страны профессионалам. И мой рассказ будет сверкать свежестью и  непорочностью невежи, чьё восприятие не искажено, ни чьим-то мнением, ни чрезмерной учёностью.

              ……………………………………………………………………………………………………


Попробую передать свои первые впечатления от богатого и благородного городка, в который я попала после Нью-Йорка.

Первое впечатление:
- Я – пёс Шариков, который внезапно попал в квартиру профессора Преображенского. Осматриваюсь, обнюхиваюсь. И, говорю:
- Да - это совсем непохоже на мои родные подворотни. Это, вообще, ни на что непохоже.  Маленький город Вестпорт, расположен на атлантическом побережье США, в штате Коннектикут. Соединённые штаты Америки я изучаю здесь, и поэтому похожа на муху-исследовательницу, сидящую на макушке слона, и пишущую обо всём слоне диссертацию.  Но, это ничего не значит - ведь  химический состав воды в океане, и химический состав капли воды, взятой из этого океана  –  совпадают.
                …………………………………………………………………………………………………

В каждой стране есть свои святыни и ценности. У мусульман: Аллах, Мекка с Мединой. У русских – душа. У индусов – коровы.
У американцев  главная святыня  это  – ПРАЙВЕТ  ПРАПАТИ - частная собственность,и осознать, что это такое, человеку, выросшему в стране, где частная собственность – есть страшный порок, пережиток и ругательство одновременно, поверьте, очень нелегко!
                ……………………………………………………………………………………………………

 

Город Вестпорт -  похож на сказочный, зачарованный город, с дивными  особняками, разбросанными среди леса.  И, совершенно, пустой. Людей на улицах – только я, с моим разинутым ртом.  Меж домов вьётся асфальтированная дорога. И это единственное, что является, ничьей прапати.  А, всё остальное вокруг – это  чьё–то прапати. Шаг вправо, шаг влево от общественного асфальта, и неведомо откуда,  появляется собачка с меня ростом, и погавкивая и порыкивая, намекает мне на то, что я покусилась на святое. Я покорилась, и стала бегать, строго по асфальту. Через три дня, в подошвах моих кроссовок образовались сквозные дыры, размером с теннисный шарик. Мне купили новые кроссовки. Через три дня – история повторилась. Мне опять купили новые кроссовки. Неземной красоты. На них хотелось любоваться, ими хотелось хвастаться и гордиться. А, не стёсывать их на наждачно-титановом  покрытии ничейного асфальта. У нормального человека сразу возник бы ко мне вопрос:
- За тобой кто-то гоняется с ремнём? И, зачем ты носишься, как лошадь, пугая приличных людей и портя инвентарь?
- Действительно, зачем? – удивилась бы я.
Кто-то опять ехидно спросил бы меня:
- Отчего ты, как баба-яга, шмыгая по прекрасному, и любимому многими Нью-Йорку,только и делала, что брюзжала и поносила его чудные кварталы?
- Действительно, зачем? – опять удивилась бы я.
И, не найдя ответа внутри себя,я вспомнила знаменитый голливудский фильм: Крокодил-Данди. Я осознала,  что я и есть та самая крокодила, которая была счастлива у себя в джунглях, так как джунгли были её естественной средой обитания. И, никто там не слыхивал про частную (чтоб, ей провалиться), собственность!  В Америке, конечно же, есть места, доступные для свободного топтания.  Да!  Есть места в Америке,  где всякая голытьба,  даже не нажившая своей частной собственности, может  свободно пошляться туда-сюда! К этим местам относятся: Заповедники с дикими зверями.(Звери там питаются туристами). Зыбучие болота. Верхушки гор (выше 6000метров). Песчаные пустыни.  Гранд-каньон внутри. Ниагарский водопад  внутри.  Торговые молы, … да мало ли ещё чего.  Вот только, как туда пасть?!
Ведь в Америке можно прожить без ног, но не без авто. Авто в моём распоряжении нет. И, я вспомнила Достоевского. Его книгу – «Записки из мёртвого дома». В этой книге Достоевский описывает тяготы неволи, за стенами сибирского острога. И, я поняла, что завязла, как муха в сиропе, в этом городишке, где  приватизирован каждый квадратный миллиметр, и не вырваться мне от окаянного, ничейного асфальта, как каторжнику  из  острога.
Исполосовав Вестпорт  вдоль и поперёк, вольных пространств я не обнаружила. Напротив, чем дальше, тем плотнее стояли дома. Наконец, мне повезло. Я, нашла полоску ничейной земли, метров десять в ширину, и метров двадцать в длину. Это была тропинка в траве, которую, по неведомым причинам, ещё никто не приватизировал. И я начала там бегать, челночным способом.  Рано я обрадовалась! В соседнем дворе, от непосильной ответственности, сошла с ума собака. Она носилась параллельно со мной туда-сюда, и истерично лаяла. Вскоре появились хозяева собаки и двора, и стали носиться за собакой. параллельно мне.  Получалось славно. Этакий смешанный международный забег, Но, на другой стороне тропинки, в другом  дворе, разразился такой же скандал – лай, беготня и паника. Я не стала дожидаться, когда с обоих сторон скажут Фас и выбежала на ненавистный асфальт.
Эта страна делала всё, чтобы выдавить меня из себя.
И вскоре я серьёзно заболела. К этому печальному событию причастны три заразы:
Первая зараза – вирус для порчи живота (ж.к.т),
вторая зараза – вирус, для порчи носа, горла и ушей,
третью заразу зовут  Вб – внутривидовая борьба  -  это вирус для порчи жизни в целом. 
Первые две заразы были выстрелом на поражение, а, третья  была - контрольный выстрел.
Так-что, шансов у меня не было.
                ……………………………………………………………………………………………………

Могу погордиться.  Я, столкнулась с тем же самым, что сильно портило кровь  первым посетителям  американского континента, приплывшим из Европы в Америку пятьсот лет назад.  Иммунитета  к неизвестным в Европе американским заразам,  у первых европейских  туристов не было. И местные жители-индейцы, были им вовсе даже не рады. И, это вам не  косые взгляды, ядовитые колкости и фырканье -  это меткие стрелы в спину, беспощадные томогавки и сдирание скальпов.
                …………………………………………………………………………………………………….


Нездоровье, вообще вещь противная, а в Америке она ещё и пугающе дорогая.
Когда, от моего кашля, стал содрогаться весь дом и перестали спать домашние,
я созрела, чтобы ознакомиться с американской медициной.
Та медицина, на которую у меня была куплена страховка, находилась в здании
тёмно-коричневого цвета, архитектурой очень похожей на ящик, для ритуальных услуг. Мерси! Намёк я поняла.
Но, не буду обобщать. Я всего лишь муха, на макушке у слона, и описываю, то, что вижу.. Медицина, для нешибко состоятельных. Наверное, есть  и другая.
Когда я со своими соплями и удушающим кашлем, проникла в кабинет, куда указали, то там я никого не обнаружила. Чтобы не валять дурака, я начала изучать кабинет.Ничего, особенно, американского я там не обнаружила, кроме большого компьютера,висящего на стене.Наконец, прибежала симпатичная мулатка, в причёске спиральками.Выспросила мои личные данные, цок-цок, занесла их в висячий компьютер, после чего испарилась. А, я осталась на кушетке, бороться с соплями в одиночку. К вечеру,явилась другая мулатка, тоже в спиральках и с фонендоскопом на шее, что очень меня обрадовало. В течении трёх минут, меня послушали, осмотрели, и выписали, какой-то рецепт. И сняли со страховки 75$.  За прописанные снадобья я заплатила ещё 25$
Итого 100$.  И, если судить по результату – уж лучше бы эти доллары, отдали мне на руки. Я нашла бы им лучшее применение, закатившись,  в бесчисленные ресторанчики всех народов мира, которых  в Америке есть на каждом шагу.
И, ознакомившись с кухнями всего мира, я воспрянула бы духом, а проклятые вирусы передохли бы во мне от свирепых индийских специй и китайских жареных тараканов. Для закрепления эффекта можно было бы, выживших  микробов, добить ведёрком виски. Но, это всё мечты…
А, зато я поняла главный принцип американской страховой медицины:
к американским  эскулапам надо идти с мешком долларов, равным по весу,  весу больного...Поэтому,я с нежностью вспоминаю Старый Свет. В доброй старой Англии, меня принимали в их Hospital бесплатно и до тех пор, пока не разобрались с причиной болезни, а потом  оплатили дорогой антибиотик из уважения к перенесённым мной страданиям. (Боюсь, как бы безмерная доброта, не довела  старушку-Англию до беды).

Зараза номер три, которую я назвала Вб – внутривидовая борьба, для своего описания требует отдельной главы.
Эта распространённая  среди людей  зараза, действует подобно радиоактивности неслышно, невидно, постоянно и разрушительно. И, чем ближе к очагу радиоактивности, и чем дольше возле него находишься, тем тяжелей последствия.
Но, как писал Достоевский, рассказывая о своей острожной каторге – ЖИВУЧ  ЧЕЛОВЕК! Интересно мне – почему, живя здесь, среди богатства, красоты и сытости, я так часто вспоминаю этого  великого русского страдальца?

                ГЛАВА 8.
   .                ЗАРАЗА НОМЕР  ТРИ,

                .               
                Когда повсюду страх витает,
                и нрав у времени жесток,
                со слабых душ легко слетает,
                культуры, фиговый листок!
                Игорь Губерман.

В наш  рациональный век  IQ – коэффициэнт  интеллекта определяет  способность
человека решать логические задачи. Это значит, что мы приравниваем человека к роботу, и любой, даже дохлый компьютер, умнее нас грешных.  Но, человек сложнее и многограннее, придуманной им же мерки ума. Неплохо бы ввести  IQ музыкальный, лингвистический, художественный, кулинарный, телесно-физический, коммуникационный и много других. Чем выше IQ, тем более трудные задачи в данной области может решать человек. О тех, областях, где мне повезло с IQ, я  умолчу, не из скромности, а потому, что не уверена, что такие области  у меня есть. Зато точно знаю, где у меня их нет – это коммуникационный IQ.
То есть я - полная тупица, по части налаживания и (или) сохранения трудных отношений. Значит, могу решать там только самые простые задачи.  На практике это означает – что я могу ужиться и даже полюбить человека, только идеально мне подходящего. Или с высоким  коммуникационным IQ . Или интеллигентным, добрым и деликатным. Вобщем - с  Ангелом. На земле таких существ немного,и мне крупно повезло, что на моём жизненном пути, мне встретились люди, ставшие моими личными Ангелами.Но, чтобы я не разучилась различать цвета, попадались мне также Бесы, Полубесы, Кикиморы, и мелкие черти. Не могу сказать, что эти существа сильно украшали мою жизнь. И, что я добровольно соглашалась на близкое с ними соседство. Опять вспоминаю Достоевского. Времена  меняются, но люди по своей сути – те же.Поэтому, наверное, Достоевский актуален до сих пор.
Самым тяжким на своей каторге, Достоевский считал невольное соседство с неподходящими людьми и невозможность от этих неподходящих людей
дистанцироваться, находясь с ними в общем острожном бараке.
В  Вестпорте, моим острожным бараком, стал типичный американский дом,
о трёх этажах.  Нет - это не было общежитие, для забитых и озлобленных американских  эмигрантов. И, не хрущобная  коробка на двадцать квартир.
И, не лечебный спальный корпус для припадочных. И, не коммунальная избушка,
с не поддающимися учёту  сквалыжными обитателями, перманентно находящимися в состоянии междуусобных склок.
Нет. Это был обычный в Америке, трёхэтажный особняк на одну семью, из четырёх человек. И, можно было  жить в этом безбрежном особняке месяцами, не видя своих домочадцев, и даже не зная, живы ли они?  Обычно в кухне, которая размером с теннисный корт, в разных углах, большими кучами складывается фастфудная снедь, и алчущий калорий, забежав туда, может быстро и без труда подхарчиться, и опять исчезнуть в необозримых   чертогах  гигантского особняка.
И, как это я умудрилась, в жилом строении, размером с вокзал, попасть  под залпы  заразы номер три?   
А, чему удивляться? Любой львиный прайд, имеет собственную  территорию в десятки гектаров.
Собственная территория прайда, помечается по периметру,ароматными испражнениями, хозяев – львов.  И, любой,  чужак, презревший защитные ароматы, изгоняется с частной территории, а если чужак  вкусный, то его съедают. То же самое в волчьих, тигриных и других звериных сообществах.

Всё в жизни надо изведать. Любовь к кому-нибудь. Любовь кого-то, к тебе.  Величие и упадок. Любовь друзей. Ненависть врагов. Похвалы и ругань. Восторги и поношения. Скандалы и примирения. Потери и приобретения. И, если ничего такого в твоей жизни уже нет – значит, ты помер! Даже, если  до твоих реальных похорон ещё много лет!

              ……………………………………………………………………………………………………

Итак,  вернёмся к нашим баранам. Вернее к двум овцам,  перегрызшимся из-за общего барана. История стара, как мир, когда две особы женского пола, считают что имеют право на одного мужика. Свекровь и невестка. Жена и любовница.
Одалиски в гареме. Соперницы в любви к одному и тому же возлюбленному. Конкурентки в бизнесе и искусстве. И.т.п.
Всё это-неистощимая тема для романов и мыльных опер.
А, кем  оказалась я, в своей вестпортовской мыльной опере – неважно. А, важно, что я там оказалась на чужой территории. И, вполне смогла изведать – что это такое, когда ты  волос в чьём-то супе, или,  красная тряпка для быка.
И, ещё я смогла понять -  насколько зыбка человеческая культура, и как легко она может испаряться при совсем незначительных  сотрясениях!  Не взирая на имеющееся высшее образование. Или даже два. Да, сколько угодно образований. И, даже имея внешне, миролюбивую репутацию, любой человек звереет, если ему кажется, что кто-то покусился на его интересы, в чём бы они не состояли.
После интенсивного губительного облучения, полученного мной от  заразы номер три,мелко пережёванная заразами один и два, я дошла до такого состояния,в котором не впускают ни в один приличный самолёт. А, если не принять меры, то меня отправят домой в  виде посылки.


                ГЛАВА 9.
.                МНЕ  НАЧИНАЕТ НРАВИТЬСЯ АМЕРИКА.

Первый месяц в Веспорте стал для меня адом. На втором месяце, как не пригодный к употреблению предмет, я оказалась изгоем. Вот парадокс - это обстоятельство спасло меня, и изменило моё отношение к окружающему меня, американскому  миру. Болезнь и обоюдовредные отношения, сняли с меня груз завышенных моральных обязательств. Мне уже не хотелось содрать с себя семь шкур и беззаветно отдавать их людям.
Из всех шкур, у меня осталась только одна, и её надо было спасать. Нет-это не эгоизм. Просто никому уже, кроме меня, моя последняя,сильно покусанная и в дырах  шкурка – уже не  нужна была никому.

Днём, я  посильно отстаивала свою хозяйственную вахту, а вечером, стараясь никому из  хищников, не попадаться на глаза,  я уходила бродяжничать по бесконечным  лабиринтам Вестпорта.
Поначалу, я  воспринимала свои вечерние скитания, как прогулки по тюремному дворику. Надо было выгулять больную голову и дистанцироваться  от психологического террора. Потом я начала воспринимать своё бродяжничество, как поход в музей под открытым небом. Но,постепенно,я смогла не только смотреть, но и видеть. Человек, задавленный и расплющенный  жизнью, редко способен удивляться и радоваться простым вещам: красивому закату,  птичьим  голосам, красивой усадьбе, заброшенной таинственной ферме. Когда я выползла из-под бетонной плиты надуманных забот и отравного общения, мне начали нравиться  игрушечные дома в натуральную величину, ведь каждый нёс на себе, отпечаток своего хозяина. Со временем  у меня появились свои архитектурные любимчики. Мне стали нравиться прихотливо изогнутые улицы, дворцы и хижины, лужайки и ограды, сложенные из камней. Наша советская коммунальная жизнь обезличила нас и наши дома, упаковав нас в блоки серых  бетонных многоэтажек. 
Здесь, в мире частной собственности и стихийной инициативы, человек смог развить вкус, и научился не только выживать, но и жить. Красота перестала быть чем-то необязательным, а то и блажью, а дом перестал быть футляром для сохранения тела. Дом стал произведением искусства, указателем на состояние и состоятельность хозяина. Конечно, не все особняки одинаково прелестны. Есть простые и скромные, есть маленькие, средние, большие, огромные. Город Вестпорт, если смотреть на него сверху, похож на лоскутное одеяло. Один лоскуток из роскошного шёлка, другой, ситцевый, третий из рогожки. Город рос словно дерево, веточка вправо, веточка влево, вверх, вниз, вбок. Обуздать частную инициативу здесь не удалось. Это на Манхэттене  стриты и авеню образовали чёткую структуру тетрадного листа в клеточку. А здесь авеню, роуды и лэйны (lane), что в переводе с английского означает дороги, улицы, и проулки (тупички). Обилие тупичков поначалу озадачивало меня. Но, потом я поняла, почему их так много в городе. Предположим американский толстосум, обалдев от суеты мегаполисов и бесконечного расталкивания  локтями бесчисленных конкурентов, решал свить тихое гнездо в дремучем лесу, чтобы не видеть их опостылевшие рожи. Он покупал кусок девственного коннектикутского  леса, вставлял между деревьев особняк, и чтобы не перетруждать свои буржуйские  ножки, прокладывал подъездную дорогу к ближайшему шоссе. Так рождался тупичок (Lane). Удирать из больших городов со временем становилось всё моднее, и новые поселенцы хлынули в лесные чащи, а вдоль подъездных дорог, ведущих к уединённому замку, стали лепиться новые строения. Так появились тупички, заканчивающиеся  содружествами в три, пять и более усадеб. Как они сами тут ориентировались, когда ещё не были в ходу навигаторы?   Прямая улица одна,главная, соединяющая прибрежные городки американского восточного побережья Атлантики, словно нить в бусах. На ней мелкие неказистые строения и небрежностью и хаотичностью, она очень похожа на главную улицу нашего райцентра. Здесь расположены магазины, банки, офисы, мелкие кафе, ресторанчики, и много скучных и унылых строений, неведомого назначения.  Если сесть в машину и помчаться  по главной улице, станет понятно,  что она бесконечна, только меняются городки, обрамляющие её, словно бусинки на нитке. Нитка тянется с севера на юг, вдоль восточного побережья Америки. От Бостона до Вашингтона. И, бесконечной лавиной в шесть рядов, катится по ней автомобильный поток.
Первый, нестерпимо болезненный месяц, я много раз ловила себя на мысли, о том, чтобы нырнуть под этот поток, и мгновенно прекратить муку и боль, неотступно терзавших меня тогда. Человеческие эмоции подчиняются закону перспективы в оптике. Маленький, но более близкий предмет, может закрыть весь мир. Так и у меня, мелкие бытовые дрязги, чуть не закрыли для меня мир Америки.
Опираясь о палку и шатаясь в обе стороны, со скоростью улитки я перемещалась по немыслимому хитросплетению вестпортовских  дорог. Низкая скорость позволяла мне рассматривать местность в мельчайших подробностях, а вид подстреленной утки не вызывал у аборигенов подозрений в шпионаже. Многое мне стало понятно, кроме одного – где люди, которые по моему провинциальному разумению, должны населять чудные дворцы и скакать по бархатным лужайкам вокруг экзотических растений?
Вспомнив о том, что таинственных  зверюшек,  легче всего застать в местах водопоя и пастбищ, я потащилась в местный супермаркет, под названием Stop&Shop. Конечно, попади я в это заведение во времена развитого социализма,  я бы рыская мимо бесчисленных стеллажей, набитых отменными продуктами, многократно теряя сознание, возможно и скончалась бы там от избытка чувств. Но, развитой капитализм давно уже бушует у меня на Родине, и потому я гордо шествовала мимо ихнего изобилия, пузом вперёд и с высоко поднятой головой. Меня интересовала не снедь на  гигантских пространствах, а люди. Первое, на что я обратила внимание – размер продуктовой тележки – в неё без труда можно было поставить корову, на все четырё копыта. Жители тупичков,  загружали в эти тележки до тонны продуктов, увозили их в свою тьмутаракань, чтобы поедать свой генно-модифицированный  фастфуд  в лесном уединении, неделю-другую. Внешний вид американцев никак меня не поразил. Обычные лица, всех возрастов. Одеты просто, до небрежности, порой доходящей до неряшливости.  Видимо времена, когда одежда была предметом  самоутверждения, у них давно прошли. Осталась чисто функциональная  потребность прикрыть тело от внешних погодных воздействий. А, потёртости, помятости, линялости, разношёрстность и разнобой в деталях - практичности не помеха. И  я,  с ностальгической теплотой,   вспомнила продуманные наряды наших старушек, одетых в лучшие западные бренды, приобретённые  во всемирной торговой сети Секонд хенд.
. 

                ГЛАВА 10. 
                О, ТОМ, ЧТО  МЫ  ПЫТАЛИСЬ  ДОГНАТЬ  И  ПЕРЕГНАТЬ….         

Шляться в одиночку по улицам  Вестпорта – это дурной тон.
Шляться вдвоём или втроём тоже. Поэтому в городе нет ни пешеходных, ни
велосипедных дорожек. (А, зачем их делать для всякой шушеры?) Поскольку на улицах нормальных людей не предусмотрено, окна не занавешивают ничем. Наших привычных тюлевых или иных штор не увидишь на окнах. Окна, обычно, огромные. И, поэтому, по вечерам дивные интерьеры великолепных особняков просматриваются полностью. Интересно, что входящие в состав дома гаражи, выглядят, как светские здания, имеют огромные окна, и можно увидеть в них, как правило, несколько машин. Вторая особенность – лёгкие, часто стеклянные входные двери в дом. Вспоминаю наши бронированные, с кодовыми замками, двери в подьезды, и сейфовые двери в квартиры. И, вижу интересный феномен – защита от интервентов обратно пропорциональна  богатству обитателей жилья. Наверное, потому, что чем меньше имеешь, тем, больнее с этим расстаться?
Вокруг особняков, обычно, имеется,  10-15  соток земли. На них не выращивают картошку, капусту, морковку. А выращивают на них красоту. Над этими сотками явно работали художники - мастера по ландшафтной архитектуре. И, если бы я захотела представить, как выглядят поселения в Раю – они бы выглядели, так, как многие уголки Вестпорта.
Дом, в котором я сейчас живу – типичный американский дом, на одну семью.
Этот дом построен в пятидесятых годах прошлого века. Так жил тогда средний класс в Америке. Дом имеет три этажа. Воздушное индивидуальное отопление, устанавливаемое регулятором температуры. Большая, около 60 квадратных метров гостиная, гараж на первом этаже, три ванных, несколько комнат, встроенная техника на кухне - от посудомоечной машины, до  мыслимых и немыслимых приспособлений для кулинарии. Об этом не стоило бы писать, если не вспомнить наше массовое жильё в те же пятидесятые. Коммуналки, бараки и разнообразные халупы. Из кухонной аппаратуры имелись: примусы, керосинки, керогазы, печки и костры. В одной комнате (и часто единственной) совмещались – гостиная, детская, спальня, кухня, помывочная, постирочная, и боксёрский ринг,для озверевших от тесноты обитателей.
1954 году к власти в СССР, пришёл Хрущев. Новый генсек,полетел в Америку, чтобы посмотреть,как живут гады-американцы и сравнить с нашими успехами. Посмотрев, как живут за океаном наши враги - Никита Сергеич слегка свихнулся. А, может и не слегка. Человек он был горячий и решительный, что, к сожалению, не уравновешивалось у него ни образованием, ни культурой, ни  логикой.
Он стукнул кулаком по стране. Он вскричал: Догнать и перегнать!!
И мы погнали. Засеяли кукурузой всё, включая полярный круг, и дали народу массовое жильё, с намёком на американское. Гибрид ихних американских стандартов с нашей нищетой, породил новое явление в градостроительстве, вошедшее в анналы истории под названием Хрущобы.
Хрущобный  стиль оказался столь прилипчивым, что на долгие годы укоренился в советском  градостроительстве. Серые бетонные коробки, удручающе-тошнотворно унылого вида, где все архитектурные изыски умещались в два варианта: коробка плашмя, коробка торчмя. А, чтобы народ не знал ничего другого, чтобы не завидовал и не бесился, вокруг страны оставался прочный железный занавес.
А, внутри замкнутого пространства можно врать, что угодно. Слишком умных из страны высылать,сажать в психушки, предавать анафеме. В том числе регулярно   предавать анафеме и Америку.

Времена изменились. Я в Америке. Не предусмотренный здешними нравами пешеход, я - аки тать в ночи, шастаю по пустым ночным улицам и воочию могу убедиться в преимуществах экономической системы этой страны. Это важно. Важно побыть на месте и убедиться самому. И задуматься.
Вопрос, который я, всё чаще задаю себе – почему мы не живем ТАК?!
Я – задумчивая муха на холке  у слона. Обо всём слоне всё же стоит почитать, или послушать умных людей. Чтобы умственно не надорваться, я почитаю что-нибудь лёгкое и мудрое. Например – сказки. Вот подходящая: 

СКАЗКА.

Жили – были три весёлых поросёнка: Ниф-ниф, Нуф-нуф, и Наф-наф.
Сначала они жили вместе, но, потом  Ниф-ниф с Нуф-нуфом  уплыли за океан, и там стали сепаратистами (как сейчас юго-восток Украины). Основательный Наф-наф, на своём острове строил серьёзные дома из камня. Угрюмые, мрачноватые, приземистые, но прочные.
Ниф-ниф с Нуф-нуфом уже за океаном строили (и строят, кроме больших городов) свои дома из соломы, веточек, сучочков, жёрдочек и фанеры . Серьёзный Наф-наф не потерпел самовольства и пошёл войной на сепаратистов Ниф-нифа  и Нуф-нуфа, чтобы воротить их в лоно семьи. Война была долгой (1775-1783) и,и победив  в ней, бессовестные сепаратисты превратились в могучее государство под названием США, у которого оказалась очень короткая память.
Огромные особняки Вестпорта, столь красивые издали, это в, основном стряпня по нуф-нуфовски. Огромные объёмы, скалядаканные из жердей и фанеры.  Сверху прикрытые горизонтальными декоративными полосками. Присмотреться, кажется - это кукольные дома, в натуральную величину, изящные, прелестные, но ненастоящие. Или – голливудские декорации. Я своими личными глазами видела, и не раз, как их строят. Сначала из земли, словно бамбуковая роща, растёт остов дома из досок, не толще 2-3 сантиметров. Потом всё это убожество быстренько прикрывается фанероподобным материалом, украшается горизонтальной чешуёй обшивки – и вот вам, дом готов. По вечерам, когда я, как призрак скольжу мимо этой бутафории, в этих громадинах горит одно – два окна, из полутора десятков. Здешние Нуф-нуфы склонны к гигантомании, и на одну семью из 3-4 человек содержат особняк по нуф-нуфовски, площадь, которого 300-500 квадратных метров. Подозреваю, что он у семей не один – в некоторых особняках,по моим шпионским наблюдениям,свет не горит неделями. 
И,вот теперь мозаика у меня складывается. То, что это страна, по потреблению энергии в пятьдесят раз превосходит большую часть стран мира, я читала. Но,не верила. Немного поднатужившись в размышлениях и наблюдениях,  я, пожалуй, поверю в эту цифру.Громадные дома с толщиной стенки 7-8 см надо зимой нагревать. А, летом охлаждать.Обилие бытовой техники, тоже работает не на дровах. Из-за привычки жить широко и просторно, расстояния большие, но общественный транспорт минимален. И, как, я писала раньше, в Америке можно прожить без ног, но не без машины.  В приличных домах (а, их здесь большинство), у каждого члена семьи своя машина, и мотаются на них они постоянно. За  каждой ерундой. Во-первых, из-за расстояний. Во-вторых, по привычке.И, если бы не тренажёры и тренажёрные залы, у них бы начали атрофироваться конечности.
Продолжим сказку. Поросята Ниф-ниф и Нуф-нуф подросли и поняли, что быть аппетитным и беззащитным существом в мире, где полно хищников, очень нехорошо. Поэтому они мутировали  и стали волками. Будучи волками, несложно истребить и подавить коренное население Америки – индейцев. И сделать Америку для американцев. А, поднаторев в этом занятии, они поняли, что неплохо бы подмять под себя и весь земной шар. И сделать мир, для американцев. Что им, частично удалось.(Но, им хотелось бы полностью). Так же, как богатство колониальной Англии складывалось из притекающих из колоний богатств, так же и Америка сейчас, отсасывая из общего мирового котла себе большую часть, стала самой богатой страной мира.
Причин было много, но можно выделить две самых весомых:
Первая - в 1944 году – доллар был признан мировой валютой. С печатаньем долларов,только в США
Вторая причина - сумма, которую США тратит на вооружение и разведку, больше суммы, затраченной на это же, у всех остальных стран мира, вместе взятых.
В силу этих причин, если, кто не согласен с имеющимся порядком, то его:
а) можно подкупить (долларами или должностями),
б) припугнуть,
в) самых вредных истребить.
Конечно, немаловажно и то, что это громадная страна, с большими природными ресурсами. Что это страна, основанная англо-саксами,которые воевали веками
за себя, за деньги и от скуки. Что это страна, унаследовавшая  английскую  торговую  изворотливость, хитрость и коварство. А, также  талант ко всему, что приносит прибыль. А, ещё, матушка - Великобритания, передала своему дитю-USA, как по эстафете, стремление сделать колонией всю планету. Ведь удалось же это сделать крохотной Англии в 17-20 веках,а уж большой и зубастой USA - сам Бог велел.
Наследственность – великая вещь. И, нельзя отрицать биологию!
USA - это страна, где граждане могут жить в соответствии с основными биолого-психологическим  законами человека, как биовида. Для этого биовида свойственно выкладываться по-полной, только если он гребёт под себя. Если усилия, гребущих под себя, способствуют благополучию других граждан,  государство процветает.
Именно, потому, что в своё время СССР и соцлагерь жили поперёк этих законов,
74-ти летний эксперимент провалился. И, под его обломками всё ещё барахтается сейчас эксСССР и страны восточной Европы.
Не следует, однако, забывать, что, государство, Гребущих под себя,легко входит в раж, если его не останавливать. В природе соотношение численностей  хищник-жертва, регулируется природными законами.  А, как в социуме?
Я не объездила все Штаты, но уверена, что сказочные городки, среди  могучего леса, с особняками в 2-7 миллионов  долларов за штуку, ещё не вся Америка. И очень жаль, что не вся планета Земля.

                ГЛАВА 11.
                ВОЗВРАЩЕНИЕ,   

В неравной борьбе с тремя американским  заразами, я потеряла приятную способность ходить перпендикулярно к земной поверхности и при ходьбе  стала напоминать метроном,отправившийся прогуляться. Это не страшно, если бы это было модно у большинства людей. Это не страшно, если бы рядом был забор,о который можно было бы опереться в трудную минуту. И, если бы был забор от Москвы  до Вашингтона, я, трудолюбиво и неспешно одолела бы  это пространство. Но, заборы имеются не везде, и не всегда ведут туда, куда мне надо. Поэтому у меня возникли проблемы, когда пришло время возвращаться домой. Я вспомнила хельсинкские гонки, и похолодев, подумала о том, что самое надёжное (после заборов) средство, это пробираться по  гигантским площадям мировых аэропортов, по-пластунски. Во-первых, опора на всё тело, а во-вторых, не так вызывающе. И, если  я не доползу в Хельсинках до своего рейса к сроку,  то уж точно приползу на следующий, через сутки, рейс.  Если, конечно,  раньше меня не затопчут легкомысленные пассажиры.  Мои друзья,  не допустили партизанщины. Они договорились  с авиакомпанией - перевозчиком и авиакомпания взяла надо мной шефство. Не могу сказать, что мне это понравилось, и я буду продолжать эту практику впредь. Такого сраму, я не испытывала за всю свою  разнообразную и кочковатую жизнь. Меня погрузили на скоростное кресло-тележку,и мы помчались по огромным пространствам аэропорта Д.Ф.Кеннэди в Нью-Йорке. Мы врезались в огромные толпы, и они расступались. Мы колесили по каким-то закоулкам, проходили какие-то проверки, ныряли сквозь заграждения,и проникали сквозь таинственные двери, недоступные  простым смертным. И я, получила бы огромное удовольствие, от такой  езды, если бы подо мной было другое транспортное средство.Мне бы понравились гоночный мотоцикл, или чистокровная  верховая лошадь, или на худой конец - ступа с метлой. Выступать, так выступать!
Но, не в моём положении было капризничать. Впереди маячила Родина, оставленная мною без присмотра, два месяца тому назад. Мне бы проскочить через Атлантический океан, добраться до Хельсинок, где милые кукурузники развезут всех пассажиров американского лайнера, по их европейским деревням.
«…в середине марта я вылетела из дождливого и промозглого Вильнюса, через Хельсинки в Нью-Йорк…»!
Два месяца спустя, я опять в Вильнюсе.  И опять  слякоть, и дождь, дождь, дождь…..
Почему-то всплыла в памяти деревня Гадюкино, которую в, конце-концов, смыло.
Вильнюс не смыло, но он как-то нахохлился и слегка заплесневел.

                …………………………………………………………………………
 
Ах, как коварна, человеческая память и изменчива человеческая природа….
Как я тосковала по Родине, живя эти два месяца в Америке, не замечая, как невидимыми нитями привязывает меня к себе, маленький город Вестпорт на атлантическом побережье Коннектикута. Глаза привыкли к другому формату.
К нереально красивым, словно  игрушечным домам, под сводами гигантских деревьев, уходящих вершинами в бесконечность. Цвета у всех домов нежно-пастельные: светло-голубые, бежевые, белые, светло-розовые.  Стоят эти сказочные дворцы-особняки, среди идеально созданных и ухоженных лужаек, а на лужайках - сказочные деревья, цветущие кустарники и всё вокруг в удивительной гармонии.
И, как сейчас, по возвращении, раздражает отвыкшие глаза,  неряшливая нищета серых бетонных коробок и схожих по безобразию, кривых, замызганных, убогих и облезлых строений Вильнюса, бедной столицы, нищей страны. Дикий лес, который растет стихийно, и слишком часто,поэтому порой тонки стволы и низкорослы сосновые леса. Но, где-то в этих лесах, на берегу огромного озера, живёт мой маленький город – моё счастье, к которому я возвращалась целых два месяца.

                ....................................               

Я, снова дома, свободна и независима, как раньше. Я скоро поправлюсь.
И, может затихнет боль, которая вызвана Любовью, к моим американским родным,  которым,я не могу помочь, и теперь слишком, хорошо понимаю, как тяжело им в богатой, но жестокой к слабым, и слишком далёкой стране.


                …………………………………………………………………………………………….


Уже  несколько дней я дома, но внутри меня упорно тикает американское время.
Это значит, что ложусь я спать, когда здешние петухи прокукарекают рассвет. Это значит,что просыпаюсь я, когда здешние куры впадают в ночную дрёму. Мои сосновые леса  за эти дни резко выросли в высоту. Когда начинаешь ходить внутри них и смотреть на них не свысока, они кажутся огромными.
И, о, счастье! В них, можно куролесить во всех направлениях, брести, куда глаза глядят, выписывать немыслимые кренделя, однажды сойдя с асфальта. Однажды сойдя с асфальта,  можно чесать по здешним лесам  до полного изнеможения. И, никто! Никто не гавкнет тебе про прайвэт прапати.  Разве что, леший. Но, он  мой друг, и с ним мы договоримся.  И, белки здесь рыжие, в тон сосновых стволов. А, оранжево-рыжие стволы на фоне ярко-малахитовой зелени, это так красиво. И, огромные деревья, ростом с девятиэтажную коробку, словно подарок от Бога, маскируют  серую бестолочь советской архитектуры. А, по выщербленным дорожкам, мимо лохматых, нестриженных газонов, ходят мои любимые друзья. И, дивные озёра,обрамлённые девственными лесами, любы и дороги, а главное, доступны мне в любой момент, и мне для этого не нужен автомобиль.
Верно, что нельзя соединить несоединимое. Но, природа дала людям благодатную способность видеть Прекрасное, в том месте, где они живут. Наверное, не всем.
Но, мудрым, обязательно. И, когда на меня накатывает желание побрюзжать об окружающем несовершенстве и попечалиться о далёких берегах, я понимаю, что мудрость временно покинула меня, и не даю ей уйти слишком  далеко.   

                ................................ 

      
         

 
.


 

 

.
.

 

 

.

.
 


 




 











   



 



.