Два горя

Я уже публиковал это эссе, когда трагедия захлестнула Париж. Сейчас, пройдя свой гибельный круг, она вновь дошла до России (до Санкт-Петербурга), оживив и обострив те же чувства.

Есть два горя – своё и чужое. Своё ранит, бьёт по всему телу со всеми его нервными переплетениями, связывающими душу и плоть воедино. Своё горе неистово жжёт сердце, опустошает до дна источник радости жизни, калечит сознание. А порой и лечит, правда уже на бессознательном уровне. Своё горе священно, на пике его восприятия почти что сакрально. Оно неприкасаемо для посторонних насмешек, оно нетерпимо по отношению к чужому равнодушию, оно всюду требует сочувствия и сострадания. Оно – СВОЁ.

Чужое горе – малопонятно. Чужое горе чаще всего всегда виновато само. Чужое горе, как сирота из приюта, которую иногда, когда она далеко и не требует заботы, можно и пожалеть. Чужое горе не сравнится со своим, на то оно и чужое.

Бремя мести!

Те, кто желал тебе несчастья и даже прилагал к этому свои усилия, и теперь пожинают посеянное, по-твоему, бесспорно, заслуживают того же самого. И заветная щека уже не покрывает другую щеку, инстинкт мести обязательно требует ока и зуба взамен. Заповеданное право мести объединяет всех и "ветхозаветников", и атеистов, и неофитов всех мастей.

Но цепочка взаимной ненависти должна когда-то оборваться. Не рек крови надо желать блуждающим, а разума и покаяния. Всем нам – разума и покаяния. Иначе истребление человеческого рода может произойти быстрее, чем Свет спасения коснётся большего числа душ из тех, кому суждено идти по Земле…
Очередь за страданием!

При всех попытках задавить на дне низшего «я» мысль о том, что время страдать пришло другому, тому, кто время от времени подталкивал тебя в спину во всеобщей очереди за страданием, – она всё ещё извивается, услаждая темную сторону сознания, заставляя рассудок повторять избитые истины, обосновывающие причины бедствий, постигших твоих конкурентов.

Тот, кто отстоял в этой кошмарной, чудовищной очереди, не без облегчения уступает место следом идущему, надеясь больше никогда не вернуться в её конец. Но время движется циклично и, если не разорвать ту самую цепочку, состоящую из звеньев взаимных обид и ненависти, оно обязательно приведёт поток к грязи к твоему дому.
Поэтому, не мешай сердцу творить мир, не подвергай сердце гниению, которое вызывает ненависть и злорадство.

Равнодушие…

Равнодушие – слабый защитник от боли и скорби. Яд равнодушия умертвляет душу, закупоривает её поры, по которым дух посылает в неё чувства сорадования и сострадания.

Можно долго упорствовать в нежелании сочувствовать чужим душевно-телесным мукам, но услышав в несчастной толпе тот самый детский крик, – восковые печати плавятся, и сердце сдаётся, но никогда не врагу, а вечному, как жизнь – чувству сопричастия… Сопричастия…

Поэтому не бывает чужого горя, нет, не бывает. Два совершенно разных человека, два антагониста по жизни, два врага могут оказаться в одной точке трагического события и погибнуть в одно мгновение, уносясь за пределы земного мира уже не как враги, а как две несчастные души, телесные дома которых были разрушены в одночасье. Ни равнодушие друг к другу, ни вражда уже больше не связывает и не разлучает их, и только акт общей гибели объединяет их неразрывными узами. Их смерть уравнивает горе и скорбь их родных, неважно, как далеко они не находились бы друг от друга.

Младенческий крик где-то в толпе среди них увеличивает эту трагедию до вселенских масштабов, – личное горе становится горем общим.
Мать спрашивает ангела, сидя у надгробья могилы своего погибшего сына о том, почему он не уберёг юношу от гибели. Ангел отвечает, что был в это время в другом месте, где должен был произойти смертельный взрыв и тем самым предотвратил гибель сотен людей, среди которых было большое число детей. Мать умолкает со слезами на глазах…

У ангелов нет детей. Они бессмертны. Самое страшное для них – утерять связь с Богом. Мы же больше боимся смерти, больше боимся потерять друг друга, чем потерять Бога в себе. В этом наше несовершенство и наша слабость перед искусителями душ. В то же время человеку дана наивысшая способность сопереживать: это божественное свойство в нас позволяет нам сочувствовать чужому горю, помогать тем, кого постигло оно, терпеливо переносить его.
Где граница горя, где заканчивается оно и есть ли у него конец? Утешение та черта, которая приглушает прошлое горе. Встреча с погибшим за пределами этого мира превращает горе в трагический опыт осознания ценности жизни. Уходит всё зло, остаётся и торжествует непобедимая сила любви, любви к жизни, любви ко всему сущему.

Но на земле порочный круг убийств продолжает свой ход против естественного течения жизни, перемалывая в своих жерновах тела и судьбы невинных людей. Что за сущности толкают других на убийства мирных людей, оставаясь за кулисами действа? Неважно, в какие рясы рядятся приказчики убийства, неважно какие маски – борцов за веру или поборников прав государства – они надевают на себя; все они продлевают процесс взаимного истребления. Именно они приближают часы Армагеддона, когда реки всех кровей человеческого рода сольются в один бескрайний поток и зальют землю. Вулкан ненависти изольётся кровавой лавой и уничтожит жизнь на земле…

Остановитесь, хотя бы на время, люди! Дайте вздохнуть душе человеческой, уставшей от повсеместного насилия! Очистите Землю от жертвоприношений силам зла!... Иначе нам не увидеть спасения, не быть среди приглашённых в сады милосердия Новой эры.

Шах Ман
23.03.16.
http://litworks.ru/dva-gorya.html