Оборванец

Славный город Афины, красивые гостеприимные дома, добрые и отзывчивые люди, громкие речи ораторов, притягивающие своей простотой и завораживающие своим глубоким смыслом, а над всем этим городским великолепием высится Акрополь, восхищающий тысячи глаз божественным величием покровительницы этого города – богини Афины.
Я шел около домов совсем не бедствующих, но и не очень богатых предпринимателей, мне уже немного наскучили все эти колоннады, арки и подстриженные кусты, хотелось поскорее оказаться близ домов зажиточных землевладельцев, ибо они были много оригинальнее местных, будто бы срисованных друг с друга по теням, жилищ. Все мои мысли занимала архитектура. Я занимался ей не ради денег, а потому что мне это нравилось, но в деньгах я не нуждался, ведь у моего отца были виноградники в Фессалии, дохода от них хватало на то, чтобы не бедствовать и даже купить небольшой участок в Афинах, который мне предстояло украсить своим первым творением. И сейчас я шел и высматривал все изыски, которыми могли порадовать меня архитекторы уже построенных домов. Мой взгляд заметил нечто необычное, нет, это была не колонна необычной формы и не ваза с прекрасной фреской, меня привлек вид аплодировавшей толпы.
 Это вовсе не редкость в Афинах, тут очень много творцов, но этот случай был крайне необычен тем, что овации доставались какому-то оборванцу. Я подошел поглядеть, что же такого вытворяет этот паренек, но «паренек» - это грубо сказано, на вид ему было столько же лет, сколько и мне – 20. Он изображал пьяного Диониса пытающегося оседлать быка, в роли животного был бочонок, пробитый в нескольких местах, видимо, это было не первое представление с его участием. Этот уличный артист был, действительно, мастером своего дела, ибо уже через минуту я смеялся, как и все стоявшие вокруг. Когда представление закончилось, я заговорил с ним:
- Ты отличный актер, почему ты в этих лохмотьях?
- Я с окраины, добрый человек, веселил бы народ там, но кого же веселить, если все работают или с голоду умирают, другое дело тут… Впрочем, я и бедных веселю, они это тоже любят.
- И давно ты этим занимаешься?
- Где-то год, поначалу меня били, прогоняли с криками: «Беги обратно к своим плебеям, оборванец» - но я возвращался, а что еще делать? Не хочу быть подмастерьем у какого-нибудь кузнеца.
- И тебя все еще не заметили, но ты истинно талантлив, друг мой, как ты этого достиг?
- Талантлив… В детстве я веселил своих младших братьев, потом они заболели, год назад их не стало, как и матери, а отец ушел на войну и не вернулся, теперь я один, терять мне нечего, поэтому могу делать, что хочу.
И тут я придумал такое, от чего вся архитектура тут же вылетела у меня из головы.
- Я могу устроить тебе встречу с главным постановщиком в Амфитеатре и быть твоим представителем, моего отца многие знают в этом городе, так что не думаю, что у меня могут быть с этим проблемы. Как тебя зовут?
- Агапит, но сценическое имя пусть будет «Оборванец» - с уверенностью ответил он.
- Зови меня Пассий, и давай без этого твоего «добрый человек», я ничуть не добрее тебя.
- Хорошо, добрый человек.
Театр встретил нас великолепными арками, изящной колоннадой и амфорами с благовониями – всем тем, что можно было бы назвать духом афинской аристократии.  Услышав имя моего отца, слуга тут же бросился на поиски постановщика. Через несколько минут перед нами появился располневший от постоянных пиров, розовощекий, лысый мужчина с веселыми глазами и гладковыбритым лицом, по своему стилю одежды он был больше похож на рабовладельца, ибо его туника так и пестрила золотыми вкраплениями, закручивающимися в причудливый орнамент.
- Чем могу помочь человеку столь знатного происхождения, и, - он поморщился, кинув взгляд на Агапита, одетого все в ту же перепачканную и рваную тунику, - его…
- Другу – подсказал я.
- Да, именно, – постановщик попытался скрыть свое удивление
- Мой друг, он прекрасный актер, я видел как он веселит публику, это нечто потрясающее, вы должны это видеть
- Кого же он веселил, плебеев? – спросил постановщик уже не скрывая усмешки
- Совсем нет, он развлекает публику, живущую близ богатых районов
- Хм, на это стоит посмотреть, давайте поступим так, я дам ему 5 минут, чтобы заставить меня смеяться, только пусть переоденется, как можно ходить в такой убогой тунике в столь прекрасном месте?!
- Я не стану переодеваться, – вмешался Агапит, - я хочу, чтобы вы помнили, кто вас смешит; не нужно быть вельможей, чтобы развлекать людей
- Это уже превращается в комедию, у вас десять минут на подготовку, потом подходите на сцену, я буду ждать там.
Агапит демонстративно уселся на стоявшую рядом скамью и стал ждать, я знал, что он обречен на успех, поэтому даже не стал подстегивать его начать репетировать.
Сцена встретила нас пустующими трибунами и небольшим навесом, который скрывал лысину распорядителя от палящего июльского солнца.
- Приступайте – раздался голос постановщика.
Агапит, немного подумав, начал изображать глухого жреца из Парфенона. Поначалу лицо постановщика выражало недоумение, но уже через пару минут его глаза слезились от смеха, вызванного мимикой, жестами и репликами моего друга. Когда Агапит закончил выступление попыткой жреца прочистить уши мечом, Ликург – так звали нашего нового знакомого, - встал со своего места и начал аплодировать сквозь собственный смех, от которого у него слезились глаза:
- Это было великолепно, - прокричал он надрывающимся от смеха голосом, - пусть Зевс пронзит меня молнией, если я вру, вы лучший комедиант из всех, что выступали передо мной на этой сцене, как мне представлять вас публике?
- Оборванец.
- Очень подходит к вашему облику, впрочем, не так важно, рваная туника не помешала вам заставить меня так, как не заставляли смеяться даже дорогие заморские травы, привезенные моим… А в прочем это тоже не важно; Завтра днем тут будет пир, разогреете публику, если вы понравитесь им, то место в одной из постановок вам обеспечено.
- Спасибо, что уделили время, - произнес Агапит, сияя от счастья.
- Я об этом не пожалел, это отличная находка, - сказал Ликург, повернувшись ко мне, - уверен вас ждет такой же успех, как и вашего отца.
- Это надо отметить! – сказал я, как только мы вышли из здания театра.
- Рано, надо еще впечатлить публику, а уж потом можно и пировать.
- Верно. Ты собираешься отправиться обратно на окраину?
- Да, я бы не прочь остаться тут, но патрули бьют бродяг, так что мне уже пора
- Можно пойти в дом друга моего отца, я живу там, пока не дострою свой
- Нет, ты уже и так достаточно помог мне, добрый человек, до встречи, - сказал Агапит, поворачиваясь в сторону одного из многочисленных переулков.
Я не стал его останавливать, он сам знает, как для него лучше, что он уже доказал сидя на скамейке в театре.
На следующий день я был приглашен на тот самый пир, где должен был выступить мой друг. Это был сбор знатнейшей аристократии Афин, тут были богатейшие купцы, умнейшие стратеги, сильнейшие бойцы и влиятельнейшие политики, рядом с ними я – сын владельца нескольких фессалийских виноделен, пускай и весьма известного, – смотрелся просто песчинкой рядом с горной цепью. Когда все уселись на свои места, появился постановщик, сказал несколько слов о том, как он рад всех нас видеть, после чего появился Агапит, все в той же рваной и грязноватой и рваной в нескольких местах тунике. По залу прокатился гул недоумения, выражавший одну единственную мысль: «Что этот плебей делает в столь благородном обществе».
- Я понимаю ваше негодование, - сказал Ликург, улыбаясь, - но оборванец во истину заслуживает вашего внимания!
Ропот поутих, а Агапит начал свое выступление.
Это были веселейшие полчаса моей жизни. Мой друг изображал Богов, политиков, жрецов, воинов, философов и мифических чудовищ, но все это было так подано, что не оскорбился бы ни циклоп, ни Горгоны, даже Прокруст забыл бы свое ложе, увидев выступление Агапита. По окончанию его номера, я тут же удалился из зала, ибо делать в этой компании мне было нечего, больше всего я хотел похвалить своего друга.
- Это было великолепно! – воскликнул я, едва увидев своего друга, выходящего из зала.
- Да, благодарная публика, но их жизнь и так праздник. Мне уже предложили роль, я согласился, но не думаю, что перестану выступать на улицах, я рад делать людей счастливее, а богачи и так счастливы.
- Мне кажется, ты вообще мог бы выступать без передышек, ты как будто живешь в роли всех твоих героев.
- Думаю, ты прав, но нужно время, чтобы придумать этих самых героев, потому я и не выступаю постоянно, - ответил Агапит, рассеянно улыбаясь.
- Ну теперь-то идем праздновать? – после некоторой паузы спросил я
- Теперь идем, теперь есть что.
На следующий день Агапит развлекал нищих, а я отправился продолжать изучать архитектуру, вечер мы провели сидя на том участке, где я должен был соорудить дом, но пока там стояла одна лишь декоративная скамья, и был вырыт колодец.
- А вот тут у меня будет статуя Аполлона, - увлеченно рассказывал я о своих грандиозных планах.
- У тебя есть мечта? - вдруг спросил Агапит.
- Что за вопрос, конечно есть!
- Какая?
- Построить дом, прославиться своим искусством архитектора, стать влиятельнее, наверное, я просто хочу признания.
- Но разве это сможет сделать счастливым? – спросил мой друг, мечтательно глядя на всходящую из-за горизонта луну.
И тут я задумался, я хотел научиться строить красивые дома, хотел соорудить свой дом, хотел заработать на своем ремесле, хотел выбиться из тени отца, став знаменитым, но вот рядом со мной сидел человек, у которого не было ничего, и он становился счастливее с каждым днем.
- Даже не знаю… А у тебя она есть?
- Я хочу, чтобы люди были счастливы, поэтому я их веселю, но раз тебе важно все, о чем ты сказал, то оставайся моим представителем столько, сколько захочешь. Бери мои деньги за выступления, а я буду всем объявлять, кто помог мне оказаться перед ними и веселить их.
После первого выступления Агапита в роли персонажа второго плана, его признали и спустя пару выступлений дали главную роль, это событие дало ему такую славу, что о нем говорили как в Афинах, так и за их пределами. Я был очень рад за друга, и даже не заметил, как благодаря нему у меня появилось достаточно денег, чтобы воплотить в жизнь свой проект, даже без участия отца. Я нанял строителей и уже через полгода мой дом красовался посреди удручающих своей одинаковостью жилищ местных зажиточных предпринимателей.
За все это время я не пропустил ни одного выступления моего друга. Он в очередной раз очень сильно помог мне, ибо я был его представителем в высшем обществе, а значит и желанным в нем гостем, так я познакомился со многими влиятельными людьми, один из которых предложил мне поехать с ним в Спарту, чтобы помочь с постройкой храма. Я больше не мог быть представителем Агапита, но его серую тунику были рады видеть и без меня рядом, так что, попрощавшись, я отправился в путь.
Вернулся я через год и первым же делом, отправился на выступление своего друга. Увидев его на сцене, я удивился, на нем была новая туника с золотой застежкой, дорогие сандалии и золотой обруч, овивавший его голову. Само выступление было забавным, но уже не таким как раньше, что-то изменилось, и меня это беспокоило. После представления я прошел за кулисы и уже там, среди кантов, масок, костюмов и прочего реквизита, я встретил Агапита.
- Привет, друг мой, - сказал я, обняв своего его.
- Приветствую тебя в сем славном граде, Пассий, - продекламировал оборванец, театрально поднимая руку, - ты, я вижу, ничуть не изменился!
- А вот твое преображение трудно не заметить, чего это ты перестал быть оборванцем?
- Я? Перестал? Я им был, есть и буду, мое имя известно по всей Греции, а если ты об одежде… Великий человек должен выглядеть подобающе, я вот теперь одеваюсь у Алексия Ахильского – настоящего художника нитки и иголки!
- Может быть, может быть и должен, - проговорил я, но в душе понимал, что что-то этот человек потерял, что-то из-за чего меня к нему так тянуло, - что еще изменилось за то время, что меня не было?
- Все. Поначалу я все так же выступал перед людьми на улицах, а потом деньги и слава открыли мне путь в общество лучше которого, даже не придумаешь, они беззаботны и веселы, время с ними летит так, как будто оно – стрела пущенная древним героем.
- А как же твоя мечта, как же счастье, которое ты мечтал дарить людям?
- Я был глуп, но мои новые друзья помогли мне понять это, жить надо ради веселья, а не ради нищих плебеев, которые не делают ничего, чтобы возвыситься, как я. А теперь мне пора на пир, а то начнут без меня, до встречи.
- Прощай, - произнес я, чувствуя как слезы наворачиваются на глаза.
Раньше ты был оборванцем снаружи, теперь ты оборванец внутри, - вертелось у меня в голове.
Я продал свой дом и покинул Афины, пообещав больше никогда не возвращаться в этот проклятый Богами город. Через пару лет я узнал, что Агапит погиб, упав с лошади после очередного пиршества.