Если ты не скажешь эти три слова... 6

После его звонка я так и не смог заснуть. О каком сне можно думать, когда любимый в клубе со своим бывшим? Посидев немного, заставил себя встать и стал собирать с пола детали телефона. Ну вот. Разбился дисплей, треснул корпус. Можно, конечно, потихоньку сдать в ремонт и одолжить на время у кого-нибудь из ребят старенькую модель. Но Паша ведь сразу заметит, а тратить деньги с карточки не буду. Я сразу начал отчитываться о каждой произведенной покупке и менять положение дел не собираюсь, хоть он и повторяет все время, что можно распоряжаться выделенными средствами по своему усмотрению. Теперь придется с ним объясняться. Не люблю разговоры о деньгах, но иного выхода в сложившейся ситуации не вижу. Повздыхав над собственной дуростью, закрутил текущий кран, выпил все полагающиеся лекарства, поколебавшись пару мгновений, растворил таблетку жаропонижающего в стакане, и пошел шататься по квартире с мерзкой пузырящейся бурдой в руках. В конце концов устал от бесцельного хождения, встал у окна и окинул беглым взглядом двор.
В тусклом свете фонарей ветер подымал с земли и кружил первые хлопья снега, завивая их в маленькие смерчи, мерцал огонек в будке охраны, массивные кованые ворота изредка открывались и впускали очередного жильца на шикарной иномарке, возвращавшегося домой после трудного дня по зарабатыванию больших денег. Автомобиль медленно проезжал по двору, отбрасывая тень на пешеходную дорожку, вымощенную разноцветной плиткой, и скрывался в подземном гараже. Тишина и благодать. Этот дом - самая настоящая сказка, воплощенная в реальности. Купить квартиру можно только по личному разрешению домовладельца, причем каждый кандидат на вселение проходит строжайший отбор, и отказать могут без какого-либо объяснения причин. Здесь все устроено для комфортного проживания. Всего четыре этажа в центре города, бассейн, крытый корт, тренажерный зал, солярий, большая оранжерея, в которой я постоянно пропадаю. Читаю или помогаю садовнику. Паша уже привык находить меня там. На закрытой территории расположены несколько магазинчиков, кафе, салон красоты. Мини-слепок реальной жизни. Только более усовершенствованный. И наслаждаются благами цивилизации члены семей бизнесменов, банкиров, чиновников и бандитов, умудрившихся выбраться живыми из кровавых девяностых, легализовавшихся и наслаждающихся нынешним, относительно спокойным существованием. Последних сразу видно, так же как и меня. Как бы мы ни пытались соответствовать контингенту элитного жилья, все равно выделяемся грубым чужеродным мазком, особенно, на фоне консьержа Петра Владимировича. И неудивительно. Профессор, даже будучи уборщиком, останется интеллигентом. Невозможно передать словами - с каким чувством достоинства он сидит на своем рабочем месте. Это надо видеть.
Кстати, очень приятный пожилой человек, который сразу проникся ко мне необъяснимой симпатией, и мы как-то быстро нашли общий язык. Его негласное покровительство, вкупе с другими факторами, несколько примирило высокопоставленных жильцов, в первую очередь женщин, с моим присутствием в доме и в жизни Паши, поскольку, Петра Владимировича здесь очень уважают. А к Паше, вообще, отношение особое. Человеку, имеющему хорошее происхождение, влияние, связи и солидный банковский счет, оказывается, прощается многое. А если домовладелец - его одноклассник и друг, то и открытая гомосексуальность не ставится в вину. Во всяком случае на нее предпочитают закрывать глаза как на милую шалость, которую может себе позволить нормальный мужчина, имеющий средства и возможности удовлетворять любые прихоти, вплоть до самых низменных. Потому что в глазах этих дам грязный гомосексуалист только я, а Павел Калиновский - молодой богатый холостяк. И ему всего лишь нужно как следует нагуляться перед женитьбой на правильной женщине. Как сказала однажды супруга прокурора Колядина любовнице владельца закрытого клуба для бизнес элиты Ромнина: "А что Вы хотите? Это такая семья. Они живут по европейским стандартам. И то, что Павел Данилович сейчас с ними в ссоре - не имеет никакого значения. Перебесится, и все вернется на круги своя." То, что в этот момент в кабине лифта находился я, тоже не имело никакого значения, потому как даже собачки, тявкающие в их руках, были достойны большего внимания, чем ничтожная персона какого-то нищего студента. Честно сказать, меня словесный укол нисколько не задел. За полгода тихой травли успел привыкнуть. Но мысль, что возможно из-за меня Паша не может помириться с родными, обеспокоила. Поэтому в тот же вечер поднял в разговоре, тревожащую меня, тему. Он долго хохотал, и я почувствовал себя законченным идиотом.
— Как я в такие моменты рад, что предпочитаю мужчин. Женщины иногда бывают жуткими монстрами, — вместо ответа сказал Паша и притянув меня к себе, взъерошил волосы.
— Но, Паш.
— Спокойно, Стаська. Я порвал со своей семьей задолго до встречи с тобой, все приоритеты расставлены, выбор давно сделан. Я не собираюсь скакать под чужую дудку и жить, следуя чьим-то желаниям. Поверь мне, ты здесь ни при чем, — он невесомо поцеловал меня в макушку. — Не забивай свою хорошенькую головку всякой ерундой и никогда не слушай бабскую стрекотню. Договорились?
— Ладно, — согласился я и потянулся к нему за поцелуем.
В конечном итоге, благодаря влиянию Петра Владимировича или из-за твердой позиции Паши в отношении меня, а может из-за симпатии, проявляемой Сашей, владельцем закрытого кондоминимума, возмущенная буря, поднявшаяся при моем появлении, постепенно улеглась. И соседи даже стали здороваться со мной, переступив через гордость. Так что, сейчас я, можно сказать, блаженствую.

О, приехал Ромнин к своей Марине. Значит, на часах около двух. По нему можно кремлевское время выставлять. А Паша не появился. Я со вздохом отошел от окна и, покружив по комнате, устроился на многострадальном диване. Свалил в кучу подушки, завернулся в плед, дотянулся до столика, на котором лежал пульт, включил плазму и поморщился от громких звуков рекламы, резанувших слух. Да, тампакс - это именно то, что мне сейчас нужно. Совсем расклеился, расхныкался как баба. И дело не только в ревности. Я волнуюсь за него. На дорогах гололед, а Паша до сих пор не удосужился отправить шофера в автосервис, чтобы сменить резину. Подобное легкомыслие ему, вообще-то, несвойственно, но итальянцы совершенно замотали. Серьезный проект, над которым его туристическая фирма работает с июля. А несколько дней назад представители с той стороны приехали сюда, и Паша постоянно в разъездах, занимается ими лично и демонстрирует достопримечательности города, так как от успеха задуманного зависит будущее благосостояние многих людей и процветание предприятия. Вот и дотянул до последнего. Хотя, что это я, как последний дурак, сижу и психую, думая о скользких дорогах? Он наверняка банально набивает мне рога.
При мысли об измене я внезапно почувствовал, как рушится внутреннее спокойствие, установленное с таким невероятным трудом, подобно хрупкому карточному домику, для разрушения которого не надо прилагать больших усилий, достаточно легкого дуновения ветерка. Стиснул зубы, прижал ладони к лицу, попытался выровнять сбившееся дыхание и, покачиваясь из стороны в сторону, несколько минут сидел на краю дивана, повторяя про себя: "Все нормально. С ним все нормально. Шульга водит аккуратно. В клубе он не крутит любовь ни с Деминым, ни со шлюхами. Там работа. Работа. Работа. Я должен ему доверять. У меня нет никакого права ревновать. Спокойно. Спокойно, черт возьми!" И... Хреновая терапия! Что-то самовнушение нынче мне не помогает.
Я резко поднялся, снедаемый желанием разбить что-нибудь вдребезги или разорвать в клочья, как любого из тех красавчиков, что постоянно отираются возле Паши и демонстрируют свои прелести. Смешно, но до встречи с ним чувство ревности было мне незнакомо. А теперь... теперь много чего крутится в голове при виде очередной смазливой сволочи, вознамерившейся отобрать моего мужчину. И все действия подпадают под Уголовный Кодекс. Кто бы мог подумать, что тихоня Стасик - собственник с замашками первобытного дикаря? Никто не знает, чего мне стоит сдерживаться и быть славным приветливым мальчиком. Постояв немного, я направился на второй этаж. Зашел в спальню, рухнул на кровать, зарылся лицом в его подушку и одурел от легкого, еле уловимого запаха. Этот одеколон я подарил Паше на день рождения, и с тех пор он пользуется только им. Ведь это что-то значит?! Это не только потому, что он ему просто понравился? Как бы мне хотелось верить... Но самообман никогда не становится реальностью. Лучше обрубать свои иллюзии на корню, чем позволять сладкой лжи пускать корни в глубину сердца и прорастать в нем травой, дурманящей рассудок.
Я резко перекатился на другую сторону и уставился в потолок, сжимая и разжимая кулаки. Хватит валяться! Хватит ныть! Надо думать об учебе. Много пропущено за время болезни. Да, университет прежде всего. Сейчас пойду, буду читать конспекты, которые принесла Алла, и выкину из головы неверного любовника, гуляющего на стороне. Надо работать на будущее. У меня есть голова на плечах, есть любящая семья и будет хорошее образование. Неважно, что не везет в любви. Вся эта чушь для девочек, увлекающихся дамскими романами. Я вскочил с кровати и помчался вниз с твердым намерением заниматься.

Спустя час нераскрытые тетради стопкой лежали на полу возле дивана, а я метался по квартире и скрежетал зубами. Ярость сменялась оглушительной паникой, ненадолго переходящей в апатию, и по новой. Не выдержал и попытался дозвониться до Паши. Телефон никак не хотел включаться, но после нескольких попыток мне удалось сделать вызов. Абонент недоступен. Я зарычал и дрожащей рукой положил телефон на диван. Еще одного удара он не выдержит. И где Пашу носит? Убью заразу! Только бы с ним все было нормально! Пусть зажигает с кем угодно, ходит на сторону, но возвращается домой целый и невредимый. Чувствуя себя совершенно измученным, я взглянул на часы и понял, что созрел для опрометчивого поступка. Не стоит это делать. Знаю, что сильно пожалею, но сил терпеть больше не было. Решительно взял телефон и, повозившись с ним немного, нашел в списке номеров Сявочку.

Он долго не отвечал. А когда принял вызов, то сначала я услышал обрывки разговоров, смех, музыку. Весело у них. Впрочем, как всегда.
— Дааа? — с придыханием прозвучало в трубке.
— Привет, Сявочка. Передо мной-то можно не ломаться.
— Дааа. Хорошо. Подождите, будьте так любезны, — и проворковал, обращаясь уже не ко мне. — Дорогой, я отойду на минуточку. Мне внезапно звонят из химчистки по поводу шубки.
Я мысленно хмыкнул. Сявочка в своем репертуаре. В прошлый раз их величество побеспокоила педикюрша, волновавшаяся о красоте ногтей своей клиентуры. Теперь пришел черед работников химчистки. Все в этом мире работают на местную икону стиля. Его собеседник что-то сказал на непередаваемой смеси русского и, похоже, итальянского. И как только он понимает тарабарщину? Хотя это специфика его работы: понимать любой язык и переводить на международный. Любовный. Главное, чтобы у клиента была в наличии конвертируемая валюта.
— Просто старенькая шубка из рыжей лисички, — донеслось приглушенное. И вдруг в ухо ударил восторженный вопль. Я аж вздрогнул. — Котик, ты купишь мне норку? Хочу дикую. Да! Она отлично будет гармонировать с цветом моих волос.
Послышались влажные звуки поцелуев и возня. Я обреченно возвел глаза к потолку, опрокинулся на спинку дивана и вытянул ноги. Ну и клоун.
— Я сделаю тебе дефиле! — раздавалось из трубки. — Шубка на голое тело и черные туфельки. Чулки? А трусики? Пояс и чулки? Какой ты шалун, Пьетро! — кокетливо взвизгнул Сявочка.
Я зажал рот рукой и попытался подавить смех, неудержимо рвущийся наружу. Представьте себе худющего, высоченного мужика, которому уже за тридцать. А теперь напяльте на него все озвученные тряпки и поймете причину моего веселья.
— Сява! — строгим голосом сказал я. — Ты мне нужен!
— Сейчас! — тихо прошипел он. — Я же на работе, — и продолжил реверансы, перемежаемые сюсюканьем и поцелуйчиками. — Пьетро нравится Сявику. Очень. О, да... — через постанывания. — У тебя такой большой. Боже... Я хочу его взять.
Собеседник о чем-то спросил хриплым изнемогающим голосом.
— Нет, не в руку, глупыш.
— Бур-бур-мио?
— Зачем мне менять руки? А для чего рот? У меня шикарный рот, Пьетро?
— О, мио-бур-бур! — экспрессивно простонал объект соблазнения.
— Да, взять целиком, обхватить твой мощный ствол губами. Тебе нравятся мои губы?
— О...
— Да! А потом ты жестко трахнешь меня в рот своей дубинкой, истекающей соком любви.
Я, давясь от хохота, сполз с дивана.
— Хватит ржать! — раздраженно потребовал Сявочка. — Ты сбиваешь мне рабочий настрой, — и пропел сладким голосом. — Да, жестко-жестко... Какой же у тебя толстый, какой же у тебя длинный! Ах ты мой итальянский жеребец!
— "Бабушка, а почему у тебя такой длинный хвост?" — передразнил я. — Сява, кончай играть Красную Шапочку. Ты доведешь бедного мужика до инфаркта и лишишь его многочисленное семейство единственного кормильца.
— Заткнись! Ему всего двадцать шесть, и он только месяц как помолвлен, — фыркнул приятель и продолжил окучивать клиента. — Но прежде дело, Петруччо! Химчистка, — звуки поцелуев. — Да, лисичка... Рыженькая... Я ненадолго. Не скучай.
Несколько мгновений в трубке слышалось лишь сбившееся дыхание, затем хлопок, звук льющейся воды, потом Сявочка с кем-то перебросился парой слов.
— Ты как специально, Стас. Умудряешься звонить в самый щекотливый момент. Учти, у меня не больше минуты.
— И тебе здравствуй.
— Ты сейчас оторвал меня от знойного красавца! И по твоей милости я стою в сортире вместо того, чтобы сидеть у мужчины на коленях, — не ответив на приветствие, сообщил он.
— И тебе здравствуй, — с легким нажимом повторил я.
— Ну здравствуй, занудка. Что звонишь в такой час, невинное дитя?
— Да так, — неопределенно ответил я. Никогда не умел толком врать, но как есть говорить тоже не хочется. — Ты там случаем не Пашиного итальянца обрабатываешь?
— Ага.
— А Паша в клубе? — понимая, что спалился, не выдержал я.
— Нет, он уехал.
— И давно?
— Слушай, зайчик. В данный момент мне сильно некогда. В одном закрытом кабинете сидит красивый мальчик, и в штанишках у него дымится здоровый ствол, не хуже чем у крейсера "Авроры". И я очень не хочу, чтобы выстрел из этого орудия прошел без моего участия. Сявочка хоть и пидор, но как всякий русский человек имеет вирус революции в крови. Понимаешь?
— Понимаю. Но...
— Перезвоню тебе через полчаса. Тогда и поговорим, — решительно перебил он и, выключив телефон, прервал разговор.
Я сидел с трубкой, прижатой к уху, слушал гудки и пытался поймать ускользающую мысль или ощущение. Мне показалось или в словах Сявочки сквозило сочувствие и... легкое злорадство? Нет, чертова паранойя совсем сожрала мой мозг. Он же единственный человек в гадюшнике у Артура, с самого начала отнесшийся ко мне по-человечески. Но прежде я познакомился с Пашей и Деминым...