Бежим!

               


     Однажды я поняла: меня не любят. А точнее меня любили НЕ ТАК. Как? А этого не объяснить. Если скажу «по старой памяти» – не ошибусь. А мне хотелось…Ах, как мне многого захотелось вдруг в тридцать пять…Всего тридцать пять…Уже тридцать пять…
А мысли эти невеселые пришли ко мне в переполненном автобусе, когда я, стоя на одной ноге, и каким-то чудом держась за поручень, катила с работы домой. Тяжеленная сума оттягивала плечо, на ногу кто-то пытался наступить, что и сделал под конец. Да что ж за мука?! И тут, случайно, я глянула на собственное отражение: Боже! Да ведь эта старуха в отражении – я…
     Тот день прозрения был понедельник. Теперь это для меня самый счастливый день. Я не ошибусь, если скажу: для меня вскоре все дни стали счастливыми, и необычайно интересно стало жить. Что же произошло? А ничего. Просто я посмотрела на себя в зеркало.
Притащившись в тот понедельник домой, я закрылась в ванной, разделась догола и остолбенела перед зеркалом: на меня смотрела измочаленная рожа с всклоченными волосами неопределенного цвета, в коих было уже предостаточно седины: не столько еще, чтобы мне уступали место в нашем транспорте (Будь я мужчиной, считала бы позорным для себя сидеть, если хоть одна женщина стоит), но достаточно было седины, чтобы походить на ведьму.
Далее: глаза. Боже, что за глаза взирали на меня! Такие только у голодной, побитой собаки, старой и никому не нужной.
Шея: на это лучше вообще не смотреть.
Грудь: кошмар какой-то!  У меня только один ребенок, а впечатление, что я была кормилицей десяти младенцев.
Живот… и так далее… А руки… Я поднесла ладони к глазам и долго глядела на свои сухие шершавые пальцы, на заросшие заусенцами ногти. Наконец, помимо своей воли, заплакала, пряча в эти самые потрескавшиеся ладони свою дряблую физиономию.
     - Мама, ты там жива? Мне ванна нужна! – вывел меня из жуткого сна наяву стук дочери. Накинув халат, я приоткрыла дверь, и, вероятно, у меня было такое выражение на лице, что дочь смолкла, и уже тише произнесла:
- Мамусь, а ложись-ка ты спать…
Вместо ответа я набралась смелости произнести слова, роковой смысл которых еще не дошел до меня окончательно:
- Завтра бегу.
- Куда? – обомлела дочь.
- Никуда. Бегу и все. Как по утрам бегают…
- Ты что, с ума сошла? – рискнула предположить дочь, - только этого тебе и не хватает.
 - Бегу, бегу… - твердила я, - у меня два выходных, и я буду бегать. И еще плавать в Москве-реке. – Такого я не ожидала от себя и  испугалась. Чего испугалась? О, как же, я для дочери авторитет, а тут треплюсь в наглую, прожектирую. Впрочем, можно списать на  мои усталые мозги, которые решительно ничего, по ее мнению, вечером не соображаю. Испугалась, что ляпнула, не подумав…
- Нда-а…- дочь посмотрела на меня с ужасом, смешанным с жалостью, - нда-а…
 - Мне только тридцать пять, в моем возрасте стыдно на старуху походить, погляди, на кого я стала похожа! А я еще у тебя  - ого-го! Мы за себя возьмемся! – отчаянье придало мне уверенности.
 - Мама, тебе точно пора спать… - снова участливо напомнила дочь.
- Цыц! А то я и тебя подниму. Завтра встаю в полседьмого, сначала бег, потом зарядка, потом плаванье…
    В ответ раздался отрезвивши меня смех. Дочь картинно держалась за живот, но смеялась натурально.
Я захлопнула дверь ванной.
     В тот злосчастно-великолепный понедельник я как-то сразу не сообразила в запале, что лето-то давно закончилось, люди хаживают в пальто, а кое-то и шапки носит. «Купаться…» – сама мысль казалась мне ужасной. И зачем я такое ляпнула? Достаточно лишь на мгновенье представить себе, что значит в холодное утро, ни свет ни заря подниматься, выбираться из теплой постели, куда-то бежать…к воде приближаться, от которой ветер относит пар, потом лезть в эту воду…
     Той ночью мне плохо спалось, я уговаривала себя обернуть свое дикое решение в шутку, и утром, когда дочь уйдет в школу, продолжить сон и затем до полудня нежиться в постели. В суматохе и этого не могу позволить. Полночи в окно смотрела белая большая луна, лик ее напоминал мне снежный ком, и идея купания уже просто леденила. Наглядевшись на меня, луна исчезла.
     В четверть седьмого затрезвонил мой чудовищный будильник. О, какое наслаждение « погасить» его, и продолжать спать… Стоп! Мне же бежать… Какой, к черту, бег… - плотнее заворачиваюсь в одеяло. Какое блаженство… на работу не идти, можно спать… спать…Мне тепло, уютно…
Но тут чувствую толчок в бок:
 - Эй, бегун, все уже пробежали, догоняй, - это продрала глаза дочь и следит, что я буду делать, - Ладно уж, спи… - она смилостивилась. Ей меня действительно стало жалко. Я же поднимаю себя, нечеловеческим усилием воли отрываю от постели, и, стуча зубами – в комнате прохладно – бреду одеваться. О купании стараюсь не думать. А то не пойду. О беге думать тоже трудно, так как ноги идти-то отказываются. Четверть часа проходит, прежде чем я, наконец, немного очухалась.
     И вот, на мне тренировочный костюм, под ним купальник, на ногах кеды, С собой беру шапочку и полотенце. Изумленная дочь проводила меня до лифта и на прощанье постучала молча пальцем по виску.
     Надо сказать, что я живу рядом с рекой. Вышла из подъезда и через пятьдесят метро – Москва-река. Вдоль берега по утрам бегают. И стар и млад, и спортсмены и нет. И даже совсем дряхлые (вроде меня) трусят. Аллейка чудесная, деревья в несколько рядов, словно ты в лесу.
     Первое, что я почувствовала, когда вышла на улицу – замечательно свежий воздух. Странно: утром, когда мне в дневную смену, я выхожу на улицу, но никакой свежести не чувствую. Или просто не замечала раньше, торопясь к автобусу? А воздух был замечателен, особый какой-то. Но страшно холодный. Меня тут же продрало до костей, и бравое решение окунуться уже просто казалось безумным.                Я добрела до берега, положила в кусты мешочек с полотенцем и затрусила по тропке. Со стороны, вероятно, я походила на больного после инфаркта, но тут вспомнила, что в далеком детстве занималась легкой атлетикой, и даже имела разряд. Припустила побыстрей. Перехватило горло, почти отказали ноги, к каждой точно по гире привязали. Появилось предательское желание пойти шагом. Мимо меня бодро протрусил какой-то старец, и когда я поняла, что его скорость раза в два превышает мою, стало стыдно. И обидно. И, вероятно, от обиды, ноги понесли быстрей. Сначала чуть-чуть быстрей, затем еще чуть-чуть. Навстречу мне бежал кто-то очень хорошо, и очень, хотя и мельком, успел мне понравиться. Я оглянулась и он тоже. Это мне придало силы необычайные. Но сил хватило минут на десять. Я вернулась к своему полотенцу. Помахала руками, попрыгала, погнулась. И странно – почувствовала, что оживаю. Именно оживаю. Загорелось лицо, потеплели руки. Это придало мне наглости, я даже постаралась при наклонах не сгибать колени, но пока это была сверхзадача. Наконец, я подступила к воде. Этот «сладостный» миг я старалась оттянуть, но он настал. Рядом возник пожилой гражданин, очень загорелый, крепкий, в плавках. Он поздоровался, весело улыбнулся мне, поинтересовался, как водичка. Я бодро ответила, что сейчас проверим. Гражданин вошел в воду и … поплыл. Я еще колебалась мгновение, но стремление «не ударить лицом» стерло мои сомнения. Я разделась  и ступила в воду. Сжалась, ожидая услышать собственный визг, но сжала зубы, и приказала себе: «Вперед! Плыви, мерзкий трус!» Кто-то во мне еще пытался упираться, но было поздно, я поплыла. Первые мгновения было дикое желание вылететь на берег, за первым мгновением последовало второе, но я была уж достаточно далеко от берега, до него еще требовалось доплыть, чтобы выскочить. А я плыла и плыла на середину реки. Пожилой гражданин фыркал от удовольствия метрах в двадцати и громко поинтересовался, давно ли я занимаюсь морживанием.
- Год! – смело соврала я, подумав, что пришла пора тонуть. И вдруг почувствовала, что не только не потону, а наоборот, мне совершенно не холодно, а только слегка жжет тело. А вода – такая прозрачная, не то, что летом! И я – такая вдруг стала счастливая, я переборола свой страх, лень и прочие пакости. Мне уже не хотелось вылезать, но для первого раза, пожалуй, хватит. Когда я вышла на берег, то не чувствовала холода, тело горело  и необыкновенная легкость в нем настолько подняла мне настроение, что я едва не запела.
     В лифте мне повстречалась соседка, с недоумением поинтересовалась, откуда я, и сказала, что на меня даже смотреть холодно. Я с сожаленьем окинула ее двадцатисемилетнюю расплывшуюся фигуру и гордо улыбнулась.
     С тех пор я купаюсь каждый день. Кроме того дня, когда мне в первую смену. Но сознаюсь, что подвигло меня на столь решительный шаг не столько мое личное желание, хотя и оно не последнюю роль сыграло, а…
     Как-то в апреле я была в Питере. Город этот и летом теплом не балует. В тот день было, правда, солнечно, но очень холодно. Я шла с дочерью мимо Петропавловки, по берегу, где летом пляж. А в эту пору здесь прогуливались редкие мамашки с детишками, укутанными почти по зимнему. Мы изрядно продрогли. Нева сверкала, слепила, но ветер был пронизывающий. Слишком свежий. В воде у берега еще стояли зеленоватые льдины, бежала переливчатая рябь. И вдруг…
   Я не поверила своим глазам: навстречу нам из-за угла появились две девушки. Одна крепенькая другая худенькая. Обе в ярких купальниках и … босые. Они гордо прошествовали мимо оторопевших гуляющих, побежали по пляжу, затем стали выделывать разные гимнастические трюки, крутились колесом, изгибались,  а потом вошли в воду и поплыли. Меж льдин! И это было настолько неожиданно, а девушки настолько хорошо слажены и красивы, и такие смелые, что мне от хорошей зависти даже жарко стало.
     - А вот ты так не можешь, - добила мое самолюбие дочь. И мне нечего было ответить. И вот тогда я решила: буду! как они! Пусть они моложе, но и я не хочу сидеть в обнимку с возрастом. Каждый день должен быть прожит радостно, и начинаться с радости подобных занятий. Почему я назвала это радостью -   не знаю. Скорее, интуитивно. А сейчас я могу твердо сказать – Радость.
    Понятно, что среди друзей своих я тут же заполучила «полоумную», и авторитетные уверения, что больницы, где мне предстоит лечить всяческие воспаления, уже распахнули двери, и ждут - не дождутся меня.
     Но привычка – великолепное свойство. Я привыкла к своим утренним пробежкам, к купанию  теперь уже в очень холодной воде. Исключением были дни дождливые и те, когда мне в пять утра подниматься на работу. Друзья спрашивали, и до сих пор тот же вопрос мне часто слышать приходится: «А зачем?» Мне же непонятно, зачем подобные вопросы. И отвечаю всегда: «Мне нравится» И еще: я похудела и чувствую себя великолепно. По поводу полноты у меня «пунктик». В детстве, класса до седьмого, пока меня не затянула легкая атлетика, я была очень толстой. При росте 164 см весила 78 кг. Фантастика! И можно без труда представить, как мне доставалось от мальчишек. Изощреннейший арсенал обидных прозвищ был у них неиссякаем. Потом, когда я начала заниматься спортом, дразнилки прекратились. Но я уже твердо знала: толстому плохо. И кто бы мне ни пытался доказать обратное – не поверю. И так, я похудела. То есть по данным одного чудовищного графика «рост-вес», виденного мной в каком-то медицинском журнале,  я превратилась в дистрофика. Там четко обозначено: 170 рост – 70 кг вес. У меня же вес стал 60 кг.
    И вообще, если что-то очень захотеть, то получится. Часто слышим: «похудеть бы надо». Значит плохо надо, если дальше разговоров не идет дело. И еще, конечно, надо меньше, простите, жрать. Мы как едим? Чаще всего на ночь. Днем, бывает, некогда, а уж вечером так пузо набьем, что глаза на лоб. И в постель. Что ж удивляться лишним кг на боках? А женщина должна…должна… Ах, как много и как мало должна женщина, чтобы быть не особью женского пола, а Женщиной. В любом возрасте. И чтобы любили ее не  «по старой памяти», как мы любим удобные, старые, развалившиеся домашние тапки (простите за сие сравнение), а чтобы ежечасно, ежеминутно ею восторгались.
    Возразят: постой у конвейера, покрутись у станков, свеколку в поле пополи, дерьмо в больнице поубирай…И так далее, до бесконечности. Логика стара: хорошо тому за собой следить, кто дома сидит домой, у кого не «семеро по лавкам»… Не слушайте таких! Я работаю с восьми. Встаю в пять. Два часа уходит на дорогу в один конец. И ночные вахты стою. И изматываюсь – не передать. Но знаю: ничто меня не спасет от усталости, кроме как радость, именно радость работы над собой. Да-да, именно так. Надо полюбить себя. И это не призыв к махровому эгоизму. Сказать себе раз и навсегда: я самая красивая (конечно, я не красавица, но…). Я самая стройная ( нет, конечно, но стану такой), не самая молодая, но помолодею, меня никто не любит – полюбит! И еще – я самая нежная, самая ласковая. Вот об этом не стоит забывать, женщины, даже если лезете в холодную воду. И еще – вы личности. Помните об этом.  И гордо шагайте по улице, даже если смертельно устали. И вообще: Женственность – ваша лучшая подруга. А злобу – прочь! Распущенность и расхлябанность – вон!
Следите за зубами. Мне страшно, когда открывается чей-то милый ротик, а там гнилые пеньки. Три волосины на голове? Ничего, и они требуют ухода! И у каждой из нас должны быть свои секреты косметики. Это интересно, наконец, и  - будем, наконец, Женщинами.
Конечно, для этого не обязательно по утрам лезть в холодную воду. Кому как… А по мне:
Бежим?!
     И еще: бег избавил меня от… одиночества. Нам всегда найдется о ком заботиться, но я говорю о душевном одиночестве. Женщины понимают, о чем я говорю. Вся красота мира исчезает, если ты одна, и не с кем разделить радость. Разумеется, я могу разделить ее  с дочерью, это мой маленький большой друг, и я делюсь с ней абсолютно всем, конечно и радостью, но… Ах, это «но»!
Я не признаю случайные встречи, потому что после них еще больнее и обиднее жить. Порой хочется крикнуть, что есть сил: «Оглянитесь, мужики, черт вас возьми! Внимательно поглядите вокруг, – сколько одиноких женщин! Они красивы, умны, они отличные матери и хозяйки, они ласковы, преданны, но одиноки. Можно снова стать молодой, можно обрести здоровье и справится с неблаговидной внешностью, но как справиться  с одиночеством, с его разрушающей силой? Рушатся мечты, рвутся надежды, жизнь рушится… Не хватать же полу каждого проходящего, не бить же себя кулаком в грудь, не плакаться же подругам, у которых суета и маета семейной жизни кипит через край, а у тебя дома стерильная чистота и на всем лежит, развалясь, точно наглый жирный кот, Одиночество. Это вам не темным утром в ледяную прорубь лезть. Это жить подо льдом, без продыха.


     - Доброе утро! – Я вздрогнула. Обернулась. И чуть в воду не свалилась.
- Почти каждое утро я вижу вас… вы смелая женщина… я вам завидую,… Извините, не буду мешать.
Я собиралась лезть в воду и уже разделась, нежнейший снежок таял, едва коснувшись моего тела, долго стоять нельзя, замерзну. Я улыбнулась и… мне расхотелось плыть. Но привычка взяла верх, с бьющимся сердцем (что-то  мне подсказывало, что изменится в моей жизни многое) ринулась в темную мрачную воду. Почти пробкой вылетела назад, быстро-быстро растерлась полотенцем, мгновенно оделась, поднялась по косогору от воды на аллейку бегунов и …
- Я не стал вас смущать, знаете,  может быть не всем приятно, что за ними наблюдают… ведь  лезть в ледяную  воду…Как вас зовут?
Я едва расклеила губы, они у меня предательски дрожали. Не от холода, а от волнения. В голове пронеслось: ну и видок у меня – выцветший тренировочный, влажные всклоченные волосы…
- Не возражаете, если я буду по утрам бегать вместе с вами?
Надо что-то ответить, а у меня отнялся язык, а сердце так билось, словно я догнала стремительно набирающий ход поезд. Я могла только (со стороны, наверное, очень глупо) улыбаться. Между тем он продолжал:
- Значит договорились? Завтра я жду вас.
Страх, что я могу не услышать больше от него ни слова, помог обрести мне дар речи:
- Завтра нет…я работаю с утра…
 -Очень рано?
 -Да, я в шесть из дома выхожу.
 -Прекрасно! Я провожу вас до автобусной остановки. А вечером встречу у метро…Можно? Скажите, в котором часу…

     Сейчас я вспоминаю, что день, а точнее утро, было пасмурное. Пытался начаться дождик, но для меня вдруг все засияло ярчайшим светом: глянцевые стволы облетевших лип, лакированные былинки прошлогодних трав, сбитые ветром листья, асфальт… Все заблестело. Я думаю, что, и глаза мои заблестели. Сердце молотило так, что мне казалось, что сейчас уши заложит, от нечаянной радости хотелось прижать к горящему лицу мокрый купальник и вообще, хотелось творить невообразимое!
Потом…Господи, как здорово стало жить! Даже дочь сподобилась выходить теперь на зарядку. И как необычно, как интересно, оказалось чувствовать себя счастливой! Бегали мы теперь втроем, купалась я одна, у него и  дочери духу не хватило. Но все равно, все стало до невозможности великолепно.

     Когда я стану чуть-чуть старой… Нет, я не это хотела сказать. Я не стану старой. Когда станет совсем ветхим мой тренировочный костюм, я не выкину его, а создам домашний музей, где главным экспонатом станут эти линялые брюки, фуфайка, да еще кеды. И подпись сделаю: «Свидетели моего второго рождения» Нет, лучше я подпишу так: «Воскресители».
Ну а пока:
- Бежим?