Вскоре все изменится

День за днём она проводила в Зазеркалье. Была лишь блеклой тенью без права на более стоящую жизнь, на более стоящее существование. И это угнетало девушку. Длинные каштановые волосы. Черное платье-мундир и высокие сапоги на каблуке, сделанные из бархата. И низменные очки, она плохо видела без них. Все удары судьбы, Бонни, а точнее её темная сторона, принимала на себя. И никакой благодарности в ответ. Больно, обидно, хотелось рвать и метать. Хотелось убивать от всего пережитого ею, всех принятых ею на себя ударов.

      — Глупая, глупая, глупая… — сейчас Бонни била по стене кулаком, видя то, как её светлая сторона улыбалась и наслаждалась жизнью. По лицу темной впервые стекали полные горечи и обиды слёзы. Внутри всё скручивало, хотелось что-то разбить, выместить на чём-то… или на ком-то свою злость. Всё время одна в этом пустом и заброшенном, забытом Богом месте. Тишина давит на тебя, подобно каменной плите. Все гнетёт и ты не можешь улыбаться и радоваться за чьи-то успехи. Да и чему радоваться, когда тебя заперли, даже не спросив, а хочешь ли ты этого. Оставив лишь сторонним наблюдателем. Из-за ночных кошмаров она не высыпалась. Каждый вечер она молилась всем богам, чтобы всё закончилось. Надеялась, что она умрёт во сне. Самая мягкая и гуманная смерть, по её мнению. И каждое утро она просыпалась с разочарованием. Девушке и впрямь хотелось умереть и не видеть ничего этого. Повеситься, вскрыть вены, утопиться. Какие там ещё есть способы самоубийства? Или умереть во сне, самое простое и в то же время самое сложное. Верита прекрасно понимала, что умрет только тогда, когда её «сестричка» отдаст Богу (или Дьяволу) душу. Наслаждаясь жизнью, своей темной стороне она отвела лишь роль бестелесной наблюдательницы, которая никак не могла повлиять на исход событий. И это тоже больно ранило темную сторону Фрост. Бонни даже не представляла, как паршиво приходится её «сестре». Последняя даже не считала это даже жизнью. Это не жизнь, это просто-напросто существование, которое претило девушке, она его ненавидела всем своим естеством. Нередко до Бонни долетали отрывки из жизни своей светлой стороны. Обычно, она пропускала их мимо ушей, ибо хотелось плакать, что у всех все хорошо, а она... она просто существует и ей не дано ощутить всех прелестей той самой жизни.

      — Чёрт, больно. Не стоило надевать эти туфли без пластыря, — донеслась до темной слова её светлой стороны. И это выбило темную из колеи. Внутри всё сжалось от напряжения. Вери пыталась успокоиться, чтобы не наговорить ничего. Хотя… она здесь была одна, её и так никто бы не услышал. Где-то на задворках сознания она понимала, что не стоит сейчас выговариваться и выпускать пар, но... эмоции взяли над ней верх.

      — Да что ты знаешь о боли?! Тебе это не знакомо! Боль, это когда ты хочешь, но не можешь, когда тебя просто поставили в жесткие рамки, без права выхода за них. Когда ты не можешь повлиять на исход, когда ты бессилен, — выкрикнула Фрост, полным отчаяния и боли голосом. Слова её эхом отдавались от стен комнаты, по щекам девушки скатились блестящие слёзы. Она упала на колени, пребольно ударившись ими об пол, но Вери будто бы не чувствовала раскатывающейся волнами по телу боли. Что такое физическая боль по сравнению с болью моральной? Просто ничтожная пылинка, каковой и является сама тёмная.

      — Когда ты в заточении на всю свою ничтожную жизнь, которую и жизнью назвать сложно. Боль, это когда ты просто существуешь, когда ты просто сторонний наблюдатель. Когда ты просто немая тень, у которой нет того, что я так хочу — свободы. И те моменты, когда я вырываюсь наружу нельзя считать таковой, как ты могла бы подумать. Это так, собаку на коротком поводке погулять вывели, — продолжила она сдавленным голосом. Голова девушки была опущена и солёные слезы, стекавшие по щекам, капали на пол. Плакала от бессилия, от захватившего её с головой отчаяния. Девушка слабо била руками по полу, вымащивая на последнем свою злость на весь мир, а в особенности на свою ненаглядную «сестричку».

      — Когда-нибудь ты встанешь на мое место и ощутишь всё то, что ощущала я, сидя в своей «тюрьме». Когда-нибудь всё изменится, я тебе обещаю, — проговорила она тихо-тихо. Она устала, всё это выматывало её, а эта тирада стала последней каплей, на которую она потратила остатки своих сил. Закончив речь, она упала и… уснула.