Против судьбы

Против судьбы не попрешь. Это известно каждому, но есть люди, которые считают иначе. Коул Тернер был одним из таких. Хотя… он-то был не совсем обычным человеком, а полудемоном. Мать демоница передала ему свою адскую силу и огонь в крови. Она была весьма страстной натурой, и это проявлялось во всем: и в ревностном служении Тьме, и в том, что она позволила себе полюбить смертного. Коул, он же Бальтазар, во всем походил на нее. Достигнув небывалого могущества среди демонов, устрашающий Бальтазар оказался беззащитным перед любовью. К ногам юной чародейки Фиби он был готов сложить свое могущество и бессмертие, пойти против своей природы.

Увы, сестры и служение Добру оказались для нее главнее, чем их любовь. Да, быть вместе им не судьба. Но Коул-Бальтазар привык бороться с этой самой судьбой и однажды даже создал свою реальность, чтобы быть вместе с любимой. К несчастью, он снова проиграл, снова Фиби предпочла сестер ему, а сам он пал от их рук… от рук своей любимой.

Странно, он ожидал, что после очередной гибели очутится на самом дне ада, но оказался лишь в первом его кругу, где находились язычники, жившие праведно, но не познавшие бога. Там его внимание привлек некий человек в окровавленной белой тоге и в лавровом венке на голове. Имя этого незнакомца скажет вам многое… звали его Юлий Цезарь. Но заинтересовал он Коула-Бальтазара не тем, что являлся одним из великих, а тем, что как и он сам, боролся против судьбы. И с тем же результатом.

— Кто ты? — подойдя к человеку в тоге, спросил Коул.

— Я тоже проклятый, — отвечал тот, мрачно взглянув на него своими темными глазами. — Наверное, ты что-нибудь слышал обо мне. Я Цезарь, Юлий Цезарь, и во мне живет твой хозяин Дахок, кого называют дьяволом. Я был его избранником.

— Вот почему я чувствую твою ауру… — задумчиво проговорил демон.

— Да, но я борюсь с этим, как и ты, и ничего поделать не могу…

Разговор продолжался, и Коула-Бальтазара не отпускали мысли о Фиби. Цезарь тоже думал о той, кого любил и ненавидел больше всех на свете.

— Как ты здесь оказался? — спросил Юлий, чтобы отвлечься от собственных мыслей и просто чтобы поддержать разговор.

Коул-Бальтазар рассказал ему свою историю… их с Фиби историю. Цезарь слушал его, не перебивая и иногда горько улыбаясь. Рассказ Коула об измененной реальности и попытке обмануть судьбу кое-что ему напомнил.

— Ты не одинок, — тихо сказал он.

— О чем ты? — пристально посмотрел на него демон.

— Я любил и ненавидел, — начал Цезарь, — и ради той, кого любил и ненавидел я пытался изменить судьбу. «Один лишь шаг может изменить судьбу», — так мне казалось.

— Каждый кузнец своей судьбы… — сказал Коул, вспомнив мудрые слова, принадлежавшие тому, кто находился сейчас рядом с ним.

— Именно так, — наклонил голову тот. — И я привык быть кузнецом своей судьбы, с ранних лет строил ее по своему хотению. Но однажды допустил одну-единственную, но роковую ошибку. Когда я был простым девятнадцатилетним мальчишкой, меня похитила пиратка по имени Зена… — Юлий прикрыл глаза, должно быть, представив себе облик той, о ком сейчас говорил. — Представь себе сильную и красивую женщину, настоящую амазонку… Волосы черны, как смоль, и в них вплетены монеты… Глаза голубые, как небо… насмешливо улыбающиеся алые губы. Своей силой и статью она могла бы посоперничать с самой Минервой. У меня тогда была юная и нежно любимая мной жена Корнелия, из-за любви к которой я не побоялся стать врагом самого диктатора Суллы. Она была дочерью его врага, и он повелел мне развестись с нею, но я не сделал этого, хоть это и могло грозить мне гибелью. Такова была моя любовь к моей Корнелии. Но из-за проклятого Суллы мы с ней оказались разлученными. У меня давно не было женщины, и сейчас я вожделел эту соблазнительную пиратку. Она заметила это и улыбнулась. Я сразу понял, что нравлюсь ей и решил воспользоваться этим, чтобы выжить и… осуществить один свой план. Ведя себя с пиратами с бравадой, я в ответ на слова Зены о выкупе, сказал, что она просит слишком мало… я стою гораздо дороже. Это тоже понравилось Зене. Я знал, что женщины любят ушами, и стал говорить ей то, что она хотела услышать. Но она была не совсем такой, как все женщины. Ей хотелось слышать не комплименты себе и своей внешности, а слова о славе и триумфах… наших с ней. Повторюсь, я тогда был еще обычным юношей, почти никому не известным, но у меня была вера в себя, вера в свою миссию, свою… судьбу. Я смог передать эту веру ей. Но она видела общую судьбу для нас, а для меня тогда нас не было. Был только Рим, а Рим — это я. Сумев понравиться этой женщине и втереться к ней в доверие, я сумел и влюбить ее в себя, не заметив того, как влюбился сам. Нежный образ Корнелии в моей душе померк, уступив место этой женщине-воину. Но я сделал то, что хотел сделать… то, что должен был сделать. Обманув Зену, я сумел отомстить ей и за свое пленение, и за всех погибших по ее вине путешественников. Я отдал ее на крест, приказав предварительно перебить ей ноги, чтобы она умерла побыстрее, без мучений… Отдав этот приказ, я ушел, не оборачиваясь. Я был уверен, что больше ее не увижу, а еще… начал чувствовать, что совершил непоправимую ошибку — распял свою любовь, свою судьбу. Мои предчувствия не обманули меня. Оказалось, что и с того света можно вернуться. Зене каким-то образом удалось выжить, и теперь смыслом ее жизни стала месть мне. Сердце ее ожесточилось, и она могла бы стать безжалостной убийцей… она и стала ею, но ее спасла обычная деревенская девчушка Габриэль, но я еще вернусь к этому. Я увидел, что Зена ни за что не даст исполнить мне свое предназначение и решил уничтожить ее, ответить ненавистью на ненависть, ведь преграды я привык убирать. Но, увы, ненависть во мне была искаженной любовью к ней. Она стала приходить в мои сны. В них Зена нежно ласкала меня, а потом вонзала кинжал в мое сердце. Так оно почти и вышло. Да, тот роковой удар кинжалом нанесла мне не она, а мой друг, чью руку она направила. Но по сути убила меня она. Убила, но и сама приняла смерть от меня.
Я распял ее, распял второй раз… и ее, и ее невинную подружку. Тот, кто любит должен разделить судьбу того, кого он любит. Ты не поверишь, но я чувствовал ее боль, когда в ее ладони вбивали гвозди. Должно быть, она тоже чувствовала мою. Я очутился в Тартаре и томился здесь двадцать пять лет, прежде чем мне удалось вырваться отсюда. Тогда я решил исправить свою ошибку, переплетя наши с Зеной нити судьбы таким образом, что мы стали мужем и женой, императором и императрицей. Я создал новую реальность, как ты. Мы были счастливы, я видел, что она любит меня. Увы… появилась та ее подружка, блондиночка и… все рухнуло. Она была ей дороже, чем я, чем наша любовь. Все закончилось так же, как в прошлый раз. Крест для них, нож — для меня.

— Да… Непростая у тебя история, — промолвил Коул-Бальтазар, — и я много о тебе слышал.

— Я тоже о тебе слышал, Бальтазар, демоны считают тебя великим… — произнес гордый император Рима. — Ты все еще хочешь поменять свою судьбу?

— Я устал от проклятия, я проклятый смертный… Мой отец был человеком, а мать — демоницей… Поэтому я наполовину демон, а наполовину — человек, но избавиться от демонической сущности никогда не смогу… — с грустью сказал Коул-Бальтазар.

— И ты хочешь избавиться от своей сущности, чтобы быть вместе с любимой? — понимающе глядя на него, спросил Юлий.

— Именно так, — кивнул Коул.

— Я понимаю тебя и хочу того же, что и ты, — сказал ему Юлий. — Давай объединим усилия. Но в этот раз мы должны не допустить тех ошибок, что были сделаны нами в прошлый. Нужно учесть все. Скажи мне, что тебе помешало быть вместе с Фиби, когда ты создал свою реальность.

— Не что, а кто, — угрюмо отвечал Коул. — Это все ее сестрица Пейдж. Она постоянно мешала нам быть вместе, так как я демон. Я понимаю, что она боится за сестру, но это не повод впадать в маразм!

— Значит, она сыграла в твоей судьбе ту же роль, что и эта блондинка Габриэль в моей… — задумчиво произнес Цезарь. Между ними ненадолго повисло молчание, а затем Юлий неожиданно проговорил: — Коул, я должен сказать тебе одну вещь!

— Какую именно? — настороженно спросил у него Коул-Бальтазар.

— Дахок, он же дьявол или Хозяин, живет во мне, и мне нужна помощь! Я устал от него, я больше не могу!

— Мы придумаем, как тебе помочь, обещаю! — сказал Коул-Бальтазар.

Когда Юлий был невинным пятилетним ребенком, на его глазах варвар жестоко убил отца. В тот же миг с мальчиком приключился жуткий эпилептический припадок — первый в его жизни. Но никто не знал, что конвульсии, в которых сотрясалось в такие моменты тело мальчика, были корчами одержимого, так как властелин тьмы Дахок избрал его, как сосуд для себя, а самого Юлия хотел сделать исполнителем своей воли на земле. Вот почему, когда последнему стала грозить опасность быть убитым в Мартовские иды, к нему был приставлен демон-хранитель, имя которому было Каллисто. Но демоница со своей миссией не справилась…

— Спасибо, друг, — сказал демону печальный призрак римлянина. — Надеюсь, я могу назвать тебя другом? У меня уже был тот, кого я таковым считал, и он предал меня…

— Я не Брут, не волнуйся, — криво усмехнулся Коул. — Только бы выбраться отсюда, и я первым делом убью эту Пейдж.

— Нет! — покачал головой Цезарь.

— Что — нет? — раздраженно спросил у него демон.

— Нет, не делай этого, ибо совершишь ошибку. Я точно так же хотел убить Габриэль, чтобы избавиться от ее влияния на Зену… я ревновал Зену к ней. Но этим сделал только хуже. — Юлий тяжко вздохнул, затем положил руку на плечо Коула. — Я предлагаю тебе другую тактику: тот, кто нам мешает, нам поможет. Нужно обратиться к этой Пейдж за помощью!

— Что?! — изумленно спросил демон.

— Да, ты не ослышался. Она может нам помочь, — ответил Юлий.

— Она никогда не согласится! Она же ненавидит меня! — вскричал Коул-Бальтазар. — Вспомни, именно она убедила сестер уничтожаить меня в прошлый раз!

— Я ее попробую убедить, — сказал Цезарь.

— Но как? — Коул считал эту идею чистым безумием.

— Доверься мне, — ответил Цезарь.

— Хорошо, — вздохнул, махнув рукой, Коул-Бальтазар. — Желаю удачи!

— Удача — моя богиня, — на полных губах Юлия появилась давно оставившая его лицо озорная улыбка. В душе он всегда был проказливым ребенком, как и все гении. Милый, жестокий ребенок.

В это время Пейдж — младшая из сестер Холливелл, в чьих жилах кровь ведьмы смешалась с кровью светлоносца, размышляла о судьбе одной из своих сестер по матери — Фиби. После гибели Коула-Бальтазара та так и не смогла стать счастливой. Любовные связи у нее были, но счастья ей не принесли, да и была ли у нее любовь к тем, с помощью кого она хотела заглушить память о той своей роковой любви, о том, единственном? Пейдж не могла читать в сердце своей сестры, но и так знала, что оно принадлежало только Коулу, но… тот ведь был демоном, а значит, злом, которое они должны были уничтожить. Это был их долг. Или… она не права?

С этими мыслями Пейдж уснула. Темно-рыжие волосы девушки разметались по подушке, а нежное личико стало похожим на детское. Тот, кто увидел бы эту картину, умилился бы нежной красотой и кажущейся беззащитностью девушки. Вскоре она провалилась в сон, и он принес с собой кошмары, которые ей однажды пришлось пережить наяву. Девушке снова снилась жуткая автокатастрофа, унесшая жизни ее приемных родителей. Она снова слышала их предсмертные крики, снова видела ужас, написанный на их лицах — ужас не столько за себя, сколько за нее, принесшую им столько огорчения в благодарность за их любовь и заботу. Она была плохой дочерью и не заслуживает жить… Да конец уже и близко! Но нет… чьи-то руки подхватывают ее, выносят из машины. Она видит своего спасителя: это красивый, еще молодой брюнет в выпачканной кровью длинной белой одежде. Ангел с окровавленными крыльями? Нет, это человек, только давно умерший.

— Я помог тебе, теперь ты помоги мне, — слышит она его слова.

— А чем я могу тебе помочь? — спросила удивленная Пейдж.

— Ты поможешь мне изменить мою судьбу, во мне живет Дахок-Хозяин, и я хочу освободиться от него, — черные глаза смотрели на нее с мольбой, — а еще… соединиться с любимой!

— Как твое имя? — спросила девушка.

— Цезарь, — ответил призрак.

— А как я помогу тебе?

— Я сделаю портал в книге, жди…

На утро Пейдж думала о словах Цезаря и о том, как ему помочь. Она знала, что это не могло быть простым сном.

Своим сестрам она решила пока ничего не говорить об этом сне и о том, что собиралась сделать. Для начала Пейдж решила полистать Книгу Тьмы, о которой, должно быть, и говорил Цезарь. Поднявшись наверх, она раскрыла колдовской фолиант, и страницы тут же стали переворачиваться сами собой. Пейдж тут же засосало в какое-то незнакомое ей место. Оглядевшись и увидев, как здесь выглядят дома и как одеты люди, она поняла, что очутилась в древнем мире, судя по всему, в какой-то деревне. Увидев перед собой державшую в руке шест девушку с рыжевато-золотистыми волосами и с серо-голубыми глазами, она решила подойти к ней и спросить куда попала.

Но тут произошла незадача. Пейдж не подумала о том, что незнакомка не может знать ее язык, но тут же поняла эту свою ошибку. Но молодая чародейка не растерялась и тут же начала творить заклинание, могущее помочь им понять друг друга. Произнеся это заклинание, Пейдж начала расспрашивать девушку о месте, в котором очутилась.

— Ты в деревне Потейдия, путница, — с улыбкой ответила ей блондинка. — Меня зовут Габриэль. Скажи и ты мне свое имя и откуда ты сама.

— Я — Пейдж и я из другого мира! — ответила чародейка. — Перенеслась сюда с помощью магии.

— Ну что же, Пейдж, добро пожаловать в Потейдию! — С улыбкой ответила Габриэль, привыкшая к подобным вещам, и пригласила странно одетую девушку в дом.

Зайдя в дом, Габриэль решила познакомить Пейдж с семьей.

— Проходи, не стесняйся, — приветливо сказала она Пейдж, после чего подвела ее к симпатичной пожилой паре и темноволосой девушке, немного моложе ее самой. — Это мои родители, Геродот и Гекуба, а это моя сестра Лила. А это Пейдж, — продолжала Габриэль, обращаясь уже к своим семейным, — я ее встретила недалеко от дома наших соседей.

— Очень приятно познакомиться с вами, — улыбаясь, сказала Пейдж.

Родителям и сестре Габриэль очень понравилась их нежданная гостья — так мила, вежлива и весела была та. Впрочем, они были славными людьми и всегда были рады гостям. Кроме того, все женщины в этой греческой семье оказались знатными поварихами, в чем Пейдж вскоре убедилась. Они стали потчевать ее рыбным супом и вкусной бараниной, а потом дали ей попробовать сладкого красного вина. Пейдж не переставала нахваливать хозяек, про себя подумав, что даже Пайпер до них расти и расти.

После этого семейного обеда Габриэль пошла вместе с гостьей в свою комнату. Там она, с любопытством поглядывая на нее, сказала ей:

— Ну, рассказывай…

— Что именно? — слабо улыбнулась Пейдж.

— Ты говорила, что попала сюда с помощью магии… Зачем тебе это было нужно? Тебе нужна помощь?

— Ну… — протянула Пейдж, думая, как бы получше объяснить все этой девушке. — Не совсем мне, а одному человеку, спасшему меня… во сне.

Габриэль сделала большие глаза. Даже она, перевидавшая в жизни многое, удивилась.

— Во сне?

— Да, он приходил ко мне во сне… И… — Пейдж немного помолчала. — Этот человек давно мертв.

«Интересно, если я скажу, как его звали, она сочтет меня совсем сумасшедшей? — подумала Пейдж, посмеиваясь над своим положением. — Или, может, она родилась раньше или позже Цезаря и не знает о нем?»

— Мертв? — переспросила Габ. — Тебе являлся его дух?

— Да, мне явился его дух. Он был похож на падшего ангела, — взволнованным голосом ответила Пейдж. Сейчас она снова переживала эту встречу из сновидения.

— Он сказал свое имя? — спросила Габри.

«Не знаю, что и ответить на это, но сказать что-то нужно… скажу, как есть», — подумала про себя Пейдж.

— Его имя… Цезарь, — неуверенно ответила Пейдж.

— Цезарь?! — вскричала Габри, и в голосе ее помимо удивления была слышна и тревога. Это не укрылось от Пейдж.

— Ты знала его? — спросила Пейдж, и этот вопрос насмешил ее саму, настолько абсурдно он прозвучал.

— Он был римским полководцем и императором, но его давным-давно убили предатели в сенате, а еще он был врагом Зены, моей подруги, — ответила Габри.

Теперь Пейдж в голосе Габриэль послышались виноватые нотки. Это заставило ее задуматься.

«Что-то мне подсказывает, что о заговоре и убийстве Цезаря нам не все известно… есть еще тайны», — сказала она себе мысленно.

— А как относилась к нему ты? — спросила она вслух. — Что вас связывало?

Нежные щеки Габри слегка порозовели.

— Зена много рассказывала мне о нем… о его уме, хитрости, талантах, амбициях и… коварстве… о том, как он обманул ее когда-то, — начала Габриэль. — Она предупреждала меня, что он влечет к себе, словно огонек мотылька… и с тем же результатом. Но когда я столкнулась с Цезарем в Британии, все было забыто…

— В Британии? — решилась немного перебить рассказчицу Пейдж. — Что привело тебя туда?

— Не меня. Нас с Зеной. Зена хотела помочь королеве тамошнего племени иценов Боадицее в борьбе против Рима. Рим же для Зены олицетворял Цезарь… — поведала Габриэль.

— Ты говорила, что он обманул ее, — сказала ей, убрав непослушную прядь со лба, Пейдж. — Они были любовниками?

— Да, — кивнула Габри, помрачнев. — Темная и печальная история, не хочу говорить об этом.

— Если так, эта их встреча, должно быть, была тяжкой для нее… — задумчиво проговорила чародейка.

— Не только для нее, — отвечала Габриэль, опустив глаза. — И для меня тоже… Римляне взяли меня и моего спутника — одного кельтского проповедника, оказавшегося лжепророком, в плен, и притащили к нему в палатку. Я впервые увидела Цезаря… этого красивого, величавого и опасного человека… и полетела бабочкой к огню, забыв обо всем, что говорила Зена… — Габриэль прикрыла глаза и тяжко вздохнула, отдавшись воспоминаниям. — Вначале я стала его игрушкой, его жертвой, потом — жертвой этого мошенника Крафстара, оказавшегося жрецом культа темного божества Дахока. Хуже того, он даже не был человеком… он был демоном. Меня заставили пролить человеческую кровь, а потом я очутилась на жертвеннике проклятого храма, где демоническое пламя вошло в меня, а с ним вместе в ребенка, которого я зачала от Цезаря, вошел сам Дахок. Мое дитя было проклято еще в моей утробе… моя любовь, моя Надежда.

— Ты родила от Цезаря дочь, ставшую одержимой? — Пейдж не хотелось лишний раз причинять боль Габриэль, но она должна была выяснить все.

— Да… — снова вздохнула та. — Она давно умерла.

— Ты любила отца своего ребенка? — Пейдж помнила слова Цезаря о том, что он хотел бы воссоединиться с любимой и хотела уточнить, кого он имел ввиду — Зену или Габриэль.

— Нет, — уверенно отвечала ей гречанка. — Это была короткая страсть, ослепление, но не любовь…, а потом все это превратилось в ненависть. Я ненавидела его почти так же сильно, как Зена. А любовь моя принадлежала двум людям — ей и Пердикасу.

— Расскажи о нем… Какой он был? — попросила девушку Пейдж.

— С Пердикасом я знакома с самого детства, нас хотели поженить, но я тогда не захотела. Я была молоденькой, любопытной и мне хотелось увидеть мир, хотелось приключений. Я отправилась путешествовать с Зеной. Но мы с ним встретились вновь, в Трое, когда мы с Зеной пытались остановить многолетнюю войну. Увидев его опять, я наконец поняла, что люблю его и должна быть с ним, но вышло так, что наши пути разошлись. Однако, судьба вскоре соединила нас снова. Он сделал мне предложение, но вначале я все же не смогла решиться и тем самым полностью изменить свою жизнь. Я уже привыкла к жизни в дороге, жизни рядом с Зеной… Но после продолжительной битвы, в которой я могла его потерять, я ответила ему согласием и вышла за него, но, увы, он погиб от меча злобной и сумасшедшей женщины по имени Каллисто. Я очень страдала тогда… Я и теперь страдаю… я ведь не могу забыть его до сих пор… — с грустью в голосе поведала ей Габриэль.

Выслушав эту красивую и грустную историю любви, Пейдж поняла одно: этот погибший юноша был первой и, наверное, единственной любовью Габриэль. Единственной… если не считать ее любовь к Зене. Похоже, ее привязанность к этой воительнице была настолько сильным чувством, что она не могла без нее жить. Пейдж инстинктивно догадалась, что эта любовь-дружба между девушками была одной из причин того, почему Юлий не мог воссоединиться с любимой. Но что, если бы у Габриэль была своя жизнь — любящий муж, кучка ребятишек? А мужем был бы этот Пердикас… был бы, если бы смог вернуться с того света…

Пейдж очень хотелось, чтобы Пердикас восстал из мертвых, как для того, чтобы помочь Цезарю, так и для того, чтобы помочь этой милой девушке, вновь сделать ее счастливой. Вопрос состоял в том, как это сделать. Однажды сестрам Холливелл удалось призвать дух бабушки Грэмс, но вызвать духа и воскресить человека — совсем разные вещи… Тут чародейке пришла в голову одна мысль: что, если греческие боги существовали на самом деле? Коль так, они вполне могут помочь в этом деле.

«Тэк-с, кто там у греков был богом или богиней смерти? — стала вспоминать не отличавшаяся большими познаниями в мифологии Пейдж. — Ага, эта, как ее… Селена. Стоп! Нет, Селеста! К ней и обратимся…»

Приняв такое решение, молодая ведьма подняла глаза на Габри и сказала ей:

— Извини, что говорю тебе это, но… если ты так любишь Пердикаса, почему же ты не пробовала попросить Аида или богиню смерти Селесту, чтобы они вернули его тебе?

— Что?! — удивленно и вместе с тем с надеждой спросила Габриэль. — Я об этом и не думала! А ты знаешь, как это сделать? И я, кажется, знаю, где нам найти Селесту.

— И где же? — поинтересовалась Пейдж. — Я, правда, хотела предложить тебе попробовать вызвать Селесту… я же чародейка немного, но раз ты знаешь прямую дорогу к ней…

Габриэль принялась объяснять Пейдж где и как найти Селесту. Чародейка внимательно слушала ее.

— Но дорога не близкая, нам придется идти долго, поэтому надо запастись едой, — сказала ей Габриэль.

— Долгая дорога, говоришь… — протянула Пейдж, не особо любившая путешествовать. — А, может, давай перенесемся к Селесте с помощью магии?

— А как это? — спросила Габби.

— Возьми меня за руку, и мы переместимся к Селесте! Это не страшно, не переживай, — с улыбкой сказала ей Пейдж.

— Ну, хорошо, — с опаской согласилась Габби.

Пейдж взяла ее за руку, и они секунду спустя оказались у Селесты. Теперь им осталось только найти ее, что было нетрудно. Они очутились в мрачном замке, сразу вызвавшем у Пейдж воспоминания об историях с привидениями. Впрочем, она тут же убедила себя, что в этом нет ничего удивительного, ведь где смерть, там и призраки. А ведь Селеста была Смертью во плоти. Сердце чародейки дало перебой. Ее живое воображение тут же нарисовало ей страшную старуху с косой, но отступать было некуда, идея принадлежала ей самой.

— Пейдж, — сказала ей Габби, — теперь идем искать Селесту, она должна быть не далеко.

— А где она может быть?

— Мне кажется, в тронном зале. Посмотрим там.

Девушки направились в тронный зал, и Габриэль не ошиблась: Смерть пребывала именно там. К своему удивлению и… удовольствию Пейдж увидела, насколько она ошибалась. Вместо старухи с косой перед ними на троне сидела молодая темноволосая красавица в белом платье и с песочными часами в руках.

— С чем пожаловали? — спросила она их.

— Селеста, — собравшись с духом, начала Габриэль, — нам нужна твоя помощь. Я хочу вернуть своего мужа Пердикаса!

Селеста долго отнекивалась, ведь пожелание Габриэль нарушало неписанные законы, которым подчинялись не только смертные, но и боги. Однако, взглянув в глаза Габриэль, поняла, как крепка ее любовь к безвременно ушедшему мужу. Селеста была по натуре холодной, но, потеряв во время Сумерек богов своего любимого брата Аида и других близких, стала более чуткой к чужому горю.

— Хорошо, я помогу вам, — все же с легкой неохотой в голосе сказала она.

— И как нам это сделать? — спросила Габриэль.

— Нет ничего проще, — сказала ей Селеста, — для начала я прикажу сюда явиться душе твоего мужа…

Габри с легкой завистью в очередной раз поразилась тому, как все просто у этих богов и с замиранием сердца стала ждать встречи с тем, кого с ней разлучила смерть.

— Юноша, едва вступивший в жизнь и на заре ее обратившийся во прах, повелеваю тебе явиться! — властно воззвала Селеста.

Тут перед ней появился темноволосый юноша с печальным лицом. Он хотел было спросить у богини, зачем ей понадобился, когда увидел Габриэль.

— Пердикас! — Со слезами воскликнула Габриэль, с трудом удержавшись, чтобы не кинуться ему на шею.

— Габриэль, ты хотела увидеть меня? — дрогнувшим голосом спросил юноша.

Габриэль не знала что и ответить, она просто стояла рядом с Пейдж, тщетно пытавшейся ее успокоить, и плакала.

«Что же будет дальше? — думала она. — Заклинание, жертвоприношения? Главное, чтобы все получилось…»

Но, вопреки ожиданиям девушки, никаких жертвоприношений не последовало. Дух Пердикаса внезапно весь осветился чудесным сиянием, затем бесплотный дух стал преображаться в человека из плоти и крови.

После того, как Пердикас стал человеком, Габриэль тут же бросилась в его объятия, сказав всего одну фразу:

— Как же я скучала…

— Теперь мы будем вместе навсегда, — с нежностью сказал ей юноша, прижимая ее к себе.

Селеста с умильной и чуточку снисходительной улыбкой смотрела на влюбленную пару.

— Я могла сделать это и в самом начале, — сказала она, — но прежде мне хотелось убедиться в силе ваших чувств. И вы прошли это испытание с честью!

Пейдж также с белой завистью наблюдала за Габриэль и Пердикасом. Как бы ей хотелось познать подобную любовь! Но, наверное, эти страсти не для нее, вот Фиби — другое дело. А Пайпер… Пайпер — дело третье. Три сестры и такие разные… Три сестры… их осталось три, а ведь могло быть четыре, если бы была жива Прю. Старшая из сестер Холливелл, которую она, можно сказать, не знала, но хотела бы узнать… В последнее время она часто представляла себе их встречу и что бы сказали они друг другу… Тут Пейдж встрепенулась. Ей пришло на ум, что ведь именно сейчас это ее сокровенное желание может исполниться.

— Селеста, — выдохнула она, — я хочу увидеть свою старшую сестру Прю!

Богиня могла читать мысли смертных и не удивилась ее словам.

— Старшая из сестер-чародеек, каравшая виновных и спасавшая невинных, безвременно сошедшая в могилу, явись! — воззвала она.

На сей раз на ее зов явилась молодая женщина, которая показалась бы Габриэль, не будь она так занята Пердикасом, чем-то похожей на Зену — те же черные волосы и красивые голубые глаза, даже черты лица чем-то напоминали черты королевы воинов. Правда, в Зене было еще больше красоты и силы. А вот Пейдж стала жадно всматриваться в эти черты, ища в них сходство с собственными, но напрасно… они были очень разными.

— Прю, я так рада тебя видеть, мне многое рассказывали о тебе Пайпер и Фиби! Меня зовут Пейдж. Я — сестра, которой ты не знала, наполовину ведьма — наполовину хранитель. Я мечтала встретить тебя… — со слезами говорила Пейдж, которая до сих пор не могла поверить в то, что Прю на расстоянии вытянутой руки…

— Здравствуй, Пейдж! Я знаю тебя и давно за тобой наблюдаю. Мы с тобой очень похожи, сестренка, и ты по праву заняла мое место среди сестер… — Прю улыбнулась, и тепло этой улыбки согрело Пейдж.

— Похожи? — переспросила она. — Не думаю. Ты была такой серьезной, ответственной, а я…

— Ты не знаешь, чего мне это стоило, — покачала головой Прю. — И ты не знаешь, что я тогда думала, что чувствовала, какой хотела быть на самом деле… А ты — нежная и сильная, согреешь всех своим большим сердцем!

— Я хочу, чтобы ты вернулась к жизни и жила вместе со мной, Пайпер и Фиби! Ты очень нам нужна!.. — протягивая к ней руки, почти что взмолилась ее сестра.

— Я была бы рада, но не могу вернуться… Мне хорошо на небесах, я наблюдаю за вами и вижу, что Пайпер и Фиби достойно приняли тебя в семью…

Пейдж не знала, что и ответить, она не могла вымолвить ни слова, так как из глаз ее лились слезы…

— Не плачь, сестренка, я всегда с вами и всегда буду помогать вам, — нежно сказала Прю и коснулась губами ее лба, а потом исчезла, оставив свою обретенную сестру и с грустью, и с радостной надеждой.

Увидев, что она плачет, Габриэль и Пердикас стали пытаться утешить Пейдж.

— Не грусти, — ласково сказала ей Габриэль. — Главное, что ты не одна…

— Не плачь, Пейдж, жизнь наладится. Твоя сестра всегда будет в твоем сердце, — сказал Пердикас.

— Спасибо вам! Вы такая хорошая пара, и я впервые в своей жизни встречаю таких славных людей, как вы, — с подкупающей искренностью в голосе отвечала Пейдж.

Влюбленные принялись благодарить ее за то, что помогла им снова быть вместе, а сестра-чародейка желала им счастья. И Габриэль знала, что впереди их ждет только оно. Однако же, была одна вещь, которая тревожила ее, было кое-что, о чем Пердикас должен был знать…

Набравшись смелости, Габри решила сказать ему правду.

— Пердикас… — начала она, чуть вздохнув. — Не знаю, как ты это воспримешь, но ты имеешь право об этом знать. У меня была дочь, а ее отец…

Нареченный прервал ее, сказав ей ласково, но твердо:

— Я знаю о Надежде, и для меня она… моя дочь!

— Что? — подняла на него глаза Габриэль.

— Она давно уже здесь, со мной, и за это время я успел узнать ее и привязаться к ней, как к своей.

— Надежда оказалась на Елисейских полях?! — вопросила ошеломленная Габриэль. — Но… как это возможно?! Она ведь была одержима дьяволом-Дахоком и вершила на земле его волю!

— Это так, — спокойно отвечал юноша, — но при этом ее человеческая природа боролась с ним, а сердце было способно любить и страдать… Она всегда хотела только, чтобы ты была с ней и любила ее. Благодаря ее любви и страданию, для нее и открылся рай, и она избавилась от своей темной стороны.

Габриэль с изумлением слушала его, в душе ее сейчас боролись противоречивые чувства: радость, горе, тревога и… раскаяние.

— Она страдала и любила, — задумчиво проговорила она, — а я… я предала ее… и не один раз.

— Она простила тебя, — сказал Пердикас, взяв ее руки в свои. — Мы часто беседовали с ней, и она сама сказала мне это. Она тебе всегда все прощала… И сейчас ты можешь услышать это от нее самой. Ты ведь позволишь это, Селеста?

Богиня милостиво кивнула. Эти смертные заставили ее расчувствоваться, и она сейчас искренне хотела видеть их счастливыми.

И вдруг перед нашими героями появилась яркая вспышка света, и из нее вышла Надежда. Сейчас она выглядела, как та маленькая золотоволосая девочка лет восьми, какой она была при своей второй встрече с матерью… первой был ее приход в этот негостеприимный мир.

— Папа! Мама! — зазвенел радостный, детский голосок.

— Надежда! — плача от счастья, сказала, протянув к ней руки, Габриэль.

— Да, мама, это я, Надежда…

Мать с нежностью провела рукой по личику девочки, с невыразимой радостью почувствовав тепло ее тела и поняв, что она жива.

— Как же я скучала по тебе, мамочка, — проговорила Надежда, — мне было бы очень одиноко, если бы не отец… Но теперь ты будешь с нами? Мы с отцом примем тебя и будем одной семьей.

— Да, теперь мы всегда будем вместе, — сказала ей мать, а Пердикас обнял обеих своих любимых женщин.

Пейдж радовалась за них и мечтала о том, что однажды тоже обретет свою любовь и семейное счастье. Ну, а пока она хотя бы помогла стать счастливой другой женщине, а ведь этого не было бы, если бы не…

— Я вспомнила еще об одном деле, Селеста! — вскричала она. — Мне являлся Юлий Цезарь и просил помочь изменить его судьбу. Думаю, мне для этого понадобится помощь помощь судеб…

Селеста закусила губу от досады.

— Цезарь? — переспросила она. — Опять этот неугомонный смертный, уже однажды выбравшийся из Тартара и создавший другую реальность вместе с кучей реальных проблем?

— Селеста, умоляю, помоги! — взмолилась Пейдж. — Он просил меня помочь избавиться от живущего в нем демона и изменить судьбу.

— Ну… хорошо, — с неохотой согласилась Селеста. — Сегодня я добрая, пользуйтесь этим.

— Благодарю тебя! — сказала Пейдж.

Теперь осталось только найти Цезаря.

— Ты готова спуститься к нему в Тартар? — спросила, посмотрев Пейдж в глаза, богиня смерти.

— Мне случалось бывать в местах и похуже, — невесело улыбнулась чародейка.

Вдвоем они перенеслись в первый круг ада, а перед этим Селеста позволила Пердикасу и его семье отправиться в мир живых. Теперь они начнут новую жизнь.

— Ну, вот мы на и месте, — сказала Селеста Пейдж. — Идем к Цезарю, — добавила она.

Пейдж в предвкушении этой встречи думала: «Каков он здесь, в Тартаре? Может, похож на монстра? Или все же на человека?»

Эти вопросы крутились в голове Пейдж, словно рой мух, но самый главный вопрос был в том, сумеют ли они уговорить судеб и что их ожидает дальше. В этом месте, также называемом Лимб, казалось, сам воздух был пропитан глубокой скорбью и вечными желаниями о несбыточном, без надежды, хоть находившиеся здесь души и не испытывали мучений. Завидев богиню и явившуюся к ним раньше срока смертную, они тут же окружили их. Спустя некоторое время Селеста и Пейдж нашли среди них Цезаря. Пейдж посмотрела на него и не увидела монстра, которого она боялась увидеть, а увидела человека, который хотел лишь одного: изменить судьбу и быть вместе с любимой им Зеной, которую по-настоящему любил, несмотря на прошлое и на все, что они сделали друг другу. Он устремил на нее вопрошающий взгляд своих черных глаз, говоривший лучше всяких слов.

— Я сделала так, как ты хотел, — сказала ему Пейдж, — и богиня здесь, со мной. Она согласна помочь тебе и изменить волю Судеб.

— Постойте! — воскликнул Юлий. Эгоист от природы, сейчас он, однако, думал о своем товарище по несчастью. — Я не рассказал об одном обретенном мной здесь друге. Его зовут Коул, и он тоже хочет изменить судьбу к лучшему. Я очень надеюсь, что ты нам обоим поможешь.

— Коул! — изумилась Пейдж. — Он же должен быть сейчас на дне ада!

— Нет, Пейдж, я здесь, в Лимбе, — неожиданно вынырнув откуда-то из тени, сказал Коул.

-Но… Как же это? Как? Мы же отправили тебя в ад! — продолжала удивляться Пейдж.

— Я хочу лишь одного: изменить судьбу и свою демоническую природу. Я не могу без Фиби и… — Коул криво усмехнулся. — Отправить меня в ад вам не удалось, хоть вы и хорошо постарались.

Пейдж ненадолго задумалась. Она, чародейка и светоносец, борющаяся с темными силами, привыкла видеть в этом демоне зло, но, с другой стороны… с другой стороны, его чувства к Фиби были искренними, и счастливой она сможет стать только с ним.

— Я согласна, — тихо сказала она.

— Я согласна, — тихо сказала она. На губах Селесты-Смерти появилась бледная улыбка. — Похоже, сегодня мне весь день придется играть роль всеобщей благодетельницы, — проговорила она, — но эта роль мне нравится. Что же, ты будешь со своей ведьмочкой, но вначале нужно поговорить с мойрами насчет судьбы Цезаря.

Вскоре все они находились перед тем самым ткацким станком Судеб, к которому однажды удалось пробраться Юлию. Клото, Лахесис и Атропос сидели на высоких стульях за своей работой и пели при этом какую-то красивую, но грустную песню. Воле Судеб покорялся даже сам Зевс, и Селеста не без волнения готовилась к спору с ними. К ее удивлению, мойры первые заговорили об этом деле.

— Мы не станем спорить с тобой, — сказала Клото, — потому что узнали одну вещь: если Цезарь изменит реальность в этот раз, Сумерек богов никогда не будет, и все олимпийцы будут живы.

При этих ее словах глаза Селесты заблестели от радости. Скоро она увидит своего милого брата и остальных родичей!

Клото, меж тем, продолжала:

— Ева не будет рождена. Вместо нее у Зены будет дочь, рожденная обычным образом от Цезаря. Эта дочь, император, будет стоить многих сыновей!

— Дочь Рима, — прикрыв глаза, гордо произнес Цезарь.

— Именно так, — кивнула Клото, — а теперь своей рукой сделай то, что сделал прошлый раз.

Юлий не заставил себя долго упрашивать. Вот уже в его ловких тонких пальцах очутились ножницы старшей хранительницы судеб. Ими он отрезал нужный кусок нити своей жизни, после чего подошел к полотну всех человеческих судеб и вплел свою.

— Всего один шаг может изменить судьбу, — снова прозвучали его слова, как когда-то.

Ткацкий станок осветился ярким светом, а потом все окружавшее сейчас Цезаря исчезло. Вместо этого он увидел праздничный, триумфальный Рим и себя в славе и с лавровым венком на голове. Юлий чувствовал, что владевший им демон оставил его, теперь он был свободен… К нему медленно, с сияющей улыбкой на алых губах приближалась Она, прекрасная, как никогда.

— Мой император, — страстно проговорила Зена, подойдя, наконец, к нему.

— Моя императрица, — с нежностью и гордостью в голосе отвечал он ей, после чего заключил ее в свои объятия.

Коул в свою очередь сделал то же, что и Юлий и буквально через пару мгновений очутился рядом с любимой Фиби. Его демоническая сущность утратила свою злую силу, как он и рассчитывал.

— Я всегда буду рядом, — с нежностью сказал Коул той, кого любил.

— Я люблю тебя, — ответила Фиби.