Как я снимался в фильме Парашютисты

Хочу рассказать одну историю, которая приключилась в Нальчике, в 1982 году. Кому-то эта история может показаться гротескно-сюрреалистичной, однако, не стоит забывать, что самое удивительное в нашей жизни - это сама жизнь и всё описанное ниже истинная правда.
Учился я тогда на первом курсе университета. Занимались мы в клубе горного туризма и альпинизма у Владимира Селихаджиевича Аджиева. И вот вызывают нас, значит, всех по срочному делу, прямо во время занятий. Там, видим, серьёзные люди сидят. Один из самых серьёзных, весело так посмотрел на нас и произнёс ту самую сакраментальную фразу, от которой у половины человечества тут же падает от счастья челюсть.
- А не хотите ли сниматься в кино? – мы отвечаем, что, разумеется, хотим, а когда нам сказали, что за дубль заплатят пять рублей, так вообще радости не было предела. Мало того, что это была законная отмазка от занятий, мало того, что получим море удовольствия и даже всенародную славу (а в этом мы тогда не сомневались), так ещё и заплатят такие деньжищи. Все сразу согласились.
Как нам объяснили, наш сюжетец такой. В горах лесной пожар. Вокруг, как жуки суетятся пожарные машины, кружат вертолёты, дядечки в огнеупорных брезентовых комбинезонах суют непонятно куда свои шланги, крики, паника, где-то тихо и мелодично визжит молодая старуха. И вот тут появляемся мы, ещё молодые, но уже отважные герои, дабы десантироваться в самый эпицентр лесного пожара.
Ну, нам, наверное, должны дать какие-то вёдра с водой, чтобы мы быстро там всё потушили. Я живо представил себе красочную картину. Мы такие крутые побежим под «Полёт валькирий» Вагнера, отважно погрузимся в широко раскрытое жерло боевого вертолёта и улетим в самый опасный очаг охваченного пламенем леса, ну и попутно, конечно, спасаем десяток-другой аборигенов. Летим мы такие супергерои на парашютах, в обтягивающих трико и с развевающимися красными плащами за спиной и как сеятели поливаем лес из красных пожарных вёдер, оставляя глубокие прогалины в непроглядном шквале лесного огня. И вот приземляемся мы уже как победители, в лес, спасённый от пожара. А иначе никак, иначе не стоит сбрасывать парашютистов в огонь. Потом нам всё-таки дали понять, что прыгать с парашютов и даже лететь на вертолёте нам не придётся, вот ведь разочарование.
Ну, ничего, всё равно мы выполним свою героическую миссию в костюмах настоящих пожарников. Но и тут нас слегка опустили на землю, когда помощник режиссёра сказал, что именно нас выбрали, потому что у нас, как у всех профессиональных пожирателей тушенки и «завтрака туриста», есть ветровки, вибрамы, каски, ледорубы и проще будет с костюмами. Меня, конечно, смутило это несколько, это как же в наших стареньких, выцветших, грязно-коричневых ветровочках спасать мир и прыгать с парашютом? Ну да ладно, не в ветровках, в конечном счёте, счастье.
Ах да. Я же главное забыл рассказать. Про себя, стало быть. Я биолог, студент химико-биологического факультета, но декан нас называет бухологи почему-то. Это поклёп, во время занятий мы не пьём принципиально, ну разве что совсем чуток, да и то, скромненько так, на переменке, под столом. И не какой ни будь шмурдяк, а бузу или махсыму. Опять я о своём, а ведь народ то и не знает, что такое шмурдяк, это у нас так бормотуху, то есть дешевое креплённое вино, называют, в честь директора Нальчикского винзавода, товарища Шмурдякова. А прочее не важно, это наши местные варят алкоголь разный и называют их традиционными напитками, дескать мы не самогонщики-спекулянты, мы хранители традиционной кухни кабардинцев и балкарцев.
Биологи славятся своей непрактичностью, но я даже на их фоне был самой непрактичной, невезучей и рассеянной «белой вороной», в общем настоящий крокодил альбинос. Если где-то что-то не так, то все знали, что это я - Джек. Ах да, я же не представился по рассеянности. Ну да ладно, стало быть будем знакомы. У меня всё так, невпопад и не вовремя.
Утром еду в аэропорт, где должны были проходить съёмки. Как обычно, я спрашивать дорогу не стал, хоть и не знал, что тоже как обычно. Знал только, что аэропорт я видел со стороны Искожа, когда ещё в детстве ходил в «Клуб служебного собаководства», рядом с ДОСААФ, да и магний мы там добывали с напильниками и ножовками, на вертолётном кладбище. Мы из него взрывпакеты делали с перманганатом и на новый год взрывали. Смотрю, самолёты и вертолёты вдали имеются, а дороги к ним нет никакой. Я и так и этак, вижу, не успеваю, только если напрямик. Перелазаю через ограду с колючей проволокой (даром, что ли молодой альпинист). Меня охрана берёт за грудки и ведёт на расстрел, поскольку объект-то стратегический, под особой охраной. Я расстрела не испугался, сам ведь только что собирался вёдрами горящий лес тушить, вот только не хотелось ребят подводить, у них ведь по сценарию количество героев не сойдётся.
Но тут подходит очень солидный пожилой дядечка в форме лётчика, выясняет, что и как и берётся меня проводить до пункта назначения. Все были страшно удивлены. Меня нет, и тут я появляюсь со служебного хода, запросто так, с начальником аэропорта и ещё каким-то командиром лайнера. Ну, я конечно круто так к ним подхожу, молча, как будто для меня это обычное дело.  Расспросить меня они не успели, подошел директор или помощник режиссёра. Начался инструктаж. По ходу выяснилось, что не только лететь, а даже в вертолёт садиться совсем не обязательно, мы просто бежим к вертолёту и всё. А дальше у них есть заготовленные кадры.
И тут я, будучи от природы весьма любопытным человеком, прислушиваюсь к жаркому обсуждению администратора фильма с режиссёром (Юрием Иванчуком).
– Куда-то лётчик подевался с этого ср…..го вертолёта, - молвит так интеллигентно и хладнокровно администратор.
– А он нам и не нужен, - надо артиста посадить, сам решай кого, помордатей чтобы был.
– Так он же кнопки там не знает, какие нажимать!!!
– Да кто там будет смотреть на эти кнопки, - молвит так пренебрежительно режиссёр. Он мне почему-то напомнил зайца из одного мультика, который всем говорил «так сойдёт».
И вот нам указывают на кучу парашютов и командуют их одеть и выстроиться. У меня характер такой, что если дело не жизненно важное, то я всегда последний оказываюсь в любой очереди, и тут тоже, одного парашюта не хватило, разумеется, именно мне, кому же ещё. Директор хмыкнул и, видимо вспомнив мудрый принцип режиссёра «так сойдёт», сунул мне простой рюкзак. Я и в строю оказался последним почему-то, хотя по росту это было и неправильно, но по нахальству, наверное, верно мы построились.
Перед нами стал с микрофоном хорошо известный, даже мне, «знатному» кинолюбу-киноведу, артист Борис Гитин. Я лично сразу узнал в нём таксиста из фильма «Белый Бим чёрное ухо», но в нашем фильме он играл роль тележурналиста. Он начал торжественно обходить наш строй и тут настал мой звёздный час, значит, подходит он ко мне. Я надеялся, что мы начнём какой-то значимый диалог, который затем войдёт в историю мирового кино, но он только спросил очень тихо, - ты в университете учишься? Я не хотел отвечать слишком односложно, пока камера зорко глядит на меня и мигает красной лампочкой записи. Я начал длинный монолог о своей учёбе, будущей профессии, хотел уже про жизнь рассказать, но он лишь кивнул, повернулся к камере и начал торжественно кричать в микрофон:
– Сегодня нас постигла страшная беда. Горит лес. Но самое страшное – это, конечно, люди, которые заперты огнём, но не стоит волноваться за их судьбу, поскольку им на помощь спешат наши отважные парашютисты. Режиссёр дал команду рукой, и вот тот самый пафосный момент наступил. Музыки Вагнера, правда я так и не услышал, но вот мы бежим к вертолёту. И тут режиссёр заорал в мегафон:
– Что это за дурак там с рюкзаком!!!!! (в действительности слово было ещё более грубое, которое я стесняюсь озвучить).
Ну, дело ясное, директор не ожидал, что я в строю последний окажусь и мой хилый рюкзак, висящий в изнеможении, цвета выцветшего хаки, вместо стройного, плотно откормленного, ярко-оранжевого парашюта, станет центральным элементом в кадре. Естественно другой парашют тут же откуда-то нашёлся, и мы опять побежали. Перед самым вертолётом нас остановили, сразу после команды «стоп камера». Режиссёр нас поблагодарил за успешно выполненную роль, и мы облегчённо вздохнули.
Я привык всегда и во всём оказываться виноватым, разумеется, я ждал, что и сейчас начну выслушивать обвинения от товарищей из-за этого грёбаного рюкзака. Как вдруг, радостная новость, мы получаем не по 5 рублей, а по 10, поскольку было два дубля, а, оказывается, оплачиваются все дубли, а не только удачные. И я понял, что настал мой час, и мои уста произнесли то, что больше привыкли слышать мои уши:
– С вас кабак, уважаемые ударники социалистического кинопроизводства.
На этом мои киноприключения закончились. Потом мы конечно собрались с друзьями, чтобы посмотреть на главного исполнителя этого великого фильма, то есть на меня. Хорошая новость заключалась в том, что тот злополучный эпизод, с этим грёбаным рюкзаком, не попал в историю мирового кино. Но плохая новость тоже была, в окончательную кинопрокатную версию вообще не попал никакой кадр со мной, как и вообще из славного города Нальчика.
Я вышел из кинотеатра «Победа» не очень расстроенный, в конце концов, ведь это только кино. И вдруг я услышал рёв мотора, прямо над головой пронеслась винтокрылая птица, с того самого нальчикского аэропорта, только это уже было не кино, а обычные трудовые будни. И он летел, устремляясь ввысь, как будто споря с небом, как яркое напоминание того, что и в повседневной жизни всегда найдётся место подвигу.


Дж. Тайсаев. Апрель 2017.