Тропинкой памяти

Когда я впервые увидала Коплиский храм свт. Николая, а было это в 1989 году, то почувствовала радость узнавания: мои детские впечатления от картины Левитана «Над вечным покоем» превратились в реальность.

Передо мной, на возвышенности, залитой светом заходящего солнца, стояла деревянная церковь, которая в поздние летние сумерки на фоне негаснущей вечерней зари, опрокинутой в море, наполнила душу мою восторженным вздохом: «Благодарю тебя, Господи».

Здесь, вдали от шумного города, я физически ощутила бытийность вечности и православный ход времени – в церкви отмечался праздник «предоброй и пречистой двоицы» – святых Петра и Февронии. Шла служба.

Осенив себя крестным знамением и поклонившись образу Николая Угодника, вошла в храм. Какая-то особая, «деревенская», уютная простота и чистота предстали взору. Сладко пахло ладаном и елеем. В тёплом сумраке церкви мерцали огоньки лампад. Потрескивая, горели перед святыми образами оплывающие свечи. Тихо молились прихожане, а седовласый священник, тяжело взмахивая серебристым кадилом, из которого вырывался густыми облачками сизый дымок, протяжно-напевно возглашал ектенью: «Паки и паки миром Господу помо-о-лимся...». Но вот служба закончена. Гулко ударил колокол на звоннице. Догоняя первый раскатистый удар, поплыл второй, третий...

Прихожане, прислушиваясь к ритмичному колокольному звону, улыбались, но не спешили покинуть церковь: каждому хотелось поговорить с батюшкой о чём-то своём, сокровенном.

Настоятель церкви – протоиерей Василий Харитонович Лысак – слыл в округе священником строгим, но справедливым. Он мог и службу прервать, чтобы остановить тех, кто суетной беседой мешал общей молитве: — Вы молиться пришли? Так и молитесь! Нечего к Богу болтовню всякую нести! – сердился батюшка. И притихала паства, понимая суровую строгость пастыря. Все знали: отец Василий требователен к тем, кого любит.

Выйдя из церкви, остановилась у чугунной, выкрашенной в зелёный цвет калитки. Машинально подняв с земли брошенную кем-то ветку рябины, стала ждать, когда батюшка пойдёт мимо меня. Через какое-то время услышала за спиной весёлый возглас:

— И платок на ней белый, и рябинка в руке, и в церковь пришла — всё хорошо.
— Спасибо, батюшка,— выдохнула я.
— Это твоим родителям спасибо, что в церковь пришла. Ты не с Полтавщины? Я и сам с Украины. Как звать-то?

Услышав моё имя, заулыбался: — Ольга — это тоже хорошо. Равноапостольная Ольга — твоя небесная покровительница. 24 июля день Ангела. В этот день в церкви надо быть и Ангела благодарить. А дома иконки есть?

Я утвердительно кивнула головой. А отец Василий продолжал: — Иконку Серафима Саровского обязательно надо иметь. Большо-о-й молитвенник! ...Пойдём потихоньку, - и он махнул рукой, определяя направление.

По тропинке, заросшей цветущей крапивой и снытью, мы неспешно отправились домой — жил батюшка недалеко от церкви.

Исподволь поглядывая на идущего рядом священника, как-то просто и доверительно поведала ему о своём русско-немецком происхождении, о репрессиях, которым была подвергнута семья моего отца — русского немца Поволжья, о нашей жизни в «зелёном оазисе» среди сыпучих песков пустыни Каракум — в Чарджоу, через который проходил некогда знаменитый Шёлковый путь, и о том, как крестила меня в маленькой деревянной православной церкви, находившейся на русском погосте, моя старенькая бабушка Ксения. Отец Василий внимательно слушал, не перебивая, и только понимающе кивал головой.

Я тогда не знала о том, что он фронтовик, что в годы Великой Отечественной Войны служил в Военно-Морском Флоте, был ранен и отмечен боевыми наградами. И вот, Промыслом Божиим избежав смерти на войне, слушал батюшка рассказ о мытарствах русских немцев, безвинно пострадавших, и... жалел их, понимая трагическое в судьбе.

К сожалению, по «личному делу» священника Василия Харитоновича Лысака мало можно проследить военные годы. Подробные сведения о личном мужестве отца Василия, награждённого шестью медалями и орденом, остались в военных архивных документах, письмах и в воспоминаниях очевидцев тех далёких событий. Сам батюшка о войне говорить не любил. Тема сиротства вызывала в нём слёзы.

Своих детей у отца Василия не было, но к детям прихожан относился по-отечески, да и ребята тянулись к нему: шутками-прибаутками батюшка иной раз на серьёзные недостатки указывал и ошибки объяснял. Молодых прихожанок наставлял, чтобы брак венчанием освящали, а детей к церковной жизни приобщали.

Свой брак с Лидией Михайловной Луканиной батюшка называл «подарком Божьим». Их встреча произошла в столице Советской Эстонии Таллине, где двадцатитрёхлетний Василий Лысак встретил окончание войны, и был оставлен на сверхсрочную службу. Однажды на одной из узких улочек Старого города остановила его женщина-эстонка и, со слезами на глазах поведав о том, что он очень похож на её сына, погибшего на фронте, пригласила к себе в гости. Там-то будущий священник и увидел Лидочку Луканину, с которой обвенчал его в скором времени в подворье Пюхтицкого монастыря отец Валерий Поведский.

Здоровье отца Василия, подорванное войной, вызывало у прихожан тревогу, но сам батюшка, в очередной раз побывав на приёме у «сердечного врача», как он называл кардиолога, тут же забывал о своих недугах и спешил или на службу в храм, где его всегда очень ждали, или торопился навестить больных стариков-прихожан, которых окормлял на дому.

«Нельзя не сказать о замечательных «золотых руках» отца Василия, вспоминает сегодня Митрополит Корнилий, который вместе с протоиереем Василием Лысаком окормлялся у отца Валерия Поведского. — Мне кажется, он мог сделать всё: чинил обувь, реставрировал и шил облачения, митры, прекрасно вышивал, привёл в порядок ризницу. Едва ли не всё в храме, который был достаточно запущенным, когда отец Василий стал настоятелем, сделано его руками. Как-то он красил крышу церкви. Мимо проходила какая-то компания: «Дядька, позови попа, пусть сам красит!» Каково же было их удивление, когда отец Василий ответил, что он и есть поп. Но это — только внешняя сторона жизни настоятеля, а «сокровенный сердца человек» был спрятан глубоко внутри. Он был молитвенником и предстателем за свою паству. Его благословением дорожили многие».

Старец Симеон, причисленный в 2003 году к лику святых преподобных Псково-Печёрских, и с благословения которого Василий Лысак поступил в Ленинградскую духовную семинарию, сказал об отце Василии так: «Это — проскомидник». Поминовение на Проскомидии — самое важное и значимое поминовение. Со слезами на глазах, став на колени и касаясь головой престола, отец Василий всегда усердно молился за души живых и умерших. Право ношения митры и разрешение служить Литургию с открытыми Царскими Вратами до Херувимской песни стали для него достойными наградами за многолетние труды.

КоплиКак долго порой тянутся дни и как мгновенно пролетают годы...

Я вновь стою у той же зелёной чугунной калитки Коплиской церкви, как и двадцать три года назад. Радоница. Надо мной без единого облачка лазоревое небо. Оно голубое-голубое, как на иконе Божией Матери «Благодатное небо».

Смотрю на золотой крест, взметнувшийся в синеву, на притихшие в ожидании запоздалого тепла деревья, на подснежники, горстями разбросанные по всему подворью, и... тропинкой памяти вновь иду по примятой траве с бесконечно добрым и мудрым пастырем, встреча с которым стала для меня — тогда совсем ещё молоденькой учительницы — началом осознанного пути к Богу.

Дорогой наш отец Василий, я пришла помолиться за упокой твоей души…