Секрет долголетия

Петербургская весна в этом году пришла по расписанию. Редкий случай, когда в марте стоит теплая солнечная погода, набухают почки и синоптики уверяют, что дождей и похолодания не предвидится. Кроме того, неделю назад я вернулся из отпуска, градус настроения был высок, хотелось творить и вытворять.

В первый рабочий понедельник, ощущая прилив сил и вдохновения, принялся корпеть над новым проектом. К обеду поступили новости о смерти старейшего сотрудника нашей компании. Лукавить о возрасте тут невозможно, почтенный старец скончался на 102-м году своей жизни. Удивительно жизнерадостный человек, в относительно добром здравии, главное в своем уме, умудрялся частенько наведываться в лабораторию и давать дельные комментарии по развитию нашего проекта.

Сурен Ованесович еще в годы революции с родителями перебрался в Петроград, пережил все потрясения войны и блокады. Человек с тонким чувством юмора, ловкий делец, сообразительный, он отличался хорошим здоровьем. Мне довелось познакомиться с ним пятнадцать лет назад. Выглядел наш армянский старец, как часто называли его коллеги, на десятки лет моложе.

В молодости он был ростом под два метра, но старость, как известно, приземляет. С годами от бесконечной работы за столом у ленинградского армянина начал формироваться горб. Силуэт стал сутулым, но сильные руки, крепкое телосложение, помогали держаться бодрячком. До последних дней Сурен Ованесович кокетничал с женщинами, отмечающими его не по годам роскошную шевелюру испещренную сединой. Крупные черты лица, большой нос, пухлые губы, карие живые глаза выдавали в нем национальную принадлежность. Испещренное морщинами лицо он всегда гладко брил, чтобы нравится женщинам. Меня поражала его привязанность к курению и то, как он держит сигарету, как курит. Это был целый ритуал.

Курилка – место решения многих рабочих и не только вопросов. Наш армянский старец, по обыкновению, свежевыбритый, в чистой отглаженной рубашке и брюках, чистейших ботинках, курил от всех немного в стороне. Пожалуй, он был единственный, кто получал истинное удовольствие от процесса и не стремился здесь вести рабочие переговоры.

Мне нравилось просто наблюдать за ним. Сурен Ованесович своей могучей рукой доставал из кармана брюк кожаный портсигар. Это диковинная вещь привлекала всеобщее внимание. Золоченный металлический корпус, одним ловким движением пальцев,  раскрывался, предъявляя любопытным взорам аккуратно сложенные в нем сигареты. Этот рослый мужчина доставал одну, разминал по всей длине, после чего прикуривал. Была у него привычка покусывать фильтр и, смахивая пепел, смотреть на кончик сигареты. Однажды, он с какой-то особенно ощутимой тоской сказал, что глядя на пепел, ощущает бренность бытия. Вся жизнь, словно зажженная сигарета, тлеешь, горишь, а потом растворяешься как дым в вечности.

Наступил тот день, когда не стало нашего армянского старца. Несмотря на почтенный возраст для коллектива это стало полной неожиданностью. Сильный, здоровый мужчина, пусть даже перешагнувший вековой рубеж, он носил свое могучее тело без палочки, говорил уверенным баритоном, мог дать фору молодым. Трое суток в офисе была какая-та особенная тишина, курить ходили реже, все мерещился в углу рослый силуэт нашего многолетнего сослуживца.

В день похорон мы собрались в ожидании автобуса. Вокруг чувствовалась всеобщая неловкость, стояли, переминаясь, жамкали цветы и говорили только о чувстве юмора, здоровье и уникальности старца. Как выяснилось, толком никто и не знал о его личной жизни, был ли он женат, имел детей. В хозчасти работала 20-летняя девушка Маша, которой поступил звонок от соседей. Как могла,  навела она справки, дабы удивить новых коллег находчивостью, решила проявить себя в организации похорон. В автобусе она живо рассказывала о том, как обзвонила всех пенсионеров предприятия, выяснила, что Сурен Ованосович давно овдовел, детей не имел, даже кота не завел, боялся внезапной смерти. Навещала его соседка, приносила периодически всякие вкусности, да беседовала с ним за чаем. Потому, Маша на правах представителя организации, в которой работал почивший, взяла на себя обязанности распределителя похорон.

Судьба проявила не меньшее чувство юмора. Мы вышли из автобуса перед красивым фасадом. Поскольку в церковь ходили все втихаря, да и редко, мало кто с первого взгляда мог определить к какой конфессии относится данный собор. Гроб был величественных размеров, тяжелый настолько, что вносили его восемь человек. Для церемонии отпевания по традиции огородили место у центрального алтаря. Окружили коллеги и сослуживцы покойного, печально склонили головы и приготовились к церемонии. Одна Мария, нервно поправляя шаль на голове, суетилась, расставляла людей, перекладывала цветы, раздавала свечи. Наконец, когда все было уже сделано, подбежала к местному батюшке и отдала приказание начинать.

Священник, зажимая в руке крест и молитвенник, подошел к гробу и только хотел начать службу, как начал пристально всматриваться в лицо покойного. Несколько оторопев, он опустил руки, взял Марию за рукав и отвел в сторону. Диалог потом еще долго пересказывала бухгалтерша, которая всеми силами прислушивалась к нему.

– Милая девушка, какой национальности покойный? – недоуменно спросил священнослужитель.
– Кажется он армянин, мне так говорили. – Не без гордости ответила Маша.
– Как зовут его?
– Сурен Ованесович Акапян. – Отчеканила девушка, в голосе которой уже слышалось раздражение.
– Милое создание, уверены ли Вы, что прибыли по адресу? Видите ли, это римско-католический собор, а греко-армянский – через квартал. – Священнослужитель смотреть на девушка, давясь от смеха.
– Простите, что же получается, я спутала соборы?
– Получается.
¬– Что же делать? Я ведь оплату произвела, да и с работы меня уволят…

Мария разрыдалась к изумлению окружающих. Толпа перешептывалась, пытаясь понять, что происходит. Те, кто стоял ближе к бухгалтерше, уже давились от смеха. Сарафанное радио сработало, и диалог священника и Маши передавался по толпе со скоростью молнии.

Священник сжалился над девушкой, несколько смущенный он провел церемонию, периодически бросая суровый взгляд на еле сдерживающую смех толпу. На тот момент, опечаленные лица сменились комическими гримасами, казалось, что сам Сурен Ованесович сейчас разразится своим заразительным смехом.

Курьезы на том не закончились. Прыткий юноша, которому Мария месяц назад отказала в ухаживаниях, подошел к ней. Девушка была единственной, кто плакал искренне и навзрыд. Она уже прощалась с предприятием и боялась, что на другую работу в этом городе ей рассчитывать уже не стоит.

– Маруся, а где оркестр? – не без издевки спросил парень.
– Какой оркестр?
– Как какой?! Настоящего армянина положено хоронить с большим духовым оркестром и нести гроб от церкви на кладбище на руках. Чтобы толпа сопровождала. Этого ты тоже не знала?

Маша бросилась в автобус, она рыдала, лихорадочно набирала чей-то номер телефона и пыталась дозвониться до начальства. Толпа разразилась диким хохотом, когда поняли, что несчастную девушку разыграли. Кто-то из мужчин рванул за ней, чтобы успокоить и объяснить ситуацию.

В автобусе, по пути на кладбище, сослуживцы вспоминали анекдоты, которые рассказывал безвременно ушедший коллега. Как он шутил и разыгрывал своих друзей. Плакала Мария горькими слезами, ей было и стыдно, и злость кипела на саму себя. Мы успокоили ее, утешали, ибо прошла она боевое крещение коллектива.

Ушел от нас наш армянский старец и проводили мы его с улыбкой. Прошло время, теперь мне кажется, что он сам был бы рад такому повороту. Не любил Сурен слез, всегда подтрунивая, говорил: «Смерть забыла ко мне дорогу. А может я ее очаровал? Она же тоже женщина? Когда придет, расскажу ей пару анекдотов, пусть улыбнется». И она ему улыбнулась. Армянский старец остался легендой нашего предприятия, о котором говорят с улыбкой и, вспоминая – смеются.

Может улыбка и есть секрет его долголетия?