Дом над темзой. главы 1, 2, 3

                ГЛАВА 1.

Джоан ушла домой утром, оставив  у Билла в постели ресницы,  шляпку и  один носок на левую ногу. Может, она спешила. А, может, нет.  Папенька Джоан, со слезой в голосе рассказывал, что когда бы он ни заглядывал в комнату своей богемистой дочурки, он неизменно заставал там  хаос такой  огорчительности, что бедняге хотелось бросить в комнату гранату, захлопнуть дверь и быстро убежать.
Джоан, это подружка Билла.  Бразильская красавица. Природа, так много сил вложила в её внешность, что на добродетели их  уже не хватило. Любовь у Джоан и Билла возникла  на почве  юношеской гормональной озабоченности, а душевная близость,  на почве единогласного отвращения к любому подобию порядка. Порой мне казалось, что этой парочке,  милей всего было бы жить в вороньем гнезде подходящего размера, или на городской свалке. Однако, оба жили в Лондоне, в больших и красивых домах неподалёку от Темзы, и от этого жизнь их была  нелегка, и заполнена борьбой. 
Когда Билл умчался вершить свои великие дела, я взяла себя в руки и вошла в его комнату. Хотя, слово вошла – не соответствует истине. Правильней
сказать – внедрилась. Самое сложное – это, с разбегу запрыгнуть на баррикаду из пластмассовых бутылок. Дальше, скатиться с неё, как с горки, и если не треснешься об обширный стан промышленной швейной машины, то окажешься в центре комнаты Билла. И, тогда  озирая безбрежные хляби, открывающиеся взору, я понимаю, как утопичны мои мечты о чистоте и уюте, в этом логове помеси Плюшкина с сумасшедшим.
Сразу напротив двери высятся пыльные холмы и горы из пластмассовых бутылок, хранящиеся  с тех давних пор, когда Билл замыслил построить плот из пустых бутылок, чтобы потом плавать на нём по Темзе.  Когда бутылки были собраны в количестве, достаточном, чтобы построить большую грузовую баржу, в бедовой голове Билла, созрел новый план - открыть швейный цех на дому. Поэтому появились три громадных промышленных швейных машины, посредством  которых, легко можно было бы обшить всех жителей стран Африки, ближнего и среднего Востока. Но, бедняги до сих пор одеты, как-попало, потому-что, вскоре, после закупки  швейных гигантов,  Билла настигла  очередная идея - он решил шить жилетки из мужских ботинок. И, тогда со всего Лондона, к нам стали поступать почтовые посылки с обувью. Они продолжали поступать и после того, как Билл охладел к жилеткам, и переключился на контейнеры, что стоят позади супермаркетов Tesko. Загадочная фантазия Билла, разглядела  в просроченных гамбургерах, пирожных, булках и котлетах - грядущие шедевры, в духе Уорхолла. Тут, мы все задрожали. А, посылки с обувью продолжали поступать. Зажиточные и расчётливые англичане, были рады выгодно сплавить, ненужные им вещи. И, вскоре, слой из башмаков, покрывал уже почти весь пол. Кое-где, попадались старушечьи растоптанные тапки, по виду которых, можно было заключить, что их сняли, с уже усопших. Припасы Билла росли, и как тесто из опары, стали расползаться по всему дому. Мы стали тайно их выносить.
Билл притаскивал – мы вытаскивали.  Билл притаскивал – мы  вытаскивали.  Так из всех нас  образовался  Перпетуум Мобиле, который работал круглосуточно.
Попутно мы морили тараканов, мошек и червяков, которые радостно  плодились на снеди, поставляемой Биллом из заповедных контейнеров. Однажды, Билл приволок, с опекаемых им помоек, дикого кота.  Кот был огромный, лохматый, имел звероподобный вид и  богатое боевое прошлое: у него не хватало одного глаза и половины хвоста. Шерсть на нём росла клочками  и росла не везде. Возможно, это был и не кот вовсе, а случайно сбежавшая из лондонского зоопарка  рысь, страдающая от авитаминоза.  Рысекота  мы  приголубили,  и назвали его Бэтманом.
Рысекот Бэтман,  умел открывать любые двери, а также  дверцы холодильника и пасся в нём, пока не поедал там, с его точки зрения, лучшее. А, ещё он любил нападать из-за угла, прыгать с антресолей на головы  домочадцев, и орать диким голосом по ночам,  дождавшись, когда мы все уснём.  Народ в доме был закалённый, ко всему привычный, ничему уже не удивлявшийся, так-что Бэтман,  с его хамскими повадками, гармонично вписался в наш быт - быт палаты номер шесть. Мы были даже рады коту, потому, что со всего побережья Темзы, к нам на запах  провизии (которая была с душком), потянулись сначала мыши и крысы, а вскоре  я обнаружила возле наших дверей группу иностранных бомжей, коих в Лондоне развелось множество, после того, как Великобритания опрометчиво вступила в Евросоюз. Бомжи, подтянувшиеся к нам  на запах, скромно ожидали открытия у нас богоугодной  столовой для бедных.
- Дожили! – подумала я, но не растерялась и выпустила на бомжей Бэтмана. Бэтман гнал бедолаг до самой Темзы, и вернулся, победно неся в зубах обрывок штанины.
- Гут - сказала я Бэтману и себе. И, дождавшись очередного почтальона  с обувью, науськала на него Бэтмана. Через полчаса, запыхавшийся рысекот, примчался с потрёпанным башмаком, и после этого, ни один почтальон не появлялся у нас не только около дверей, но даже и в дальних окрестностях. Оставшиеся в доме бесчисленные башмаки, подносы с подгнившей провизией, и мешки разнообразного тряпья, мы тайно выносили под покровом ночи. Особенно остервенелые из нас, жаждали немедленно избавиться от всей добычи Билла, заполонившей всё жизненное пространство нашего большого дома. Либеральная часть обитателей, настаивала на мягких методах убеждения и перевоспитания. В ответ на это радикалы  ядовито отвечали:
- А не пригласить ли нам батюшку с кадилом?! Или шамана с бубном?  А, может уже сейчас начать перебираться на постоянное жительство на чердак?!
Смутно понимая, что неправы, либералы, тихо рыдая,  уходили медитировать в тёмные углы. А радикалы, вооружившись широкими лопатами, захваченными  у дворников, злобно расчищали тоннели-тропинки, по которым мы теперь могли перемещаться по дому, не сквернословя и не ломая конечностей.


                ГЛАВА 2.
 
Кто такие – мы?  Мы – это все, кроме,  Билла.
Соблюдая  коммерческую тайну, обо всех рассказывать не буду.
А, как я докатилась до жизни такой, рассказать необходимо. Мне самой интересно.
Я –  княгиня, из разорённой Российской империи. Справедливости ради, следует добавить, что мой княжеский  титул, как и Российская империя,  уже давно канули в лету. Поэтому о своём происхождении, я предпочитаю молчать, чтобы не давать окружающим поводов для зависти, сплетен, подозрительности или желания убить.
Зовут меня Розалия Ксенофонтовна.
Знаю восемь современных языков и четыре древних  Виртуозно играю на фортепьяно и скрипке.  Знаю французскую, немецкую, испанскую, английскую литературу и читаю их в оригинале.  Знаю всемирную историю, а также труды всех  философов от Платона до Шопенгауэра и Канта   Перечень моих недостатков можно было бы продолжить и дальше, но и перечисленного достаточно, чтобы скомпрометировать меня в том времени,и в  том месте планеты,в котором я оказалась волею судьбы..

После октябрьского переворота1917 года, в России образовалось  два потока:
первый – из грязи в князи, второй – из князи в грязи
Я из второго потока.
                ............................
Билл зовёт меня просто – Роза. Я зову его просто – Васька (конечно, не вслух).
В мои ранние годы, когда я и вправду была розой, жил у нас в усадьбе кот Василий.
Он рвал мебель, воровал продукты, и совершал большое количество разных пакостей. Паршивца  давно бы пустили на шапки, но негодяй был неотразимо обаятельным, когда хотел. Он обаял мою бабушку, княгиню, и она была от него без ума. Шельмец правильно  распределял силы - обаяние и мурлыканье для княгини, пакости – для дворни.
                ............................

Я родилась в 1880 году, в  имении  Рузаевка   Пензенской губернии   Российской империи,  в имении князей Струйских и  до 1917 года, моя жизнь была чудесна. Лето я проводила в Ницце, а зиму в Париже. 
А, потом всё изменилось….

Пришедшим к власти в России  коммунистам, нужно было золото. А, аристократия – наоборот,  была им не нужна. И меня, сослали в Магадан, на добычу золота для пролетариата.
Мой организм, изнеженный систематическим пребыванием на Лазурном Берегу Франции, не вынес свирепых  зим в магаданских рудниках  и, однажды,  случайно, вмёрз в грунт, одной из дальних штолен.  На вечерней проверке в лагере, меня не обнаружили и решили, что – это побег.  За мой «побег», пятерых охранников махом расстреляли, трёх овчарок, допустивших такую халатность, отправили на шубы. Начальник  лагеря пустил себе пулю в лоб, не дожидаясь, когда  это сделают за него другие. Вобщем, всё было, как обычно в те времена и, поэтому, вскоре о происшествии забыли.
В штольню, где я коротала свои последние в жизни часы, меня  отправили вывозить тележку с рудой. Вес тележки составлял около трёх тонн. А, мой вес - с одеждой, обувью, и приставшей к ним грязью, составлял около сорока худосочных килограммов. Затея, использовать меня, как ломовую лошадь, была заведомо  бесплодной, и это понимали все.  Хитроумное лагерное начальство, решило, что на такую дохлую  единицу, как я, незачем тратить бесценные харчи, а мой иссохший труп, предполагалось вывезти на той самой тележке с рудой, для совершения необходимой отчётности.

Когда я дотащилась до штольни, свечка, которую мне выдали, уже догорала. Я успела увидеть гружёную тележку, глупо надеющуюся на то, что я вывезу её на поверхность.
Я, правда, попыталась сдвинуть её с места, но тележка стояла прочно, как гранитная скала Я злобно пнула тележку несколько раз, тут свечка выпала из моей ослабевшей руки и погасла. Холод стоял невыносимый. И, я решила возвращаться назад, а там – будь, что будет. Долго  брела я в кромешной тьме. Не знала я того, что  давно иду не к выходу из шахты, а  двигаюсь всё дальше от выхода, по бесконечным  хитросплетениям подземных выработок, ведущих  возможно, к центру Земли.  Вконец обессилев, я села, прислонившись к подземной стенке, и сладкая дрёма охватила меня. За последние годы моей тогдашней жизни, это были мои самые блаженные мгновения.
Сколько прошло времени, я не знаю, но вдруг, я обнаружила себя парящей в воздухе, примерно в полутора метрах над поверхностью штольни.  Меня удивило, то, что тьмы не было. Рассеянный и равномерный свет разлит был повсюду. Я, по-прежнему, находилась, в шахте, только теперь я всё видела. Больше всего меня смущала скрюченная фигура высушенной старушенции  в грязных лохмотьях, которую я видела прямо под собой. Старуха сидела, прислонившись к грязной, мокрой стенке, глаза её были закрыты, а на лице, зеленоватого оттенка, застыла маска безнадёжности и скорби.
- Ну и мымра, - подумала я, сверху глядя на старуху:
- Эй,- крикнула я мымре, - просыпайся, замёрзнешь!
Но, старушка оставалась, совершенно, неподвижной. Я, опустилась пониже, и решила потрепать старушку по плечу, но рука моя прошла сквозь её плечо, как сквозь воздух, и что-то, очень знакомое, почудилось мне в её измождённом облике. Это была – я.  Кто бы узнал гордую, самоуверенную красавицу, светскую львицу и сердцеедку, в этом ворохе грязного тряпья?
Я отшатнулась от своего тела, и моя новая субстанция, легко повинуясь мысленному приказу, полетела вверх. Довольно долго  я летела сквозь толщу пород, а потом поднялась над поверхностью земли  Я увидела бесконечные пространства, покрытые снегом. Затем, я зависла над лагерем. Там, как раз шла вечерняя проверка. Была большая суета. Охранники вместе  с начальником лагеря бегали с фонарями и отборным матом. В бараках шёл обыск, повсюду  искали  заключённую  N90524, то есть меня.
- Ага! – позлорадствовала я и полетела к звёздам.

 
                ГЛАВА 3.
.
Странно и весело мне было лететь среди звёзд. Однако, скоро меня стал затягивать вертящийся вихрь. Вихрь втянул  меня в тоннель. Стенки тоннеля походили на густой тёмно-серый дым. Когда я хотела оттолкнуться от стенки, рука увязала в ней, как в густом тумане, а неведомая сила несла меня  вперёд, к далёкому свету. По мере приближения, свет становился нестерпимо ярким.
А, потом всё исчезло. Свет.  Тоннель. Моё необыкновенное путешествие сквозь толщу земли, суматоха в лагере, мой полёт к звёздам.   
Я, очнулась в какой-то мрачной конторе. Я сидела на старом, засаленном стуле, прямо передо  мной возвышался стол, немыслимых размеров. Где-то под потолком я увидела сидящего за столом  красноармейца, с физиономией  похожей на пупырчатый блин, в центре которого торчал красный нос-картошка. (Тут я отметила про себя, что у моего, вечно-голодного рассудка, даже ассоциации были съедобные).
 Сердце моё упало:
- Значит  всё,  что было до этого, было  сном?!
- Уж, лучше бы я не просыпалась - со стоном сказала я, и заплакала.
- Чего ревём? - спросил из-под потолка красноармеец.
- Не твоё собачье дело! – рявкнула я, сознательно нарываясь на скандал.
Я, надеялась,что крамольную арестантку-беглянку, без особых церемоний быстро расстреляют, и мои мучения, наконец, закончатся.
- Хамка – беззлобно огрызнулся красноармеец, - Зря надрываешься, усопших не расстреливают,- добавил он с потолка.
- Это почему? – уже понимая бессмысленность вопроса, спросила я.
- Разуй глаза – проворковал он сверху.
Я посмотрела под стол. Вместо предполагаемых кирзовых солдатских сапог, я увидела  ноги, покрытые мелкой серой шёрсткой. Колени  у этих странных ног, были направлены не вперёд, а назад. Ноги, заканчивались в мягких стариковских тапочках с меховой оторочкой.
Я ухмыльнулась и вопросительно посмотрела на красноармейца.
- Ревматизм,  знаете ли, замучил! -  пожаловался мне «красноармеец».
Я ещё раз внимательно посмотрела на «красноармейца», и увидела, как из-под края залихватски заломленной красноармейской фуражки, торчит маленький, аккуратный, слегка загнутый рог.
- Ну, что, Лахудра, догадалась где ты? – ехидно спросил «красноармеец».
- Я не Лахудра, я княгиня!
- Княгиня!?  А ты себя со стороны давно видела?
- Недавно! - ответила я, и опять зарыдала.
Отрыдавшись и вытерев слёзы рукавом телогрейки, я, из последних сил сохраняя достоинство,  представилась:
- Розалия Ксенофонтовна, из старинного русского рода потомственных князей Сухомлинских.
В ответ на это, кто-то тут же заорал из тьмы:
-  Заключённая  №90524. Гулаг. Магадан. Мракобеска. Враг народа. Английская шпионка.
.Мой собеседник, сладко осклабившись, тоже представился:
- Ну, а я Повсикакий!
- Повсикакий - это ваша профессия? – не утерпела я.
- Нет, это мне маменька имя такое дала – не обиделся Повсикакий.
- Однако, чёртова мать, была затейница –  успела я подумать, но тут Повсикакий вытянул в сторону красную пятерню. Немедленно из воздуха возникла большая канцелярская папка, и легла на его огромную, корявую ладонь.
Повсикакий  деловито  нацепил очки на морду, и начал читать вслух, из папки. Проклятые бюрократы из параллельного мира, подробнейшим образом описывали в папке  все мои беспутства, мотовство, излишества  и безобразия. По степени проникновения в чужую жизнь, подземная канцелярия намного опережала наземное НКВД..
Мне стало ясно, что ни спесь, ни враньё, ни титул - мне уже не помогут
- Ну, что, дамочка,  сразу на сковородку или поторгуемся? –  заявил Повсикакий, окончив чтение.
- А, что это у вас методы какие-то допотопные - котлы, сковородки, хождение по гвоздям  –  завредничала я, наглея от понимания, что терять мне уже нечего.
Тут Повсикакий  оскорбился за честь своего заведения и сказал:
- Традиции соблюдаем! А, способы старые, но проверенные и надёжные!! Сами убедитесь!
Но, убеждаться мне не хотелось. И я сказала:
- Поторгуемся!