Ведьма полесская

ВЕДЬМА ПОЛЕССКАЯ

(Народная фантазия по мотивам одноименного романа Виталия Кулика)
Обработка Юрия Максименко (ССнежко)

Действующие  лица:

Прохор Чигирь
Мать Прохора
Марыля, дочь приказчика Петра Логвинова
Любаша, подруга Марыли
Игнат, друг Прохора
Василь, деревенский парень
Дед Лявон
Серафима, ведьма
Янина, дочь Серафимы
Нищий
Батюшка прихода в Черемшицах
В массовых сценах - молодёжь, селяне


 На экране - дед Чигирь и Прохор-маленький.

Прохор. Дед, а что сталось с тем парубком?
Дед.  С каким парубком?
Прохор.  Ну, тот, которого черти извести хотели. Взапрошлый раз поздно уже было, и ты обещал, что в следующий раз доскажешь, чем дело закончилась.
Дед.  Хм… А чем закончилось?.. Ни на того черти напали! Смелый и хитрый оказался хлопец, да ещё и заговоры от ихней братии знал. Так что пришлось тем чертям, не солоно хлебавши, катиться назад к себе в болото. Во, как оно было…
Прохор. Дед, а откуда ты столько страшилок знаешь? Их тебе кто-то рассказывал?
Дед. Не, внучек, никто не рассказывал. Половину всего выдумал твой дед
Прохор. Ну а как же с другой половиной? Кто-то ж тебя научил?
Дед. А другой половине, внучек, научила меня жизнь. И не дай Бог познать тебе такой науки на своём пути.
Прохор. Деда, а почему тебя называют знахарем, а не колдуном?
Дед. Запомни, внучек, что знахари, в отличие от колдунов, в основном  помогают людям. Ну а колдуны, большей частью, норовят зло сотворить. Хотя, конечно, и они могут помочь человеку… но, видать, душа у них не лежит к этому. Теперь тебе понятно, почему твоего деда кличут знахарем? (достаёт крестик). Возьми… Не расставайся… с ним. Он будет оберегать…

                *                *                *

На экране – кресты на куполах храмов. Колокольный звон.
               
  *                *                *

Каленковичи. На площади у церкви Прохор ест хлеб с салом. К нему подходит нищий.
Нищий.  Бог в помощь.
Прохор. Угу. Говорил Бог, чтоб и ты помог.
Нищий.  Благодарствуем, в такой помощи мы никогда не отказываем! (Нищий разломил краюху хлеба на две неравные части. Сравнив их взглядом и, словно взвесив в руках обе половинки, он уверенно, без всякого зазрения совести положил обратно на развернутую холстину меньший кусок.  Прохор всё это время сидел с открытым ртом и изумлённо наблюдал за бесцеремонными действиями нищего.) 
Прохор.  Из местных али из хутора какого приблудился? — спросил Прохор.
Нищий. Местный я, местный. Каленковицкий.
Прохор. Названия у вас тут красивые: Черемшицы, Калинковичи.
Нищий.  Не Калинковичи, а — Каленковичи.
Похор.  А я уж думал, что Черемшицы — от черёмухи, Калинковичи —
от калины.
Нищий.  Черемшицы — так, а Каленковичи — не, — особо не отвлекаясь,
отвечал мужичок.
Прохор.  А отчего ж тогда такое название у местечка?
Нищий. Давным-давно где-то был князь по прозвищу Каленик. Только вот дьяк говорил, что это, видать, сказка. А по правде всё куда проще. Через наши Каленковичи тракт проходит на Бобруйск. Так вот дорогу тут пробили в обход болота великого, и получился крюк, колено, так сказать. Вот отсюда и пошло, наверное, такое название. Хотя кто его знает, а может и вправду был князь Каленик… (Нищий доел хлеб и сало на глазах у изумлённого Прохора)  А ты кто будешь-то? Что-то я тебя раньше тут не примечал.
Прохор.  Я до маёнтка пана Хилькевича добираюсь. В Черемшицы мне на-
добно. Слыхал про Черемшицы? Что скажешь про это село? Или не слыхал?
Нищий. Ага, как же, не слыхал! Тут про Черемшицы все наслышаны! А я
так вообще тут всё и про всех знаю! И меня каждая собака знает! А ты вот
по какому делу до пана, коли не секрет?
Прохор.  Да какой там секрет! Семён Игнатьевич теперь мой новый барин.
Нищий.  Паном Хилькевичем, значит, куплен. Я правильно уразумел?
Прохор. Правильно. Я раньше у пана Войховского был.
Нищий.  Не знаю такого… Ну а как же ты один добираешься? Ведь и гра-
мотка соответствующая должна быть, да и доставить кто-то должен до ме-
ста. А вдруг ты заблудишься …
Прохор. Да у панов всё уговорено и грамотка соответствующая состряпана.
Встретить меня должны были тут у церкви. Вон уж и солнце клонится к вечеру, а никого не видно. Семён Игнатьевич давно меня знает, и место мне доброе определит. Так что ни в какие бега мне не резон подаваться. А до Черемшиц далеко ль будет? Меня сюда приказчик пана Войховского доставил, так он говорил, что вёрст пять будет.
Нищий. Ну, я ни о твоём Войховском не слыхал, ни приказчика твоего не ве-
даю. А вот то, что до Черемшиц не меньше пятнадцати вёрст будет — это
я тебе точно скажу. Можешь поверить слову Васьки Кота!(нищий ткнул себя пальцем в грудь).
Прохор. Мне не привыкать. Вот подожду ещё малость, да и пройдусь пешочком, если, конечно, никого не дождусь. По темноте да по бездорожью ходить я привычен. Однако с дороги не сбиться бы. Ни к чему ночью лишние круги наматывать.
Нищий.  Вот то-то и оно — не сбиться! Тракт народом да возами натоптанный — дорога видная, тут-то не собьёшься. А вёрст через десять свернуть надо будет на лесную дорогу, ведущую в Черемшицы… Вот где не сбиться бы! Да-а… Было бы сегодня воскресенье — обязательно шли бы подводы с базара. А так… не советую идти ночью, да ещё и в ту сторону. В последнее время слишком уж много народу у этих Черемшиц с дороги сбивается. Послушайся, хлопче, совета Васьки Кота. Переночуешь где-нибудь, а утречком и пойдёшь. Я бы тебя с собой позвал, но ещё сам пока не знаю, где голову приклоню на ночлежку. Хаты-то у меня нема. Так вот и живу…
Прохор.  Если до Черемшиц пятнадцать вёрст, то, пожалуй, мешкать не стоит. Глядишь, пока ночь нальётся, я уж и большую часть пути одолею.
Нищий.  Хлопче, я ведь неспроста отговариваю тебя переться супротив ночи в дорогу. Недобрая молва ходит про те места.
Прохор. Во как! И что ж там такого недоброго?
Нищий.  Люди в тех местах поодиночке боятся из дому выходить. Особенно
в лунную ночь. А всё ведьма страху нагнала. Объявилась года полтора-два назад, на болотах тамошних осела. Говорят, сначала всё ворожила да шептанием всяким занималась, а потом, знамо, мало ей этого стало. Душу антихристу продала. А к ней всё равно людишки идут, да только не хворые да убогие, а с такой же чернью в душе. Вот и пошло лихо твориться по окрестностям. Так что не ходил бы ты, хлопец, сейчас никуда. И луна-то в эти дни — вся блином округлилась.
Прохор.  Та-а-ак! И что, никто не может найти управу на эту ведьму?
Нищий.  Говорят, что пробовали один помещик с приставом и ещё с кем-то из сельской общины сунуться к ней — по три дня потом дома на печи сидели, дрожа от страху. После этого и пришли к выводу, что лучше не связываться с этой шельмой. Вот тебе и «та-а-ак!»
Прохор.  И это тебе сам тот помещик с приставом рассказывали?
Нищий,  Ну что ты как Фома неверующий! Для твоего же блага предостерегаю. Потолкайся на воскресном базаре — все новости узнаешь! В последнее время только и разговоров про эту ведьму. Вот те крест, истинную
правду говорю!.. не ходи… молодой ведь. Не ровен час, пропадёшь. Года  ещё не прошло, как схоронили там панского приказчика. По делу иль просто так — не знаю, стеганул он ту ведьму кнутом и сам сгорел как лучина.
Прохор.  Что, прямо так огнём и взялся?
Нищий.  Не, не огнем. Это я так, к слову. Черемшинцы рассказывали, что мертвец к нему после того приходил в полночь. Перепугался приказчик крепко. И начал здоровый мужик сохнуть без причины. Ни лекари, ни знахари не помогли. Подробностей не знаю, но недолго он протянул. Детишки сиротами остались…
 
Нищий.  А у ведьмы-то той, говорят, дочка есть. Красивая девка… а с матерью своей не в ладах.
Прохор.  Это отчего ж дочке с матерью не ладить?
Нищий.  А бес их знает! Говорят, что девка к людям рвётся, а ведьма не пущает, к колдовству приобщить её хочет. И девка красивая, а жаль, что в лесу прозябает одна… Ей бы в обчество — враз бы за какого-нибудь пана замуж выскочила…
Прохор. Ты так говоришь про её пригожесть, будто сам бачив ту дочку ведьмы.
Нищий. Бачив, не бачив, а раз говорю, значит, знаю.
Прохор.  Ладно, Васька Кот! Рассказываешь ты мне тут страсти-мордасти, а
время не терпит. Идти надобно. Авось не пропаду! (Прохор закидывает котомку за плечи).
Нищий. Ну, как знаешь. Дело хозяйское. По какой дороге идти я тебе уже указал, так что коль решил, ступай с Богом…
(Прохор уходит в одну сторону. Нищий – в другую).


                *                *                *
Хутор первый. Сумерки.
 В низких окнах одной из хат горит свет. Громко залаяла собака. Прохор стучит в окно.

Голос. Кого там принесло? Ни днём, ни ночью от вас покоя нема.
Прохор.  Прости, хозяин! Нездешний я. До Черемшиц добираюсь. А как мне
рассказали, то где-то тут свернуть надобно с тракта. Вот я и хотел уточнить. А то ночью-то и сбиться немудрено.
Голос. В эту пору все добрые люди дома сидят. Не знаю, кто ты таков, но время для странствий выбрал неподходящее… А на Черемшицы сразу за хутором возьмёшь леворуч.
Прохор. А сколько вёрст ещё будет до этого села?
Голос. Шесть с хвостиком. На полпути ещё один хутор будет. Но там люди диковатые живут. Даже и не пробуй достучаться, а то собак, точно, натравят. Но хутор будет тебе вехой: как дойдёшь до него, значит, на правильном пути и идти останется ровно три версты.
Прохор.  Ну, это для меня не дорога.
Голос.  Ты уж гляди, поостерегись там, в «не дороге», как бы ни заблудиться. А то тут сегодня одна уже проходила в ту сторону… Молодица. Теперь вот душа болит, что отпустил её одну. Правда, ещё светло было, однако…
Прохор.  Благодарствую, батя.


Хутор второй. Ночь.
На лавке у одной из хат плачет девушка (ведьма Серафима).

Прохор.  Вот те на! И кто же это тут слезы проливает в такой час?  Да не пугайся ты. Путник я. Иду до пана Хилькевича. А ты-то чего плачешь тут? Из дому, что ль, выгнали? Наверное, провинилась сильно или с гулянок поздно возвратилась?
Девушка.  Не подходи — кричать буду.
Прохор (улыбаясь).  Ладно, кричи, только шёпотом.
Девушка. Ага, тут попробуй закричи — враз с вилами выскочат.
Прохор.  Не понял! Так ты что, не с этого хутора?
Девушка (всхлипывая). Сидела б я тут… Думала, дойду домой до темноты, да ногу вот подвернула. И спозднилась. Вот… Попросилась переждать на хуторе до рассвета, чтоб в сенцы хоть пустили — и слушать даже не стали. Сижу вот да от страху и обиды реву. Я что, объем их иль обкраду? Совсем у людей жалости нет.
Прохор.  А может, боятся чего хуторяне?
Девушка.  Так тут все запуганные. Ты, наверное, нездешний, коль ничего не знаешь?
Прохор. Я впервой в ваших местах. Но байку о какой-то ведьме уже  успел услышать.
Девушка.  Не байка это…
Прохор.  Понятно… Ты же тоже в Черемшицы добираешься?
Девушка. Ага.
Прохор (радостно). Ну, так что, пошли вместе.
Девушка (неуверенно).  Пошли…
Прохор (рассмеявшись). Да не бойся ты, не съем. А по дороге расскажешь подробнее, кто вас тут так запугал.
Девушка.  Ну, уж нет! Нашёл мне, о чём говорить. (Идёт, вступает в яркую полосу лунного света, потом оглядывается)  Пошли. Чего замер? Только я быстро идти не смогу. Не бросишь меня в лесу? (Прохор словно онемел от восхищения)  Ну что молчишь? Я спрашиваю: не бросишь меня одну в лесу? А то я лучше уж тут прокоротаю ночку холодную.
Прохор (опомнившись).  Да как же можно оставить такую пригожую панночку в тёмном лесу?  А тебя как звать-величать?
Девушка. Марыля. Дочка приказчика Петра Логинова… покойного.
Прохор. Красивое имя. Под стать самой хозяйке... А про беду твою я уже наслышан. Мне жаль, что так случилось.
Девушка.  Мне тоже очень жаль… и очень тяжко.
Прохор. Послушай, Марыля,  я понимаю, что сейчас не время и не место, но мне очень хотелось бы услышать именно от тебя, что и как произошло с твоим батькой. А в то, что говорят люди, я както не очень верю.
Девушка. Ты мне имени своего так и не назвал..
— Прохор.
Девушка.  Так вот, Прохор, для нас сейчас главное — добраться до села без всяких приключений. Я хоть и не богата годами, но в людях трохи разбираюсь и думаю, что с твоей стороны ничего худого не будет. А…
Прохор.  Да ты ж меня совсем не знаешь! Тремя словами лишь обмолвились, а ты уже и разобралась! А вдруг я разбойник какой!
Девушка (улыбнувшись).  Разбойник? Глаза твои говорят обратное. Ну а с батькой что случилось, то лучше как-нибудь в другой раз. Ты правильно заметил: не время и не место. Я лишь добавлю известными словами, что не надо будить лихо, пока оно тихо.
Прохор. Ты хочешь сказать, что если мы сейчас будем говорить о какой-то колдунье, то она может и явиться?
Девушка. А кто его знает? Только мы уже говорим о ней и мне что-то от этого не по себе. Страшно. Наверное, надо было остаться всё же на хуторе. Хоть и не в хате, а всё ж людское жильё рядом — не лес вот этот тёмный.
Прохор. Как нога? Болит?
Девушка. Угу. Вот не думала, не гадала, да беда такая напала.
Прохор.  Может перетянуть надо. Давай тряпкой обвернём.
Девушка. А, пустое. До свадьбы заживёт.
Прохор.  А у тебя что, свадьба скоро?
Девушка. Не. Это просто говорят так часто. А ты чего это вдруг скис?
Прохор.  Да вот, за тебя волнуюсь. Давай, может, посидим. Отдохнёшь малость — и дальше пойдём.
Девушка. Не стоит останавливаться. Тут уж осталось почти ничего. Дойдём.
Прохор. Ну, как хочешь. Тогда пошли тихонько. (протягивает руку). Обопрись на меня. Легче будет.
(Уходят)

                *                *                *
Вечер на лугу у Черемшиц. Молодёжь у костра.

Появляется дед Лявон.
1я Девушка. Ух, ты! Наконец-то хоть один нормальный хлопец тут появился!
2я девушка.  Чур, девки, не перебивать! Сегодня еты хлопец — мой! (Все смеются)
Лявон.  Э-э-э, девка, не гляди, што я старый! Вот если тебя сегодня проведу
до хаты, то ты потом год будешь за мной бегать! (Присаживается к костру). Витаю всех, кого сегодня не бачив!
— Здрасте!
— Вечер добры!
Лявон. А я то, старый, гляжу — огонь пылает! Дай, думаю, схожу узнаю, по
какому случаю костёр палят. Аж вон оно что — молодёжь гуляет. Ну и правильно, детки, гуляйте пока молодые да в силе. А нагореваться ещё успеете.
— Дед, а расскажи что-нибудь.
— Про огород, як в осень садили!
Лявон. Час поздний. Пора и по хатам. А то утром проспите, а я виноват буду.
— Не проспим! Ну, хоть коротенько что-нибудь!
Лявон.  Ну, если коротенько, то слушайте. Наш Семён Игнатич на днях купил ещё одного крепостного. Да не простого, а молодого парубка — красивого и смелого. Насчёт красивого — это для девчат, а насчёт смелого — для наших оболтусов. Помните, перед Рождеством пан шкуру медведя привёз? Так вот, этот хлопец ходил тогда с панами на охоту на вепря... А там, откуда ни возьмись, и выскочил тот здоровенный медведь. Охотников с ружьями поблизости не оказалось и этот хлопец, чтоб не упустить зверя, задушил его голыми руками.
— Ну, дед, ты уже и загнул!
Лявон.  Не верите — можете спросить у самого пана Хилькевича. Я ж даже шкуру того медведя проверял: ни одной дырки от ружейного заряда или рогатины. Только где шея — шкура продавлена, аккурат как человеческими руками. Во как! А хлопца этого Михаль нынче должен был забрать из Каленкович, да что-то там не получилось. Завтра уж точно будет в имении.
— Во даёт, старый!
Лявон.. Вроде как объездчиком буде службу нести.
Марыля. Любаш, пошли быстрее! Мне домой спешно надо, — вдруг, ни с
того ни с сего, взволнованно прошептала Марыля.
Любаша. С чего это вдруг? Сталось что?
Марыля. Ничего не сталось. Просто мне надо сейчас быть дома.
Любаша (шутя). Уж не собралась ли ты, подружка, хлопца того встречать? Ну, не сердись. Надо — так пошли.
          Уходят.

                *                *                *
Ночь. Лес. По пути в Черемшицы
Идут Прохор и девушка.

Девушка (вскрикивая). Черт! Ну, надо же! Одно невезение…
Прохор.  Хочешь, не хочешь, а надо дать ноге отдых и обязательно потуже перевязать. Скорее всего, ты потянула ещё и сухожилия.
Девушка.  Ладно, давай передохнём. Я немножечко посижу, может боль и
поутихнет.
        Прохор расстилает свою свитку, помогает девушке сесть
Прохор.  Вытяни ногу, пусть отдыхает, а я попробую собрать сухого хворо-
ста и разжечь костёр. Всё веселее будет.
Девушка. Далеко не отходи. Мне страшно тут одной.
Прохор.  Не бойся. Я мигом.
(Возвращается с охапкой хвороста, разводит костёр)
Прохор.  Ну, как ножка прелестной панночки?
Девушка.  Болит! И никто помочь не может бедной девушке.
Прохор. Так я ж говорил: давай перевяжем… Тугую повязку надобно наложить. Жаль, что у меня нет подходящей латки. Ничего, сейчас от рубахи
низ оторву.
(Прохор с готовностью вскочил и начал спешно осматривать свою рубаху, выбирая, откуда лучше оторвать полосу ткани. )
Девушка.  Не балуй! Нога уже почти не болит. Ты и так мне помог, а то бы сидела сейчас где-нибудь возле того хутора и ревела бы от страху. А так я сейчас встану, и мы очень скоро будем в селе. Я уж буду стараться.
Прохор.  Посидим ещё немножко. (садится рядом с девушкой, через пару мгновений девушка порывается встать). Так мы же только присели, а ты уже готова опять идти! Не! Ноге ещё нужен покой. Я сейчас ещё принесу хвороста, а когда и он догорит, тогда уж точно пойдём! Добре?
      Девушка нежно проводит пальцами по щеке Прохора. Он обнимает и  жадно целует, затем  заглядывает в глаза девушки. Вскакивает.
Девушка. Ты чего?! Напугал только…
Прохор. Пойду соберу чего для костра. Что-то зябко становится.
Девушка (ухмыльнувшись). Ну-ну, иди… ухажёр…
      Возвратившийся вскоре Прохор бросает на землю охапку сучьев и  нервно подбрасывает их на уголья.  Длинный толстый сук Прохор ломает о колено. При этом кусок палки падает недалеко от девушки.
Девушка. Ну вот, хвороста и так мало, а он им ещё и разбрасывается. (девушка тянется за щепкой и из-под расшитого подола юбки видны копыта)
Прохор. Так вот о каких чудесах меня остерегали! Ведьма!
        Глянув на свои ноги, девушка удовлетворенно ухмыльнулась и не стала их прикрывать. Прохор с неимоверным усилием оторвал  взгляд от колдовских глаз, рванул ворот рубахи  и достал дедов крестик.
Прохор.   «Отче наш, иже еси на небесех…»
           Красивая девушка превращается в пожилую бабу. Ведьма в ярости извивалась и шипела, выплевывая проклятия.  Затем она в порыве бешенства, зверем набрасывается на парня. Перехватив вытянутые к нему руки старухи, Прохор с силой крутанул их. Словно бешеная рысь, она норовила выцарапать ускользающей жертве глаза, билась и кусалась. Собравшись с силами, он толкнул  её прямо на костёр. Раздался дикий звериный рев.  Свет костра озаряет лес и ослепляет.
***
               
Вечер в Черемшицах спустя месяц. У костра сидит молодёжь.
  Рядом с Прохором его новый друг – Игнат. Девушки поют.

Игнат (Прохору).  А скажи-ка, мил человек, что это ты только слушаешь, а петь не помогаешь нашим девчатам?
Прохор.  Способностей к пению нема, вот и слушаю только.
Игнат.  А чего ж это матка родила тебя таким неспособным?
Прохор.  Да уж, какой есть… А вот матерей трогать не надобно.
Игнат.  А то што?
Прохор.  А то ведь и худо может быть...
Игнат.  Я что-то не уразумел: мне што тут, указывают, што можно говорить, а чего — не?
Любаша.  Игнат, уймись! Хлопец с миром к нам, а ты задираешься!
Игнат. Молчи, Фенька! Или ты уже глаз положила на панского лесника? А?!  (Прохору) Ну, петь не умеешь — будешь щас плясать.
Прохор. Зря девку смутил. Если имеешь что-то супротив меня — выкладывай. А с девками тягаться — много смелости непотребно, герой.
Игнат. (бросаясь к Прохору). Ну ты докаркался!
     Началась драка.  Дерущихся разнимают.
Игнат.  Ну, как ты?
Прохор. А-а,  добре.
Любаша.  Зато — настоящий красавец. Особенно завтра будешь хорош, —
пошутила Любаша.
Марыля (Прохору). Больно, наверное? Надо мокрую тряпицу к носу прикладывать.
Любаша (Прохору). Это моя подружка.
Игнат (хлопнув Прохора по плечу).  А это мой новый дружок.
Прохор. Во как ловко познакомились. Меня вообще-то Прохором кличут.
Марыля.  Я знаю.
Прохор.  А как милую красуню величают?
Марыля (тихо).  Марыля. Марылькой меня зовут.
Прохор.  Вот уже второй раз попадаю в вашем крае в переплёт — и второй раз рядом имя «Марылька». Странно как-то...
Любаша.  А ничего странного. Может Марылька, как ангел хранитель, приходит к тебе в тяжкую годину. Так что не пугаться, а радоваться должен!
Ясно?! А теперь пора и по хатам. Надеюсь, ты проводишь своего ангела хранителя?
Прохор (трогая разбитый нос).  Куда ж мне с такой сопаткой.
Марыля. Ничего, я глядеть не буду.
            Все стали расходиться.  Проводив девушку до хаты, Прохор сделал робкую попытку обнять и поцеловать её на прощание.
Марыля (уклонившись). Быстрый какой… (исчезла в хате)
Прохор.  До завтра, Марыля!
Марыля. Добра.
       В темноте появляются силуэты.
Мужской голос. Прохор, Василь приглашает распить магарыч за мировую.
       Освещается сцена. За столом – шумная компания.  Василь и Прохор, увидев друг друга и критически оценив свою работу, тоже остались весьма довольны. Наполнились первые чарки.
Василь.  Ну, што! вот и познаёмились поближе с Прошкой. А то все рассказывают всякое, а я слухам не верю. Лучше уж самому во всём свериться. Так што, давай, Прохор, за близкое знакомство и выпьем!
Прохор.  Давай.
      Выпивают.
Прохор.  А чего ты вообще затеял такую возню? Ну, подошел бы, пожали бы
друг другу руки, да и познакомились бы.
Василь.  А-а, это не то. Запомни: если после драки предлагается дружба, то это значит, что тебя уважают. И такая дружба намного крепче и дороже, А вообще про тебя всякие небылицы рассказывают, вот и захотелось проверить.
Прохор.  Ну и как?
Василь (потрогав заплывший глаз, улыбнувшись). Да вроде как правду говорят. (снова выпивают). Прошка, вот скажи по чести, что там, в лесу, случилось? Ты ведь толком никому ничего и не рассказывал. А ведь когда ж тебя привезли к Хилькевичам, то говорят, что ты сам не свой был. Расскажи вот нам всем… что ж сталось тогда ночью? Ведьма встретилась?
Прохор.  Встретилась... Страху было — не приведи Господь. Но мне теперь и
самому с трудом верится в это. А может и померещилось всё…
Василь. Не дури, парень. Люди говорят, что ведьма на тебя наседала… Хотела поездить и душой твоею завладеть. Да, судя по всему, не получилось... Саму-то Химу нынче бачили. Говорят, что рожа у старухи жутко страшная стала, изуродованная… Твоя работа?
Прохор. Не припоминаю. Может и моя… а может и ни при чём тут я.
Василь. Ну, ладно. Не хочешь — не говори. А ты хоть знаешь, что у этой ведьмы дочка есть. Добрая девка. К людям тянется, а Хима её на привязи держит.
Прохор.  Так-таки и на привязи?
Василь.  Ну не совсем может... Опять же люди говорят. Не хочет она по сто
пам матери идти. Вот и разлад у них выходит.
Парень. Ну так сбежала бы от своей ведьмы, — подал голос кто-то из хлопцев.
Василь. Наверное, боится. С этой карги станется: проклянет — и не будет
жизни даже на краю света. Во как!
Парень. Што, и дитё своё может проклясть?!
Василь.  Если ведьма разгневается или колдовской нуждой изведётся, то и
дитё, и мать родную — всё нипочем.
— Жалко девку… Красивая...

                *                *                *
Хата ведьмы.

Серафима варит какое-то варево, прикладывает к обожженному лицу.
Серафима. И где её носит?  Взыграла сучья кровь. К оболтусам деревенским потянуло… А ну погодь, погодь! А не виной ли тому опять ОН, лесничок этот?! Только его могла повстречать в лесу. В деревню-то давненько не хаживала…
    Появляется Янина.
Серафима.  Явилась, наконец! И где только носит тебя день напролёт?  (Янина молчит) Ты это что ж, с маткой и словом обмолвиться уже не желаешь?!
Янина. Всё, мама! Хватит с меня! Не хочу больше жить в этой глуши!  К людям пойду. На колени упаду… они поймут меня и простят… Простят за грехи твои, мама. Надоело вечно слушать напрасные упрёки  твои и недовольное ворчание. Устала я бояться и тебя, и людей…
Серафима. К людям собралась? А чего ж ты тогда идёшь туда коли боишься? Да и чего тебе-то их бояться?
Янина.  Из-за дел твоих неправедных. Мне жить хочется! А хоронить себя заживо в этих богом забытых местах, я не собираюсь.
Серафима.  Ну, может и простят… А может подумают, что и ты такая же… Людишки-то нынче злопамятны… Как бы не сотворили того, что и с дедом твоим…
Янина.  Я не боюсь… А прощения чужих людей, думаю, будет даже легче получить чем твоего прощения … Ты никогда меня не хотела понять и тем более простить. Надеюсь, что и Бог меня простит. Перед ним тоже покаюсь.
Серафима. А что ж ты это, доченька, в церкви ни разу не была и вдруг про  Бога вспомнила. Богу нехристи не нужны. Да и чернь деревенская объятия для тебя не распахнёт, скорее камнями закидают. Сгинешь где-нибудь на обочине.
Янина.  А ты чего хочешь?! Чтоб я вековала тут с тобой? Чтоб всю
жизнь только с дикими зверями разговаривала? Так звери и те живут стаями
иль в паре! — сорвавшись, девушка уже со злостью выкрикивала то, что на-
болело в душе.
Серафима (спокойно).  Что ж, доченька, раз решила — пущай будет по-твоему. Покидай мать старую. Ступай, веселись там средь людей. А я уж тут как-нибудь одна… в хатке пустой да сиротливой. И словом обмолвиться не с кем будет старухе немощной… Чует сердце ночки бессонные да слёзные, одиночеством да тоскою скрашенные. Ну, ничего… летом лягушки болотные
будут колыбельную петь, зимой — волки да вьюга. Глядишь, да ещё и повезёт — недолго протяну на этом свете в одиночестве… Я-то в строгости тебя растила для твоего же блага. А голос повышала да ворчливой была, так ты уж не серчай, старые люди все такие. Прости уж старую, коли обиду причинила ненароком… Ох, тяжко мне… Ступай, раз решилась… да и лихом не поминай…
    Янина бросилась к матери. Обняв её, громко разрыдалась.
Серафима (гладя её плечо). Поплачь, дочка, поплачь. Глядишь, часть горюшка и сойдёт со слезами…(после паузы). Янинка, нам надо о многом поговорить. И разговор будет очень важный. Давай, дочка, присядем. Давай, доченька, с главного… для тебя — с главного. Излей  матери душу, расскажи, что за камень давит сердце твоё, и я обещаю, что корить ни за что не буду, а по возможности так и помогу. Я же не слепая, вижу: грызёт тебя что-то?
Янина.  Мам… я даже не знаю, как и сказать. Ну… я не оставлю тебя одну…
Серафима.  Я это, дочка, уже знаю. Ты о своём, о наболевшем расповедай матери. Может, на сердце кто запал — так уж и пора подоспела. Ничего зазорного в этом нема.
Янина. (смущенно) Запал…
Серафима.  Ну, вот и ладненько…
Янина. Чего ж ладненько? Я тут, а он там...  ( кивнула головой в сторону).
Серафима. Не горюнься, милая, всё образуется… Ты же у меня единственная надежда и отрада, и нам нельзя сейчас терять друг друга… У тебя на сердце печаль и у меня тоже… втройне, быть может. И мы должны помогать и поддерживать друг дружку…
Янина.  Ты это о чём, мама?
Серафима. Эх, Янинка! если б только деревенские парубки знали, какое у тебя  приданное — враз бы очередь из женихов образовалась. Сама бы выбирала, кто тебе по душе.
Янина. Что-то я тебя не пойму… Ты что, собралась замуж меня выдавать? И какое может у нас приданное быть, кроме твоих шептаний?
Серафима.  Э-э-э, доченька, вот тут-то ты уж послушай и не перебивай мать свою, потому как сейчас узнаешь хорошую весть или тайну — думай, как хочешь. И грошики у нас есть и даже золотка чуть-чуть. Так-то вот, милая моя.
Янина. Мам, ну какое у нас может быть «золотко», если всю жизнь, сколько я себя помню, мы даже хлеба вволю не ели? А в чём ходим? Да и откуда могли взяться у нас золото и гроши?
Серафима (разочарованно вздохнув). Деда своего, Корчака, небось и не помнишь? Совсем малая  была…
Янина.  Отчего ж не помню, помню. Правда, смутно. И что-то страшное сталось у нас на хуторе — тоже помню. А ты же мне никогда об этом и не рассказывала.
Серафима.  Не рассказывала… потому что ты многого и не поняла б. Да я и
сама до сих пор многого не пойму. Одно лишь знаю наверняка: мужичьё всегда с готовностью ищет виновников своих бед на стороне. То ли сосед во всём виноват, то ли пан с приказчиком. Ну а уж если поблизости живёт нашей масти кто — всё на его голову достанется. Вот и дед твой, Корчак, попал под гнев мужицкий. Погубили, дочка, деда твоего…
Янина.  Но ведь просто так нельзя человека погубить. Ну и что, что дед колдовство знал трошки. А урядник, а власти что? Нашли злодеев?
Серафима. А кто ж его знает, что там они решили. Списали, видать, всё на пожар, а сами и рады, что чужими руками от колдуна избавились. Деда-то твоего побаивались… уважали, знамо.
Янина.  Мам… наверное, дед всё-таки… утворил что-то?
Серафима. Не знаю. Да и некогда было разузнавать кого, чего, да за што?
Янина.  Мам, а что вдруг ты про деда вспомнила?
Серфима. А-а… ну так я и говорю, что есть у нас гроши, дочка. Часть от деда твоего сберегла, часть сама собрала. Недоедала, как ты говоришь, недосыпала, всё на чёрный денёк припрятывала. Да вот кто ж его знает, когда тот чёрный денёк настанет? Может у нас этих деньков-то чёрных — по двенадцать месяцев в году.
Янина. Мам, так может нам в село податься?.. хату добрую купить… Всё ж среди людей веселее…
Серафима.  Нам, доченька, худо с людьми будет. Сколько я тебе толкую: случись беда какая — всё на нас сваливать будут. Я уж свой век тут буду доживать. А ты, ежели хочешь, ходи на игрища ихние — знают люди, что в моём деле ты не помощница. Да прежде нарядов прикупи в местечке. Красавицей будешь — на загляденье. Я-то уж знаю: болит душа у тебя, когда хлопцы да девки за околицей собираются. Ну, а кто же, доченька, сердце тебе встревожил? Уж не пастух ли  тот лопоухий?
Янина. Не, не он!(смущённо) Новый лесник панский!.
Серафима. Ну и добре. Лучше уж и не надобно…


                *                *                *

Околица. Молодёжь у костра. Недалеко стоит и наблюдает за ними  Янина.

Любаша. А где это Прохор с Марылькой запропастились?
Игнат. А вот попробуйте угадать, какую новость я вам сейчас скажу!
— Небось одурачить нас надумал!
— Не! Хочет, чтоб его слухали як того Лявона!
Игнат. Эх, дурачье дубовое! Ну, так вот теперь слухайте, мотайте на ус и готовьтесь к веселью: в скором времени будем гулять на свадьбе!
— И кого ж это угораздило попасться?!
— Свадьба — дело доброе!
— Кто жениться-то надумал?
Игнат. Прохор и Марылька! (тишина). Ну, они ж любят друг дружку… да и Марыльке тяжело по хозяйству управляться… ну, а главное, такова воля пана Хилькевича… Это его решение.
         Янина, зарыдав, убегает. 
                *                *                *

Хата ведьмы.
 Вбегает заплаканная Янина.

Серафима. Ох, силы небесные, да что ж это стряслось?!  Не думала, что так скверно выйдет. Ну да чего уж теперь: как есть, так и есть.
                Серафима уложила Янинку в постель, а сама села перебирать травы. Вскоре Янина поднялась, села на постели.
Серафима.  Ну, оклемалась маленько? Вижу, вижу, что полегчало. Не горюнься, доченька, время душевные раны лечит исправно. (подает Янине ё какое-то зелье.) Выпей глоток. Горький отвар, зато голова будет ясная. Да и поела бы чего-нибудь.
Янина (отпив зелья).  Не хочу ничего…
Серафима (глядя на Янинку). Ну вот! Что я говорила. Вот тебе и наглядный пример! Надо доченька знать травки всякие, да слова заветные, и многое можно сотворить при их помощи. А если ещё и вещицами определёнными уметь пользоваться — чудеса творить можно!
Янина.  Мам, ты опять за своё. Травы то я и так знаю, а всё остальное мне без надобности. Ни к чему мне колдовство.
Серафима. Зря ты так, доченька. Владела бы ты всем этим — не лежала бы вот так в слезах да в страданиях. Эта участь другим была бы уготована.
Янина. Не надо меня уговаривать. На чужом горе своего счастья не построишь.
Серафима. Но ведь кто-то же строит своё счастье на твоём горе! Ты об этом не думала?! А обновки твои во что превратились? Лохмотья! А ведь кто-то сейчас ходит с твоим счастьем на сердце да в целых одёжках на плечах. Ещё небось и радуется, что хитрее тебя оказалась! Так-то вот, милая. Образумься, да подумай с чем и как жить-то дальше будешь.
            Янина ничего не ответила.
Серафима. Дурёха ты, Янинка. Я ведь догадываюсь, что вышло из твоего похода на ихние вечорки. Наивная ты как дитё — вот и страдаешь! Запомни, Стешка: за счастье своё надо уметь постоять. Где надо — огрызнуться, а где и локтями дорогу себе расчищать. В жизни, дочка, с неба готового ничего не упадёт. А если какому везунчику и упадёт, то у несчастного — убудет. Так и с тобой вот: пока ты тут горем маешься, кто-то счастье твоё к рукам прибирает!
Янина.  Мам, ну что ты мне всё про счастье высказываешь?! И так на душе тошно…
Серафима.  Да к тому высказываю, дочка, что пора и за ум взяться… всё в твоих руках. Тут-то и усилий много не надобно. Стоит только захотеть…
Янина. Мне страшно, мам…
Серафима.  Ха! Это другие пущай бояться! Тебе некого будет опасаться, я это знаю.
Янина. Я гнева Божьего боюсь. То, что ты предлагаешь — не богоугодное дело. Сердцем чувствую: будет кара за все грехи наши.
Серафима. Что ты мне тут всё про Бога мямлишь! Кто-нибудь хоть раз видел его, Бога-то? Одни разговоры только…
Янина.  Бога не видели, потому как на небесах он да в вере людской. И чем больше вера, тем легче человеку тяготы всякие переносить.
Серафима (изумлённо). Что-то я не пойму, доченька: а слов-то таких да мыслей, где это ты нахваталась? Бог, вера, небеса! Тьфу! Запомни Стешка: Бога твоего никто не видел, а вот с Дьяволом многим пришлось иметь дело. И если уж он скрутит кого — ни твой Бог, ни царь, никто не поможет! Так-то вот! И даже с твоей бедой силушка тёмная скорее подсобит, нежели твой Бог.
Янина.  Кто Богу душой предан, того он под своим крылом держит. И такие люди должны быть счастливы. А если человека беда и постигнет, значит это и есть кара Божья за грехи земные, значит, так надо.
Серафима. Ладно, дочка, решай сама. Мне тебя принуждать не с руки. В нашем деле нужно желание… Наше ремесло не каждому подвластно, и требует оно души и веры. Зато как почувствуешь, что власть тайную имеешь
Над  людьми, тогда-то и появится особенный, неизъяснимый интерес. Он и ведёт нас по жизни… Ну а будет у тебя такой интерес, так и с горем твоим враз управимся. Будешь владеть колдовским ремеслом — будешь сама вершить линию судьбы не только свою, но и других людей. Так что выбирай сама: или иметь то, что хочешь, или чахнуть, глядя, как другие радостью цветут.
           Вздохнув, старуха отходит к печке и возится с глиняным  чугунком.
Янина.  Лишь Богу дано располагать судьбами людей. Он рассердится, если кто-то будет вмешиваться в деяния его.
Серафима.  Глупство! Тебе сейчас жить надо как подобает такой красавице, а  не ждать чьей-то милости. Для этого и самой надо приложить усилия, чтоб судьбу свою выстроить лучшим образом. А Бога своего и всё, что тебе наплели о нём — забудь! (что-то шепчет над дочерью)
Янина (в состоянии транса). Я согласна…
Серафима (радостно). Нас и называют-то ведьмами, потому что ведаем многое, чего другим не дано. Вот, к примеру, взять любого человека. Для всех —человек как человек, а для меня, доченька, это целая книга. И я научу тебя эти книги читать. По линиям ладоней, по осанке, по цвету и форме глаз, по имени и дате рождения и ещё по дюжине примет можно узнать о человеке почти всё: его сильные и слабые стороны, чем болен, какой нрав, его прошлое и будущее. Но главное — это то, что многое узнав о человеке, ты сможешь влиять и изменять его линию судьбы. А если тебе захочется…
Янина (решительно). Пока я лишь свою линию хочу повернуть в лучшую сторону.
Серафима. Добре, дочка. Ну а как ты думаешь, что для этого надобно?
Янина.  Приворот, наверное… Сильный приворот! Чтоб во сне и наяву обо мне бредил.
Серафима. Что ж, вот и будем постигать нашу науку через дела. Самый сильный приворот, доченька, на крови выходит. Но это добыть нам будет тяжко. Я думаю, что хватит и какой-нибудь вещицы его. Добре было бы клочок волос иль состриженный ноготь, а ещё можно…
Янина.  Я добуду его волосы.
Серафима.  Ты даже ни разу и словом ещё не обмолвилась с этим парубком, а тут — добуду волосы. Не всё так просто, дочка…
Янина.  Я принесу его волосы! (стремительно уходит)

                *                *                *
Купалье. Черемшицы. Горище

Марыля.  Поспешать надобно! Великий Купалец давно уж горит!
Игнат (насмешливо).  Ага, поспешаем. Попробуй Любашу подгони. Она ж как стемнело, как меня всю дорогу и норовит в сторону подальше от всех затянуть.
Любаша.  Ах ты, черт чубатый! Я вот тебе щас…(одаривает Игната затрещиной)
Прохор. Хватит вам чубить друг дружку. Айда быстрее к костру, а то многое
Прозеваем.  Прохор. Вы уж хоть не заблудите! В сегодняшнюю ночку-то немудрено и такому приключиться…
              Девушки заводят обрядовую песню в честь Купалы:
Гори, гори пламя
Лети к звёздам ввысь.
Ты, Купала, будь с нами,
А от ведьм отвернись!
           Песню подхватили почти все присутствующие и, взявшись за руки,
пошли вокруг костра. Начались прыжки через костёр.
Прохор. Готова пройти испытание огнём?
Марыля. Если с тобой, то — да! 
Игнат. Ну, чего ждёте?! Мы с Любкой уже трижды перепрыгнули бы.
           Прохор и Марылька, одновременно сделав несколько  шагов разбега, прыгнули сквозь пламя  и при  приземлении их руки разъединились…
Игнат.  Всё, Прохор, на сегодня Марылька, ей-богу, достанется Ефимке. Он-
то точно её не выпустит из своих рук-граблей, — хохоча, не унимался Игнат.
Прохор (расстроенно). Давай, давай, сам попробуй! Ты-то уж точно Любашу в самый жар посадишь.
       Незаметно пролетела летняя ночка; чуть только в предрассветный
час начала темень сереть, потянулись девчата к реке-вестнице. Настала
пора бросать на воду венки, загадывая заветные желания. И над предрассветным туманным Полесьем вместе с тёмной водой плыла и тихая
песня-замова.  Марыля и Любашп кидают свои венки.
Любаша.  Далёко кинула.
Марылька. Ничего, главное, чтоб не утонул.
Любаша.  Вырвался! Поплыл! Вон и опередил уже которых!  А мой где-то в чароте застрял. Ну и леший с ним.
Марыля. Ну что, может, домой пойдём? Вон уж светает как быстро.
Любаша. Ага, щас! А кто нас шукать должен, забыла? Пошли к дубраве —
пущай побегают, поищут.
Марыля.  А они найдут нас там?
Любаша. Найдут. Всё уговорено. Рассвет надо встречать в паре со своим
любым.
   У затухающего кострища спешно докуривали самокрутки старшие
хлопцы.
Игнат. Ну што, хлопцы, айда шукать русалок своих! А то как бы нас какой
леший не опередил!
Голоса:
— Да пора уж. Светает… Заря вот-вот займётся.
— И времени вдоволь прошло. Не то что венки на речку пустить, а и самим можно искупнуться.
— Ага, сидели б мы тут, кабы девки там купались.
    Парни неспешно расходятся в разные стороны.
Прохор. А Любаша точно сказала, что в Дубраве будут ждать?
Игнат.  Ага.
Прохор. Да-а, там есть, где укрыться…
Игнат.  Не переживай, найдём! Так принято, чтоб хлопцы хотя бы трошки, для виду, пошукали девок своих.
Прохор. Да я и не переживаю, просто там вокруг столько зарослей, что и днём можно затеряться…
Игнат. Это Любаша моя… помучить нас вздумала. Вот девка! Огонь, а не Любка.
Прохор.  Так что, выходит, мы сейчас опять будем гоняться по кустам за девками?
Игнат. Ха, размечтался! Девки как раз и не будут убегать. Они затаятся в укромном местечке, да с удовольствием будут наблюдать, как два дурня в кустах тропки прокладывают.  Да не бойся ты. Это так, для порядку. Они и сами в схроне долго не высидят.
Прохор. Ну, для порядку так для порядку. Вот и Дубрава.
Игнат. Так, у дубов они вряд ли будут. Скорее всего затаились где-то на окраине, в зарослях. Ты пройди с этой стороны, а я — с этой. Кто первый найдёт «клад», тот и загадает своё желание для других.
Прохор.  Согласен.
       Парни расходятся в разные стороны. Прохорсталкивается с Яниной. Та, подойдя,  медленно сняла венок и надела своё украшение на голову Прохора.
Они долго молча смотрят друг на друга. Раздаётся крик Игната: «Ау! Прохор, где ты?» Улыбнувшись, Янинка исчезает в зарослях. Появляются Игнат с Любашей и Марылькой.
Игнат. Ты куда это запропастился?
Прохор. Да вот… чуть не заплутал.
Марыля (шутливо). А ещё охотник! Или может, другую дичь выискивал тут?! Ну-ка признавайся!
(Уходят)

                *                *                *

Хата Серафимы.

Серафима. Ну, вот и добре. На кровушке оно, конечно, надежнее было  бы, ну да ничего, на чуприне с макушки тоже знатно выйдет.
Янина.  Ой, он даже и сообразить не успел! Всё глаза таращил, небось думал, что мерещится. (смеётся) Пока стоял как истукан я и сбежала. А в руке целый клок волос прихватила!
Серафима. Что ж, тогда и за дело пора. У нас теперь есть всё. Можешь вечерком и приступать.
Янина. Не-еа, мам. Подожду чуточку. Хай луна силу полную наберёт. Чтоб наверняка уж…
Серафима. Вижу, многого добьёшся! На лету всё схватываешь! Твоя правда, хай буде так.
             Янина садится к окну, в которой вскоре появляется полная луна.
Янина. Вот теперь пора!! (сбрасывает с себя одежду, водит ладонями над локоном волос своего возлюбленного, шепчет).  «В ночь звёздную, в ночь лунную выйду я в поле чистое; а в том поле чистом стоит  дуб кряжистый, и на том дубе кряжистом живет бес бесчинный. И кланяюсь бесу я в ноги пониже, и прошу сослужить мне службу тайную, как служил царю Ироду. Покинь дуб свой кряжистый и лети в свет белый чистый, собери тоску чёрную, собери сушь смертную от людей, от зверей, от птиц да рыб…».
         Войдя в колдовской транс, девушка полностью отрешилась от реального мира. Вот тело её парит над полем, а вот и могучий дуб. Янина падает на колени и просит помочь ей.
Янина.  « …и отнеси тоску черную да сушь смертную парубку Прохору — рабу Божьему. Брось в глаза его ясные, в брови черные, в лицо красивое, в сердце ретивое. Пусть тоска по мне в нем поселится, в горячей крови по всем жилам разделится, чтоб ни жить, ни быть без меня не мог…»
          Где-то над болотом раскатисто заухал филин. Девушка встрепенулась и непонимающе начала оглядываться вокруг.
Янина. Фу-у, сил нет совсем…
Серафима. Ничего, это от усердия чрезмерного, потому как для себя старалась. Отоспишься — и опять птахой по лесу будешь порхать.
Янина.  А дальше что?..
Серафима. А  ничего… Далее всё само образуется.
         Янина  в изнеможении плюхнулась на полати и через мгновение уже
спала младенческим сном. Старая ведьма подозрительно глянула на спящую дочь.
Серафима.  Скоро, однако ж, выдохлась… Что ж, теперь мой черёд за дело
взяться.
           Серафима начинает колдовать. Когда колдовской обряд закончен, Янина  испуганно вскакивает.
Серафима. Ну, чего всполошилась?  Напугала только, малахольная.
Янина.  … ничего ещё не случилось?
Серафима. А что должно случиться?
Янина. Ну как же… я так старалась… Что-то должно ж происходить.
Серафима (вздохнув). Я ж тебе сказала: всё, что надо образуется само собой. Своё дело ты уже сделала. Чего стоишь-то там как онемелая?! Аль заняться нечем?
Янина.  Да так, задумалась трошки.
Серафима. Задумалась она! Шла бы, пока не жарко, ягод набрала б. Хоть какой прок был бы.
Янина. Недолго ж ты добренькой была (взяв туесок, уходит).

          *                *                *
Лес. Просека.

        Янина садится под берёзой. Прислонившись спиной к дереву, задремала. Прохор  выезжает к той же берёзе. Девушка испуганно вскакивает.
Прохор.  Ну, вот… коня… это… напугала… Понёс было, едва остановил…
Янина. Это ещё неизвестно кто кого больше напугал.
                Оба вдруг поняли комичность получившегося конфуза и, словно по
команде, одновременно громко рассмеялись.
Прохор. И что же это такая милая девчина здесь делает?
Янина.  По ягоды иду.
Прохор.  Одна? И не боязно?
Янина.  Не-а.
Прохор. А ты, чья будешь, красавица, и где живёшь?
Янина. А надо ли тебе это знать?
Прохор. Да так. Больно далеко ты за ягодами забрела.
Янина.  Чем меньше ягодников, тем больше ягод.
Прохор. Странно, впервые вижу ягодника, забредшего бог весть куда, и это
лишь для того, чтобы завалиться под дерево и храпеть на весь лес. Конь вон до сих пор дрожит от страху. Думал, наверное, что медведь рычит.
Янина. И вовсе я не храпела! Хам!
Прохор.  Ладно, красавица, не обижайся. Просто всё это и в самом деле как-
то странно: далеко в лесу, одна… (в сторону)   «Да это же, наверное, та самая дочка ведьмы! Столько раз о ней слышал. И как это мне сразу не пришло в голову!»
Янина. Правильно подумал! И что теперь?! Начнёшь креститься иль побежишь прятаться! Давай, не стыдись! Я к этому уже привыкла! (Прохор молчит)  Понятно… От перепугу и речь потерял. Уж лучше задремать в лесу…
   Янина,  подхватив туесок, она с гордо поднятой головой  пошла прочь.
 Прохор. Янинка!!! (догнав девушку) Погоди, поговорить надобно. Что-то всё как-то не по-людски.
Янина.  Ого! Ты даже и имя моё знаешь! Откуда? И что тебе надобно «по-людски»?
Прохор. Как кличут тебя я давно знаю, да вот увидеть — только сейчас довелось. Да о тебе и о твоей странной мамаше весь повет знает. Лично я слухам не очень-то верю, но всё же…
Янина.  Что?
Прохор. Дыма без огня не бывает. И если многие люди говорят о ком-то скверно, значит, есть на то причина.
Янина.  Выходит, обо мне скверная молва гуляет?
Прохор. Вот как раз о тебе ничего плохого никто и не говорит. Всё мамаша твоя…
Янина.  А всё же, что обо мне говорят?
Прохор. Ну… говорят, что ты не желаешь идти по стопам своей матери, и
она из-за этого злится на тебя. Слыхал, что ты хочешь приходить на посиделки…
Янина. Может, ещё что-нибудь говорят?
Прохор. Еще сущую правду люди сказывают.
Янина.  Какую это правду?
Прохор (выдавливая). Что ты красивая… Хлопцы судачат так… Девки — молчат.
Янина. Ну, это хлопцы говорят. Они, может, меня и не видели. Ты-то вот
тоже только сейчас увидел…
Прохор.  Мы уже встречались с тобой… Помнишь купальский рассвет?
Янина. Мне пора. Ещё ягод надо насобирать… и домой дорога дальняя.
Прохор.  Так мы же только парой слов и обмолвились, дались тебе те ягоды! Хочешь, я проведу тебя…
Янина. Мне и вправду пора. (весело) Я же, как ты сказал, прохрапела полдня. Вот и надо исправлять свою оплошность.
Прохор. Мы ещё встретимся?
Янина. Если не побоишься. Третьим днём я опять буду здесь у старой берёзы. Бывай!
Прохор. Я буду ждать тебя тут...
           Янина уходит.
                *                *                *

На экране - церковь. Венчание.

В церкви толпится народ, ждёт жениха и невесту.

1я женщина. Забрюхатила, мабудь, девка, вот и спешка такая.  Ещё и пан Хилькевич этот срам покрывает.
2я женщина. Не-а, некогда им было. А хоть бы и получилось што, то так быстро не спохватились бы.
Лявон. Ага, вот тольки вашего дозволу и не спросили! Вспомните, як сами
замуж повыскакивали. То-то уж люди языками попочесали.
1я женщина.  О, а мы уж думали, что без тебя тут всё пройде. Ага, щас же! Де это видано, чтоб Лявон пропустил хоть одно такое событие. Или ты шаферам тут будешь? На етай чудной свадьбе и такое можа быть.
Лявон. Шаферам не шаферам, а вот ты бы свой нос в чужие дела не совала,
а уж в храм и подавно тебе нечего заходить. Батюшка при твоём появлении
каждый раз теряется и крестится, думает, что черти в церковь лезут.
2я женщина. Тьфу на тебя, пень старый. Если люди говорят, что негоже так веселье править, значит, так оно и есть.
1я женщина. А можа Хима тут встряла. Они ж оба имели дело с етой ведьмой. Ох, чует моё серце: не спроста всё ето.
 2яженщина. Если б Хима встряла, то это была б не свадьба, а похороны. Понятно тебе, дурья твоя башка?!

    Появляются жених с невестой, Игнат и Любаша. Выходит  священник выходит из алтаря, торжественно неся Крест и Евангелия. Обряд начался. Вот батюшка соединяет руки молодых епитрахилью и, трижды благословив, вручает им зажжённые свечи.  Когда священник заканчивал великую ектенью и уже хотел было торжественно произносить: «Обручается раб Божий…», присутствовавшие на венчании внезапно разом заахали и загудели:
— Свеча у Прохора погасла!
—  Дурной знак! Очень дурной!
Прохор (ошеломлённо смотрел на погасшую свечу, Марыльке). Ничего страшного — сквозняк!
Лявон. Зажги от Марылькиной свечи. Это будет символом вашей взаимовыручки.
Батюшка:
— Обручается раб Божий Прохор рабе Божьей Марыле!
       Надев на безымянный палец молодого колечко, батюшка поднёс другое  к пальцам  Марыли, но оно неожиданно выскользнуло, покатилось,зазвенев.
Голоса:
- Кольцо упало! Дурной знак!
- К несчастью всё это!!!
         Кто-то из прихожан суетливо подал Марыльке кольцо. Подержав в руке и о чём-то поразмыслив, девушка обречённо сама надела его на палец. Глазами полными слёз, она виновато взглянула на Прохора.
Прохор.  Батюшка, продолжайте. Нашему счастью никто и ничто не по-
мешает.
Лявон. Да, батюшка, правьте службу. В церкви не место суевериям.
            Священник молча кивнул головой и под пение «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе!» подвёл молодых к аналою*, перед которым на полу расстелили кусок полотна. Молодым предстояло встать на это подножие. Опросив молодых, по своей ли воле вступают в брак, и получив утвердительные ответы, священник взял с аналоя венец. Осеняя крестообразно жениха, он торжественно произнёс:
— Венчается раб Божий Прохор рабе Божьей Марыле. Во имя Отца и
Сына и Святаго Духа!
      С этими словами батюшки жених поцеловал образ Христа на своём  венце. Подобным образом была благословлена и невеста. После возглашения, что раба Божья Марыля венчается с рабом Божьим Прохором, Марылька поцеловала на своём венце образ Богоматери. Трижды благословив жениха и невесту, батюшка возложил венцы на их головы.
Прохор.  Марылька, як ты?  Подумаешь, колечко упало! Мало ли что валится из рук!
Марыля. А сквозняк не только свечу может задуть, а и рясу вон с батюшки
сорвать! Ой, куда это меня понесло? (жениху и невесте подносят вино).
 Ну, вот сейчас вина испробую — и вовсе на душе легко станет!
            Сделав три глотка, Марыля начинает кашлять.  Согнувшись вдвое и не в силах сдерживаться, девушка просто рычала, стараясь избавиться от душившего её кашля. Все в ужасе смотрят на неё. Марылька стыдливо
закрыла лицо руками и выбежала вон в притвор.
Прохор (в сторону). «Вот и началась месть проклятой старухи! И выбрала ж, гадина, день…».
      Люди, крестясь и испуганно бросая косые взгляды, в спешке начали покидать церковь. Как говорится, от беды подальше.  Прохор выскочил в притвор.
Прохор. Марылька, милая, ну что же это опять?

   Девушка не могла говорить. Душивший кашель хоть и ослабил свою
хватку, но вздохнуть свободно ещё не давал. Любаша ладошкой начала стучать ей по спине. Кашель отступил, но, чуть переведя
дух, Марылька зашлась в рыданиях.
Любаша. Ну что ты, глупенькая, эка беда — поперхнулась! У меня прошлый
год так вообще рыбья кость в горле застряла. Мать веретеном еле вытянула. Вот где страху натерпелась!
Прохор (прижимая суженую к груди). Марылька, успокойся, милая. Всё у нас образуется. Не надо слепо верить всяким бабским забабонам.
Батюшка.   Дети мои, не надо падать духом. Какие бы испытания и препоны не встали на вашем пути, вы теперь перед Богом — муж и жена. Помолитесь, и Господь Бог отметёт от вас все потворы недругов ваших, коли таковы имеются.
          Все молятся…

                *                *                *
Хата Логвиновых.

    Прохор и  Марыля сидят за столом. Прохор видит как будто в дом входит Янина и садится рядом с Марылей.
Марыля.  Ты чего это так глядишь?
Прохор.  Да так… любуюсь вот тобой…
Марыля.  Ну, если любуешься, тогда ладно. Теперь ты вдвойне должен на нас любоваться.
Прохор. Это отчего ж такая честь?
Марыля.  А ну-ка догадайся!
    Янина уходит.
Прохор (раздражённо). Недосуг мне гадать! Иди к ворожее, пущай она
тебе и гадает!
Марыля.  Прохор! Да что с тобой творится?! Что случилось?!
Прохор.  Ничего!
Марыля.  Прош, ну я же вижу, что последнее время ты задумчивый какой-то. Ходишь временами как тень, сам не свой. (обняв Прохора, в слезах прижавшись к нему). Прошенька, ну что ты молчишь?
Прохор. Не сердись, милая… Притомился я просто… Всю осень от зари до
зари потом исходил….
Марыля.  Ой, не тисни нас так …
Прохор. Марылька, не томи! Говори правду! Или ты дурачишь меня?
Марыля. Не дурачу, Прохорка. Скоро у нас будет дитятко… и ты станешь
батькой.
         Прохор, подхватив Марыльку,  закружил её, не обращая внимания на увещевания и просьбы прекратить. Останавливается, увидев укоризненный и печальный взгляд Янины, стоящей в дверях. 
Прохор. К пану Хилькевичу мне пора! (уходит).

                *                *                *
                Весна. Лес. Место у берёзы.

        С разных сторон к ней приближаются Янина и Прохор. Прохор приблизился и нежно обнял девушку, она податливо прильнула к его груди.
Янина.  Ты сильно спозднился… на первое свидание.
Прохор.  Сильно. Чуть ли ни на год…
Янина. На год — это добра. Только чтоб ни на всю жизнь… Теперь уж не повернёшь время вспять. Слишком много за этот «почти год» выросло преград между нами.
Прохор. Я думал о тебе каждый день…
Янина.  Я тоже… А как же твоя молодая жонка? Ты ж и о ней думал?
Прохор.  И о ней тоже думал. Как-никак, а она всё ж жена мне.
Янина. А я тебе кто? Чего зачастил сюда? Сидел бы дома со своей Марылькой!
Прохор. Янинка, ну не злись… а зачастил по той же причине, что и ты.
Янина (всхлипнув). И вовсе я сюда не приходила! И сегодня случайно оказалась тут!
Прохор (улыбнувшись, крепче обнял девушку). А я вот не случайно. Как вода спала, так и зачастил сюда…
Янина. Знаю.
Прохор. Как догадалась? Не уж-то мать нагадала?
Янина.  Да ты тут со своим конём целое стойло утворили…
Прохор. О! А говорила, что первый раз тут!
Янина. Да ну тебя!
            Притянув Янину к себе,  Прохор  с жадностью прильнул к горячим девичьим устам.   Предавшись любви, молодая парочка напрочь забыла о существовании другой жизни.
Янина. Ой, скоро смеркаться начнёт. (вскочила на ноги и, подхватива с земли одежду, начала спешно одеваться). У-ух, зябко становится. Нет ещё настоящего тепла. (глянув на Прохора, звонко рассмеялась). Не забудь рот закрыть, а то так и поедешь к жонке с открытым ртом!
Прохор (грустно). Да уж… пора возвращаться…
             Целуются и уходят в разные стороны.


                *                *                *
  На экране - Черемшицы. Река. Мостки.
             Бабы стирают бельё,  дети купаются. Вдалеке показывается Янина. Она вдруг вздрогиваета от внезапного истошного бабьего визга, криков и неуёмного детского рева. Она издали видит, как тщетно пытаясь привести в чувство маленького сынишку, голосит Марыля.
Марыля. Сыночку мой, родненьки, открый вочки! Ну чего ж ты не дышишь?! О, горе мне какое!
       Две бабы, стараясь хоть чем-то помочь несчастной матери, тормошат её,  душераздирающие вопли Марыльки стихают.
Янина. Отходили?
 Марылька (вглядываясь в ревущих вокруг детей и в успокаивающих её баб).  Тише, не ревите… Мой Егорка спит… не тревожьте его…
              Бабы молча переглянулись:
— Не уж-то рехнулась?
— Очухается… Так бывает. От такого горя… немудрено…
Марыля (задрав  к небу голову, взвыв, кричит).  Хима-а-а! Не жить тебе, змея! Я знаю: это всё — ты! Проклинаю тебя!
         Янина вздрогнула  и бросилась бежать к лесу.

                *                *                *
Лес.
          Выбегает Янинка.
Янина. Ну почему беда за бедой преследуют меня? Почему счастье всё время обходит меня стороной?! Почему утоп именно сын Прохора?! Ведь сейчас во всём обвинят меня и мать! Без вины… Мать…постой, дурёха! (убегает)
      Выходит Серафима, слышит стремительно приближающийся конский топот, суетливо убегает, попадает в болотную трясину, начинает тонуть.   Появляется Прохор.
 Прохор. Буду землю грызть, но достану эту гадину! Она ещё пожалеет, что связалась со мной! Хватит! Натерпелся бед! Теперь они обе за всё с лихвой заплатят!
          Видит погружающуюся в болотную жижу ведьму. Приближается к Серафиме.
Прохор. Это тебе за сына… За маленькое и ни в чём неповинное дитятко…Ты погубила моего сына! За это сдохнешь и будешь вечно в аду гореть, сука старая!
             Старуха разражается жутким хохотом. Прохор столбенеет.
Серафима.  Непричастна я… к дитяти… хотя давно могла бы…
Прохор. Это ты всё сотворила, змея подколодная! Ты дьявол во плоти и место твоё в аду!
Серафима.  Ошибаешься, собака… с настоящим дьяволом тебе ещё предстоит… я по сравнению… ангел… (Ведьма исчезает в трясине).
Прохор.  Пригвоздить бы тебя ещё и осиновым колом… к самому дну, чтоб никогда не всплыла! (уходит)
               

 *                *                *

Лес. Горит изба ведьмы.

          Чуть поодаль стоит Янина и сквозь слёзы смотрит на бушующее пламя. Рев пламени и горестная отрешённость Янины позволили Прохору незаметно приблизиться к девушке сзади. Остановившись, он некоторое  время пребывает в нерешительности.  Потом вскидывает ружьё. Но ствол медленно клонился к земле.
Янина. (не оглядываясь). А я думала, выстрелишь…
Прохор.  Я должен тебя покарать!!!
Янина.  За что?
Прохор. Ты и твоя матка повинны в смерти моего сына!
Янина. (повернувшись к Прохору). Никогда бы я не причинила вреда дитяти, а тем более твоему
Прохор (растерянно). Я мог бы убить тебя…
Янина.  Нет. Ты не убил бы нас… Я это чувствовала...
Прохор. Убил бы! Обеих собирался порешить…Твоей старухи уже нет. Мог
и тебя…
Янина. Про мать я уже догадалась. Что ж, значит такова её доля... Но всё равно Бог не позволил бы тебе убить и нас…
Прохор. Но твою старуху-ведьму я уже прикончил! Мог и тебя…
Янина.  Я не о ней… (вздохнув) Твоё дитя будет напоминать о тебе… Прохор.  И когда ты поняла… что затяжелела?
Янина. Недавно. Я испугалась и не знала, что делать… Тебя хотела повидать… рассказать. Вчера вот шла в село и увидала… совсем другое. Но,
клянусь, я тут ни при чём. А насчёт матери — не знаю… хотя, думаю, что и она тоже…
Прохор. Что ж делать-то теперь? И куда это ты собираешься податься?
Янина (пожав плечами). А сам-то ты куда запропастился? Уж, наверное, с полмесяца как не показывался. Сразу бы сказал, что разлюбил, иль Марыля дозналась — и испугался. А то втихаря сгинул с глаз и ни слуху ни духу — думай что хочешь.
Прохор. Никуда я не запропастился. Был у своих. Вчера вот только возвернулся, а тут — на тебе… Даже и подержать на руках Егорку не успел… Не застал я его… живого.
Янина.  Мне очень жаль, что такое случилось... Поверь, моё сердце тоже переполнено печалью. Да-а, беда всегда приходит, когда её меньше всего ждёшь. (после паузы)  Чего ж не сказал, что в отлучке долго будешь
Прохор. Да всё как-то нежданно-негаданно получилось. Оказия вышла, пан Хилькевич через наши края проезжал… К Войховскому правда не завернул, но всё равно… Разрешил мне остаться погостить дома.
Янина.  Как батька, мать? Живы, здоровы?
Прохор. Да, слава Богу, крепятся.
Янина.  Братья, сестры как?
Прохор. Тоже ничего. А что это ты про моих всё спрашиваешь? Ты бы лучше обо мне что спросила.
Янина. Да ты мне столько рассказывал о своих родных, что мне кажется, будто я тоже знаю их. А про тебя мне и так всё известно. Вот только не знала, что скрыться можешь, не сказав ни слова.
Прохор. Янина, ну я ж тебе объяснил: так вышло. Не мог я не поехать. Тянет
меня туда… А эта сторонка меня не принимает… Не смогу я тут спокой обрести…
Янина. Ладно уж, говори открыто, я не обижусь: всему виной мамаша моя. Но теперь-то тебе спокойно уже будет.
Прохор.  Не знаю, что дальше будет и сейчас что делать, тоже ума не приложу?
Янина. Тебя я ни в чём не виню, так что не тревожься. Ничего от тебя не требую. Как-нибудь выдюжу…
Прохор. Не выдюжишь! Янина,  у меня есть небольшие накопления… Я помогу тебе…
Янина. Нет! Ничего мне не надо. Тебе и самому пригодятся гроши. Мне они ни к чему. Я теперь знаю, куда мне идти и как мне поступить. Теперь вам с Марылей никто уже не будет мешать…
Прохор. Ты что надумала?! Я буду беспокоиться за тебя… и за сына.
Янина.  Ого! ты даже знаешь, что будет сын?
Прохор. Да, я уверен! (Прохор опустил ружьё, запустил руку за пазуху и протянул крестик-оберег). Это пока тебе… Родится сын — пусть всегда носит этот крестик. Он ему будет помогать…
Янина. Ты, наверное, потом пожалеешь... Вот сейчас в порыве благородства отдашь, а уже завтра локти будешь кусать. Я же знаю, что для тебя значит этот крестик. Подумай...
Прохор.  Уже подумал. Я тебя чуть на тот свет не отправил… вернее… обоих  чуть жизни не лишил… Было бы ужасно в один день столько… В общем,  не перечь. Это чтоб не потеряла… чтоб для сына сберегла.
          Янина провела рукой по оберегу, стала падать. Прохор, подхватив обмякшее тело, бережно усадил её на землю.
Прохор. Янинка, да что ж это с тобой? Наверное, от переживаний сильных да от беременности…Может в село? к людям…
Янина. О чём ты говоришь?.. Меня там быстро на огне в себя приведут…
Прохор. Что ж делать?!
Янина. Не суетись… Крестик… сними.
Прохор (недоумённо). При чём тут крестик?
Янина (тихо). Сними… (Прохор осторожно снимает с Янины свой крестик-оберег.)  Сейчас полегчает… Не могу я носить твой заговорённый крестик. Противится он душе моей неприкаянной. Я ведь даже не крещёная…Я его пока в платочек заверну… Не волнуйся, не потеряю…Вот как покрещусь так сразу и надену… Ты спрашивал, что я намерена делать. Так вот, я решила, что для меня сейчас только одна дорога… К Богу… И для начала я вижу перед собой только одну дорогу — дорогу в церковь. Сразу же покрещусь, а потом буду вымаливать прощение… и за свои грехи, и за неправедные дела матери. И сердце мне подсказывает, что милостивый Бог простит меня… А если Бог простит, то и церковь примет под своё крыло. Подпустит Бог к себе — будет и крестик твой душу мне греть. Ну а если нет, то и жизни мне не будет… вернее, нам. Вот такие, дружок мой, дела. Ты уж это помни и при случае молись за нас…
Прохор (ошеломлённо). В церковь… в Черемшицкую пойдёшь?
Янина. Не. В Мазыр подамся… Сперва туда, а потом… видно будет. Прош… мне очень жаль, что с твоим Егоркой такое стряслось… и поверь: мы не причастны… Я сначала в матери сомневалась, но теперь точно знаю: не желала она лиха дитяти твоему. Я бы это почувствовала. На тебя — да, сильную злобу имела.
Прохор. Перед смертью она мне тоже самое сказала.
Янина. Напрасно ты её…
Прохор.  Не трогал я её. В трясине сгинула… Просто не помог ей... Твоя мать странные слова говорила… Пугала, будто меня ещё ждёт встреча с сущим дьяволом. Это меня сильно разозлило. Стращать меня напоследок вздумала! Я уж было подумал, не о тебе ли она намекала…
Янина. Не гляди на меня так — напрасно это. Мать, видимо, знала, чувствовала, что тебя ожидает ещё какое-то сильное потрясение… или испытание…
Прохор (возмущённо).  Какое потрясение?! Хуже чем сейчас уж быть не может!
Янина.  Не знаю.
Прохор. Янинка,  ты ведь тоже многое можешь предвидеть. Не уж то Хима что-то заметила, а ты — не?
Янина (провела рукой по волосам Прохора). А помнишь купальскую ночь? Я ведь уже тогда любовалась тобой, а ты и не замечал бедную девушку.
Прохор. Я тогда тебя вообще, по-моему, ещё ни разу не видел. Ты так и не ответила мне.
Янина (вздохнув). Мать правду тебе сказала. Вскорости тебя ожидает ещё какое-то потрясение… Но в твоих глазах он уже стоит... Значит, скоро…
Прохор.  Хто стоит?!
Янина. Знак беды.
Прохор. У меня и так сейчас такая беда, что на семерых с лихвой хватило бы.
Янина.  Этой бедой твои глаза уже живут. А о той ты ещё даже и не догадываешься…В последний раз я обращусь ко всем тёмным и белым силам, к Дьяволу и Богу… За тебя буду просить… А теперь мне пора… Прощай.
               Янина, наклонившись, целует Прохора, затем, круто повернувшись и подхватив собранные в дорогу вещи, уходит.
Прохор. Эх, пропадёшь, Янинка….

              *                *                *
Дом Марыли.

1я женщина. Ты, донька, не сдерживай в себе тягость. Дай волю слёзкам горючим — сразу гнёт на душе ослабнет.
Марыля. Пошла прочь…
Любаша. Марыль, нельзя же так. К тебе со всей душой…
Марыля.  И ты тоже.
Любаша (ошеломлённо). Что?
Марыля (кричит).  Все пошли прочь!!!
Любаша. Марылька, опомнись! Люди собрались, чтобы горе твоё разделить…
Марыля. Сгинь! Все сгиньте! С глаз моих сгиньте! Пропадите пропадом все…Ненавижу… Всех ненавижу!
       Все уходят. На пороге появляется Прохор.
Марыля (вскочила и медленно, с угрожающим видом пошла на Прохора).  Ты почему её отпустил?
Прохор. Ты это про што?
Марыля. Не прикидывайся! Я с самого начала всё знала!
Прохор. Марыль, успокойся. Я не пойму о чём ты! Что ты знала? Отпустил… Коханку свою пожалел… А дитя твоё они пожалели?!
Прохор. Марылька, да успокойся ты, наконец! Не до твоих выдумок сейчас! Хима сдохла, а дочку её не нашёл!
Марыля . Я батьку своего не пожалела, на растерзание им отдала, чтоб верх
взять! А ты эту сучку свою пожалел! Снюхался — и сжалился!
Прохор. Ты что несёшь?!
Марыля. А то несу, что они уже были у меня приручены! Как собаки руки б мне лизали, ползали бы на коленях передо мной, ибо знали б, что я настоящая владычица! И я бы их медленно превращала б в жаб…
Прохор. Кого «их»! На кой хрен тебе кого-то приручать, превращать?! И что ты вообще мелешь, уж не свихнулась…
Марыля. Чтоб доказать, что нет никого сильнее меня. Все вы плясали под мою дудку. Все вы делали то, что я хотела. Глупцы! Даже и не догадывались ни о чём…
Прохор. Опомнись! Ты где находишься?! Нашла время для свар.
Марыля. И всё из-за тебя… Сразу тебя возненавидела...
        Теряя сознание, Прохор рвёт ворот, но крестика-обрега на шее нет.. Когда он приходит в себя, Марылька бродит по избе и мурлыкает колыбельные песни. На руках у неё-  мёртвое дитя. Входит священник.      Марылька (улыбаясь). Ой, батюшка, вы здравствуете ещё? Я же прокляла вас. Ну ничего, не переживайте — скоро помрёте.
        Батюшка, нервно бормоча обрывки молитв, неистово осеняет себя крестными знамениями. Прохор в это время укладывает тело сына в гроб. Марылька бросается  к нему и  неумело помогает ему.
Марыля. Осторожно, осторожно, не разбудите Егорку моего. Нехай трошки
поспит, а потом я его покормлю….
Прохор (батюшке). Похоже, свихнулась… Марылька, ты знаешь, кто я?  Марыля. Конечно же, знаю. Ты у нас часто бывал… Ой, Петром же тебя кличут! И как это я запамятовала?
Прохор.  Точно… Помутилась разумом молодица
Батюшка. А может притвор чинит.
            Священник  читает молитвы, оберегающие от бесов и нечистой силы. Марылька спит безмятежным сном у гроба.
Прохор. Сына хоронить надобно… И так уж припозднились.  А её, если что, — в хлев. Там посидит, пока похороним.
           Прохор задумчиво глядел на спящую Марылю, вышел из хаты.
 

                *                *                *
Прошло три года…Дом Чигирей. Возвращение Прохора на родину.

Мать. Сынок! Ну, наконец-то! (обнимает Прохора).
Прохор.  Здравствуй, мама. Как вы тут? Все ли живы-здоровы?
Мать (всхлипывая). Усё добре, сыночек. (кричит). Сашко, беги, покличь Марыльку. Вот радости-то будет. (Прохор вздрогнул и побледнел). Да что это с тобой?
Прохор. Откуда и чего она тут?
Мать.  Сынок, да ты што?! Ты ж сам её сюда отправил… Иль запамятовал?
Помнишь, когда у нас один раз гостил — ещё, когда пана Хилькевича сопровождал, — так тогда ж и рассказывал о своей жонке Марыльке. Тогда
ж и говорил, что была б твоя воля, так перебрался б сюда. Ну вот...
Прохор.  Ну, помню… было такое… — пребывая в крайнем замешательстве,
выдавил Прохор, и под ложечкой у него вдруг противно засосало.
Мать.  Так правильно и зрабили, што надумали сюда перебраться. Марылька-то — девка смелая. После отмены панской власти над нами одна добралась сюда. И как ты её одну отпустил? А про тебя сказала, что тоже скоро придёшь… апосля сева…  А вот и сама Марылька… Скоро уж и рожать ей…
           Прохор оборачивается и видит… Янину! Она виновато улыбается, а на груди девушки тёплым светом мирно поблескивает необычный крестик-оберег…

*  Затемнение. Крик новорождённого младенца.