Радостная весть

Рядовой Пюшон – провинциального вида и такого же характера – занес своему командиру лейтенанту Раймону Д`Эсте его кофе. Лейтенант сидел с блаженным видом, будто только что видел ангела. Но его не стоить строго, судить. Позавчера он получил письмо от жены, в котором она сообщала, что родила мальчика, здорового, что все хорошо и с ней тоже и она уже дома, ей помогает ее младшая сестра Шошана. Не сдержав порыва Раймон еще раз (в который уже раз) прочитал письмо от жены. Летом когда он уходил на фронт жена сообщила ему весть, с тех пор многое пережил и передумал лейтенант Д`Эсте, но теперь все эти мысли и думы померкли. Все побледнело и стало таким легким. Лейтенант перевел свой взгляд на рождественскую елку, которую установили вчера днем после тяжелого боя. Уставшие, грязные, насквозь промерзшие солдаты начали ставить эту маленькую зеленую красавицу и украшать, кто, чем мог. Теперь на ней висели разукрашенные консервные банки, гильзы от патронов, немецкие медали и ордена, сорванные с убитых, жетоны погибших товарищей. Раймон невыносимо сильно захотел домой, так сильно, что слезы на глазах навернулись.

-Господин лейтенант, там пленный немецкий офицер – отчитался рядовой Пюшон.
Раймон махнул, что бы тот заводил пленного. Короткая беседа могли отвлечь его от мысли о жене и сыне хоть на время.

-Мое почтение господин лейтенант – немец держался твердо даже гордо, говорил на хорошем французском хоть и с тяжелым выговором.

-Прошу садитесь – судя по лычкам, пленный немец тоже был лейтенантом – я написал своему командованию, и оно согласилось отправить ваших раненных солдат в «Красный крест» с вами, к сожалению, у меня не получилось, вы все-таки офицер.

-Благодарю, господин лейтенант – ответил немец, слегка кивнув головой – я всегда знал, что мой визави истинный солдат.

-Завтра я буду вынужден отправить вас в лагерь для интернированных под Лионом, где вы, по всей видимости, проведете остаток войны. Надеюсь, не долго – с этими словами Раймон посмотрел в сторону выходы из блиндажа. Как отчаянно хотелось сбежать.

-Я понимаю, пожалуй, мне даже повезло – сказал немец.

-У вас очень хороший французский – поинтересовался Раймон, ему хотелось подержать пленного подольше, только бы не оставаться одному – во всяком случаи лучше, чем мой немецкий.

-О, в этом нет большой заслуги, ваша жена ведь не немка, я полагаю.
Раймону стало от этих слов еще грустнее. Он представил, какая трагедия разрывает семью этого бедняги.

-Я могу идти – обратился немец, выводя Раймона из его мыслей.

-Да, конечно

Уже у выхода немец повернулся и очень робко спросил

-Могу ли я обратится к вам с еще одной просьбой?

-Что?

-Родители моей жены очень переживают за нее, она у них одна, не могли бы вы передать им весточку, что все хорошо, что она жива и здорова. Я знаю, как это беспокоит мою жену.

Лейтенант Д`Эсте кивнул

-Напишите адрес и от кого, а я заеду к ним, когда будет отпуск.
Немец протянул руку, первый раз. Она была ледяная и от этого казалась еще тверже.
-Я не спросил вашего имени

-Лейтенант Раймон Д`Эсте

-Обер-лейтенант Фридхельм фон Бек, но вы должно быть итак это знаете.

Раймон снова остался один. «Надо написать отцу, он ведь еще не знает, что стал дедушкой». От этой мысли Раймону стало сразу дурно. Ему совсем не хотелось писать или вообще как-то сношаться со своим отцом. Многочисленные юношеские раны снова ожили в его душе. Особенно обидно Раймону стало от воспоминаний того как отец всячески поносил его жену Еву за то что она была еврейкой. Этого он никогда не понимал. А теперь, когда он сам стал отцом ему совсем не хотелось связывать своего сына этим человеком.

-Господин лейтенант – зашел все тот же Пюшон, он был дежурный сегодня – там приехали забирать раненных из «Красного креста».
«Значит позже, как-нибудь напишу» подумал Раймон, отложил бумагу с чернилами и вышел из блиндажа. Немного грустный от того что далеко от дома, не много обиженный что весь мир не остановился и не празднует вместе с ним но несомненно счастливый.

Генерал Морис Д`Эсте сидел за своим столом в огромном рабочем кабинете штаба 1-й армии в Амьене и пытался придумать как спихнуть работу на кого-нибудь другого. В последние дни он совсем не мог работать. Раньше такого не было, а теперь мысли бродили из одного угла головы в другой и нигде не собирались останавливаться. Закурив очередную папиросу, полковник подошел к окну, открыл его и стал затягивать свежего воздуха. Честный офицер, всю жизнь посвятивший службе, он никак не мог понять этого нового чувства лихорадки в душе. Морис даже не мог понять, с чем оно связано, просто вдруг два дня назад ему приснилось, как он маленький бегает по родительскому саду и, не обратив внимания, проваливается в подвал. Этот сон напрочь выбил его из колеи. «Раймон» промелькнуло в голове. «А ведь точно» возликовал генерал, будто нашел ключ к загадке «я не себя во сне видел, я видел, как Раймон упал в подвал. Он маленький был вылитый я». Морис вернулся к столу и схватился за свою правую руку. Когда-то он был ранен в Тонкине и с тех пор она всегда болела, когда мысли были дурные. Уже почти год отец не получал весточки от сына. Сам написать не мог, как так, отец будет, напрашивается в жизнь к своему единственному ребенку. Не нужен, значит, не нужен. Но от того что так решил легче ведь не становится. Морис подумал о том, как сын все время с ним воевал. Сначала когда сказал что не хочет служить, а хочет строить мосты. «Чего еще захотел, что бы Д`Эсте как простой плебей что-то там строил, ты будешь военным, как твой отец, и твой дед и все твои предки, чертов ты ублюдок, размазня мягкотелая» примерно так орал отец на сына. Морис Д`Эсте сочетал в себе старофранцузское дворянское высокомерие и истинную казарменную грубость солдата, он презирал людей (особенно всех не французов) и нисколько этого не скрывал. Его ценили и повышали только за аккуратность в работе, бесшабашную храбрость в бою и то, что он унаследовал от предков-дворян не только высокомерие, но и особый склад ума, столь необходимый в армии.

Морис подумал о том как его сын после училища самостоятельно пошел в пехоту, это Д`Эсте-то в пехоте, уму не постижимо. «Как ты смеешь позорить фамилию выродок, что ты там крыс по казармам кормить будешь или со своей солдатней брататься». Но тут сын проявил твердость и остался в пехоте. «Будто специально идет против всего, что мне ценно» думалось тогда полковнику. Но все предыдущие поступки меркли по сравнению с тем, что Раймон учинил позднее, а именно, привел в дом еврейку. «Это грязное, лживое и бесполезное авраамово племя теперь моя родня. Лучше сразу пристрели отца, и себя заодно если собираешься жениться на еврейской шлюхе, не сметь, не бывать этому, не будет никогда Д`Эсте полу еврейским ублюдком». Генерала не сильно волновало то, что эта самая еврейка стоит, рядом с Раймоном и молча склонив голову выслушивает. Раймон тоже молчал, только очень сильно аж до боли сжал Еве ладонь. Затем молча повернулся и увел ее от этого человека. На свадьбу Морис, конечно же, не пошел. С тех пор он видел сына только однажды. Стало интересно, как он живет, может, бросила его эта жидовка уже или изменяет ему, ведь все жиды лживые и похотливые это с детства всем известно. Но какое разочарование ждало бедного Мориса. Ева встретила его с самым смиренным почтением. Дома было чисто, еда была вкуснейшая, обставлена маленькая квартирка была очень даже хорошо, лучше, чем мог позволить себе лейтенант на свой оклад. Оказывается у Евы отец какой-то известный профессор, член Академии Искусства, и он неплохо поддержал молодую семью, приняв, по всей видимости, Раймона как родного. Даже не оставшись, и лишних пять минут, Морис, грубо толкнув дверь ушел. Не подал руки сыну, не попрощался с невесткой, хотя он с ней даже не поздоровался. С тех пор прошло уже почти год. И ни разу полковник не пожалел о том что сделал. Но последние два дня его не покидала мысль, что все что происходило, было не правильно, и что все это надо оставить в прошлом и попросить прощение, «но как, это уже практически невозможно». С этой мыслью, Морис вернулся к работе силясь, сосредоточится.

Ева Д`Эсте, в девичестве Делерак, держала на руках своего сына, будто согревалась от него. Ее красивое лицо, было не видно за самой широкой улыбкой, на какую способны лицевые мышцы. Ева не помнила уже как совсем недавно вопила, от боли, и спроси ее сейчас готова ли она пережить это снова, не задумываясь ни на миг, ни кривя душой, ответила бы «Да». Ева вообще не понимала, как она прожила все это время без вот этого вот чуда, которое с таким самозабвением сосет ее молоко. Но было в красивой головке Евы еще одна мысль. Она вынашивала ее с того момента как узнала о беременности.

-Шошана – позвала Ева сестру – возьми мальчика, пожалуйста, мне надо написать письмо.

Сев за стол Ева просто уставилась на бумагу. Нельзя сказать, что ей было легко писать, но она прекрасно сознавала необходимость сделать это. Она знала, как может быть тяжело, когда ты один и за тобой никого нет. Как тяжело может быть когда твоя фамилия Делерак, а не Д`Эсте знала что у ее сына должно быть все по-другому, и не потом а сейчас, с самого его первого вздоха, все должно быть по-другому и все будет по-другому. И когда подобное стоит на кону, нет дела до недомолвок и недопонимания, нет никакого дела до взаимных обид. Нет дела до войны. Она все изменит. И как она стремилась защитить сына, так и он придавал ей сил и как бы благословлял ее свыше.

Генерал Морис пришел на службу рано. Секретарь вскочил при виде командира

-Мой генерал вам письмо. По виду личного характера – секретарь протянул письмо.

«Личного характера, из Парижа, судя по конверту, да и адрес знакомый, кто это?».
Мориса терзали дурные предчувствия и сомнения, «неужели, я его потерял» вздрогнул генерал. «Хотя нет, мне бы доложили раньше, но ведь может, и перепутали, неужели он все-таки упал в тот подвал, а я так и не уберег моего мальчика». Морис вскрыл письмо только после того как плотно закрыл дверь и сел за стол. Письмо от Евы.

«Многоуважаемый генерал Д`Эсте
Вам пишет супруга Вашего сына, лейтенанта Раймона Д`Эсте. С радостным сердцем спешу сообщить Вам, что у Вас родился красивый и здоровый внук. К несчастью моего мужа не могут отпустить с фронта, именно поэтому я прошу у Вас помощи с устройством крещения. Так же я прошу у Вас разрешение назвать мальчика Фердинанд как знаменитого предка столь достопочтенной семьи, к которой по милости судьбы я имею честь принадлежать. Я бы была Вам признательна от всего сердца, если бы Вы благословили Вашего чудесного внука. Наш дом всегда открыт для Вас и ожидает с нетерпением.
Преданная Вам Ева».

-Внук, черт меня дери – закричал Морис своим зычным командирским голосом и стукнул по столу что было сил. Напуганный секретарь вбежал в кабинет.

-Мой генерал, все в порядке?

-Внук, черт меня дери – повторил генерал.

-Простите? – все еще не понимал адъютант.

Генерал вскочил со стула.

-У меня внук, Луи, представляешь.

-Мои поздравление мой генерал – ответил растерянный адъютант

-Спасибо Луи, принеси мне самую дорогую бумагу и самый дорогой конверт, какой найдешь, я должен написать сыну.

Молча кивнув, секретарь тихо вышел.

Через полчаса генерал Морис Д`Эсте писал своему сыну

«Мой дорогой Раймон. Я поздравляю тебя от всего отеческого сердца с рождением сына, прими мои самые искренние пожелания. Прошу сынок, прости меня за все, если можешь. Но даже если ты не захочешь этого, я все равно даю тебе свое честное слово офицера, я сделаю все что бы твой сын и твоя жена ни в чем не нуждались. Еще раз поздравляю тебя и надеюсь посетить вскорости участок, где ты служишь. Твой отец»

-Луи – позвал генерал адъютанта – отправьте это письмо на участок 36, лейтенанту Д`Эсте, закажите мне билет на Париж и свяжите меня с кюре Рейно, немедля.

-Так точно.

«Теперь все будет по-другому, уж я-то об этом позабочусь», подумал генерал и закурил.