Дело труба!

Руслан тщательно разложил на ладони в ровную линию разноцветные металлические кружочки - аккуратно сплющенные молотком крышки от разных бутылочных напитков - лимонадов, коньяков, водки и прочих доступных советскому населению в начале 80-х средств утоления жажды и поднятия настроения, - медленно присел, сконцентрировав все свое внимание на руке, плавным движением подкинул в воздух крышки, взлетевшие такой же аккуратной горизонтальной линией сантиметров на пятнадцать вверх, моментально перевернул руку ладонью вниз, и, плавно опуская ее по движению падающих вниз крышек, ловко поймал их тыльной стороной кисти все той же стройной линией. Сосредоточившись еще сильнее, он снова подкинул вверх металлические кружочки таким образом, что линия из них теперь расположилась в воздухе вертикально, и в момент, когда пробки застыли на миг в своей высшей точке полета, Руслан одним резким отточенным движением сверху вниз собрал их все в свою пятерню, не проронив ни единой.
- Ну все, я проигрался! Рус выиграл все, что у меня было! - разочарованным тоном сказал Данияр, добродушный мальчишка, которому, в силу подаренного ему природой богатырского аппетита и, как следствие, излишней упитанности, часто не везло в этой игре, требовавшей недюжинной ловкости и расторопности, которых ему и не доставало из-за его несколько “раздутой” и не совсем спортивной физиологии.
Руслан в этот день был в ударе и ему везло - он лихо обыграл всех своих соперников, и теперь у него в карманах звенели крышки почти всех номиналов - от самых младших “пустышек” белого или желтого цвета без каких-либо надписей и изображений на них, до двух “малых солнышек”, выигранных у Витьки и Ербола - крышек, положенных на трамвайные рельсы, и расплющенные проехавшим по ним трамваем. Если после этого крышки сохраняли ровную круглую форму, были идеально плоскими и их кромки не оказывались рваными, они занимали второе место в крышечной иерархии после “солнышек” - полученных точно таким же образом, как и малые, с той лишь разницей, что вместо трамвая по ним проезжал настоящий поезд, и они становились больше в диаметре и тоньше. Серединные позиции иерархии занимали крышки в зависимости от их редкости и красоты оформления.

- Надо как-то отыгрываться. – грустно глядя вслед удаляющейся фигуре Руслана сказал Витя, также слывший одним из лучших в этой игре, и поэтому болезненнее других переживавший свое позорное поражение.
- Да, раскулачить бы этого богатея! - поддержал его Айдар. - Только с той мелочевкой, что у нас осталась, много не отыграешь.
- Вот если бы у нас была пара-тройка солнышек! - мечтательно произнес Ербол, то и дело подбрасывавший одной рукой в воздух две пустышки - все, что у него оставалось после разгромного проигрыша, и только Данияр стоял молча и, хмурясь и щуря глаза, что-то напряженно обдумывал.
- Ну хорошо, у меня есть вариант. - решился он после непродолжительного раздумья. - Недавно к нам домой приходили в гости друзья родителей, и принесли с собой две необычные бутылки с очень редкими и красивыми крышками. Я эти крышки решил беречь и не играл на них, чтобы не проиграть. Но раз такое дело! Мы можем сделать из них солнышки, а ты, Витька, поставив их, отыграешь у Руслана все, что сможешь.

Дом, где жили ребята, находился в километре от железнодорожного вокзала, в обе стороны от которого убегали в бесконечность серебристые линии железных путей.
Выбрав место подальше от вокзала, на котором всегда бывало много милиционеров и работников железной дороги, вечно гоняющих ребятню подальше от путей, пацаны расположились на ближайшем рельсе в ожидании поезда. Заслышав далекий неясный гул, Айдар приложился к нему ухом:
- Уже рядом, скоро пройдет! 
Данияр аккуратно выложил драгоценные крышки на плоскую отполированную вагонными колесами до зеркального блеска стальную поверхность рельса, и все четверо укрылись за насыпью в нескольких метрах от пути. Гул постепенно усиливался, и из-за поворота показался локомотив поезда, прибывающего на вокзал, поэтому уже успевшего достаточно сбросить скорость, настолько, чтобы крышки раскатались аккуратно, иначе, на всем ходу, поезд, должно быть, разорвал бы их на мелкие лепестки.
В том месте, где лежали вожделенные крышки, уже размеренно проезжал последний вагон, как вдруг слева послышался свист милицейского свистка - грузный усатый милиционер спешил в их сторону со стороны вокзала и махал им рукой, призывая подойти к нему. Мальчишки немедля рванули от него со всех ног, но Данияр, вдруг вспомнив о заветных крышках, метнулся к рельсам, схватил еще горячие сверкающие на солнце диски, и поспешил вслед за товарищами, которые за это время успели здорово его опередить. Милиционер, дышащий теперь в затылок Данияру, сильно пыхтя и задыхаясь, на бегу старался убедить того остановиться, угрожая в противном случае большими неприятностями.
- Что это вы там подкладывали под колеса? - спрашивал он на бегу. - Ты знаешь, что от этого поезд мог сойти с рельсов? А ну стой, тебе говорят!
Но Данияр засверкал пятками со всей той проворностью, которую только позволяла ему его природа, и упитанный карапуз стал быстро отрываться от гнавшегося за ним тучного немолодого стража порядка, большой живот которого подпрыгивал и трясся при каждом его шаге.
Данияр постоянно держал в поле зрения ребят, опередивших его уже метров на пятьдесят. Оглянувшись, он с удовлетворением заметил, что сильно уставший милиционер здорово отстал и уже практически переходил на шаг, но тут же понял, что и сам он тоже уже изрядно устал, и долго такого темпа не выдержит. Ребята бежали через пустырь к частному сектору, в лабиринтах мелких улочек которого будет очень просто скрыться от преследователя, но Данияр, тяжело дыша, с заплетающимися от усталости ногами, решил, что не осилит эту дистанцию. Он обернулся еще раз в надежде, что милиционер уже прекратил свое преследование, но настырный дядька, с багровым от бега и злости лицом, похоже и не думал останавливать погоню, и уже трусцой спускался в лог, который только что преодолели ребята. Еще пара секунд, и его фуражка скрылась из вида, а это значило, что еще с минуту они не будут видеть друг друга. Неподалеку, немного левее от пути, проделанного ребятами и ведущего прямиком к частному сектору, Данияр увидел гору металлических труб, аккуратно сложенных в три яруса рядами один на другой. Оценив диаметр труб, он решил обхитрить неугомонного преследователя, спрятавшись в одной из них с левой стороны, рассчитывая, что тот продолжит погоню за ребятами прямиком, обойдя трубы справа, и не заметит его.
Из последних сил подбежав к трубам, он не мешкая полез в одну из них в среднем ярусе. Руки, плечи и голова спокойно поместились во внутреннем пространстве трубы, и он принялся энергично протискиваться глубже, сильно опасаясь скорого появления на пустыре милиционера, и не думая ни о чем другом, кроме необходимости поскорее целиком скрыться из вида. Весь в пылу, он не замечал, что его живот и пышные бока уже еле умещаются в ставшей вдруг невероятно тесной трубе, и протискиваясь все дальше, он оставлял все меньше пространства для движений, позволявших ему еще глубже проникать в свое укрытие. В один момент он понял, что больше совсем не в состоянии пошевелиться - он накрепко застрял в трубе, из которой наружу торчали лишь его ноги от колен до пят. Но в данный момент его больше всего волновало происходящее снаружи, и он очень надеялся, что милиционер пройдет справа от труб, не заметив его. Притихнув, Данияр стал внимательно прислушиваться к происходящему по ту сторону трубы, но оттуда ничего не доносилось. Его разгоряченные мысли стали потихоньку собираться в кучу, и он задумался о том, как ему теперь выбраться из этой ловушки, если милиционер пройдет стороной и не заметит его. “Ребята непременно должны были видеть меня, когда я забегал за трубы, - думал он - и обязательно за мной вернутся, когда все утихнет”.
В этот момент кто-то с силой ухватил его за ноги и потянул назад, вытаскивая его из трубы. Испугавшись такой неожиданности, Данияр резко выдернул ноги из державших их рук и с неожиданным для себя проворством в панике сиганул обратно в трубу, протиснувшись на этот раз еще глубже, так, что теперь снаружи оставались только его сандалии. Через несколько секунд в круглом просвете обратной стороны трубы появилось багровое усатое лицо милиционера, самодовольная злорадная ухмылка на котором не предвещала ничего хорошего.
- Ну что, мерзавец, попался? - гулко резанул слух Данияра торжествующий возглас блюстителя порядка, прокричавшего это прямо в трубу. - Теперь не дури и не сопротивляйся. Если залезешь глубже, тебя уже никто не достанет. Сейчас я потяну тебя за ноги, а ты мне помогай, и будет не так больно. Понял меня?
Данияр осознал свое безвыходное в прямом смысле этого слова положение и смирился со своей неудачей.
- Понял, дядя милиционер. Только вы поаккуратней.
- Поуказывай еще мне! - прогудел в трубу тот и исчез из вида.
- Раз, два, трииии! - считал милиционер и тянул Данияра за ноги, а тот как мог извивался в трубе, пытаясь вылезти обратно, - Раз, два, трииии! Ну что, дармоеды, стоите и смотрите, идите, помогайте вызволять своего дружка! - громко кричал он кому-то, очевидно его товарищам. - Смешно им! Вот приведу всех вас в участок, не до смеха будет! Раз, два, триии!

Данияр стоял весь вымазанный грязной ржавчиной, одежда его была всюду разорвана, ему было больно и обидно за приключившуюся с ним нелепость. Ухо, за которое его крепко держал усатый красномордый мучитель, сильно горело. Поодаль, на почтительном расстоянии, Витька, Ербол и Айдар, видевшие все представление от начала и до конца, ухватившись за свои животы, еле держались на ногах, задыхаясь от хохота.
 - Так что вы подкладывали под колеса поезда? - спросил милиционер Данияра.
Тот полез в карман шорт и вытащил две тоненькие круглые жестяные пластинки. Они изрядно помялись, кромки в местах сгибов потрескались, и теперь они не представляли из себя совершенно никакой ценности. Данияр сердито посмотрел на хохочущих товарищей, и с досадой швырнул в их сторону испорченные крышки.
Нахохотавшись вдоволь, мальчишки все же прислушались к доводам милиционера, говорившего им, что поймав одного, он все равно рано или поздно найдет и остальных, и подошли к нему.

Приведя пацанов в привокзальный пункт милиции, усач запер их за решетку, и стал по одному вызывать на допрос, допытываясь, что, все-таки, они подкладывали под колеса поезда. В конце концов поняв, что это и вправду были безобидные жестяные крышечки, необходимые ребятам для игры, он прочитал им пространные лекции об ответственности за неподчинение требованиям сотрудника милиции, об опасности нахождения в непосредственной близости от железнодорожных путей, запретил им впредь подкладывать на рельсы вообще что-либо, и, обзвонив их родителей, немедленно явившихся в пункт, сдал им всех четверых наручно.
О том, как и кому досталось дома от родителей, данная история умалчивает, но только Данияр и Ербол после этого происшествия еще целую неделю не выходили во двор.