Туманный Альбион Левтолстоя Hazy Albion of Leotols

перевод на английский Camellia Sunrin http://www.proza.ru/avtor/sunrin)
Душа Левтолстоя прятала в себе некоторые довольно мрачные вещи. Взять хоть эту его тайную англоманию. Обычно Левтолстой носил её, упихав в самые дальние недра характера своего. На людях бывал всегда неопровержимо континентален, смешно поругивал Шекспира и мог пристрелить за одно упоминание вустерширского соуса. И только иногда, запершись в кабинете, выпускал англоманию на поверхность: надевал чёрные носки и специальный длинный пиджак, купленный по секрету от жены у какого-то запьянцовского поляка, втягивал щёки и сидел с чрезвычайно важным видом минуту-другую.
А то, бывало ещё, поздним вечером соберёт пиджак и носки в узелок и убежит по росе в сумрачные дали. Туда, где белая лошадь одиноко пасётся в тумане.
Туман по дороге, сначала равнодушный, как верблюд, станет постепенно сгущаться, тревожно шевелиться, клубиться, сплетаясь в странные, жутковатые образы. Кругом запахнет угольной гарью, замелькают во мгле тусклые пятна газовых фонарей, послышится незнакомый говор многих людей, стук колёс по брусчатке, пыхтенье и свист паровых машин.
Тут Левтолстой всегда испугается, замечется суматошно, – страшно одному на чужом острове, да в городе ещё каком-то. В полицию как бы не забрали!
И бегает так, бегает, запыхается весь, пока не наткнётся вдруг на лошадь…
Уф! Обнимет за шею, прижмётся к щеке её дрожащим лицом. Не замечает, как торчит за лошадью чёрная, высокая тень экипажа, как кучер, сидящий почему-то на крыше, вскрикнет мартовским зайцем, свалится с сиденья и убежит. А из экипажа выйдут два джентльмена. Один, худой, с ястребиным носом, одетый в чрезвычайно глупого вида картуз с двумя козырьками, заговорит, обращаясь ко второму – рыжеусому, с простоватым лицом.
– Милый доктор, в продолжение нашей беседы, что вы можете сказать, к примеру, вот об этом бородатом господине в странном пиджаке, так напугавшем нашего кэбмена?
– Гм... Пьяница какой-нибудь. Поляк?
– Нет, доктор, нет! Это русский! По всей видимости литератор, и довольно известный. Взгляните, сейчас он заговорит с кобылой.
Нет, ничего этого не замечал Левтолстой. Он обнимал лошадь, гладил её по лицу, бодал горячим лбом. «Ну здравствуй, милая – шептал он, – здравствуй! Это я. Я так скучал по тебе.» «Фру-фру» – отвечала тихонько лошадь – «Фру-фру!»
– Смотрите, смотрите! – вскричал рыжеусый, – Лошадь отвечает ему! Но как? Непостижимо…
– Есть многое на свете, друг мой доктор, что и не снилось нашим мудрецам. Русские – вообще непостижимый народ, а уж их литература…
«Шекспир! – заметит машинально Левтолстой, – Тоже мне, Шекспир, можно подумать…» И тут же наваждение начнёт рассеиваться, заорут где-то взволнованные петухи, туман поредеет, из-за облака выпростает меланхолическую ягодицу луна.
Левтолстой тогда зевнёт, аппетитно взмахнув волглою бородою, и побредёт домой. А лошадь легко засмеётся ему вослед.

Hazy Albion of Leotolstoy
The soul of Leotolstoy hid some rather gloomy things in it. Think about his secret Anglomania. Usually, Leotolstoy carried it, cramming into the farthest depths of his nature. In public he was always irrefutably continental, made fun about Shakespeare and could shoot for one mention of the Worcestershire sauce. And only sometimes he locked himself up in his office and released the Anglomania to walk on his surface: he’d put on black socks and a special long jacket, bought from some Polish soaker secretly from Leotolstoy’s wife, pulled his cheeks and sat with an extremely important look a minute or two.
And also, it used to happen, in the late evening he would gather a jacket and socks in a bundle and run away through the dew to the gloomy distance. There, a white horse is lonely grazing in the fog.
Fog on the road, at first indifferent, like a camel, will gradually become denser, move anxiously, curl, weaving into strange, eerie images. The coal smoldering around, the dull spots of gas lamps flash in the haze, the unfamiliar talk of many people, the clatter of wheels on the pavement, the puffing and whistling of steam engines will be heard.
There Leotolstoy always gets scared, hurry-scurry he would thrush around, - it's scary to be by oneself on a strange island, also in some strange city. Lucky is one not to be taken by the police!
And he runs around like that, runs around out of breath, until he suddenly stumbles on a horse...
Uh! He will embrace it by the neck, pressing his trembling face to horse’s cheek. He does not notice the black, tall shadow of the carriage sticking out behind the horse, the coachman sitting for some reason on the roof, screaming suddenly like a March hare, falling off his seat and running away. And two gentlemen would come out of the car. One, thin, with a hawk nose, wearing extremely stupid-looking cap with two peaks, would speak to the second - red-haired, with a rustic face.
— Dear doctor, adding to our conversation, what can you say, for example, about this bearded gentleman in a strange jacket, which frightened our cabman?
— Um ... A drunkard. Pole?
— No, doctor, no! He is Russian! Apparently, a writer, and quite famous. Look, now he'll talk to the mare.
No, Leotolstoy would not notice them. He embraced the horse, stroked her face, butted with his hot forehead. "Well hello, darling," - he whispered, - "hello! It's me. I missed you so much.” - "Fuff-fuff"- answered the horse quietly -"Fuff-fuff"
— Look, look! - red-haired cried, - the horse is answering him! But how? Inconceivable ...
— There are more things in heaven and earth, my friend doctor, than are dreamt of in your philosophy. Russians are generally incomprehensible people, and their literature ...
"Shakespeare!" Leotolstoy would notice mechanically."Hah, Shakespeare, can be thought of … and speculated by." And then the obsession will begin to dissipate, the excited roosters will roar around somewhere, the fog will thin out, the moon will clear her melancholic buttock from behind the cloud.
Leotolstoy then yawns, appetizingly waving his swished beard, and wanders home. And the horse would light-heartedly laugh at him.