Неосторожность. Мопассан
Она тоже полюбила его, потому что он ухаживал за ней, был молод, достаточно богат, мил и нежен. Она любила его потому, что для молодых девушек кажется естественным любить молодых людей, которые говорят им нежные слова.
Они жили бок о бок, глаза в глаза и рука в руке на протяжении трёх месяцев. «Доброе утро», которым они обменивались до купания в свежести наступающего дня, и «спокойной ночи» на песке под звёздами в теплоте мирного вечера, которое они тихо шептали, уже имело вкус поцелуя, хотя их губы никогда не встречались.
Они думали друг о друге, засыпая и просыпаясь, и желали друг друга всей своей душой и телом, не признаваясь в этом.
После свадьбы они обожали друг друга. Вначале это была ненасытная страсть, затем – поэтическая нежность, утончённые ласки и нежные шалости. Все их взгляды означали что-то нечистое, все их жесты напоминали им о тёплых ночах.
Теперь, не признаваясь себе в этом, они начали уставать друг от друга. Они всё ещё любили друг друга, но им нечего было больше открыть нового в партнёре, было нечего больше сделать нового, нечего было больше нового узнать, не произнести ни одного нового слова любви, не сделать ни одного непредвиденного порыва.
Однако они пытались вновь зажечь пламя первых объятий. Каждый день они изобретали новые хитрости, сложные или наивные шалости, чтобы возродить в своих сердцах ненасытную страсть первых дней, а в крови – пламя медового месяца.
Иногда для того, чтобы подстегнуть желание, они изобретали час вместе, после которого наступала усталость.
Они испробовали лунный свет, прогулки в лесу, поэзию гор, купающихся в тумане, возбуждение общественных праздников.
Однажды утром Анриетта сказала Полю:
- Не сводишь ли ты меня на ужин в кабаре?
- Конечно, свожу, дорогая.
- В очень известное кабаре?
- Ну да.
Он смотрел на неё, спрашивал взглядом, видя, что она недоговаривает чего-то.
Она продолжила:
- Понимаешь, в кабаре… как это объяснить?... в кабаре, где назначают друг другу свидания.
Он улыбнулся:
- Да. Я понимаю, в отдельном кабинете большого кафе?
- Да, так. Но только в большом кафе, где ты известен, где ты уже ужинал… нет… обедал… ну, видишь ли… я хотела бы… нет, я никогда не осмелюсь это сказать!
- Говори, дорогая, между нами не должно быть секретов.
- Нет, я не смею.
- Полно, не строй из себя невинность.
- Хорошо… я хотела бы… чтобы меня приняли за твою любовницу… чтобы друзья, которые не знают о твоей свадьбе, смотрели на меня, как на твою любовницу, и ты тоже… на час, в том месте, где у тебя есть воспоминания… Вот так!.. И я сама поверю в то, что я – твоя любовница… Я совершу большую ошибку… я изменю тебе… с тобой… Вот так!.. Это так гадко… но я этого хочу… не заставляй меня краснеть… Я чувствую, что краснею… Ты не представляешь, как меня беспокоит этот ужин в кафе с дурной репутацией… в отдельном кабинете, где занимаются любовью каждый вечер… Это очень гадко… Я красная, как мак. Не смотри на меня…
Он ответил со смехом, находя её предложение забавным:
- Хорошо, сегодня вечером мы пойдём в шикарное местечко, где меня хорошо знают.
*
В 7 часов вечера они поднимались по лестнице большого кафе на бульваре. Он улыбался с победным видом, она робко шла под вуалью. Когда они вошли в кабинет, меблированный четырьмя креслами и большим канапе, покрытом красным бархатом, метрдотель в чёрном костюме вошёл и подал меню. Поль протянул его жене.
- Что ты будешь?
- Но я не знаю, что здесь обычно заказывают.
Тогда он прочёл список блюд, сняв пальто и отдав его лакею. Затем сказал:
- Раковый суп, цыплёнок а-ля дьябль, спина кролика, омары по-американски, овощной салат с пряностями и десерт. Мы будем пить шампанское.
Метрдотель улыбался, глядя на молодую женщину. Он забрал меню и тихо спросил:
- Господин Поль предпочитает целебный чай или шампанское?
Анриетта была счастлива услышать, что этот человек знает имя её мужа.
Они сели рядом на канапе и начали есть.
Их освещали 10 свеч, которые отражались в большом зеркале, исчерченном тысячей имён, сделанными бриллиантом, и зеркало бросало свет, похожий на огромную паутину.
Анриетта пила глоток за глотком, чтобы оживиться, хотя чувствовала себя захмелевшей после первых бокалов. Поль, возбуждённый воспоминаниями, постоянно целовал руку жене. Его глаза блестели.
Она чувствовала себя странно взволнованной в этом подозрительном месте, она была возбуждена и довольна, слегка пьяна. Два важных слуги в чёрном входили только в моменты необходимости и выходили уместно и бесшумно.
К середине ужина Анриетта была совершенно пьяна, а развеселившийся Поль сжимал ей колено изо всей силы. Теперь она смело болтала с раскрасневшимися щеками, с живым взглядом.
- О, Поль, признайся, я хочу знать!
- Что ты хочешь знать, дорогая?
- Я не решаюсь сказать.
- И всё-таки скажи.
- У тебя было много… любовниц… до меня?
Он поколебался, немного сбитый с толку, не зная, скрывать ли свои похождения или хвастаться ими.
Она продолжала:
- О, прошу, скажи мне, у тебя было их много?
- Несколько.
- Сколько?
- Я не знаю… Разве в таких случаях считают?
- Ты не считал?..
- Конечно, нет.
- О! Тогда у тебя было их много?
- Ну да.
- Сколько примерно?.. Только примерно.
- Но я действительно не знаю, дорогая. Были годы, когда их было много, и годы, когда их было меньше.
- Сколько в год, скажи!
- То 20-30, то только 4-5.
- О! Это будет больше сотни всего.
- Ну да, где-то так.
- О, это отвратительно!
- Почему?
- Ну, это отвратительно потому, что когда думаешь… обо всех этих женщинах… голых… и всегда… всегда одно и то же… О, больше сотни женщин – это отвратительно!
Он был шокирован тем, что она нашла это отвратительным, и ответил с видом превосходства, который принимают мужчины, чтобы дать понять женщине, что она сказала глупость:
- Это забавно, чёрт возьми! Если отвратительно иметь 100 женщин, то так же отвратительно иметь одну.
- О нет, вовсе нет.
- Почему нет?
- Потому что одна женщина – это связь, это любовь, которая присоединяет тебя к ней, а сотня женщин – это грязь, порочное поведение. Я не понимаю, как мужчина может иметь связи со всеми этими грязными женщинами…
- Нет, они очень чистые.
- Нельзя быть чистыми при их профессии.
- Да нет, как раз из-за их профессии они чистые.
- О, фи! Когда думаешь, что накануне они делали это с другим – это отвратительно!
- Это не более отвратительно, чем пить из этого бокала, из которого неизвестно кто пил утром…
- О, замолчи, ты всё искажаешь!
- Но почему тогда ты спрашиваешь меня о любовницах?
- Скажи, твои любовницы, они все были проститутки?
- Нет же, нет…
- Кто же они были?
- Ну, актрисы… швеи… несколько дам из высшего света…
- Сколько дам?
- 6.
- Только 6?
- Да.
- Они были красивые?
- Ну да.
- Красивее девок?
- Нет.
- Кого ты предпочитал: светских дам или девок?
- Девок.
- О, какой ты грязный! Почему же?
- Потому что я не люблю дилетантов.
- О, это ужасно! Скажи же, тебе нравилось переходить от одной к другой?
- Ну да.
- Очень нравилось?
- Очень.
- А почему? Потому что они все были не похожи одна на другую?
- Нет.
- А, женщины не походят друг на друга!
- Да.
- Ни в чём?
- Ни в чём.
- Как забавно! В чём же они различаются?
- Во всём.
- Телами?
- Ну да, телами.
- Всем телом?
- Всем телом.
- И чем ещё?
- Ну, манерой… целовать, говорить.
- Ах! Значит, тебе нравилось их менять?
- Ну да.
- А мужчины тоже все разные?
- Я не знаю.
- Ты не знаешь?
- Нет.
- Они должны быть разными.
- Да… Без сомнения…
Она задумалась с бокалом шампанского в руке. Он был полон; она выпила его залпом, затем поставила на стол и обвила руками шею мужа:
- О, дорогой, как я тебя люблю!..
Он схватил её в объятия… Вошедший метрдотель бесшумно вышел, закрыв дверь, и обслуживание прервалось на 5 минут.
Когда метрдотель вошёл вновь, неся поднос с фруктами на десерт, она опять держала полный бокал и, глядя в жёлтую прозрачную жидкость, словно затем, чтобы разглядеть там свои неизвестные мечты, пробормотала задумчиво:
- О, да, это должно быть очень увлекательно!
(15 сентября 1885)
(Переведено 7 апреля 2017)
Свидетельство о публикации №217040700370