Девочка с моими глазами

Глава первая
Выводок

Для матери не может быть ничего радостнее, чем увидеть своего ребенка после долгой разлуки. Однако, для этих двух матерей — Зены и Габриэль — встреча с их детьми обернулась горем и печалью, ибо дочь одной из них убила сына другой. По крайней мере, так хотели думать они обе. Одна — просто потому что ненавидела дочь той, кто до недавнего времени была ей больше, чем подругой, и желала девочке смерти еще тогда, когда она была младенцем. Другая же находилась под сильным влиянием первой и хоть вначале и пыталась защитить свое дитя, доказать подруге, что оно является жертвой, а не убийцей, потом также уверовала в то, что ее любовь, ее Надежда — исчадие ада, зло в детской оболочке, а значит, ей, ее матери, нужно пожертвовать своей дочерью для того, чтобы спасти мир. Габриэль оказалась перед необычным и нечеловечески тяжелым выбором — жизнь ее ребенка или жизнь абстрактного человечества. Боевая поэтесса, будучи альтруисткой, выбрала второе, и маленькая Надежда выпила яд, доверчиво приняв его из материнских рук. Осиротевшие матери стояли бок о бок, глядя на два погребальных костра и чувствуя, как рушится их мир, а внутри все переворачивается. На какое-то время они готовы были позабыть былую любовь друг к другу и превратиться во врагов, но потом одумались и стали еще более нежны друг с другом, чем были до сих пор. Но в сердце Габриэль навсегда поселилась тоска от того, что ей пришлось убить часть самой себя.

Но тосковала не только она. Тоску, а еще — сильнейший гнев от того, что увидел крушение своих планов испытывал страшный даже для олимпийцев бог тьмы Дахок. И гнев этот был направлен в первую голову против его бывшей избранницы Габриэль, не только отказавшейся принять его сторону, но и уничтожившей его наследницу. Ее нужно было покарать, но не смертью, ведь она может еще послужить ему.

…В тот день Зена и Габриэль отправились в поселения амазонок, которым требовалась помощь в борьбе против экспансии могущественного Рима, подобно гигантскому спруту протянувшего свои щупальца во всех направлениях. С Римом, который для нее олицетворял — и вполне справедливо — один роковой мужчина из ее прошлого, у королевы воинов были особенные отношения, а посему бороться против него было для нее делом чести. Столкнуться им с Габриэль пришлось, однако, не с самим Цезарем, а с его бывшим коллегой по триумвирату Помпеем Магнусом. Помпей во многом уступал Цезарю, которому в глубине души всегда завидовал, но противником все же оказался опасным. В какой-то момент Зена испугалась за свою подругу и велела ей вместе с несколькими ранеными амазонками укрыться в безопасном месте. Габриэль нехотя повиновалась, а дальше произошло нечто ужасное. После того, как Зене с помощью хитрости удалось вынудить Помпея отступить, она с радостью поспешила к тому самому месту, где пряталась Габи и… увидела всех амазонок мертвыми, причем выглядели они так, словно превратились в высохших мумий. Что же до Габриэль, то ее нигде не было, она будто сквозь землю провалилась. Воительница обошла все окрестности в поисках подруги и расспрашивала о ней всех, кто встречался ей на пути, но все было напрасно. Тогда она поняла, что ей остается только одно…

Общение с Алти, Сайен и Лао Ма не прошло для Зены напрасно, и она была довольно сильна в магии и шаманизме. Найдя тихое место, она зажгла свечу, устроилась поудобней и постаралась успокоиться и сконцентрироваться, как того требовал предстоящий ей обряд. Натура ее была огненной стихией, но сейчас ей нужно было найти в себе точку равновесия — равновесия разума, души и тела, которыми обладала ее наставница Лао Ма и которых так не хватало ей самой. Богиня, призывать которую собиралась Зена, должна была увидеть чистоту ее намерений и в то же время силу ее желания. Женщина положила обе руки на сердце, затем указательный и средний пальцы правой руки на губы и, наконец, на лоб между бровями. Сделав все это, она зажала большие пальцы в кулаках и подняла руки к небесам. Теперь ей осталось сделать самый главный шаг — призвать богиню.

И вот она явилась ей — богиня лунного света, богиня преисподней Геката. Явилась в облике прекрасной женщины с бледным лицом, обрамленным длинными черными волосами, которые украшала диадема в форме месяца. В своих руках она держала по факелу, и это придавало ей таинственный и чуть зловещий вид, а сопровождали ее два черных волкособа. Был у Гекаты и другой облик — облик страшной старухи с седыми космами, но она выбрала этот.

— Зачем ты вызвала меня? Что тебе нужно? — вопросила она. Голос ее звучал довольно странно, иногда напоминая нежный голосок молодой девушки, а иногда — дребезжащий старческий голос.

— Я хочу знать, где сейчас та, кто мне всех дороже и, если будет нужно, я готова спуститься за ней в Преисподнюю! — ответила Зена.

— Тебе это не понадобится, ибо она сейчас в другом месте, более худшем, — последовал ответ.

— Где же? — побледнев, спросила подруга Габриэль.

— У того, кто чернее самой Тьмы… У того, кто дал ей дочь.

— У Дахока?! — вскричала Зена.

— Да, в его царстве.

— Что я должна сделать, чтобы попасть туда?

— Достать крови сильного воина, а потом, не боясь, войти в огонь, — промолвила богиня и исчезла.

Слова Гекаты вначале озадачили Зену, но потом она вспомнила о том, что одежда, которую она сняла перед тем, как начинать ритуал, была обагрена кровью — Помпея, которого она ранила в бою, и ее собственной. Воительница помазала ею свое лицо. Спокойно и хладнокровно ступила она в разожженный ею огонь, согревший, но не опаливший ее.

И вот она увидела другой мир — мир тьмы и огня с городами-призраками, заповедниками в аду. Бродя по мертвым улицам одного из таких городов, она увидела свою Габриэль, полностью обнаженную и прикованную цепью к столбу. Одного за другим она рожала младенцев, которых кормила грудью, вылизывала, как щенят и давала им имена.

— Ты будешь Маргаритой, а ты — Ромашкой, а тебя Беллой назовем… — бормотала она, напоминая сейчас маленькую девочку, играющую в куклы и придумывающую для них имена.

Дети эти росли и развивались с неимоверной быстротой.

Пораженная и ужаснувшаяся Зена какое-то время ошарашенно наблюдала за происходящим, затем, опомнившись, подскочила к Габриэль и освободила ее из цепей.

Указав на выводок она произнесла:

— Это… от него, от Дахока?

— Да, — тихо ответила Габриэль. — Держа меня здесь, он меня все время насиловал и…

В глазах Зены появилась решимость. Она выхватила меч и, не дав подруге опомниться, принялась рубить демонических детей крест-накрест.

— Зена, нет! Не делай этого! Это… это же мои дети! — разрыдалась Габ.

— Это не дети, это лишь оболочки для демонов! — Зена была неумолима.

Вот уже все дети Дахока были уничтожены ее, и в живых остался лишь один мальчик — рыжеволосый, с серо-зелеными глазами и серьезным личиком. Он был немного похож на свою мать, но Зена мысленно сказала себе, что нужно быть твердой, чтобы не допустить прихода в мир других чудовищ в детском обличье, раз уж допустили приход в него Надежды. Воительница хотела уже было пронзить мечом и мальчика, но тут на его защиту прилетели какие-то странные создания, сильно напоминавшие Зене виденных ею в Британии баньши. Однако, в их облике было что-то неуловимо знакомое ей. Но что? Думать о том, где она могла их видеть было некогда, ибо эти твари с бешеным криком атаковали ее. Длинные волосы их разметались, глаза горели, как у кошек, когти готовы были вцепиться в противницу. Все это делало их отвратительными и, в то же время, прекрасными.

— Деметрий, беги! — крикнула Габриэль мальчику.

— Да-да, беги, мы ее задержим! — прокричала ему и одна из новоявленных защитниц.

Деметрий, бросив грустный взгляд в сторону матери и погибших братьев и сестер, кинулся бежать. Зене же пришлось сражаться с баньши. Эти создания дрались яростно и дико, но воительница была бесстрашна и мастерски владела мечом и шакрамом. Вскоре твари были повержены, и из них тут же вышли души, оказавшиеся… душами убитых амазонок.

— Спасибо, Зена, ты освободила нас! — сказали ей призраки своими тонкими голосами. — Дахок высосал из нас жизнь и пленил наши души, превратив нас в покорных ему баньши, но теперь мы свободны!

С этими словами души амазонок улетели к небесам.

— Прощайте, сестры… — печально проговорила Зена.

Она хотела броситься вдогонку за уцелевшим демоническим ребенком, но Габриэль все же удалось разубедить ее, и они вернулись в свой мир тем же путем, каким Зене удалось попасть в этот. Выяснилось, что они отсутствовали ровно две недели.

Королева воинов постарается, чтобы ее подруга забыла произошедшее, как дурной сон, а что до демонического ребенка по имени Деметрий, то если он снова встретится на их пути и станет угрожать миру, Зена убьет его, уже не допустив промаха.


Глава вторая
Жертвоприношение

Время спустя.

…Зена была намерена помешать ритуалу и предать возродившуюся дочь Дахока окончательной смерти. Мойры, неумолимые богини судьбы, объявили, что если она убьет Надежду, ей самой не жить, но воительница была согласна даже на такой исход, в отличии от Габриэль, готовой сделать все, что угодно, лишь бы подруга не причинила себе вред. Что до Надежды, то подруга Зены жалела сейчас только о том, что яда, который она дала своей дочери однажды, оказалось недостаточно для того, чтобы она умерла. Так или иначе, если кинжал с кровью Хинды, способный принести смерть даже божеству, будет у Зены при себе, дело останется за малым.

Одетая в красный балахон и выглядевшая сейчас копией своей матери Надежда наблюдала вместе со своим супругом — прекрасным и коварным богов войны Аресом — за схваткой между Зеной и подчиненными Дахоку и ее дочери жрецами в черных одеждах. Мать Надежды, Габриэль, конечно же, помогала своей подруге бороться против слуг дочери, против нее самой. Отвергнутая дочь боевой поэтессы все же с явными тревогой и беспокойством наблюдала за своей матерью, боясь, чтобы… она не пострадала в этой битве. Да, мать снова отвернулась от нее, снова выбрала Зену, а не свою дочь. Хуже того, в ответ на великодушные слова Надежды о том, что она прощает ее, Габриэль бросила ей в ответ безжалостные слова «Почему ты не умерла?» Но Надежда уже простила ей это, она прощала ей все и надеялась, что мать примет ее.

«Надежда умирает последней», — с горечью сказала себе носительница этого имени.

— Что ты говоришь, дорогая? — вежливо, но без признаков любви и даже без особого волнения или участия в голосе поинтересовался у жены Арес.

Надежда окинула его своим тяжелым взглядом, так не похожим на материнский. Она догадывалась, что бог войны взял ее в жены не по любви, а из простой выгоды и страха перед гневом Дахока. Мало того, темная богиня начинала подозревать, что даже любовь мужа, которая по праву должна была принадлежать ей, похитила у нее Зена.

«Сначала мать, а теперь и Арес… Призываю Тьму в свидетели, Зена, что одержав победу, я тебя не просто убью, а изрежу на мелкие кусочки!»

Она прижала руку к животу. Там зародилась новая жизнь — ее единственная радость, ее гордость. Надежда чувствует, что это будет сын, наследник. Осталось ждать совсем недолго, ведь он растет в ней не по дням, а по часам, как она сама росла в негостеприимной утробе своей матери. Но проклятая Зена, лишившая ее всего, хочет лишить ее и сына. Надежда чувствовала, что сходит с ума от ненависти, клокочущей в ней. Ее маленькие, но крепкие ручки сжались в кулаки.
Арес, который хоть и не любил, но вожделел ее, невольно залюбовался ею. Выбившиеся из-под капюшона густые пряди рыжевато-золотистых волос, алые губы, бурно вздымающаяся грудь — все это не могло оставить равнодушным ни одного мужчину, разве что он был каменным. Молодой бог положил руки на бедра своей жены.

Надежда, однако, сейчас точно не была расположена к любовным забавам. Убрав его руки, она встревоженно произнесла, указав на дерущихся:

— Арес…

— Не волнуйся, любовь моя, сначала им придется столкнуться со мной, — почти беззаботным тоном сказал ей муж.

Она лишь покачала головой. Слова Ареса были для нее как-то малоутешительны. Надежда старалась отогнать ненужные сейчас мысли о том, что и она сама, и их ребенок, на самом деле, ничего не значат для него.

«Умри я, он и не заплачет», — с горечью подумала она.

К счастью, а может, напротив, к несчастью, дочь Дахока не знала о слухах о том, что внимание Ареса к Зене было не только вниманием бога войны к могучему воину или обычным вниманием мужчины к красивой женщине, но и… вниманием отца к своей дочери. Так или иначе, если бы Аресу пришлось выбирать между Зеной и его женой, или между Зеной и их с Надеждой ребенком, он, очень может быть, выбрал бы Зену.

Внезапно, Зене удалось метнуть шакрам в цепь, на которой висел железный круг. Как и рассчитывала воительница, он упал прямо на жертвенник, закрыв собой священное пламя Дахока, с помощью которого Надежда и Арес общались с темным божеством. В этот самый момент Джоксер, чудаковатый друг Зены и Габриэль, кинул воительнице роковой кинжал. Увидев это, Арес, которому, однако, не хотелось ссориться с Дахоком, подскочив, попытался поймать его, но Зена превосходила в ловкости даже своего возможного отца. Кинжал был у нее.

— Хочешь попробовать кровь Хинды? — прошипела Зена, грозя ему этим страшным для бога оружием.

— Это еще не конец, детка, — ответил с тонкой улыбкой Арес.

Тут неожиданно появилась та, кто являлась одним из самых больших грехов прошлого Зены — безумная воительница и полубогиня Каллисто, которая, будучи еще ребенком, лишилась по ее вине и семьи, и рассудка. С диким хохотом метнула она столб огня в Ареса. Пламя не причинило олимпийцу особого вреда, но все же смогло остановить его, пусть и ненадолго. Увидев это, Зена хотела броситься с кинжалом на Надежду, но та, заметив ее движение, вперила в нее свой, полный гипнотической силы, взгляд. Воительница стала пытаться бороться с этим наваждением и, может, из-за того, что в ее жилах текла не только человеческая кровь, ей это начало удаваться.

Однако, Зену отвлекло нападение на них с Габриэль нескольких уцелевших жрецов. Кроме того, у Надежды появился еще один, совершенно неожиданный защитник. Это был красивый мальчик-подросток, которому можно было дать лет тринадцать-четырнадцать. Увидевшую его Зену поразило сходство юноши с Деметрием — выжившим сыном Габриэль от Дахока. Да, со времени их последней встречи он, выглядевший тогда лет на семь-восемь, конечно, сильно вырос, но рыжие кудряшки, сосредоточенный взгляд и круглые щеки остались прежними. Габриэль же забыла своего сына, он был для нее незнакомцем.

Мальчику удалось подобраться к Надежде и, взяв ее за руку, он проговорил:

— Пойдем отсюда, сестренка. Тебе опасно здесь оставаться.

— Да, ты прав, — согласилась она. — Нужно спасать моего ребенка!

Заметив, что они уходят, Зена хотела было кинуться за ними, чтобы уничтожить отродья Дахока, но тут Каллисто, чьи желания и настроения часто менялись, как это обычно и бывает у безумцев, атаковала уже их с Габриэль.

Надежда и Деметрий успели скрыться из виду, а бог войны, увидев, что его жене опасность больше не грозит, решил не лезть на рожон, а просто исчезнуть с поля боя.

Воительнице удалось разделаться со жрецами и, самое главное, избавиться от одного из своих самых злейших врагов, как казалось ей, навсегда, ибо в пылу боя ей удалось всадить кинжал с кровью Хинды в грудь Каллисто. Полубогиня с удивлением посмотрела на торчавший из ее груди кинжал и на собственную кровь, а потом… провела рукой по лицу Зены, будто погладила. В темных глазах ее отразились боль, какой-то оттенок печали из-за того, что она больше не увидит ту, борьба с кем была единственным смыслом ее жизни, а еще — благодарность за то, что теперь она, наконец, избавится от своих мучений. Зена также с некоторой долькой грусти смотрела на то, как умирала та, чья жизнь была разрушена именно по ее вине. Вместе с тем появилось и чувство облегчения, ведь Каллисто была, пожалуй, самым ожесточенным ее врагом, да еще и совершенно непредсказуемым. Теперь она ее больше не увидит. По крайней мере, так она думала тогда.

— Надо уходить из этого проклятого места, — сказала она Габриэль. — Потом разыщем Надежду. Нужно уничтожить ее и того монстра, которого она носит в себе.

— А Серафин? — робко спросила Габриэль, вспомнив о своей бывшей подруге и односельчанке, ставшей сектанткой-поклонницей Дахока. Ее не было ни среди живых, ни среди мертвых, а это значило, что она также убежала из храма.

Не успели подруги вспомнить о Серафин, как эта коротко стриженная блондинка вбежала в помещение храма.

Зена, памятуя о том, что она служила Надежде, была на чеку, готовая атаковать ее, если будет нужно.

— Я на вашей стороне! — закричала, замахав руками, бывшая поклонница Дахока. — Когда тебе удалось затушить пламя Дахока, Зена, я вышла из-под его чар. Наша связь прервалась, и я пришла в себя.

— Это здорово! — радостно воскликнула Габриэль, подбежав и обняв ее. — Мы смогли вернуть тебя прежнюю, настоящую!

— Да, теперь я с вами, — закивала Серафин. — И даже могу помочь вам в вашей борьбе с Надеждой!

— Каким же это образом? — холодно поинтересовалась Зена, которой, все равно, не нравилась эта знакомая Габриэль. К тому же, она еще не совсем доверяла ей. Все это могло быть какой-нибудь ловушкой, спектаклем, для чего-то разыгранным по приказу Надежды.

— Я проследила за ней и мальчишкой, с которым она ушла.

— Где они?! — вскричала королева-воинов.

— Они укрылись в пещере, в скале. Я могу вас отвести туда.

Не смотря на свое предубеждение против Серафин, Зена согласилась, так как большого выбора у них с подругой не было. Путь оказался не таким уж близким и усталым женщинам пришлось затратить немало сил, прежде чем они добрались до мрачной пещеры, послужившей убежищем для Надежды, ее защитника и ребенка-монстра, которого она носила в себе.

— Что будем делать? — спросила Габриэль. — Войдем внутрь?

— Нет, — ответила Зена, — у меня есть идея получше. Я взяла с собой немного черной пудры из Китая…

Остальные две женщины удивленно посмотрели на нее, и воительница в общих чертах описала им свойства «черной пудры», которую все мы сейчас знаем, как «порох».

— Делай, как знаешь, — побледнев, сказала ей подруга.

…Ужасающий грохот, смерч огня и дыма, чудовищное и, вместе с тем, чудесное разрушение — вот, что довелось впервые увидеть пораженным Серафин и Габриэль.

— Теперь нужно проверить, точно ли она мертва хотя бы на этот раз! — хладнокровно проговорила Зена.

Габриэль наклонила голову.

Все было завалено настолько, что пробраться было просто невозможно, но в том, что Надежда не могла остаться в живых в подобных условиях сомнений ни у кого не возникло. Внезапно, женщины увидели того самого рыжеволосого мальчишку убегающим с маленьким ребенком на руках.

«Должно быть, ребенок — это сын Надежды! — тут же подумала Зена. — Наверное, находясь в пещере, она родила… Нужно убить этого ублюдка!»

Правда, выглядело дитя уже на месяца два или три, но воительница помнила о том, что порождения Дахока растут и развиваются очень быстро.

Догнав мальчика с его драгоценной ношей, Зена занесла над ним кинжал.

— Нет, не надо, Зена, это же дети! — крикнула, подбежав к ней, Габриэль.

— Это не дети, это чудовища в детском обличье, — отвечала ей королева воинов, — точно такие же, какой была Надежда. Однажды ты помешала мне убить ее и вспомни, что из этого вышло!

Габриэль, сраженная этим доводом, умолкла, и Зена пронзила Деметрия кинжалом.

Мальчик посмотрел на Габриэль так, что ей стало не по себе и произнес:

— Ты, все-таки, дала меня убить, мама…

С этими словами он испустил дух.

— Что? — в растерянности прошептала она.

Нежное тельце младенца лезвие пронзило несколько раз, и Зена была забрызгана его кровью. Но она не могла позволить своей руке дрогнуть, ведь это был сын Надежды, один из первых Разрушителей — ужасных созданий, которые должны были уничтожить этот мир. Открытием для нее стало то, что ребенок оказался девочкой, а не мальчиком, как она ожидала, хотя… какая разница? Это ведь исчадие ада, а не человеческое дитя. Но сильнее пола младенца Зену поразили его глаза, которые так и остались широко раскрытыми на круглом, совсем недавно пышущем здоровьем личике. Эти небесно-голубые глазки напоминали ей ее собственные.

«Просто совпадение», — сказала себе она, потом погладила Габриэль по руке и проговорила:

— Пойдем, нам здесь больше делать нечего.

— Мне послышалось, что тот мальчик назвал меня мамой, — тихо сказала подруга Зены.

— Просто уловка со стороны юного демона, — сказала ей Зена. — Забудь.

— Надежда, похоже, не успела выскочить перед взрывом, а вот демоненок, присланный Дахоком ей на помощь, выбежал вместе с ее ребенком, но с ними покончено, — объявила она подошедшей к ним Серафин.

— Вы — настоящие героини, — улыбнулась та. — Спасли меня и всех нас!

Габриэль же была печальна и задумчива.


Глава третья
Иды марта. Сумерки богов

— Ты, все-таки, дала меня убить, мама… — вновь и вновь слышала она эти полные укора слова, вновь и вновь видела, как бледнеет, теряя краски жизни, лицо этого мальчика, похожее на ее собственное, навсегда закрываются строгие большие глаза необычного серо-зеленого цвета.

«Почему ты зовешь меня мамой? У меня ведь никогда не было сына. У меня была дочь, но…», — хочется сказать ей, но тут она, Габриэль, просыпается в холодном поту.

Так происходит каждую ночь с тех самых пор, как произошло это жертвоприношение… жертвоприношение детьми Дахока.

Но время проходит быстро. Старые раны затягиваются, и… появляются новые.

Будет встреча с пророком Элаем, открывшим Габриэль, как казалось ей, истинный смысл жизни, давшим ей веру — ту веру, которую не смогли дать олимпийские боги. При этом боевая поэтесса забывала о своих встречах с другими учителями и пророками, на деле оказывавшимися лжеучителями и лжепророками… с той же Наджарой. Впрочем, последняя и сама свято верила в то, что говорила, поскольку была не совсем здорова душевно, отсюда и ее беседы с джиннами, которых могла видеть и слышать лишь она одна. Несчастная плохо кончила, и Габриэль старалась не думать о ней. Жизнь ее и так была полна трагедий…

Потом будут мартовские иды, и Габриэль, по природе своей являвшаяся миролюбивым и очень далеким от военных и политических интриг человеком, вновь будет впутана во все это Зеной, продолжавшей свою вендетту Цезарю. Правда, поскольку Габриэль стала королевой амазонок, ей так или иначе пришлось бы защищать свое племя от могущественного и опасного соседа — Рима. Помпей Магнус был уже мертв, и власть оказалась сосредоточенной в руках одного человека — рокового и для Зены, и даже для нее, ведь если бы она в свое время не отправилась вместе с подругой в Британию, чтобы помешать ему завоевать этот суровый и загадочный туманный остров, не произошло бы и ее встречи с поклонником Дахока Крафстаром, обманувшим ее и приведшим в храм темного божества, где, купаясь в пламени, она и зачала свою Надежду…

Еще до своей первой встречи с Цезарем она уже много слышала о нем от Зены. Конечно, из слов подруги выходило, что это чудовище, демон в образе человеческом. Но Габриэль помнила, что когда ей довелось увидеть Гая Юлия впервые, он не произвел на нее отталкивающего впечатления, и дело было не только в красивой и внушительной внешности римлянина или в огромном обаянии, которыми наделили его природа и родство с богиней Афродитой. Эта чуткая и впечатлительная девушка просто не увидела в нем злодея. Да, он производил впечатление человека гордого и высокомерного, а, кроме того, пресыщенного, видавшего виды, аморального, где-то эгоистичного и самовлюбленного, но не того изверга, которого описала ей Зена. Более того, на дне темных глаз Юлия ей виделась боль. Демон Зены тоже страдал. Габриэль хотелось узнать причину его скрытой грусти… узнать его самого, но он был врагом Зены, и сейчас между ними была война. И если Габриэль еще могла забыть об этом, то вот Юлий не мог…

А потом встал вопрос о том, кому из них жить, а кому умирать — Зене или Цезарю. В результате, умерли оба в те самые, роковые иды марта. Умерла и Габриэль. Три человека одновременно встретили смерть, одновременно почувствовали адскую боль, но один из них страдал больше, и это был Цезарь! Зена и Габриэль умирали пусть и в муках, но счастливыми, ведь у них была их нежная дружба и преданность друг другу, а вот он был лишен этого утешения. Друг, которого он так любил и которому все прощал, включая измену, предал его. Увидеть его в числе своих убийц было дня него больнее ножа. Зена солгала Бруту, тем самым вложив в его руку кинжал, но Габриэль, к счастью для себя, не знала этого. Она верила своей подруге также, как верила всегда.

Габриэль определенно нравился Брут. Ей хотелось видеть в нем родственную душу, идеалиста, подобного ей самой, но потом она поймет, насколько ошибалась.

«Цезарь мертв, так пусть же его убийца станет Цезарем!»

Вот к чему он стремился.

Мартовские иды принесли им с Зеной и встречу с той, кого они точно не ожидали увидеть — с Каллисто. Полубогиня восстала из ада, обернувшись демоном. Странно, но, не смотря на ее темную сущность, на ней были белые одежды. Она явилась, чтобы защитить Цезаря и дать ему осуществить свое предназначение, а еще явилась для того, чтобы снова быть живым укором Зене, снова упрекать королеву воинов в том, что она лишила ее всего. Жизнь ее с юных лет была разбита, душа разорвана, а потом ввержена в Преисподнюю. Ей нужна была лишь месть. И безумная осуществила свое мщение. Зена оказалась на кресте, а она незримо была рядом, смеялась и веселилась как дитя, радовалась первому снегу и ловила языком снежинки.

Даже за гробом Каллисто не оставила их в покое, а встретила уже в своем новом обличье — обличье беса, не догадываясь о том, что врагиня поможет ей стать ангелом.

Иды марта прошли, прошли и дни их смерти, и вот Габриэль и Зена вернулись к жизни. И жизнь зарождалась в самой Зене… зарождалась чудесным образом, непорочно, и это при том, что она не была ни святой, ни, тем более, девственницей. В положенный срок она родила красивую, пухленькую и розовощекую малышку с голубыми глазами, которую назвала иудейским именем Ева, что значит «мать всех живущих». Девочка стала дочерью не только для нее, но и в своем роде для Габриэль, заняв в ее сердце место, которое могло бы принадлежать Надежде.

Увы, наслаждаться тихим счастьем материнства Зене пришлось недолго. Жизнь ее ребенка понадобилась олимпийским богам, поскольку от нее зависела жизнь их самих. Начинались сумерки богов, несшие с собой смерть старого и рождение нового. Но что несло с собой это новое? Только ли добро и свет?

Богиня мудрости и справедливой войны Афина менее всего была склонна так считать. Любимая дочь Зевса всегда любила прохладный, ласковый вечер больше утра, которое могло принести с собой жаркий день с беспощадно палящими лучами солнца. Точно также багряно-золотая осень с ее волшебным увяданием была ей куда больше по душе, чем весна или лето.

Собрав внушительную армию из лучших воинов всех народов мира — римлян, египтян, варваров, Афина, облаченная в золотые доспехи и такая же прекрасная, как всегда, вела ее на родной город Зены Амфиполис. Рядом с ней ехала ее любимая подруга — смертная Элейнус — темноволосая красавица в легких серебристых доспехах, возглавлявшая свой отряд лучниц.

— Все сделано, — докладывала богине предводительница лучниц, с преданностью и обожанием заглядывая в ее красивые голубые глаза. — Как ты и приказала, мы выпустили твои стрелы, но оставили в живых стражников, чтобы они рассказали Зене, что мы направляемся в Амфиполис.

— Неужели один из собирателей дани сумел ранить тебя? — взволнованно спросила у девушки Афина, показав на рану на ее щеке.

— Там была Зена, — ответила Элейнус, недовольная тем, что Афина видит ее слабость. Ей хотелось быть для своей богини самой лучшей, самой сильной и непобедимой. Все свои победы она бы посвящала ей.

Афина протянула руку, и из нее начало исходить золотое сияние. Это была ее исцеляющая сила. Рана девушки тут же начала затягиваться, пока не исчезла совсем. Элейнус наслаждалась этим действом, ей хотелось, чтобы Афина дотронулась до нее или самой коснуться исцелившей ее руки губами.

— Ты всегда была моей любимицей, Элейнус. Но это не делает тебя менее смертной, к моему сожалению. — нежно и чуть грустно сказала своей поклоннице Афина.

— Я видела ребенка Зены, — с досадой произнесла Элейнус. — Я могла его убить.

Богиня ласково и немного снисходительно улыбнулась ей.

— Ты отличный воин, Элейнус, — сказала она. — Но помни, самое опасное животное на свете — мать, защищающая свое дитя.

Любимица богини слушала ее с восхищением, в очередной раз поражаясь ее мудрости и хитрости.

Посмотрев вдаль, Афина торжественно произнесла:

— Во имя Зевса, я сама убью этого ребенка.

Прекрасное лицо дочери царя богов выражало решимость и уверенность в своей правоте. Она тщательно обдумывала дальнейшую стратегию, но ее беспокоил брат Арес, которому она не доверяла, зная его тайну.

***


В это самое время Зена и Габриэль въезжали в городские ворота Амфиполиса. С ними была и маленькая Ева. Навстречу им выбежала преисполненная радости мать Зены Сирена — немолодая, но все еще привлекательная женщина.

— Мама! — крикнула ей Зена.

Давно не видевшие друг друга мать и дочь обнялись, а затем Зена передала матери Еву.

Сирена залюбовалась крохой, чьи большущие голубые глаза были так похожи на глаза той, кого она когда-то давно носила на руках.

— Наконец-то моя маленькая внучка пожаловала ко мне в гости! — шутливо произнесла Сирена. — А теперь…

— Мама, оставим семейные радости на потом, — прервала ее дочь. — Сейчас мы должны отвести вас в безопасное место.

Но Сирена не могла отвести глаз от внучки, и тогда Зена, поняв тщетность убеждений, взяла мать за плечи и увела.

Позднее все жители Амфиполиса собрались в таверне Сирены, где Зена держала перед ними речь. Ева в это время находилась в бабушкиной комнате и мирно спала в своей колыбельке, не подозревая о том, что сейчас решается ее судьба.

— Слушайте меня! — говорила своим звучным голосом Зена, обращаясь к собравшимся. — Меньше всего я хотела привести сюда армию. Но я не пожертвую своим ребенком ради спасения горстки эгоистичных богов. Им плевать на ваши страдания.

— Зена, мы слышали истории об Элае и его учении: как его бог воскресил вас из мертвых, что времена Олимпийских богов прошли. Это правда? — поинтересовался один из горожан.

Зена хотела ответить, но ее опередила Габриэль, принявшись описывать свое восхищение учением Элая, и то, как встреча с ним изменила ее жизнь.

— Боги правили нами с помощью страха. Элай боролся с ними с помощью любви, — восторженно говорила боевая поэтесса.

Было заметно, что она верит в то, что говорит, и ее настроение начало передаваться слушателям.

— Мы не солдаты, Зена, но если твоя дочь — та, кто будет нести в мир слово Элая, мы сделаем все, чтобы защитить ее, — сказал тот же горожанин.

Зена кивнула. Тут же помещение озарилось золотым сиянием. Воительница, догадавшись, кто сейчас появится перед ней, выхватила из ножен меч, приготовившись к схватке с эти могущественным врагом. И, действительно, из этого чудесного сияния соткалась Афина.

— Зена… — начала она.

— Афина, — медленно произнесла королева воинов. — Я бы сказала, какая честь, если бы ты не была здесь, чтобы убить моего ребенка. Так что опустим формальности.

— Я не безжалостна, — тихо сказала богиня, и сияние вокруг нее стало гаснуть. — Подумай о последствиях своих действий. Ты хочешь лишить людей их богов, их веры? Ради жизни одного ребенка?

Афине было незнакомо чувство Зены, ведь у нее самой ребенка не было. Она была девственницей, давшей обет целомудрия и безбрачия. Да, ей было неведомо ни материнское чувство, ни чувство к мужчине. Было другое: чувство долга перед своей семьей, которую она должна спасти, защитить от этого мерзкого Элая и его бога.

— Неужели этот город отдал мало своих детей? — горько проговорила Сирена. — Я уже потеряла сына, и внука, которого даже не успела узнать. Я не отдам этого ребенка даже ради самих богов.

Мать Зены тоже была права в своих глазах. Сына женщины забрала война, внук считался убитым дочерью Габриэль. Сирена винила в этом богов.

— И вы все? Каждый из вас готов умереть за этого ребенка? — вопросила Афина.

Люди какое-то время угрюмо молчали. Неожиданно Сирена запела гимн города Амфиполиса, и остальные подхватили его, причем пение становилось все громче и уверенней.

Афина растерянно оглянулась вокруг. Она впервые чувствовала поражение, а еще — печаль и гнев.

«Глупцы! — думала она. — Вы сами не знаете, ЧЕМУ содействуете. Вы уже не застанете то время, когда из-за той „любви“, которую проповедовал Элай и которую станет проповедовать дочь Зены, будет литься кровь. Вы не увидите того, как будут преследовать ученых, которым сейчас покровительствую я, не увидите, как заполыхают костры, на которых будут сжигать „ведьм“. Но кровь богов, которых вы сейчас предаете, будет на ваших руках!»

А вслух она произнесла с укором:

— Все это время я защищала вас, и вот как вы решили мне отплатить? Что же, да будет так. Вы сами выбрали свою судьбу.

С этими словами богиня мудрости исчезла. Последние слова ее произвели угнетающее впечатление на собравшихся людей, и, увидев это, Зена и Габриэль принялись подбадривать их. Сирена, тем временем, пошла посмотреть, как там ее ненаглядная внучка.

Пару минут спустя она вернулась, плачущая и сама на себя непохожая.

— Мама, что случилось? — подбежав к ней, испуганно спросила у нее дочь.

— Ева… — только и смогла вымолвить Сирена.

— Что с Евой?! — вскричала Зена, сильно побледнев.

— Я вошла, — плача и запинаясь на каждом слове, отвечала ее мать, — а колыбелька пуста… ее нет. Нигде нет!

***


…В поисках пропавшей Евы Зене, ее матери и подруге помогали все жители Амфиполиса. Искали младенца везде и всюду, но поиски были тщетными. Неужели боги, жаждавшие крови малышки получили ее? Но где тогда ее тельце?

Впервые почувствовавшая бессилие и такую боль, какой не чувствовала даже тогда, когда потеряла сына, Зена упала на колени и принялась даже не рыдать, а выть, рвя на себе волосы. Рядом с ней убивалась и Габриэль, уже привыкшая считать Еву собственной дочерью и старавшаяся не вспоминать о своей. Что до Сирены, то она больше не рыдала, не вздыхала, а просто сидела, смотря в одну точку, безучастная ко всему. Иногда казалось, что несчастная женщина лишилась рассудка.

Соткавшийся из фиолетового свечения Арес мигом очутился возле Зены, обняв ее и принявшись утешать, говоря:

— Все будет хорошо, Ева непременно найдется! Я здесь, я с тобой, всегда с тобой, моя единственная, моя любимая… дочь!

Зена подняла голову и мрачно посмотрела на него, а потом проговорила:

— Я не знаю, что ты несешь и мне это даже неинтересно, но прошу — уйди, оставь меня! Это твои родичи похитили и убили мою Еву!

— Зена… — начал Арес.

— Убирайся! — крикнула она в сердцах, и он, вздохнув, растворился в воздухе.

***


…Убитым горем подругам все же удалось забыться сном, хотя… и он ненадолго принес им забвение. Обе были пойманы паутиной сновидений.

Габриэль увидела во сне того самого рыжего мальчика. Деметрий уже давно не приходил в ее сны, и она была удивлена тем, что видит его вновь. Вид у мальчика был таким, будто он собирался ей что-то сказать, о чем-то предупредить ее.

— Что ты хочешь сказать? — пыталась спросить Габриэль, но слова не шли с ее языка.

Деметрий лишь приложил палец к губам и исчез. И тут подруга Зены почувствовала, что ее хватают и куда-то тащат чьи-то страшные когтистые руки…

Сон Зены был и вовсе невесел. Ей снилось, что она подошла к зеркалу и стала смотреться в него. Внезапно, вместо своего отражения она увидела ЕГО. Он стоял перед ней, одетый в окровавленную и проколотую во многих местах тогу, а на полных губах его играла язвительная улыбка. Увы, улыбка эта была кровавой, ибо изо рта у него текла кровь.

— Аве, дорогая! — насмешливо проговорил он. — Раньше ты портила мои сны, а теперь я решил немного подпортить твой.

— Ты… — в ужасе уставилась на него она. — Ты же должен быть мертв, тебя убили в сенате!

— А я и есть мертв… мертвешенек, — пропел Цезарь, а это, конечно же, был он. — Ты очень хорошо постаралась, чтобы это было так. Я же знаю, что ты оговорила меня перед Брутом, чтобы он убил меня на тот случай, если тебе не удастся это сделать самой. Помещение в здании Сената, наверное, никогда не отмоют от моей крови… так ее было много.

Черные глаза Юлия неприятно сверкнули, и он продолжал:

— Я получил удар кинжалом от своего друга, а вы с подружкой отправились на небеса! Разве это справедливо?

— Сейчас ты получишь еще один удар кинжалом, мерзавец! — вскричала Зена, и в руках у нее действительно появился кинжал. Она вонзила его в отражение своего врага.

Тело Юлия тут же вспыхнуло огнем.

— Встретимся в аду, Зена! — прокричал он, сгорая.

Зена кинулась бежать подальше от этого места, но тут ей дорогу преградила… Каллисто, выглядевшая точно также, как в мартовские иды.

— Зена, какая встреча! — захихикала она.

— Каллисто, я же искупила свою вину перед тобой, и ты стала ангелом! — воскликнула воительница.

— Просто фокус, ловкий фокус этого мошенника Элая, — проговорила Каллисто. — Но я могу сказать одно: цель моя осталась прежней, и все это время я наблюдала за тобой и знаю все, что ты делала. И еще: теперь я могу читать твои мысли, как открытую книгу. Я знаю все тайны твоего порочного сердца!

— Как жаль, что я больше не могу вонзить кинжал с кровью Хинды в твое! — непередаваемым тоном ответила ей противница.

— Хватай ее, Каллисто, вспомни, что она сделала тебе! — раздался чей-то голос, который можно было назвать замогильным голосом призрака.

Зена обернулась на него и увидела какую-то зловещую черную тень в капюшоне, парящую над ней.

— Кто ты?! — вскричала она.

— Кто я? — переспросил призрак и тут же разразился отвратительным смехом. — Неужели ты не узнаешь меня?

На сей раз Зене показалось, что она узнает в этом голосе голос Минг Тьена — сына и убийцы Лао Ма.

Тем временем, с Каллисто произошла метаморфоза: черты ее красивого лица исказились, став безобразными, на голове появились рога, на пальцах — когти, а на спине — крылья летучей мыши. Злобно захохотав, она бросилась на свою противницу. Несмотря на то, что Зена яростно отбивалась, демоница одержала над ней верх и, схватив ее, унесла на своих крыльях.

Зена очутилась в каком-то подземелье, там же оказалась и Габриэль.

— Зена? Ты тоже здесь! — произнесла ее подруга. — Где мы находимся?

— Это сон, — сказала ей Зена. — Нам все это снится.

— Да, дорогие мои, это сон, да только пробуждения не будет, — эти слова принадлежали вошедшему к ним Минг Тьену, выглядевшему теперь так, как он выглядел при жизни.

На губах молодого китайского императора появилась дьявольская улыбка.
 
Примечания:
Написано по мотивам нескольких серий ЗКВ.


Глава четвертая
Страшная месть

Примечания:
Рейтинг главы 16+

— Значит, это, все-таки, ты, — сказала Зена мрачно, разглядывая того, кто также давно должен был быть мертвым, того, кто жестоко убил ее наставницу Лао Ма, надругавшись над ней перед тем.

— Я самый, — ответил он ей. — Ты не смогла предать меня окончательной смерти. Я застрял между двумя мирами, по-прежнему одержимый ненавистью к тебе. Хотя, знаешь, я тебе всегда буду благодарен за одну вещь: именно ты сделала меня таким, каким я стал, так что ты в большей степени являешься моей матерью, чем та тупая шлюха, из чрева которой я вышел.

Минг Тьен, не отрываясь, смотрел в глаза Зены. В черной, прогнившей душе этого юноши действительно с юных лет жила всепоглощающая ненависть к ней… ненависть, являвшаяся ничем иным, как искаженной любовью. Когда он был ребенком эта воительница, в ту пору находившаяся на стороне зла, похитила его с целью выкупа. Находясь у нее в плену, мальчик не только насмотрелся на ее жестокость, но и был совращен ею. Это оставило огромный отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. К Зене Минг Тьен испытывал сильные чувства, даже более сильные, чем к своей любимой сестре Пао Су, во всем походившей на него и понимавшей его, как никто другой. Странно, он не видел от Зены ничего хорошего, а позднее она стала его смертельным врагом, но, как известно, радости забываются, а печали никогда, вот почему и Минг Тьен, и Каллисто не могли забыть Зену… точно также, как она сама не могла забыть обманувшего ее Цезаря.

Зена криво улыбнулась и произнесла:

— Да, ты прав: я действительно сделала тебя таким, каким ты стал, но… я обычно за собой убираю!

Сказав так, она хотела броситься на него, но не смогла даже пошевелиться.

— Маленький сюрприз, — протянул Минг Тьен. — Ты и твоя подружка скованы невидимыми путами с помощью магии, которой меня научила некая мудрая шаманка, с коей мне довелось встретиться там, за гробом.

— Алти! — вскричала Зена.

— Да, — отвечал юноша, — кажется, звали ее именно так. Она говорила, что у нас с ней есть общие интересы, а посему она поделится со мной своими знаниями. Вот, каким образом мне удалось поймать вас обеих в ловушку, проникнув в ваши сны. Я весьма благодарен за это Алти, а еще я благодарен ей за то, что она соединила меня с той, кого я люблю.

— Любишь? — переспросила плененная воительница. — Да разве тебе знакомо это чувство?

— Я тебя удивлю, Зена, — как-то невесело улыбнулся Минг Тьен, — но зло тоже умеет любить. И я теперь не одинок.

С этими словами юноша повернулся к подругам спиной, и те с изумлением увидели, что теперь он соединен телами со своей сестрой Пао Су, которая, впрочем всегда являлась его духовным двойником и, помимо этого, испытывала к своему брату греховную страсть. Именно она и заставила его убить их общую мать, поскольку ревновала к ней.

— Привет, Зена! — произнесла с улыбкой, так напоминавшей улыбку ее брата, Пао Су. — Могла бы сказать, что тебе рада, но не буду врать.

— Но ты будешь рада ее пыткам, сестренка, — ласково сказал ей Минг Тьен. — А пытать мы ее будем долго и со вкусом!

— Что?! — в ужасе закричала, услышав эти слова, Габриэль. — Отпустите ее, я с радостью займу ее место!

Зена нежно пожала ее руку, сказав ей:

— Не надо, Габи. Это лишь мое дело и мои старые грехи. Да и без моей Евы мне незачем жить.

— Тогда я разделю твою боль с тобой! — произнесла сквозь слезы ее подруга.

— Как трогательно! — насмешливо сказала Пао Су. — Сейчас сама заплачу… хотя нет, плакать я не умею.

— Ты — моя железная дева! — сделал ей комплимент любимый брат. — С чего начнем?

— Вот с «железной девы» и начнем, — ответила его достойная сестрица.

— Хороший выбор! — одобрил Минг Тьен. Затем позвал: — Эй, Каллисто!

Зов его был услышан, и перед ними оказалась демоница. Она схватила ставшую беспомощной Зену и, хохоча в ответ на слезы и мольбы ее подруги Габриэль, поместила жертву в пугающий одним своим видом, сделанный из железа саркофаг в форме одетой в китайскую национальную одежду фигуры женщины, лицом удивительно похожей на Пао Су. Гордая королева воинов не просила пощады, не рыдала, не умоляла, но когда дверь саркофага захлопнулась, и острые длинные гвозди, которыми была усажена внутренняя поверхность груди и рук «железной девы», вонзились в лицо, глаза, руки, ноги, живот, лоно жертвы, она, почувствовав взрыв дикой боли, зашлась криком. Должно быть, в самом аду не придумали таких пыток для грешных душ!

Минг Тьен и Пао Су хохотали, им эхом вторила Каллисто.

Габриэль с болью и ужасом слушала вопли пытаемой.

— Ты дьявол! — произнесла она, с ненавистью глядя на китайского императора. — Минг Тьен, ты дьявол!

— Ты права, малышка, — охотно согласился называться дьяволом он, — и настоящий ад покажу вам именно я!

— Я тебя обожаю, братец! — восхищенно сказала ему Пао Су.

— Я тебя тоже, сестричка! — ответил он ей. — Однако, эта надоедливая маленькая сучка — подружка Зены — блаженствует. Это нужно исправить! И я кое-что придумал…

…На лоб ставшей неподвижной Габриэль начала медленно капать вода. Девушка с содроганием ожидала каждой следующей капли, а та после бесконечного ожидания наконец падала молотком на ее лоб. Вскоре подруге Зены начало казаться, что от этого изощренного издевательства она вот-вот сойдет с ума.

Ее реакция развеселила мучителей, и Минг Тьен, растянув губы в похожей на оскал улыбке, произнес:

— Это называется «китайская пытка», детка. А сейчас, после того, как я познакомил тебя с нею, я внесу в нее некоторое разнообразие.

Саркофаг, в котором была заперта вторая их жертва, был открыт, и оттуда вывалилась вся израненная, измученная, но все еще живая Зена.

— Каллисто, — сказал император демонице, исполнявшей сейчас роль экзекутора, — я хочу, чтобы эта тварь, укравшая у нас обоих детство, страдала и чтобы страдания нашей Зены видела ее подружка! Поиграй с ней!

— Охотно займусь этим! — ответила Каллисто.

Она гарпией вонзила свои длинные когти в тело жертвы и принялась терзать ее до тех пор, пока не содрала с нее всю кожу с головы до ног. Все это сопровождалось душераздирающими криками жертвы и безумными рыданиями ее подруги, которой в это же время не переставали капать холодной водой на лоб.

Затем Пао Су с помощью белой магии, которой она владела не намного хуже, чем черной и которой в свое время научила ее Лао Ма, исцелила телесные раны Зены. Конечно же, сделала она это не по доброте душевной, а для того, чтобы дать жертве отведать новых пыток.

— Одень-ка на нашу гостью плащ из пальмовых волокон! — приказал Каллисто Минг Тьен.

Демоница оскалилась:

— С превеликим удовольствием!

Хохоча Сатаной, Каллисто принялась лить расплавленный черный свинец вместе с кипящим маслом на обнаженные спину и плечи ненавистной ей Зены. Казалось, что от нечеловеческих воплей мученицы вот-вот рухнут стены этой проклятой темницы.

Сердце слышавшей их и видевшей это адское действо Габриэль взрывалось, душа разрывалась пополам. Не в силах выносить эту ужасающую сцену, она лишилась чувств.

Кожа на теле пытаемой медленно трескалась и разрывалась, и во все стороны летели брызги крови, смешанные с маслом. Вскоре истерзанное тело Зены стало напоминать большой красный плащ из пальмовых волокон.

Глядя на дело рук своих, Каллисто произнесла:

— Наверное, также трескалась кожа у моих родителей, когда они горели в огне.

— Я не виновата в смерти твоих родителей! — отчаянно закричала Зена. — Будь ты проклята!

— Поздно… — промолвила демоница. — Я давно уже проклята.

Сцена пытки той, кто превратила его в монстра, возбудила Минг Тьена, и молодой император почувствовал, как его член налился кровью.

— Эй, Пао Су! — крикнул он своей сестре. — Если бы ты только знала, насколько мне сладостны страдания этой твари! Это восхитительное зрелище так меня возбудило, что мне срочно нужно насытиться сладостной женской плотью! Увы, теперь ею не можешь быть ты, сестрица, и это очень меня печалит.

— Ты не представляешь, насколько это печалит меня саму, брат, — откликнулась Пао Су. — Но зато теперь мы с тобой единое целое, а я мечтала об этом всегда!

— Также, как и я, сестрица, также, как и я… — нежно сказал ей юный демон. — Однако, довольно лирики! Я хочу женщину!

— Тогда, может, ублажишь нашу милую Каллисто? — спросила его заботливая сестра.

— Любовь — лишь уловка природы, которая заставляет людей размножаться, — с философским видом произнесла Каллисто, продолжавшая пытать Зену.

— Как видишь, сестрица, Каллисто не горит желанием предаться любви. Но меня самого гораздо больше привлекает маленькая сучка — блондинка Зены.

С этими словами Минг Тьен вонзил в сомлевшую Габриэль свой жадный и горячий член с такой силой, что бедная подруга Зены пришла в себя.

С ужасом осознав, что происходит с ней сейчас, Габриэль взмолилась, вспомнив даже о богах, от которых отреклась:

— Нет! Пожалуйста, не надо! Во имя всех богов!

— Извини, милая, но твоих богов здесь нет! — промолвил Минг Тьен. — Здесь единственный бог — я!

Навалившись на нее всем телом, Зеленый Дракон стал яростно долбить свою жертву в бешеном темпе, не останавливаясь и не давая ей ни малейшей пощады. При этом ощущения и эмоции брата были сейчас и ощущениями и эмоциями сестры. Пао Су кончила одновременно с ним.

В этот самый момент появился столб огня, и из него вышла… Надежда, выглядевшая точно также, как при последней встрече со своей матерью и ее подругой.

— Простите, но я вынуждена помешать вашим забавам, сиамские близнецы, — сказала она, и в руке ее вспыхнуло пламя.

Брат и сестра мгновенно среагировали, и Пао Су атаковала Надежду цепью молний. Та отбила ее атаку, в ответ метнув в них с братом огненный шар. При этом она произносила какое-то заклинание на неизвестном им языке.

— НЕЕТ! — хором закричали Минг Тьен и Пао Су, мгновение спустя взорвавшись изнутри.

Каллисто же исчезла с глухим стоном досады.

Вместо черных стен темницы полностью излечившиеся от своих ран Зена и Габриэль теперь видели какой-то заколдованный лес с необычными кривыми деревьями и экзотическими цветами, в котором, помимо обычных зверей, бродили единороги, грифоны, гиппогрифы и другие сказочные животные. Внимание Зены привлекла черная волчица, только что убившая и начавшая поедать своего волчонка. Воительнице стало не по себе от увиденного.

— Где мы? — спросила она у находившейся рядом с ними Надежды. — И каким образом тебе удалось тогда остаться в живых, уцелеть после взрыва?

— Вообще-то ты мне обязана некоторой благодарностью, Зена, — с легкой иронией произнесла дочь Дахока и Габриэль. — Хотя почему-то я и не ожидала от тебя другой реакции. Ну да ладно, отвечу на твой вопрос: мой брат Деметрий умел свободно путешествовать во времени. Узнав о том, что вы с мамочкой будете вредить мне и моему сыну, а также узнав о взрыве, брат решил все это предотвратить. Он-то и спас меня, уведя с поля боя, но памятуя о том, что Зена попробует меня взорвать, вывел меня из убежища гораздо раньше, а потом куда-то исчез, и я долгое время не знала, что с ним сталось…

Габриэль побледнела и вздрогнула. Значит, это правда! Мальчик из ее снов, мальчик, убитый Зеной, был ее сыном! Она действительно дала убить свое дитя… Правда, она никогда и не была хорошей матерью…

С трудом удерживаясь от слез, Габриэль спросила:

— Как же ты жила все это время? И… как твой ребенок?

— Мой мальчик? Чудесно, — отвечала Надежда. — Он очень милый и славный, все время хочет ласки и норовит меня обнять, но я не всегда ему это разрешаю по некоторым причинам… Мы с ним находимся у моего папочки. Ему, кстати, надоело воевать, и он нашел себе занятия поинтереснее. Мы сейчас находимся в мире со всеми богами, так что наши планы несколько изменились.

— Допустим, мы тебе поверили, — раздраженно сказала ей Зена. — Но скажи, зачем ты спасла нас? Какая тебе от этого была выгода?

— Я сделала это не для себя и уж, тем более, не для тебя. В свое время я тебя ненавидела также страстно, как и ты меня, но это осталось в прошлом. Сейчас в моем сердце нет ненависти. А то, что я сделала — я сделала ради матери.

Надежда с искренней нежностью и любовью посмотрела на мать, и та ответила ей тем же, а потом сказала:

— Я очень хочу тебе верить, но…

— Хоть в этот раз поверь мне, мама, — начала Надежда, взяв ее за руку. — Это все было для тебя, и Зену я ненавидела, в первую очередь, из-за того, что ты предпочла ее мне.

Лицо Зены помрачнело, но она не произнесла ни слова.

— Но, — продолжала дочь Габриэль, — я говорю тебе как когда-то, мама, пойдем со мной, стань мне настоящей матерью!

— Надежда, я… — начала было та и умолкла.

— Прошу тебя, мама, пойдем со мной, — сказала вновь Надежда. — Я готова сделать все, что угодно для того, чтобы ты стала мне настоящей матерью!

— Я согласна, но с условием! — ответила Габриэль, внимательно на нее посмотрев.

— С каким? Говори, я на все согласна!

— Ты откроешь Зене, где ее дочь Ева и поможешь ей ее вернуть.

Услыхав эти слова подруги, Зена оживилась и с надеждой посмотрела на носительницу имени Надежда. Сама бы она ни за что не стала просить ее о помощи, но все же…

Дочь Дахока и Габриэль со вздохом покачала головой.

— Вот этого я сделать не могу. Увы, — тихо сказала она.

— Но… почему?! — хором вскричали подруги.

— Зена, — проговорила Надежда, посмотрев прямо в глаза своей бывшей противнице, — вспомни, как выглядел и как был одет ребенок, которого нес на руках мой бедный брат перед тем, как ты убила их обоих! Это была миленькая, пухленькая девочка с голубыми глазками, ведь так?

С побелевшим как смерть лицом Зена произнесла глухим голосом:

— Девочка… с моими глазами.

— Да, девочка с твоими глазами и в одежке зеленого цвета, — безжалостно продолжала Надежда. — Очаровательная малышка! Деметрий не мог налюбоваться ею. Он, бедняга, так хотел спасти твою… доченьку!

— Замолчи! — закричала, затыкая уши, Зена. — Это не может быть правдой! Ты лжешь, отродье тьмы, как лгала всегда!

— Нет, — вскинула голову дочь Дахока, — я правдива, как была правдива всегда. Бедный Деметрий слетал в будущее, взял твою Еву из кроватки, в которой она спала, и вернулся в прошлое, чтобы временно спрятать ее от гнева богов, но ты не дала ему это сделать. И он, и твоя дочь были для тебя отродьями тьмы.

Несчастная мать закричала, словно раненый зверь… закричала так, как не кричала даже во время истязаний, которым подверг ее Минг Тьен.

— Зена! — кинулась к ней Габриэль.

Но Надежда, заставив ее взглянуть в свои глаза, снова произнесла:

— Мама, пойдем со мной!

И послушная воле этого гипнотического взгляда, Габриэль дала дочери взять себя за руку и увести. Они скрылись в лесной чаще, оставив Зену одну.

— Убийца… — бормотала с остановившимся взглядом та. — Я убила свою дочь… это я ее убила… мою маленькую Еву! Нет, не может этого быть! Я убила маленьких демонов. И то был демон, а не человеческое дитя! Не моя дочь, не моя дочь! Я не могла так ошибиться, я никогда не ошибалась!

Потом губы ее сложились в мучительную улыбку, и она прошептала:

— Девочка… с моими глазами.

Внезапно, женщина увидела себя сидящей на постели в своей спальне и с радостью подумала, что проснулась после долгого кошмара, что все это был лишь сон, и она сейчас возьмет на руки свою Еву.

И тут она вздрогнула, вновь увидев ЕГО!

Одетый, как и в прошлый раз Юлий очутился рядом с ней и смотрел на нее, язвительно улыбаясь.

— Я блестяще отомщен, — сказал мертвый император. — И свершиться мести помогла ты сама, дорогая Зена. Ты сама себя покарала. Это судьба…

— Чего ты хочешь, Цезарь? — мрачно спросила она. — Пришел позлорадствовать?

— Нет, что ты, дорогая… Только обнять.

Говоря так, Юлий шагнул к ней и действительно крепко обнял ее. Странно, но она не сопротивлялась. И тут Зена почувствовала, как между ее ребер был вонзен кинжал.

…Поутру королева воинов была найдена мертвой в своей постели. Ее бедная мать окончательно утратила рассудок, а Габриэль куда-то исчезла, как в воду канула.

Узнав о смерти своей любимицы, бог войны Арес впервые позавидовал смертным, которые могут свести счеты с жизнью, тогда как его самого ждало тоскливое, серое бессмертие без нее. Вечно молодой бог войны теперь бродил, словно тень, и даже звуки битвы более не веселили его слух.

— Моя королева воинов… моя единственная любовь… и плоть от моей плоти!.. — сквозь слезы прокричал он в тоске и муке. — Как же так?! Как это могло произойти?!

Тут чья-то рука легла на его плечо, и он вздрогнул от этого прикосновения, показавшегося ему знакомым.

— Тебе есть для кого жить, Арес, — произнес голос, похожий на голос Габриэль, но более твердый. — Пойдем со мной, муж мой.

Теперь и муж, и мать наконец-то будут принадлежать лишь ей одной.