Местечковые рассказы. Рассказ 5. Пиня и голова

Эта story про то, как Жмеринка во времена Майдана, решив, что она ничем не хуже Крыма, попросилась в состав государства Израиль, и что из этого вышло...

*  *  *

Та весна в Жмеринке выдалась пакостной. Ветер гонял по местечку пыль и слухи. Мартовская пыль обещала неурожай, а слухи вообще грозили апокалипсисом. А поэтому народ привычно начал скупать соль, мыло и туалетную бумагу.
 
Городской голова, он же мэр, через газету обратился к народу, мол, не верьте слухам. И как только он обратился, народ раскупил весь тираж газеты, ибо туалетная бумага перед тем исчезла в одно мгновение.
 
Городской голова позвонил губернатору, но тот послал его подальше, а именно — в Киев, потому что сам был занят делом: выстраивал внутреннюю оборону от майданутых. Киев и вовсе не отвечал — там тупо некому было ответить.
 
Голова дюже закручинился. Отодвинув штору, он с высоты своей власти, то есть с третьего этажа мэрии, смотрел на площадь, по которой туда-сюда сновали люди, собирались кучками и, помахав перед носом собеседников купленными газетами, дружно поворачивали головы в сторону третьего этажа — и смотрели...
 
И тогда понял голова, что уже надо идти и что-то делать. Надел шляпу и пошел, куда глаза глядят, пока не уткнулся в калитку, висевшую на одной петле.
 
— Пиня, ты дома?
 
— А где мне еще быть в середине рабочего дня…
 
— Есть дело до тебя, ты как?..
 
Пиня закрыл книгу и поднял на гостя простодушные глаза, за которыми не пряталось ни одной проблемы бытия, а наоборот — там была полнейшая готовность освободить пришедшего от бремени его собственных проблем.
 
— Пинхус, а ты вообще-то газеты читаешь? — начал голова издалека…
 
Вместо ответа Пиня вновь раскрыл лежащую перед ним книгу, любовно разгладил разворот, сладко вздохнул и начал так:
 
— Вот перед нами книга умного популяризатора науки…
 
— Перельмана, да?
 
Пиня вскинул брови и огорченно свел их к переносице.
 
— Нет, это не Перельман. Не думаю, что у городского головы вопрос из физики или астрономии. Это книга Эфраима Вольфа, она — про историю Жмеринки. Так вот: Эфраим тут пишет, что есть некие археологические находки, которые свидетельствуют, что люди туточки жили еще восемь веков  тому назад. Улавливаете?
 
Голова не улавливал, но кивнул.
 
—  Далее! Далее Эфраим пишет, что само название «Жмеринка» происходит от слова «гамэрня» —  т.е. кузня, кузница. Но это, чтоб вы знали, не украинское слово. И не польское. И не татарское. И даже не русское. А это, простите, слово из языка идиш. На основании чего Эфраим делает естественный вывод: восемь веков тому назад здесь у нас жили евреи.
 
Если этого кому-то мало, то на следующей странице у Эфраима в прикупе и вовсе козырный туз: название Жмеринка происходит от арамейского слова «гемара» — учеба. Гемара — это одновременно и часть Талмуда, содержащая обоснование законов. Заметте: законов! Следовательно, Жмеринка была вполне серьезным научным центром еще в тринадцатом веке! Улавливаете?
 
— Пиня, ты предлагаешь мне возродить юридический университет?
 
— Нет. Я предлагаю другое. Вот тут Эфраим пишет, что в 1917 году, сразу же после отречения русского царя, в Жмеринке был выбран Совет рабочих и солдатских депутатов.  Это случилось в марте, в здании синематографа «Мираж», что стоял на улице Екатерининской, позднее —  Урицкого.  И тот Совет стал в городе законно выбранной властью.  Заметте еще раз: выбранной власти! И выбранной законно!
 
Но уже в ноябре ту власть, пригрозив маузерами, перехватили большевики.  Потом ее захватила Центральная рада. Потом Жмеринку оккупировали австро-венгерские войска. Потом — войска гетмана Скоропадского.  Потом Петлюры. Потом Деникина. Потом…
 
— И что?
 
Пиня закрыл книгу. Погладил обложку. И поднял на гостя свои безмятежные глаза.
 
— А то, что если у вас в городской управе как следует поискать, то на самом дне шкафа с архивными документами должны найтись две папки: одна с  указом об отречении царя, другая с указом Совета, избранного в синематографе «Мираж».
 
— И что?
 
— А то, что обе эти папки содержат два единственно легитимных документа о законной власти в городе. Иных документов потом никогда не было.
 
— И что?!  И что мне с теми папками делать, Пинхус?!
 
Пиня посмотрел на городского голову так, как его друг, учитель географии Канторович, смотрел на отстающих учеников — с отеческой любовью. Пиня вновь открыл лежащую перед ним книжку и начал с начала:
 
— Эфраим тут вот пишет про археологические находки, которые свидетельствуют, что люди в Жмеринке жили еще 800 лет тому назад… И то были евреи…
 
И не успел Пиня закончить фразу, как голову головы (сори за столь очевидную тавтологию) пронзила ясная и спасительная мысль! Спасительная потому, что за нею стояли стратегия и тактика необходимого действия!
 
 
*  *  *
 
Через два дня газеты напрочь исчезли не только в Жмеринке, но и во всей области. Потому что в них было написано про то, как Жмеринский городской совет принял решение объявить город Независимой Автономной Жмеринкой — правопреемницей той самой Жмеринки, которую с марта 1917 года незаконно и многократно оккупировали, власть в которой насильно и часто узурпировали. А потому город обратился к своему неотъемлемому праву — праву на самоопределение.
 
Прочитав это, многие в области и окрестностях пошловато похихикали. А зря!
 
Ещё через день на городском рынке (в смысле, на базаре) была поставлена урна, и возле нее прошел городской референдум. И все это — в полном соответствии с законами, пролежавшими в городском архиве на самом дне самого дальнего шкафа, поверх указа об отречении царя Николая II…
 
Уже вечером городской голова вышел на балкон мэрии и взволнованным голосом огласил (упс, опять тавтология…) результаты референдума. Народ на площади буйно возликовал, прикинув, сколько же это от ВВП будет теперь оставаться в закромах автономии… На Жмеринку пали сумерки и начался салют!
 
Из Киева, который так долго молчал, тут же позвонили. И пригрозили немыслимыми карами. Следом позвонили из Брюсселя и спросили, а правда ли все это? Позвонили из Кремля — и с ходу пригласили! Позвонили из Госдепа и как-то очень неприятно посоветовали как следует подумать о возможных последствиях…
 
А чего тут думать?! Обо всем уже было подумано. А потому еще через день все газеты области написали, что Независимая Автономная Жмеринка обратилась с просьбой о вхождении в состав государства Израиль.
 
В Израиле от такой неожиданности аж поперхнулись и попросили прислать копию тех самых документов, что были приняты в марте 1917 года в синематографе «Мираж». И их таки прислали. И в них фиолетовыми чернилами было однозначно и дальновидно написано, что городской Совет в случае чего имеет право обратиться за помощью в любую страну мира, в которой гражданином числится хотя бы один еврей. И все подписи под документами были сделаны «лицами еврейской национальности», проще — евреями.
 
Кнессет Израиля собрался оперативно, но заседал долго: все время отвлекали звонки из Госдепа, из Брюсселя, из Кремля. Все там были искренне взволнованы случившейся неожиданностью. Несколько раз звонили из Киева, но в Кнессете даже не стали брать трубку: а что они могли им ответить?
 
Озабоченный премьер Израиля попробовал созвониться со Жмеринкой и проконсультироваться по ряду практических вопросов предстоящей процедуры вхождения… Но на том конце тоже не брали трубку, хотя им наверняка было что рассказать, и даже в красках. Увы, там некому было ответить — мэрия гуляла в пиццерии «Челентано» на праздновании Дня независимости.
 
А вот Пине премьер позвонить не догадался. Впрочем и Пиня тоже был занят. Он в это время с удивлением изучал то место в монографии Эфроима Вольфа, где описывалось, как  в начале 10-х годов XX века евреи Жмеринки, ограниченные пресловутой чертой оседлости, построили в городе — нет, вы только вчитайтесь в название! — Высшее Начальное Училище. В котором стали таки давать своим детям — в обход той черты — вполне приличное образование.
 
Не, и не переживайте, г-н премьер государства Израиль: этот украинский и немножко ваш городок не пропадет!

 
Необходимая ссылка. Ежели кто не поверил написанному мною, прошу его зайти сюдой:  (http://photohunt.org.ua/Zhmerinka2.html). Там монография упомянутого мною Эфраима Вольфа, от текста которого я в сторону — ну ни на шаг!